Первый из рода: Калибан, Проклятый зверь

Глава 20

Уже прошло две недели с того момента, как моя жизнь усложнилась и как я не виделся с Риной. Сейчас я уже пытался снять с себя проклятые осколки печати, что мешали мне жить. Для этого мне пришлось посетить пещеры наставника, а его дом находится там, где не хочет побывать ни один живой человек.

Под столицей, под миллионами ничего не подозревающих горожан существует огромная, разветвлённая система пещер, что уходит на сотни километров вглубь земли. Тень утверждает, что это остатки башни, наземное строение которой было уничтожено неким взрывом, оставив после себя яму, которую ныне зовут бездонной. И это, конечно, было неправдой, дно у этой ямы было, и здесь, на дне у разветвлённой системы пещер, тысячелетиями обитали трупоеды. В яму скидывали мусор и даже людей, живьем. Бордовый тому доказательство. Хоть и действует запрет на подобное вот уже пятьсот лет, но люди все равно словно звери выкидывают в яму ненужных, как они их называют, людей, а таи, на дне, их ждет тьма, падальщики и, если успеет, Тень. Монстров тут было много, и даже те, что были безобидными, похожими на травоядных, почему-то были не против полакомиться человечиной. Что забавно, из Ненужных выживают лишь дети, они при падении, конечно, переломанные, но живые. Взрослые умирают без мучений, а вот детям приходится смотреть на то, как к ним подбирается одна из тварей бездны, чтобы сожрать. Далеко не всем везет как бордовому.

Мне же повезло, меня не скинули, я сам лез по отвесной скале вниз, но этим же способом мне придется и возвращаться, что будет очень сложно. Я уже пять раз, даже в единении стихий, срывался вниз и лишь ножи, вонзенные в стены, смогли меня спасти. Начал спускаться я утром, а вот окончил когда засветили звезды.

Ну а сейчас я сидел еще глубже под землей, в одной из пещер наставника, которые он отвоевал у какого-то монстра пару сотен лет назад. И с попеременным успехом я отгонял неприятные мысли о том, что уже как две недели не проверял Рину. Саири, конечно, докладывала мне, что у Рины все хорошо, она знала это по своим каналам, но я все равно переживал. Ведь я решил, что расскажу девушке, которая является монстром, о том как я проводил ночи без неё, я думаю, что она имеет право знать. Вот только ей это надо или все же мне?

Во тьме пещерной горела одинокая свеча и вокруг постоянно колыхающегося пламени плясали тени. Я был не один на глубине сотен метров под землей. Где-то рядом бродили монстры, никогда не видевшие свет, тысячи трупоедов, всевозможных червей и даже полуразумных грибов. Под землей кипела своя, особенная жизнь, которая слабо походила на жизнь там, наверху. Были здесь и люди, которых никто не ждет на поверхности и о которых я поклялся не говорить никому из живых, мертвым можно, они все равно никому не расскажут.

— Ш-ш-ш, — пронеслось где-то внизу по каменным коридорам что-то огромное и шипящее, и от чьего движения подрагивал потолок пещеры.

— Мастер, — тихо проговорил я в темноту, словно загипнотизированный смотря на свечу. — Не получается сконцентрироваться, слишком много шумов…

— Калибан, ну не могу я заткнуть бессмертную Шею, огромную змею, что охотится ниже, и её детей, что выше. Поверь, я уже третье десятилетие пытаюсь, — ответил мне мой наставник из тьмы. — Пытайся сконцентрироваться, не смотря ни на что. Все символы нанесены, в какой раз мы уже пытаемся?

— В десятый, — сквозь зубы проговорил я. — И не получается, как бы я ни старался.

— Ну а кто говорил, что снимать осколки сорванной печати легко? Не сломанную печать ты бы снял, это я тебе как опытный символист говорю, а вот стертую башней, а затем нанесенную вновь и сломанную только силой воли… — тихо прошептал Наставник, что был растворен в темноте и пребывал в своей бестелесной форме. — Знаешь, ты весьма уникален, подобные случаи были, но в основном с кем-то вроде настоящего Калибана, хотя мне даже интересно кого будут считать настоящим калибаном через лет пять, его или тебя?

