Жадность присуща всему живому и разумному, в особенности человеку, и я не был исключением. Прошла всего неделя с тех пор, как я пришел в сознание и провел ночь с Риной. И именно тогда я впервые почувствовал вкус свободы без оков, что довлели надо мной со времен обретения новой жизни, а я уже желал полного снятия рабской печати, и через Тень уже дал предварительное согласие, но, конечно, только после ожесточенной торговли. Не с Тенью и, конечно же, не с самим Императором, а с Айно Молохом, который оказался правой карающей рукой. И его яростная торговля по пунктам ставила меня в тупик. Он торговался с особой жестокостью, пытаясь в начале убедить меня, что плата в пятьдесят лет службы в армии весьма справедливая, работа ведь сложная. Я же ему напомнил о том, что стандартной платой за снятие печати рабства является год в армии, и вот так каждый день цена за снятие печати корректировалась. Сорок пять лет, тридцать, ну не мне ни тебе, двадцать пять лет и личное поместье в столице. И такое отношение Бордового меня не удивляло и не коробило, он всего лишь правая рука того, что думает всегда на пару ходов вперед.
— А что произойдет, если подключить к торгу Рину? Сможет ли она договориться о дне службы в армии? — мечтательно улыбнулся я, представив, как Молох с Тенью орут на Рину, а она гнет свою линию и выбивает мне лучшие условии.
— Братик? — обеспокоенно проговорила рядом Агау, возвращая меня в реальность, на вершину серой скалы, в небольшой деревянный дом в азиатском стиле. Я сидел на полу в огромной комнате с множеством столиков, и здесь я уже некоторое время провожу занятия для самых маленьких, будущих символистов, которыми внезапно захотели или обязаны стать дети. Клановые дети, ну, почти все клановые дети, в роскошных кимоно и с невероятно дорогими кистями выполняли тестовое задание, по результату которого я и определю, стоит ли вообще пытаться им становится символистами.
И сейчас кроха Агау сделала ошибку в обращении ко мне, от чего все пятнадцать детей смотрели на неё очень пристально. То, что она имеет право называть меня братом и, что самое главное, я позволяю ей так себя называть, было очень ценной информацией о Звере, которому разрешено даже калечить отпрысков императорской семьи. О звере, который показал в открытую, что он хороший символист, и хорош не только в написании символов, но и в бою, о чем многие подзабыли.
— Мастер Рык, — исправилась Агау и немного покосилась на столики и подушки, на которых сидели совсем крохи и уже десятилетние дети. — У меня не получается.
— Что именно? — постарался я тихо спросить, но мой голос заставил вздрогнуть всех остальных детей, что сейчас чертили алфавит и некоторые простенькие сакральные слова, что сами по себе были Словами-символами.
— Всё, — тихо проговорила кроха. — Они пустые, просто черточки, мертвые.
Девочка протянула мне лист, на котором были нарисованы десять символов из алфавита символиста, понятные даже ребенку. Земля, огонь, воздух, лед, жизнь, смерть, старость, молодость, счастье и беда.
— В них нет жизни, — заговорщицки прошептала Агау, а остальные дети притихли и отложив свои кисти слушали меня с особой внимательностью. Их родные по сто золотых потратили, чтобы дети учились у меня, как никак.
— Хорошо, давай поступим иначе, нетрадиционно. Напиши мне слово, которое описывает или им называется то, что тебе дороже сладостей и игр, — на последние слова Агау отреагировала полным непонимания личиком, и потому я добавил. — Напиши то, что для тебя дороже жизни.
— Поняла, — произнесла кроха и бросилась к листу, а я обратился к остальным детям.
— Юные ученики, напишите слово, которое означает нечто, что вам дороже всего, дороже вашей жизни, — обратился я к детям. Мой разум вновь подкинул мне идею, но я еще её не осознал до конца, а уже притворял в жизнь, чуя, что делаю все правильно.
— Есть, мастер! — хором ответили мне дети и погрузились в свои белые листы.
