Глава 26 Приманка
«Мыловареный завод Кирюхина представляет новинку: дамское мыло «Сирень». Отлично пенится и обладает крепким стойким запахом, который разом перебьет любые иные, в том числе и табачные. Мыло «Сирень» - легкость и приятственность аромата»
Рекламное объявление в «Ведомостях»
- И вы его вот так отпустите?! Вот просто так возьмете и отпустите?! – Туржин ткнул пальцем в Михеича, который стоял спокойно. Мешок он на спину закинул и глядел от на Туржина сверху вниз. С жалостью, как на блаженного.
- Уймись, - проворчал Тихоня в сторону.
- Туржин, - Бекшеев умел говорить так, что мурашки по спине бежали. – Поднимитесь-ка ко мне. Нам определенно стоит побеседовать.
И Туржин заткнулся, только глаза блеснули.
Но пошел.
- Травки, - Михеич перекинул мешок со шкурками на другое плечо. – Завтрева принесу, княже. Не забывай пить…
- Спасибо, - Бекшеев поймал себя на мысли, что этот огромный, звероватый мужик, от которого отчетливо тянуло псиной и лесом, нравится ему куда больше Туржина.
И верит он ему тоже больше.
Оснований нет, конечно, ибо все сказанное могло быть ложью, выдумкой, но Бекшеев все равно верит.
- Я провожу, - вызвалась Зима.
И кивнула, мол, разбирайся…
Придется.
В кабинете Туржин открыл окно и скривился:
- Не понимаю! Почему его не задержали?
- На каком основании? – Бекшеев раздумывал, имеет ли смысл что-то объяснять.
- Основание? Да у нас там… сколько трупов? Девять? Десять?! – голос Туржина сорвался. – И все в лесу! А он лес знает! И с оружием управляется! Войну прошел! У него собаки!
- Великое преступление.
- И сильный! Если кто и мог по лесу мертвеца тащить, то такой вот… к тому же язычник! Может, он их в жертвы приносил!
- Угомонись, - Бекшеев не любил повышать голос.
Да и не получалось.
Просто…
Дар качнулся. И Туржин застыл.
- Ты едва не убил человека, это понимаешь? Без причины. Без повода. На глазах у всех. А может, и не одного бы, если бы драка случилось.
- Я…
- Тебе сложно работать? – Бекшеев сделал шаг, и нога подвела, подломилась на хромоту. Благо, успел опереться на край стола. – Со мной? С Зимой? С остальными…
- С остальными – просто, - сквозь зубы выдавил Туржин.
- Со мной, следовательно? И в чем именно проблема? Ну же. Проще сказать. Хуже все одно не будет…
Молчание.
Решится?
Нет. Сам – нет. Разве что чуть помочь, потому как Туржину хочется высказать. Очень хочется. Вот так, в лицо, чтобы прямо, со всею смелостью. Еще бы и плюнуть не отказался бы.
- Вы… такой же… как они! Ненормальный! Возитесь… с психами! С убийцами! Разговариваете с ними!
- А как надо?
- Как? Да просто! Тряхнуть хорошенько. Или… - Туржин сдавил кулак. – В зубы пару раз, и сознаются… во всем сознаются. А вы нянькаетесь. Почему? Да потому что вам нравится! Они нравятся! И то, что творят… других блевать тянет, а вы в это лезете с…
Он осекся, вдруг осознав, что наговорил лишнего и много. И понял, отчего. Надулся.
- И дар ваш… да я сам о переводе попрошу!
- Буду весьма благодарен, - сказал Бекшеев. – Но пока перевод не состоялся, напоминаю, что вы находитесь на службе. И обязаны выполнять приказы.
- Я службу знаю!
- Вот и хорошо. Надеюсь, больше недопонимания не возникнет?
Возникнет.
Службу Туржин и вправду знает. И как служить так, чтобы и на выговор не нарваться, и не перенапрячься ненароком…
- Свободны.
Дверью Туржин хлопнул, громко и от души, на ней вымещая и раздражение, и беспомощньсть свою.
- Идиот, - в кабинет заглянул Тихоня. – Самоуверенный… но у меня тут мысль одна возникла.