— Мне так никто толком не объяснил, кем он был, — проговорил я во тьму. — О нем нет достоверных записей, лишь слухи и обрывки легенд о чудовище, имя которого теперь является названием моего рода.

— Ну знаешь, запомнился мне он только тем, что стал признанным проклятым, а как и почему… Кто знает? В дни моей настоящей молодости, лет семьсот назад, меня волновали лишь кимоно, которые надо было срочно снять с какой-нибудь красавицы, а не снятие рабских печатей или проклятые, — усмехнулся наставник. — Но я знаю об иных проклятых, на них тоже обращали внимание сильные мира сего, и в тебе есть что-то схожее, хоть всем и кажется, что время богов и проклятых с демонами прошло. Знать бы мне твою историю до попадания в башню…

— Я пытаюсь быть в тени, и, как говорится, меньше знаешь — крепче спишь.

— Ну и как? Выходит быть незаметным? — поинтересовался наставник, выйдя к трепыхающемуся пламеню свечи.

— Вы мне скажите, наставник, — тихо проговорил я.

— Ну, здесь нас точно не подслушают, это мой дом, а Шея сможет подпустить лишь бордового, но я знаю, где он. Он на другом континенте, а мои дети еще не умеют так слушать, — выдохнул наставник.

— Как Айно мог попасть на другой континент? Я же вчера с ним пил чай и вновь проиграл партию.

— Ну, я его перенес за, кхм, тысячу дней пути отсюда. Там он выполняет задание императора, — лениво проговорил во тьме наставник. — Кстати, прекрасный чай, он мне отсыпал половину того, что ты подарил ему, но мне мало…

— У вас есть портал?

— Не знаю о чем ты, но перенесение на большие расстояние является одним из высших искусств символистов, но тут не все так просто и вообще, мы отвлеклись, — зевнул во тьме наставник. — Это искусство запретное, да и знаешь, чай меня больше волнует.

— А сложно создать подобное и перенестись куда-то?

— Ха-ха, Калибан, ты меня веселишь. Это заклинание сложно даже активировать, — рассмеялся наставник. — А создать… Ну тебе то, балде, что не может снять какие-то осколки с самого себя, такое наверняка раз плюнуть…

— Наставник!

— Ну что наставник? Это сложная система, и не все сигнатуры мне понятны, как никак наследие древних, которое через не могу приспособил мой дед, а он наверняка нашел какие-то инструкции, о которых никому не сообщил. Он у меня был жутко подозрительным типом, особенно после того, как я у него стащил пару книг, — рассмеялся наставник. — Управлять системой можно, но не каждый на это способен. Один из сотни высших символистов способен, и это в лучшем случае, но для меня это несложно.

— А высшие символисты это…

— Ну, то, что ты пытаешься сейчас сделать, уже высшая символистика, при которой задействован и разум, и тело, и даже душа, а значит если ты не стал, то уже близок к званию высшего символиста-недоучки, который еще не все основы-то усвоил, но зато практикуется в высшей символистике.

— Таков мой путь, не понимаю как, но у меня получается вляпываться в самое сложное и…

— И вонючее, — рассмеялся наставник и вдруг колеблющееся пламя свечи затухло, а его голос во тьме стал пронзительнее. — Попробуй снять символ в полной тьме, хоть она тебя и ненавидит. Знаешь, мне очень интересно, как твоему другу вообще пришло в голову посоветовать тебе имя проклятого?

— Махшуду? Не знаю, что могло ему прийти в голову, — усмехнулся я. — Он мне такие ножи подарил, что даже кронпринц завидует.

— Знаю-знаю, а кузнец, что сотворил похожие клинки одной симпатичной одаренной тьмой, чуть не совершил страшное преступление и чуть ли не пинками выгнал принца, который загорелся получить эти клинки. Особенно когда я ему сказал, что они могут стать живыми, как у тебя, — ухмыльнулся наставник.

— Симпатичная, Наставник, симпатичная! — вдруг во мне начал просыпаться зверь. — Вы не думаете, что староваты?

— Рык, ну ты как всегда! Где моя железная палка? — воскликнула Тень. — Ты всегда в пол уха слушаешь? Нет, все-таки Кирсана права, во дворец тебя нельзя пускать! Ты слышишь, но и не слышишь одновременно! О симпатичности твоей к, как её, названной сестре, заметил не я, а кронпринц, как его там по имени… Ай, тоже не помню…

— Наставник, ну не понимаю я, не создан я для этих недоговорок.