Я улыбнулся. Мастер. Да, я теперь мастер, пусть и без специального свитка, подтверждающего это, но слух о том, что меня признал мастером Айно и Айено Тень, разнесся с поразительной скоростью. А когда я возмутился при Тени о том, что я никакой не мастер, у наставника таинственным образом в руках появился огромный стальной прут. Ох, как же он ругался на меня из-за снятия печати! Я мог убить себя, и пусть он признает, что я перешел грань возможного, но никогда не простит меня за то, что я испугал его двух детей. Что почуяли, как пришла смерть ко мне, особенно их испугало то, что они чувствовали что там был их самый дорогой, потому что единственный, человек, и возможно пришла смерть не за мной, а за Наставника, ведь самый большой страх Ненужных в том, что Тень оставит детей одних.
— Мастер, я все, — тихо подошел и прошептал бледный мальчик лет семи в очень простом сером кимоно, на которого почти все дети кроме Агау смотрели с удивлением. Они не понимали, почему в сером и слегка потертом кимоно он вообще находится с ними. На мое старое кимоно они не обратили внимания, причуды странного великана никого не удивляли, тем более это мастер. Вот только у этого мальчишки кимоно было явно не простое, ткань из бездны делалась не из простых растений и могла выдержать удар моего ножа.
— Молодец, Кайрон, — проговорил с улыбкой я и с опаской взял листочек. — Подожди сестру за своим столом…
— Я на столе тоже символ написал, — тихо проговорил Кайрон, последний ребенок Тени. — Я не специально, задумался и за стол теперь нельзя садиться.
— Понял, — напряжённо проговорил я, размышляя о том, что мог наделать ребенок Тени, у которого есть некоторые проблемы с моралью. — Сядь за мой стол, только не рисуй ничего, — произнес я, вставая и подходя столу ученика.
— Как скажете, мастер, — поклонился мне ребенок. Дисциплину Тень прививал железную, надеюсь, бил хоть не часто, хотя возможно, что это близость чудовищ делает этих детей такими.
— М-да, кисти ему в руки давать нельзя, — тихо прошептал я, аккуратно поднимая за ножку низкий стол ученика. Похоже, что стол придётся уничтожить. — Символ смерти, рабочий. Начертать за короткое время и в таком возрасте это просто удивительно…
Дети, вот больное место Айено, и в этот раз он решил поступить с ними иначе, чем с Айно Молохом. Названная сестра по имени Ану уже прошла почти все испытания, и недавно ей исполнилось пятнадцать лет, а значит, осталось совсем немного и она покинет мглу бездонных пещер. А вот с Кайроном было множество проблем, близость бездны и особый воздух тех мест слишком сильно повлияли на младенца, которого выкинули в яму когда ему было несколько часов от роду, повлияло. Он был очень слаб телом, хоть обычно в бездне люди и становятся сильнее, но вот его дух просто за гранью, внутри него настоящий колодец энергии. Однако именно поэтому его надо учить жить среди людей, такой символ смерти, что он нарисовал на столе сейчас, не каждый символист может исполнить. Этот символ опасен, пусть он слаб и взрослого не убьёт, но вот ребенка, старика или же беременную женщину, коснись они этого стола, уже не спасти. Я чувствовал лишь покалывания в руке, когда я поднял этот злополучный стол и поджег его в небольшом очаге, что был построен для согревания учеников в зимние месяцы, когда снег укутывает скалу. Дети же закончили свое задание и приносили листки к моему столу, а у дверей домика начали мелькать силуэты опекунов детей.
В очаге горел детский столик неохотно, символ смерти сопротивлялся, а Кайрон сидел на моей подушке и с вожделением смотрел на мои кисти из черного камня. Слава богам, что он послушный. Через пять минут все листы лежали на моем столе, Агау уже ушла с Исау, говоря о чем-то с названной сестрой Кайрана, бледной худой девушкой, у которой был короткий ежик волос.
— Ану, возьмите и позавтракайте в парке, там есть одна тихая поляна, я часто там ем, — проговорил я, протянув детям тени небольшую деревянную коробочку. Небольшую для меня, а вот в их глазах это уже был целый ящик с едой на несколько дней. — Очень вкусно, уж поверьте.
— Мы не возьмем! — загнанным, испуганным зверем проговорила Ану, но меня не обманывал ее вид, она явно была готова к бою.
— Слушай мой приказ! — прорычал я, и дети встали по струнке, словно в армии, причем не только Ану и Кайрон, но и Исау с Агау, — содержимое коробки съесть и отдохнуть перед возвращением домой. В парке есть красивые места, это понятно? — Мне кивнули все четверо, а Агау покосилась на коробку, что из моих рук взяла Ану.