Вошел бочком.
И дверь прикрыл.
- Я тут слушал, слушал… и вот чего подумал-то… - Тихоня развернул стул и сел на него, руки сверху положив. – Смотри… он же ж не просто мужиков выбирает… все тут или воевали, или рядом были. Крепкие. Сильные…
- Нет, - сказал Бекшеев.
- Ты ж не дослушал!
- Да и дослушивать не надо. На живца взять хочешь. А живцом Туржина пустить.
- Ну…
- Сильные. Крепкие. С боевым или бандитским опытом. Знающие, с какой стороны взяться за пистолет. Да почти все, если не все, без оружия не ходили, - Бекшеев тоже опустился на стул и ногу потер. – Тогда как выбор у него был… тут ведь хватает местных пьяниц? Или тех, кто стар, одинок, болен…
- А то. Про одиноких не знаю, но пьяных порядком. И слабых…
- Вот… а собутыльника этого… Завийского, - фамилия второго пропавшего следователя вспомнилась далеко не сразу. – Он не тронул. Так что, склонен согласиться. Ему нужны крепкие мужики. И к приезжим он испытывает сильную… тягу?
Едва не сказал «любовь».
- Вот… - почти обрадовался Тихоня. – Грешно же ж не воспользоваться. Из сильных у нас один Туржин… вы уж, шеф, звиняйте, но на сильного и боевитого никак не тянете.
Слышать было обидно. С другой стороны, чего обижаться на правду.
- Зима и вовсе баба. Не уверен, что бабы ему интересны. Я… конечно, хотелось бы думать, что подхожу, но сдается, что рожа у меня пока не боевитая. Вот пару месяцев бы отожраться, тогда бы и поглядели, кто на кого охотится. Остается Туржин.
- Нет, - покачал головой Бекшеев.
- Почему? Приглядывать станем и все такое… да и так-то, шеф, мы тут надолго встрять можем. Оно, конечно, дар ваш – дело хорошее. Девочка опять же. Зима… но тут леса вона какие. Решит, что близехонько подбираемся, и ноги сделает. Лови потом этого психа не пойми, где… а он к другому городу прибьется и снова убивать начнет. Тут же ж можно раз и все…
Тихоня наклонил голову.
- А если… если проглядим?
- Ну… тут дело такое… постараемся не проглядеть, конечно, но вот… вы же ж сами все разумеете, шеф. Не мне вам сказки сказывать.
И прав был он.
Бекшеев понимал.
И про головы эти… если вызов, если приглашение, то они, получается, на приглашение ответили. А дальше? Кто и вправду из всей бригады будет интересен охотнику?
- Если на то пошло, то согласие наше с вами этому охотничку без надобности. Он уже может заприметить… и опять же, кого?
- Сказать надо. Туржину. Предупредить, - Бекшеев вздохнул. – А лучше бы отправить в столицу…
- Тю! – то ли удивился, то ли возмутился Тихоня. – И шанс такой упустить?
- Зови, - вздохнул Бекшеев. – Говорить станем… если еще не ушел
- Куда он уйдет. Вон, - Тихоня поднялся и подошел к окну. – Треплется с кем-то. Папироску смалит. Жалуется, небось, на жизнь и начальство…
Что-то цепануло в этой фразе. И так, что дар ненадолго ожил. Правда, как часто бывает, впустую.
- Эй, - Тихоня с трудом, но распахнул окно. – Серега! Ходь сюды… разговор есть!
- Нет, - Туржин переводил взгляд с Бекшеева на Тихоню. И с Тихони на Бекшеева, точно пытаясь понять, кто из них все придумал. – Нет!
- Серега, ну не будь ты занудой…
- Вы… вы серьезно?! – голос его все-таки сорвался. – Вы собираетесь подсунуть меня… этому… этому вот… ненормальному? Чтоб он голову отрезал?! Чтоб…
- Ори погромче, - рявкнул Тихоня. – А то еще не все слышали.
- Да я… я…
- Трус ты, Серега. И только.