— Вот не надо мне тут, просто из-за осколков ты не успеваешь все понять, — словно оскорбился наставник. — Твой мозг работает на максимум, но ему мешают осколки. Эх, мой дорогой ученик, ты сам себя не знаешь.

Настала тишина, недолгая.

— Про Калибана я наслышан, и ты на него похож, но с одной поправкой. Ты не создание иного мира, некоторые вещи указывают на то, что он родился здесь лишь телом. Не удивляйся, такое случается, — тихо проговорил Наставник. — Но вернемся к нашим проклятым, Мехмеды были еще во времена древних и всегда существовали рядом с проклятыми. Словно собачонки на привязи следовали за ними, и именно Мехмеды виноваты в том, что проклятые стали Проклятыми. Без Мехмедов проклятые бы были счастливы и жили бы тихой, непримечательной жизнью, например, один из известных мне проклятых, даже после того как стал идти по проклятому пути, так и продолжил заниматься своим любимым делом. Гончарным искусством, горшки всякие да кувшины делает.

— Откуда вам знать, наставник?

— А я был Мехмедом, недолго, — как только наставник произнес эти слова, я посмотрел в кромешной тьме на него. Черная субстанция, не такая, но очень похожа на темного, которого я встретил в башне, и только сейчас я начал складывать вместе очевидное, но ранее незамеченное. — Ну не смотри ты так на меня, каюсь, был молод, ошибся. А ошибки молодости есть у всех, некоторые приятные, а некоторые нет.

— Но почему был, и как ты им стал? — в моем рту пересохло, нет, мой наставник и раньше был очень интересной сущностью, но, как я понимаю, Мехмеды практически правят этим миром. — Я пойму, если не ответишь.

— Почему же, я отвечу, все равно нас никто не услышат, да и не такой уж это и секрет, вся семья знает… Вот же ж, проклятого за язык, забыл! — черное месиво в темноте ударило себя по лбу. — Ты же не из семьи! Эх, а такой кусок мяса нам бы не помешал, слушай, Рык, может ну его, эту Кирсану?

— Э-э-э-э?

— Ну что ээээ⁈ Сам посмотри, она эмоционально неустойчивая, властная и вообще слишком сильная ведьма, — задумчиво проговорила тень, а под его ногами докрасна нагрелся пол. — Ты как хочешь, а я чайка выпью, тебе не налью. Тоже мне ученик, с Айно поделился, а обо мне и не вспомнил даже!

— Наставник!

— Я был наставником, когда твои предки не родились! А про Кирсану все же подумай, найдем тебе невесту, красивую, на фоне тебя она так и вовсе будет сиять. Например, младшую принцессу, которую ты пощадил в бою, помнишь? Как тебе такой вариант?

— Вам надо пить поменьше этого чая, — спокойно проговорил я, смотря, как на раскалённом полу кипит фарфоровый чайничек, а во тьме бесформенная масса черноты наливает себе в белую чашу чай.

— Ничего ты не понимаешь, надо иногда кровь обновлять и идти на безумные поступки ради знаний, — усмехнулся наставник. — У меня такой поступок был связан с Мехмедами. Не буду скрывать, я был, есть и, наверное, буду самым буйным из своего рода. Когда я был молод, семья серьезно поставила на собраниях вопрос о моем уничтожении за одну выходку…

Наставник замолчал.

— Что вы натворили? Что-то серьезное?

— Да так, пустяк, пытался продать брата, кронпринца, на рабском рынке, но не получилось Зато он потом стал императором и ограничил рабство, что пошло на пользу империи. Эх, а мне почти удалось, я даже ему печать рисовать начал… — несколько обиженно проворчал наставник. — Ну и бабка решила что Айену, то есть мне, пора покинуть родные края, и рассказала мне, пятнадцатилетнему юнцу, о Мехмедах и дала задание стать одним из них. Их в империи не было еще пару тысяч лет назад, их запретил мой предок, тоже гениальный символист. Так что резали Мехмедов тут как свиней, и даже артефакты есть на их поиск и уничтожение, созданные тем, чье имя потеряно в веках.

— И что вы узнали, будучи мехмедом?