— Маловато будет, — хитро прищурилась кроха.
— У меня еще есть, — шепнула Исау. — К обеду готовилась.
— Ну и хорошо, — пробурчал я, наблюдая в окно, как четверо детей идут к парку, а Исау с Ану начали потихоньку переговариваться. От обеих, если принюхаться, шел практически одинаковый, особенный запах поверх их личного, они обе очень сильные одаренные тьмой. — Ну а теперь нужно отработать те сто золотых, — печально вздохнул я, возвращаясь к своему столу.
Я изучал символы и делал записи о каждом ученике, и, что самое интересное, у каждого из них была возможность стать символистом, но не все из них хотели или вообще понимали, что же это такое они чертят на своих листах. Как говорила Агау, многие символы были красивые, каллиграфично написаны, но абсолютно мертвы. В одном из миров, где я жил, сказали бы, что в них нет души, а в этом мире скажут, что в символах нет энергии, но вот когда ученики записали то, что им дороже всего, в этих словах была душа, в них была энергия…
— Ну как? — внезапно послышался голос наставника из моей тени.
— Ничего необычного, — тихо ответил я, корпя над очередной характеристикой, и так как я Символист, с большой буквы, я писал кистью, даже отказ в обучении семья будет ставить на стену, хотя на данный момент такого не предвиделось. — Ничего примечательного, наставник.
— Как ничего особенного⁉ — Воскликнул Айену и, выйдя из тени перед моим столом, стал ходить-бродить передо мной, вознося руки к небу. — А как же Кайрон⁉ Он станет великим, нет, легендарным символистом! В честь его имени назовут направления символистики, он гений! Ты должен был быть поражен его способностями и горд тем, что я подпустил тебя к его обучению.
— Интересный мальчишка, кстати, за испорченный им стол вы заплатите или кто еще? — задумчиво проговорил я, заполоняя лист бумаги на девочку Агиято Курайно Эф Ко Саманаиту. О, древние боги, кто-то из вас точно проклял ребенка таким длинным и сложным именем. — Он второй по способностям, первый не он.
— Конечно, он первый по способностям, в этом ему нет равных. Вот подрастет и станет мастером, к десяти годам, это моя будущая смена и в этом нет сомнения! — cловно не слыша меня говорил Айено и нервно ходил вокруг низеньких столов.
— Наставник? Кайрон второй, а не первый? — поправил я наставника и молодой парень в черном кимоно застыл на месте. Его шея с хрустом поворачивала голову.
— Что ты сейчас сказал? — сказал человек, который не верил своим ушам, да, Тень человек, так может реагировать только человек.
— Кайрон имеет много энергии, что бестолково хлещет во все стороны, но в нем нет души. Он слаб, хоть и силен, его сила бесполезна, — протянул я листок вперед. — Вот, Айено, оцени. И скажи, ты до сих пор считаешь, что твой ребенок лучше неё?
— Как? — тихо проговорил Айено, смотря на листок. — Как?
— Дороже жизни, вот что я попросил написать, — тихо проговорил я. — И она написала, как впрочем и многие дети, которые, судя по их символам в начале урока, не могут стать символистами, но вот по словам… Кайрон, кстати, ничего не написал, он, видимо, не нашел то, что ему дорого.
— Мама, — тихо прочел наставник. — Ты как-то связан?
— Я надеюсь ее найти и вернуть в семью. Иньху, Исау и, в особенности, Агау, верят, что она живая.
— И она жива, не может слово так сиять, если она мертва, — проговорил наставник, а затем передал мне листок. — Храни это слово в кимоно и, поверь мне, рано или поздно ты её найдешь. Семья не найдет, а ты найдешь. Так сказало мне это слово.
— Спасибо, наставник.
— Это тебе спасибо, у меня появился новый ученик, как там её… — мечтательно проговорил наставник.
— Агау, воздушница.
— Не люблю воздушников, — вздохнул Айену. — Не моя стихия.
— Я уже понял, — ухмыльнулся я. — Там, в бездне, без стихии земли неуютно было бы.
— О да, — усмехнулся Айено. — А вот за то, что заботишься о моих детях, это спасибо, у них никого нет кроме меня, и старший брат им не помешает
— Я не претендую… — начал говорить я, но тень резко приблизился ко мне и на ухо прошептал, пропадая на свету.
