По волчьему следу

Глава 37 Зверь

Глава 37 Зверь

«Охота на медведя – одна из самых опасных, ибо медведь – зверь непростой. Он наделен немалою силой, а еще хитер, осторожен и вынослив. Не раз и не два случалось, что охотник, уверившись в собственном везении, становился…»

«Об охоте на медведя», заметка в «Охотнике»

Медведи.

Медведей я видела пару раз. Первый – давно уже, когда мы с сестрой и подружками за ягодами пошли. К болоту. Матушка говорила, чтоб далеко в лес не забирались, да мы и не хотели, как-то оно само вышло. Ходили-бродили, а потом наткнулись на ягодник, да какой… ковром расстилался под ногами. И весь-то ягодой усыпан, крупною, темною. Каждая – с бусину.

Мы и собирали.

Я и то увлеклась. А потом ягодник оборвался, и мы оказались на кромке болота. Первой мыслью было, что до деревни пара верст, не меньше. Умаешься идти. И мы там же, перед болотом, присели отдохнуть. Хлеб вот достали, с маслом, сало, иную снедь, которую обычно в лес брали. Я сала не любила. И вовсе…

Какой же я была капризною…

Тогда медведь вышел к нам. То ли запах еды учуял, то ли ягодник его манил. Может, он вовсе полагал его своею вотчиной. А тут какие-то девчонки непонятные.

Главное, что не услышали мы его.

Сидели. Болтали.

Смеялись.

А потом я подняла взгляд и… он стоял в шагах десяти. Огромный матерый зверь с черною шкурой, исписанной шрамами. Он был стар и знаком с людьми.

И не боялся их.

А мы… мы так и застыли, понимая, что бежать уже поздно. Медведь, он ведь только кажется неуклюжим. На самом деле он быстрый и ловкий.

И умный.

Кто-то икнул. Кто-то всхлипнул… а я вдруг поняла, что держу в руке кусок хлеба. И почему-то, видать со страху и дури, которой во мне всегда было в излишке, в голову пришло, что надо с ним поделиться. Что тогда-то он не тронет, а уйдет, куда шел.

Я и поднялась.

И сделала шаг. Затем другой… я не сводила глаз с него. А он смотрел на меня. И… и наверное, мне повезло. Точнее, я знаю, что повезло так, как никому прежде, ведь зверь не бросился. Он бы смял меня одним ударом лапы. А он… просто смотрел.

На глупую девчонку.

На хлеб.

- Возьми, хозяин, - сказала я, положив хлеб на лесную подстилку. – Прости… что потревожили.

И отступила. Медленно, а он дождался, когда на место вернусь, обнюхал хлеб. И взял его. Точнее слизнул одним движением языка. А после развернулся и медленно отправился прочь, в болота.

Тогда…

Тогда я еще решила, что мне удалось нас спасти. Правда, почему-то родители не оценили. Сестра, конечно, рассказала… ладно, не только она. Умолчать об этой встрече при всем желании не вышло бы. Не тогда, когда свидетелями встречи стала дюжина девчонок… меня выпороли.

И запретили ходить в лес.

Последнее меня только порадовало, хотя я демонстративно на всех обижалась. В общем… потом я медведей видела только издали. Все же в лесу и вправду хозяева они, а не люди.

И теперь…

У Бекшеева взгляд шальной.

- Стоять! – я толкаю его. – Смотри на меня… зверь. Ты ничего ему не сделаешь… медведи редко нападают… нормальные медведи.

Удар по кузову машины был настолько мощным, что мы не устояли на ногах. Бекшеев упал, успев ухватиться за край скамьи. Я оказалась на четвереньках.

- Сиди здесь!

Не усидит.

- Не дурю, - не приказываю, но прошу, понимая, что вряд ли исполнит просьбу.

Гремят выстрелы, но звук их теряется в реве… это неправильный медведь. И когда пол под нами вновь вздрагивает, я сполна осознаю, что медведь до крайности неправильный.

Нормальный зверь не станет лезть к людям.

И к машине.

И пытаться эту машину перевернуть…

- Идем, - я тяну Бекшеева за руку, и тот, очнувшись, встает.

Выбраться.

И там, снаружи…

Тент трещит и расходится… а когтистая лапа падает, сминая лавку.

Это не просто медведь.

Зверь! Мать твою… что тут творится? Зверь…

- Скорее, - я сталкиваю Бекшеева с дороги. – Под машину… на обочину. Не мешай! Пожалуйста…

Зверь огромен.

Они всегда больше нормальных, но этот… не знаю, каким был медведь, из которого создали зверя, но вышло натуральное чудовище. Он больше того, сохранившегося в детской памяти, раза в три, если не в четыре.

Космат.