— Мой ранг был слишком мал для особых секретов, а то, что узнал, вообще не для твоих ушей, но в любом случае они теперь охотятся за мной, и ты, как я думал при первой встрече, пришел за мной. Твоя же Рина могла быть их помощником, но все оказалось намного интереснее…

— Айену!

— Да не лезу я в твою жизнь! Я о своей пекусь, изучать твою Рину мы не будем, так, наблюдаем, как за ней, так и за тобой… — усмехнулся наставник. — Не тронем мы твоего монстра, мы не Мехмеды, мы жестче, но справедливее.

— А кто такие «мы»?

— Мы это правящая верхушка и те, что хранят империю, не привлекая внимания, как я. — пробурчал наставник, подливая чай. — Откуда у тебя такой чай? Клянусь жизнью, у императора хуже будет.

— Не хуже, — быстро проговорил я. — Но подозреваю, что с одного куста. Помните ту работу в зале единения? Вот глава клана и одаривает меня.

— Помню-помню, та женщина, как там ее, Саири. Держи ее на расстоянии, это старый клан, который своего не упустит. Но какой же чай они все-таки растят! Ничего не знаю, ты мне мешок чая, а я договорюсь насчет снятия твоих осколков, идет?

— Я не хотел бы встречаться с этой женщиной без жизненно важного повода, Наставник.

— Терзают меня смутные сомнения… Неужто ты, Рык, Зверь из Ахробы, боишься эту женщину⁈

— Нет.

— Вот и правильно, потому что тебе её бояться нельзя, а мне можно! — воскликнул Тень. — Потому договариваться насчет чая будешь ты.

— Но почему?

— А с этим кланом все нечисто, кажется, что это они тебе должны, но почему-то есть уверенность, что теперь ты им должен.

— Согласен, есть такое, — усмехнулся я.

— Вот видишь, а насчет Мехмедов… Не сунуться они сюда, я… Ну ладно, мы их не щадим, — проговорил наставник и подойдя ко мне сзади слегка дотронулся до моего плеча. — Пора.

Мир изменился. Айену подтолкнул меня в иной мир. Я вышел из тела и наблюдал за собой словно со стороны, огромный, идеальный убийца, сотканный из мышц монстр. А вокруг во тьме загорались символы, сотни, тысячи. Синим цветом зажглась и поломанная рабская печать, а на лбу проявился еще один символ, что запылал огненно-красным. Печать калибана была словно нанесена поверх основной печати, и хоть со временем она должна была ослабнуть, сейчас это было не так. Ало-красная печать была налита силой и пыталась вытеснить осколки рабской печати, защищая меня, но в тот же момент, как я думал, мешая.

Словно из ниоткуда появилась, слегка прозрачная, моя рука у моего же лба. Астральная проекция коснулась поломанной печати.

— Аааааа! — содрогнул меня крик, что против воли вырывался как из моего тела, так и проекции, что полностью проявилась напротив моего тела.

Внутреннее опустошение, пришедшее от использования астральной проекции, пусть и усиленной сотнями символов, было столь сильным, словно я умирал. Осколки печати, ухваченные обеими руками астральной проекции, начали выходить из моего лба, словно длинные прутья арматуры. Было невыносимо больно и… И страшно.

— Ааааа! — кричал я, смотря на то, как тело начало кровоточить. Из глаз, носа и ушей потекли струйки крови, астральная проекция замерцала, а осколки печати остановились.

— Еще один Рывок! — прокричал я, понимая, что нахожусь на пределе, но я был уверен, что все осуществимо.

— Рык, остановись! — откуда-то издалека послышался голос наставника, но было поздно.

Астральная проекция дёрнула на себя, а тело, открыв глаза, в которых горел красный свет, потянуло всем телом на себя, вот-вот и осколки должны были поддаться.

— Щелк! — раздалось в моем теле, и от него пошли красные волны, что исходили от печати Калибана.

Дрогнула и пропала астральная проекция, или, как еще называли их местные, духовный образ, а тело, обмякнув, просто начало падать. Следом начал затухать и разум, я начал терять сознание, где-то на грани слыша чей-то голос.

— Рык, держись.

Я потерял связь с реальностью, я чувствовал, как меня куда несли и как кто-то ругался на кого-то, и, кажется на меня. Я слышал, как мое сердце то переставало биться, то начинало колотить словно бешенное. Мыслей не было, была усталость и отрешенность от всего.