- Нет… - Туржин мотнул головой. – Я не трус… я… здравомыслящий человек. А это вот… это вот все безумие! Это вот все ненормально… чтобы приманкою…
Он рванул воротничок рубахи, белой, в тонкую полоску. Нарядной даже. Бекшеев как-то отстраненно отметил, что рубаха эта недешева, что куплена она в одном столичном магазинчике, весьма известном в узких кругах.
И руки у Туржина ухоженные, гладкие.
Следы мозолей есть, но заполированные, залеченные. Маникюр? И почти свежий. Прежде это вот несоответствие ускользало, а теперь явно как-то бросилось в глаза. И с ним – подозрение, потому как пусть зарплаты в Особом отделе были повыше обычных, жандармских, но все одно не хватило бы на эту рубашечку.
И маникюр.
- Я докладную напишу! – взвизгнул Туржин тоненько. – И жалобу подам! В профсоюз!
- Конечно, Серега, подашь… - Тихоня оскалился, и зубы его, желтые, выпуклые, походили на звериные. А золотой и вовсе поблескивал. – И в профсоюз. И начальству. И все-то там подробненько распишешь… для того-то тебя и поставили, верно?
Он вперился в Туржина взглядом.
И тот попятился.
- А не думал ли ты, Серега, что весть о твоих жалобах далеконько разнесется? И не только о них… думаешь, шефа подсидишь и в начальники выбьешься? Да только харей ты в начальники не вышел. И что куда хуже – мозгами. Как и я…
- Ты… - Туржин попятился, но Тихоня как-то вдруг встал между ним и дверью.
- На кого работаешь, засранец? – ласково-ласково спросил он.
- Ты не посмеешь… я… я буду жаловаться…
- Конечно, - на плечо Туржина легла рука Тихони. – Обязательно будешь… вот вернешься и сразу начнешь… а то и вовсе вон, по телефону можно. Дать телефон?
- Н-не н-надо… ты… отпусти! – Туржин вдруг вспомнил, что он выше и сильнее и плечи расправил, вдохновленный этой вот мыслью. Да только впечатления не произвел.
Бекшеев не заметил тычка.
Вовсе движения.
Просто вот Туржин стоял. И вот он согнулся, опираясь рукой на край стола, а вторую прижимая к животу.
- А теперь послушай, заразина ты этакая, - Тихоня сдавил шею, пусть со стороны казалось, что он заботливо поддерживает товарища. А что за горло, так удобнее же ж. – Твое счастье, что надо харей поторговать… ничего-то нового. Все то же, что и вчера. Сходи, по городу прогуляйся. С людями познакомься. Побеседуй. В кабаке каком посиди, выпей… на начальство пожалуйстя. Жаловаться ты ж любишь…
И по плечу похлопал.
А потом и руку убрал.
- А чтоб чего в голову не пришло, скажу… ты ж уже ходил, знакомился. Вчера вот. И рожу свою засветил везде, где можно… так что… наш охотничек тебя заприметил…
Возможно, что и нет.
Или…
В маленьких городках новости разносятся во мгновение ока. Так что о приезде столичных сыщиков знают. Плюс сегодняшнее происшествие на рынке без внимания не останется. Не говоря уже о трупах, в мертвецкую доставленных. И да, если тот, кто затеял игру, ждал гостей, то он их дождался.
И все равно затея Бекшееву не нравилась.
Вот категорически.
- Иди, - Тихоня помог Туржину разогнуться. – Только аккуратней будь. А то вон, шеф волнуется…
Туржин потер горло. И взглядом Тихоню одарил таким, что… тот ответил улыбкой, тоже весьма выразительной. Душевною даже.
- Засранец, - сказал Тихоня, когда за Туржиным дверь открылась. – И крыса. Я многое простить готов, но не это… гони ты его, шеф.
- Погоню. Но… ты можешь ошибаться.
- Могу, - Туржин снова подошел к окну, но встал так, что с улицы его видно не было. – Да не в этот раз… у него бумажничек от сотенных не закрывается. А в чумодане вещички интересные.
- Вроде рубашки?