Но шерсть уже пошла проплешинами, да и перекосило его как-то на одну сторону. Черен, как сама ночь, разве что глаза отливают характерной краснотой.

Девочка мечется, пытаясь хватать зверя за ноги, а он, не обращая на нее внимание, дерет тент. Падает на четыре лапы, чтобы, получив мгновенье передышки, подняться на задние. Передние обрушиваются на грузовик.

- Вот же… погань! – Тихоня рядом. – Где?

- Там где-то. Велела не соваться, но…

Не усидит.

Я знаю Бекшеева. Пусть и на рожон не полезет, мозги у него все же имеются, но и в канаве прятаться не станет.

Хлопок выстрела.

- А…

- Вытащил. Васька, поганец… выпорю, как закончится! Некромант сказал, Софью укроет… а вот и он.

- Извините…

Странно было все.

И само присутствие зверя, здесь, спустя столько лет после войны. И его сосредоточенность, увлеченность, с которой он раздирал, ломал машину, не замечая ничего и никого вокруг. Будто для него весь мир сошелся на этом несчастном грузовике.

- Что делать станем? – Тихоня перезаряжал револьвер. – Ему это как… не знаю.

Девочка и та устала кружиться.

Отошла. Села. Поглядела на меня.

- Не знаю, - вынуждена была сказать я. – Может, конечно, он… уйдет.

Зверь, вновь вскинувшись на дыбы, обрушился всею тяжестью своей на кабину. Он даже ухнул от натуги.

- Откуда он вообще взялся?

- Признаюсь, я не заметил, - некромант смотрел на зверя с интересом. – Дорога… такая… неудобная. Просто тень вдруг появилась. Мальчик затормозил… кто вообще ребенка посадил за руль?

Тот, за чьей головой мы ехали.

А смешно.

Шапошников так верил в то, что медведи шалят, и вот… действительно шалят.

Запахло бензином.

- А если… - Тихоня тоже ощутил этот запах. – Он ведь перемажется…

- И поджечь можно, - соглашаюсь. – Только, боюсь, огонь ему не особо повредит. И сомневаюсь, что отвлечет.

- А мы не должны там убегать? – поинтересовался некромант. – Спасаться? Не подумайте, я просто уточняю…

- Да поздно бегать… Звери быстрые. Хотя если разделимся, у кого-то шанс будет. Но…

Бекшеев хромает. Тихоня не бросит его. И я не брошу.

И мы все это понимаем.

- Может, Софью уведете? – предложила я.

- Боюсь… к стыду своему… я отвратительно ориентируюсь на местности. Скорее я заведу её глубже в лес. Да и…

Быстро идти Софья не сможет.

Как и некромант.

- А упокоить там?

Все же некромант. Ладно, от нас с Бекшеевым толку чуть, но он же ж некромант. Гроза и ужас… и слухи про них еще те ходили. Но наш лишь руками разводит и бормочет:

- Извините… боюсь, от меня толку совсем никакого.

Грузовик тем временем превратился в груду металла. А зверь, успокоившись, эту груду принялся обнюхивать. Он уже не рычал, но ворчал, то ли ругаясь, то ли жалуясь кому-то невидимому. Я же разглядывала его…

Разглядывала.

Действительно огромный. Я таких и на войне-то не видывала… хотя таких и не было. Там предпочитали меньше, да крепче и быстрее. Этого же попробуй прокорми, не говоря уже о другом.

Округлая голова.

Вытянутая морда с ободранной шкурой. Теперь я видела и трещины в этой шкуре, причем не только на морде. Зверь, похоже, находился в последней стадии существования, а потому тело его умирало.

Сколько он протянет?

Пару дней?

Недель?

Нам хватит, но… кто бы его ни создал, он должен был знать, на что обрекает. И сейчас ведь не война. Так зачем мучить?

Ноздри дрогнули.

Пасть приоткрылась. Зверь показал клыки, желтые, толстые и длинной с палец. Скользнул по ним язык…

- Твою мать… я уж думал, все видел, - шепотом произнес Тихоня, но и на звук его голоса дернулось драное ухо. А голова склонилась на бок. Зверь словно раздумывал, что ему делать.

А я…

Я вдруг сделала шаг. Как когда-то.

И руку вытянула. Он эту руку отхватит без труда. Зарычала Девочка…

- Тихо, - велела я ей. И закрыла глаза. Зверь?

Звери… это просто Звери. Они не злые. И не добрые. Они такие же, как те, из кого их создали. Только больше, сильней и выносливей. А еще – беззащитней. Потому что ни одному зверю не устоять перед человеком.

- Здравствуй…

Сейчас не рассвет. И солнце не проследит за мной. Но ведь боги, они всегда рядом, даже когда далеко. И помогут… тем паче эти земли – земли Волоха. А ему ли, хозяину всех зверей, не знать…

Чего?