Открыв же глаза, я увидел над собой улыбающегося Айно, что был в белом кимоно, лысый и как всегда жизнерадостный.

— Ты же был…

— Был далеко, вот, вернулся, — слегка поклонился мне Айно. — Кстати тебе шлет пожелание силы и мудрости один правитель, которого я посетил. Его письмо сейчас на проверке императорской канцелярии, утром тебе его передадут.

— Кто?

— Махшуд Первый, правитель прославленной Акриды, а вскоре, возможно, и правитель целой страны, — улыбнулся Айно. — Он надеется через несколько лун посетить столицу на зимнее солнцестояние, конечно, если сможет без осады взять свою столицу.

— Нас же разделяют месяцы пути… А, забыл, у вас есть портал. Сколько я был без сознания? — спросил я, немного приподнявшись.

— Два дня, мастер, — с легкой улыбкой проговорил Айно.

— Что? Где мастер? — я даже присел и заметил, что вокруг нет никого кроме Айно. — И где?

— Вот он, — ткнул меня в плечо Бордовый, одетый, как и я, в белое кимоно.

— Я не мастер.

— Оу, не спорь. Ты мастер, но пока лишь в одном, — усмехнулся Айно. — Ты можешь зайти за грань возможного, у тебя почти получилось. И ты даже несколько раз умер, прошу тебя не повторять этого.

— А я и не горю желанием умирать.

— Рык, ты Тень расстроил, он тут чуть полмонастыря не разнес, вытаскивая из бездны одного нерадивого ученика. А еще его попыталась по пути сожрать Шея, — с улыбкой проговорил Айно. — Там еще кто-то был, но меня там не было, а тень сейчас только оскорбляет всех, кого встретит, и ничего толком не рассказывает.

— Айену вышел из себя? Хотел бы я это видеть.

— Айену? — шепотом и удивленно проговорил Бордовый. — Он назвал тебе свое имя?

— Да.

— Поздравляю, — слегка склонил Айно голову. — Он признал тебя достойным.

— Достойным чего?

— Знать его имя. Да-а-а-а, плоховато твоя голова соображает, — усмехнулся Айно.− Ты еще не пришел в себя.

— А где твое кимоно? Никогда не видел тебя не в…

— Не в цвете крови? — устало потянулся Айно. — Я снял его, перемещение было утомительным. Я помог твоему другу по указанию императора, и теперь парочка, кхм, областей принадлежит ему. Армия его недруга, скажем так, обескровлена.

— Что вы от него хотите?

— Да ничего особенного, торговый договор, договор о дружбе, копия родовой библиотеки, ну и поставки оружия, подобного твоим ножам, — махнул рукой Айно, вставая. — Ничего существенного, просто мы из-за тебя заинтересовались, что там происходит, и решили вмешаться. Тени узнали, что главная проблема твоего друга в отряде боевых стихийников и маге, что на стороне противника. Их я и устранил.

— Не надоело убивать по чужой указке?

— Нет, ни разу, такова моя судьба. Когда-нибудь ты поймешь, что такое подчиниться своей судьбе, — улыбнулся Айно. — И да, мне иногда хочется побыть в белом, хотя бы у себя дома, к слову, не желаешь чаю?

— Не откажусь.

В небольшом зале стоял столик и чайник, а на краю стола кусок глины, из которого Айно сидел и лепил небольшие чаши, вырезая узоры на стенках чаш. Чай был прекрасен, и когда я понял, что голова заработала, вновь начал разговор с Айно.

— Тень говорил, что хочет договориться о снятии моей печати.

— Знаю, — не подымая глаз, проговорил Айно, аккуратно выводя на глиняной чаше замысловатый узор. — Подобное способен сделать император, как понимаешь, снятие рабской печати одно из его обязательств. Раб, что встал в строй воинов на защиту империи, тот, кто спас жизнь свободного и взял весло на корабле, должен стать свободным непременно.