- Ага. И рубашки… и жилет с полосками. И штиблеты. Белые. Лаковые. С набойками на носу. А бельишко-то, что характерно, старое, застиранное до серости. Местами и штопаное. Как и носки. Чумодан тоже не из новых, обшарпаный. Зато запонки – серебряные. Что? Научился разбираться. Заплатили ему. И относительно недавно… так-то деньжат у него не было, иначе б и бельишко выправил. А он потратился только на то, что на виду. Еще журнал взял, мод. И пальтецо подчеркнул. Кашемировое. С воротником из норки…
- Копаться в чужих вещах неэтично.
- Зато полезно. Вы ж не думаете, шеф, что это ему за информацию заплатили?
Признаться, Бекшеев вообще о подобном не думал.
Но сейчас вынужден был согласиться. Да и какая информация? О том, что задержан очередной безумец? Или подробности? Желтая пресса любит подробности, чтобы всенепременно кровавые и ужасающие. Но… что-то подсказывало, что дело не в этом.
- Думаешь, донос?
- Донос… в лучшем случае. Жалоба. Возможно, выступление свидетелем на дисциплинарной комиссии… только… - Тихоня поглядел мрачно. – Все равно много. За комиссию дали бы сотню или две. Да и ненадежно это. Комиссия. У вас же ж… знакомства.
- На Одинцова намекаешь?
- Прямо говорю. Он там, в верхах… и не он один. Маменька ваша опят же. Да и родственнички иные. Так-то вас с места не сковырнешь. Другое дело, если сами решите уйти. Скажем, по состоянию здоровья.
- Это как-то… чересчур. Не думаешь же ты, что он хотел меня убить?
- Не думаю. Дурак потому что. И это всем видно… да и убивать вас больно морочно. Скандал случится. Расследование. Поиск виновных… нет.
- Тогда… не пойму.
- Добрый вы, - почти умилился Тихоня. – Зачем убивать, когда можно притравить чем, так, чтоб голова болеть стала. Раз, другой… а там уж целители сами, матушки вашей опасаясь, запретят работать. Чтоб не перенапряглись…
- Обнаружат отраву.
- Это если отраву. Вы ж знать должны, что отрава, она не всегда отрава… иногда одному лекарство, а другому – отрава. Или иное воздействие… так что, шеф, гнать его надо.
Он подумал и добавил.
- Сам не уйдет. Деньги взял, так что, пока не отработает… вот поглядите. Завтра мириться придет. И прощения попросит… сквозь зубы, но все одно. Зуб даю. Золотой, за между прочим.
Бекшеев кивнул.
И подумал, что это все-таки чересчур. Да и мало ли… вдруг у парня просто подруга завелась, из числа состоятельных. Или там троюродная бабушка почила, наследство оставив.
Или еще что-то в этом духе…
- Не верите, - вздохнул Тихоня и хотел что-то добавить, но дверь приоткрылась.
- Драсьте! – Васька стянул картуз с головы. – А вы тут? А мне сказали, чтоб вас покликал. Охфицер. Он вас в ресторации ждать будеть…
Ресторация.
В ресторацию Бекшееву не хотелось. Он сегодня в одной уже побывал. Вот только от приглашения отказываться не стоило. Новинский – а сомнений, что это был он – явно желал что-то сказать.
И Бекшеев вздохнул.
- Васька, - Тихоня поманил мальца. – Слушай, а ты Туржина видел? Того, который…
- Занудный и вечно ноет?
- Его самого…
- Ругается, - важно ответил Васька. – Смалит папиросы… городские… я таких не видывал еще. А попросил, так не дал…
Бекшеев поднялся.
Нога опять разнылась. И голова, что характерно, тоже… а ведь и вправду… много есть разных порошков. Взять тот же, что гипотоникам выписывают… в малых дозах… не смертельных если, но давление поднимет. А где давление, там и риск, что поднимется оно слишком высоко.
Инсульт.
Инфаркт… никакого убийства. Просто… состояние здоровья.
- Эй, - Тихоня успел открыть дверь. – Шеф, ну куда ж вы так-то и один… я вот в ресторации не бывал давненько. Васька, а ресторация-то у вас годная тут? Чего дают?