Не додумала.

Медведь качнулся. Теперь я видела его и с закрытыми глазами. Такого большого и все же… ему плохо. Больно. Его изменили, но… не так.

Неправильно.

- Иди сюда…

Его опутывали нити солнечного света, но такие… словно кто-то взялся вязать клубок, да, не справившись, бросил.

- Не надо бояться… я не сделаю больно. Я – не те, кто сотворил это с тобой…

Голос мягкий и ласковый. И он слушает. А я… я надеюсь… на что я вообще надеюсь? Я ведь ничего не умею. А что с Девочкой вышло, так это… случайность.

Случайности случаются.

Сейчас же…

В лицо пахнуло гнилью, и от запаха этого волосы зашевелились. В ладонь же ткнулось что-то влажное. И горячее. Очень горячее.

Зверь заурчал.

А я… пальцы прошлись по шерсти.

- Хороший…

Душа его была здесь. Ложь, что у животных души нет. Есть. Иначе бы ничего не вышло… но она устала. И я разбираю нити. Зверь урчит, и дышит, медленно, натужно. Я вижу, как ребра растягивают грудную клетку, и шкуру тоже, и она, не выдерживая, снова лопается.

Больно.

Я заберу его боль. И нити… надо распутать их все. Потихоньку… вот так… ворчание становится громче.

- Не лезь… - это доносится из-за спины, я слышу, хотя все одно как через слой воды. – Не мешай.

- Она такая же ненормальная, как вы… а вы куда лезете?

Бекшеев.

Я же говорила, что не усидит. И теперь подходит. Тоже медленно. И даже старается двигаться плавно, но нога подводит. Да и не умеет он по лесу ходить.

Зверь насторожен.

- Свой, - я не столько говорю, сколько мысленно отправляю ему. – Свой… он силу несет.

Сил у меня крохи. А вот Бекшеев маг, пусть и не боевой. И вдвоем, может, получится… что? Не знаю. Распутать нити до конца… там, на острове, был альбит. И мне повезло. А тут?

Тут Бекшеев.

Это лучше. Надежней всякого альбита.

Только все одно он ненормальный. Но руки его опускаются на плечи, а в ухо говорят:

- Бери.

И я беру.

Беру полной горстью эту вот, подаренную мне силу. Я беру, чувствуя, как течет она сквозь меня и к зверю. И тот тоже чует, вздыхает, снова окутывая нас вонью гнилого мяса и плоти. И Бекшеев чихает.

А что он думал.

Медведи зубы чистят редко. А вот падаль любят и весьма.

Так и стоим.

Втроем.

Пока нити не распутываются. Последний узел рассыпается сам, стоит тронуть, и я слышу тяжкий долгий вздох. Открываю глаза… краснота из глаз уходит.

Карие они.

Разумные.

- Прости, - говорю ему тихо-тихо, зная, что поймет. – Но это все, что я могу… я… не так и много умею.

И зверь тоже вздыхает.

А потом тянется, и морда его касается моей щеки. А потом вся эта огромная туша начинает заваливаться на бок.

- Берегись! – Бекшеев выдергивает меня, и мы падаем.

Вдвоем.

На мох.

Лежим. Пялимся в темноту. Звезды вон считаем. Раз, два, три, четыре… звезд сквозь полог листвы пробивается немного. Как раз, чтобы считать не притомились.

- Я… кажется… провонялся насквозь… я не знал, что медведи такие… я их только в зоосаду видел.

- Там, наверное, нормальные были.

- А этот не нормальный?

- Абсолютно.

- Как мы?

- Это точно, - над нами склонился Тихоня. – Целы?

- Не знаю, - я попыталась пошевелить руками. Получилось. Кажется.

- То, что у тебя мозгов нет, это я знал… но вы-то, шеф! Умный человек! А… - Тихоня протянул руку, которую Бекшеев принял. И с опорой на нее поднялся. С кряхтением, со стоном даже. – А если бы вас сожрали? Мне ж объяснительную пришлось бы писать…

- Не волнуйся, - я тоже получила руку. – Если бы сожрали нас, сожрали бы и вас. И никаких тебе объяснительных.

- Умеешь ты утешить.

Ноги держали.

Дрожали, но держали… нет, зверюга все же здоровенная. Даже лежащий, медведь производил впечатление. Сейчас он казался горой, огроменной, темной.

- Ух ты… - Васька вылез из кустов. – Это ж… это ж скажи, так в жизни не поверят! Это… это он чего такой стал?

- Жрал всякую пакость, - отозвался Тихоня. – Вот и стал…

- Вы позволите? – некромант приблизился. – Мне кажется, что медведи не должны быть… такими… даже измененные.