— Но если не смог я…

— Артефакты, Рык, ты о них не забывай, да, бывают такие печати, которые называют неснимаемыми, поверь, это было бы той еще проблемой, но и они снимаются, — вздохнул Айно. — Императорские хранилища содержит столько артефактов, что я задумываюсь о том, так ли нужна нам столь многочисленная армия, ведь было бы достаточно и реликвий. Но все равно от тебя потребуется плата императору за снятие печати, хоть он и будет лишь запускать артефакт.

— И что ему потребуется? Сколько он захочет? Я не особо-то богат.

— Рык, ты вновь меня поражаешь, ну не нужны деньги тем, чье лицо на этих самых монетах, — усмехнулся Айно, убирая в сторону недоделанную чашу. — Да и не обговорено еще ничего. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше, прихожу в себя.

— Ну и хорошо, — потер руками Айно. — Партеечку в Панк Шо? У меня такое слово есть, что тебе наверняка понравится.

— А давай, — оскалился я. — Лишним слово для меня не будет, кстати, у тебя есть что пожевать?

— А как же, — улыбнулся Айно. — Еды у меня в последнее время столько, что я так скоро в свое кимоно не влезу. Эх, я буду скучать по такому обилию вкусной еды, не мог еще одну луну поспать?

— Я тут ни при чем.

— Ну да, ну да, — хитро ухмыльнулся Айно.

Когда я начал играть в Панк Шо на улице было светло, игра шла медленно, в начале я как обычно проигрывал и неспешно ел. Усталость в теле пропала, и я под чай беседовал с Айно. Бордовый интересный собеседник, но он не мой наставник Айено, тот сам все рассказывал, много и прямо, ну, почти прямо, а вот Бордовый всегда говорил так тонко, что некоторые вещи начинали до меня доходить только сейчас. Интересное наблюдение, имена этих двух связанных кровью очень похожи, но имя Айно не склоняется, а имя Айено я и вовсе не слышал никогда. Интересна и сама фамилия Молох, что-то знакомое, что-то связанное с кровью, но я никак не могу вспомнить, что именно и как оно связано.

— Стоп, — мысленно проговорил я, смотря как партия в Панк Шо становится выигрышной для меня, хоть и мой противник идет в стратегии, которую он не раз применял и всегда выигрывал, но не в этот раз.

Слово Равный Врагу ушло ко мне, записанное в свитке, а Айно лишь усмехнулся моей победе. Следующая партия вновь оказалась за мной. И началось. Все стало веселее, быстрее, острее и понятнее, в словах я начал видеть смысл, а партии становились все легче.

— Стоп, — мысленно пытаясь оставить незамеченным мое ликование, проговорил я сам себе.

Мой разум сегодня был чище, острее и быстрее чем обычно, да, печать на моем лбу была практически неснимаемой, но эффект уже был. И я начал медленно, аккуратно давить на Айно, и потихонечку ценная информация потекла в мой разум. И было немало интересного, что улавливал мой разум.

— Нет, не рабство, служба императору это не рабство, — начал выходить из себя Айно. — Айену даже с оплатой договариваться. Ты за снятие печати отплатишь стандартную плату за снятие рабства. Отслужишь в армии год, тебе уже и отряд подобрали…

— Какой отряд?

— Лучший.

— Айно!

— Что Айно⁉ Я уже как сто лет Айно…

— Я тут заметил, что имена наставника и твое схожи. Не расскажешь, почему?

— Рык, не лезь не в свое дело, — холодно проговорил Бордовый и его белое кимоно начало окрашиваться в бордовый цвет. — Я отрекся от своего имени и Айенно дал мне новое. Я родился не как Молох.

— Не злись, Айно, кхм, у тебя неплохой повар, — проговорил я, доедая острую лапшу из чаши. — Но ему стоит подавать лапшу более горячей.

— Это принесла твоя Рина, она приносит еду утром, днем и вечером, — ухмыльнулся Айно. — Она была здесь около часа назад.

— Понятно, — я нахмурился, еда встала поперек горла. Я привстал и уважительно поклонился. — Айно, мне пора идти.

— Я не против, ты здоров и можешь идти, но с утра жду тебя у ворот. Есть дело, которое стоит решить завтра, — проговорил на прощание Айно. — Возьми у двери плащ, сейчас будет ливень.

— На нем имя моего рода, — тихо проговорил я, смотря, как на сером плаще явно моего размера красной ниткой было вышито слово Калибан. Да, немного неровно, но видно было.