— Ты такой же, как и они, — шептал наставник. От него исходили ужасающие волны могущества, как у первородного источника. — Ты, как и они, Ненужный.
С последними словами Тень пропал, просто исчез, словно его и не было, такова уж его способность, появляться из ниоткуда и уйти в никуда.
На слова наставника я лишь ухмыльнулся и ушел в свои дела. Когда бумаги на детей были дописаны я пошел в парк на скале, чтобы совершить свой почти ежедневный обряд. К сожалению Айно сегодня не было у ворот, а я бы не отказался от партии, тем более что сейчас я стал выигрывать с завидной регулярностью для меня прежнего. Сейчас же мне нужен был отдых перед важными делами, которые я должен завершить до вечера.
Также я встретил Рину в парке, как всегда она заботилась о том, как я питаюсь, да и было заметно, что девушка пытается провести со мной все мое свободное время.
Такая маленькая и хрупкая на вид, вместе с тем кажущаяся глупой девушка, но на деле все это было мороком, чтобы сбить с толку пчелу, ведь цветок хищный.
Запахом некоторые цветы приманивают своих жертв, наставник просто забыл рассказать, что цветы бывают разными, и так, аккуратно поглощая вкусные блюда, я смотрел на Рину, изучая ее своим новым разумом. А заметить было что: Рина делала все, чтобы понравиться мне, вкусная еда, запах, манера речи, одежда, жесты и даже характер. Она идеальная девушка, которая при всем этом не является человеком, теперь я видел, как она словно хамелеон может изменяться, внутренне и внешне. За эту неделю я несколько раз наблюдал кровавым оком, как она теряет человечность, как изменяются вены, как замещаются внутренние органы.
— Тварь в прекрасном обличии, — ухмыльнулся я своим мыслям, слушая в пол уха рассказы девушки о своих делах на базаре.
А там, где-то на другом конце парка, был слышен детский смех, а по маленькому пруду расходились круги от кинутых двумя крохами плоских камушков. Исау молодец, мой вчерашний разговор был непрост, но она поняла, что надо подружиться с этой Ану, хоть я и не называл имен. Хотя чему я удивляюсь, дочь бывшего служащего тайной императорской канцелярии мастера Иньху не могла быть иной, а бывших тайников, как мне сообщила Саири, не бывает. С обновленным разумом все становилось с ног на голову, многие знания, что раньше были истиной, искажались, и следом менялось мое отношение к людям. Теперь я знал, когда человек недоговаривает, а когда лжет напропалую. Иньху так мне и не ответил, входит ли в тайную сеть осведомителей одна спасенная мной женщина. Также он не ответил прямо на то, почему именно в его доме живет опасный гость, хоть мне и должны были предоставить отдельный дом. И его рассказ о том, что они были заняты, на правду не походил. Целая улица на краю города выделена под жилье студентов, и многие дома почти заброшены, в некоторых никто не живет годами, я был там и все проверил.
— Ты опять задумался, — обиженно проговорила Рина, протянув мне на палочках кусочек мяса. — Ты, Рык, стал такой задумчивый. Вот, попробуй.
— Прости, — ответил я ей. — Когда сниму печать, то стану совсем иным человеком.
— Я знаю, но не боюсь, ведь зверя я уже прикормила, — улыбнулась Рина и протянула мне следующий кусочек мяса. — Я тут присмотрела домик побольше, не хочешь его посмотреть со мной завтра?
— Можно… — начал было говорить я, как где-то вдали парка раздался смех, от которого у меня пошли мурашки. — Что это?
— Сейчас, — сказала Рина и прикрыла глаза. — Твой наставник смеется, там Исау и Агау и еще какие-то дети.
— Ужасный смех, — поежился я.
— Как и у тебя, — мило улыбнулась Рина. — Ты тоже смеешься редко.
— Сегодня не жди меня, — тихо проговорил я, смотря на синее небо.
— Уйдешь в пещеру за словами?
— Пока есть возможность, — тихо проговорил я. — Чувствую, грядут перемены.
— Мы с ними справимся.
— Мы?
— Ты, — рассмеялась Рина.− Если ты так против «мы».
Конец первой части главы