- А вы встречали?

- Да… только… минутку.

Софью он вытащил на руках, поставил и бережно отряхнул листики с её одежды. Посмотрел на нее.

На медведя.

И снова…

- Он давно умер, - сказала Софья и положила руку на некроманта. – Подведи поближе?

- Живой был! – возразил Васька. – Клянуся! Я его не видел! Я ж тихонечко ехал, потому как темень… а тут дорога так себе. Туточки и днем не проедешь, особливо, если дождь был. А дождя не было, но все одно же ж… ночь. И дорога.

Он оправдывался, правда, при этом обеими руками сжимая ружье. И взгляд его был направлен на медведя. А ведь не боится.

И это странно.

- Я в него шмальнул… от аккурат через стекло. Еще подумал, что у меня за это стекло ежели, так три шкуры сдерут! Бюджету на ремонт нету. Скажут, иди, Васька, ищи сам, где новое стекло ставить. Или так езди, без стекла, чтоб с ветром в харю.

Подросток.

И пусть крепкий, любопытный, как все подростки, но… говорит спокойно, и кажется, его больше заботит именно это вот, выбитое стекло, чем то, что его едва медведь не сожрал.

- А теперь и вовсе… - он перевел взгляд на машину. – Уволят… точнехонько уволят… и скажут, что сам виноватый, не сберег… а как…

- Не уволят, - Бекшеев шагнул к звериной туше и поморщился. – Я… скажу, что имели место обстоятельства непреодолимой силы. И что твоей вины нет. Да и… ты молодец, не испугался.

- Скажете… еще так! Чуть портки не обмочил!

Врет.

Он и вправду не испугался. И теперь глядит с любопытством, причем живым таким.

- Зверь на самом деле был мертвым, - некромант подвел Софью вплотную, и она коснулась морды. После того, как душа покинула тело, на морде появилось выражение задумчивое и даже печальное. – Мне и вправду случалось видеть зверей… работать со зверьми. Они более устойчивы к моей силе, чем люди. Точнее менее восприимчивы с точки зрения… восприятия. Простите. Меня сопровождали… на выходы…

Ярополк сделал глубокий вдох.

И выдохнул.

- Извините. Мне следует держать дыхание под контролем. Только его и получается. Так вот… я имел возможность… видеть разных зверей. И могу сказать, что этот отличается. И очень сильно. Изменения… направленные… затрагивают тело, но если проходят под контролем опытного мага, то затрагивают, как бы выразиться, системно. Кроме того маг делает так, что тело… самонивелируется. Негативные последствия со временем все одно накапливаются и разрушают плоть, но медленно. И процессы чисток, стабилизации, это разрушение замедляют. Здесь же… такое ощущение, что произошел взрывной рост…

Его руки закопались в грязную шерсть.

- При том, что… да, всего и сразу… и такой рост сопряжен с огромным количеством микротравм и локальных изменений… которые впоследствии становятся источником… локальных аномалий.

- Опухолей?

- Со временем развились бы и опухоли, думаю… но здесь зверь изначально обладал большой массой. И его еще увеличили, не слишком заботясь о том, что станет… ага… да, при этом некротические очаги повсеместно… он умирал, но влив в него силу, изменив, они продлили жизнь. Хотя… тело все одно мертво. Это как… к мертвому телу душу привязать.

Некромант покачал головой.

- Нехорошо… очень.

- И кто бы мог это сделать?

- Не знаю… к слову, я не чувствую следов управляющих заклятий… а они должны быть. Вы же знаете, что Звери должны жестко контролироваться.

Девочка подошла ближе.

Она обнюхивала тушу осторожно, словно не доверяя этому мертвому неправильному существу.

- А так уж вышло, что… управляющие… они очень похожи… по ощущениям сугубо… внутренние связи и все такое…

- То есть, - Бекшеев двинулся вдоль туши, что перегородила дорогу. – Кто-то взял и создал этого зверя, но контролировать его не удосужился?

- Выходит, так… но… я не уверен. Я вижу лишь структуру и сейчас остаточную. Тем паче ваше вмешательство…

- Зима? – Бекшеев коснулся косматой шерсти.

А я задумалась.

Ну же, вспоминай. Ты же ковырялась с тем клубком. И должна была бы понять, что к чему… будь я опытным магом, я бы поняла…

Наверное.

Или нет?

Я ведь понятия не имею, что там и за что отвечает. Хотя… между мной и Девочкой связь имелась. Я её чувствовала. А вот медведь? Он не был связан.

Сам по себе?

- Я не уверена, но… кажется, он прав, - говорю, плечами пожимая. А потом задаю вопрос, который волнует не только меня: - Что делать-то будем?