— А чье еще должно быть? Это же твоя Рина принесла для тебя!

— Она не моя, — тихо проговорил я и вышел вон, накидывая теплый плащ от дождя и ветра с овечьей подкладкой под мой размер, явно сшитый неопытной рукой. И этот запах, исходящий от плаща, я узнаю из тысячи, ни у кого такого больше нет.

Дом Молоха Айно находился на территории скалы, на вершине которой и стоял храм символистов, в котором я до сих пор не мог бродить свободно. Зайдя в дом Молоха утром, вышел я уже вечером, и мутное темное небо было мне не радо. Крупные капли дождя разбивались о каменные ступени, делая их скользкими, но я в задумчивости просто летел по ступеням, не боясь поскользнуться и обгоняя тех, кто еще не привык к этому опасному спуску с горы.

Дождь усиливался, а вечерняя мгла превращалась во тьму, я шел по улицам без цели, в глубокой задумчивости. Обдумать было что: несколько новых слов, астральная борьба с осколками печатей, предстоящая служба в армии императора и продолжение обучения. Мой разум работал непривычно легко и непринужденно, я думал и о деньгах, их было мало. Саири, конечно, выдаст мне пару килограмм золота за сделанную работу, но только сейчас я задумался о том, сколько же я потратил на кисти и краску. А скоро будут и сборы в храме… Да, есть выход из ситуации, нужно поставить на себя в следующей игре, что будет еще не скоро, так как была перенесена из-за какого-то местного праздника, о котором я никак не могу вспомнить, так как прошлому я это было просто не интересно.

Я стоял около дома Рины и с трудом узнавал тот покосившийся домик, что был прежде. Теперь передо мной стояла новая ограда, а за ней ухоженная территория, цветы и даже деревья, а каменная тропинка была выложена красивой мозаикой. Я шел тихо, в доме горел свет и доносился еле слышимый голос. Мое любопытство и острота разума сегодня были запредельными.

— Усиленный слух. Земля, покажи мне то, что видишь только ты, — тихо прошептал я и увидел что там, в доме, горят свечи и небольшой очаг, а посередине огромной комнаты двухкомнатного дома сидела Рина в цветастом кимоно за низеньким столиком перед кучкой золотых, медных и серебряных монет и тихо напевала:

— Эту денежку возьму и на кимоно я отложу, — напевала не совсем в рифму Рина. — Буду для любимого я краше.

— Эту денежку возьму и на дом я отложу, будет здесь уютнее, провести ему со мною ночь.

— А эту денежку я на лавки отложу, больше будет приносить, буду лучше Рыка я кормить.

— А вот эту денежку возьму, Рыку на кимоно я отложу. Не хочу я белый цвет, красный вот его истинный цвет.

— Кимоно я вот куплю, поцелуи получу, — прошептала девушка, а я постучал в дверь.

— Рык! — выдохнула Рина, поняв, что так стучать мог лишь я, ибо весь дом содрогнулся.

Дверь со скрипом открылась, и я увидел счастливую улыбку и голубые глаза девушки, что радостно запрыгала на месте.

— Надел! Надел! Подошло по размеру! Прекрасно! — девушка была вне себя от счастья и хлопала в ладоши. — Тебе нравится⁈

— Да, — тихо ответил я. — Ты его сама шила?

— Конечно! Смотри, как я исколола себе пальцы! Все время, пока была по делам в Але-Гоно, каждый вечер! — протянула мне пальчики Рина, которые были испещрены ранками, уже заживающими.

— Ты же могла это исцелить.

— Так нечестно, я должна все прочувствовать, я же человек, Рык, — улыбнулась девушка и вдруг встрепенулась.− Ты же, наверное, голодный! Что же я стою, у меня там рыба и немного риса, я быстро!

Рина бросилась к очагу, а я смотрел на ковер, небольшую кровать, пару горшков с цветами и на рукав своего плаща, на котором был вышит красной нитью неровный узор.

— Я не буду есть, я пришел сказать тебе, — тихо проговорил я, а Рина замерла, стоя спиной ко мне. — Я хочу быть честен с тобой, пока тебя не было, я проводил ночи с другой и…

— Я знаю, — холодно проговорила Рина.

— Откуда?

— Пока тебя не было, а потом ты еще и лежал без сознания, несколько раз приходила в мою лавку Кирсана, — Рина повернулась ко мне, на её лице не дрогнул ни один мускул, в ней словно не было эмоций. — Смеялась надо мной, сказала не мешать вашему счастью. Может, хоть чаю попьешь перед уходом?

— Нет, — ответил я, и уже хотел развернуться к двери. — Рина, ответь мне, почему я?

— Я отвечу тебе теми же словами, что и Кирсане. Потому что, — усмехнулось чудовище из башни, хоть сейчас этим чудовищем был я. — Ты мне ничего не обещал, ты свободен в своем выборе и твой выбор тяжел, но я верю, ты сделаешь правильный выбор, а сейчас оставь меня одну…

Я вышел, молча прошел до ограды по новой дорожке, открыл новую калитку и замер под проливным ливнем, что хлестал по мне так ожесточенно, словно знал, что я сейчас совершил и пытался меня наказать.

— Усиленный слух, — прошептал я во тьме ночи, — Земля, покажи мне…

И земля показала. За низеньким столиком сидела Рина, схватившись за голову, но через минуту девушка глубоко и печально вздохнула. Подвинула к себе мешочек с золотом и начал считать.

— Один, два, три четыре пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, — она досчитала до ста сорока, а затем мешочек выпал из ее рук и монеты с жалобным звяканьем раскатились по столу. — Смысл. Какой в этом теперь смысл?

Девушка замерла на пару минут, а затем шепотом произнесла.

— Лучше бы я сдохла там, в башне, — прошептала Рина, а затем мир содрогнулся от душераздирающего, полного боли крика. — А-А-А-А-А-А!

— Рина! — я рванул к дому. Земля показывала какой-то ужас, я должен успеть пока не стало слишком поздно. Дверь на засове не могла меня остановить, треск, пыль и мир вокруг словно замер.

Рина стояла голая на потолке и об этот самый потолок добивала остатки стола. Вокруг валялись ошметки разорванного на куски ковра, сундук, окованный сталью, был смят и разорван на части, а разбитые тарелки и монеты были воткнуты в стены словно картечь. Часть кровати горела в очаге, и все это Рина совершила за несколько секунд, пока я несся к ней, с бешеной скоростью

— Ой! — произнесла испуганно и удивленно девушка на потолке и сорвалась вниз головой. Но за мгновение до того, как удариться головой об пол она словно кошка в последний момент кувыркнулась и упала на ноги, а затем на колени, и замерла, просто смотря в пол и не подымая на меня глаз.

— Ну вот нельзя тебя и на секунду оставлять, — спокойно проговорил я, словно ничего и не произошло, и сняв с плеча плащ накинул на Рину и натянул на нее капюшон, получилось так, словно на ребенка надели огромный плащ. Рина молчала, а я развернулся к вышибленной двери и начал ее прилаживать обратно, практически впечатывая дверь в косяк.

— Уйди, — донеслось позади меня. Я развернулся. Около меня стояла Рина, ее лицо было закрыто огромным для девушки капюшоном. — Она тебя ждет, беспокоится, страдает…

— Нет, — спокойно и твердо проговорил я, — Вот ты мне скажи, если ты разнесла за одно мгновение так дом, что бы случилось за два мгновения?

— Никто бы не пострадал из людей.

— Ты думаешь, меня волнуют люди? Неизвестные, безразличные мне люди? — тихо спросил я и, шагнув вперед, обнял девушку. — Глупышка, я волнуюсь за тебя.

— Я в порядке, — шмыгая носиком, проговорила девушка, прижалась ко мне и обняла в ответ.

— Ты не умеешь обманывать, — улыбнулся я, мерно поглаживая Рину. — Вот как ты без кровати сегодня будешь спать?

— Посплю на полу, мне не привыкать, — прошмыгала девушка носиком.

— Так не пойдет, — аккуратно подхватил я на руки Рину и сев в позу лотоса, уложил, словно в чашу, Рину себе на ноги и руку.

— Ты что делаешь? — блеснули из-под капюшона глаза и чей-то мокрый, шмыгающий носик уткнулся в мое тело.

— Не нравится? Я хуже твоей кровати?

— Неть, — пошмыгала Рина. — Надо только снять кимоно.

— Зачем?

— Оно Калибана, а я не Калибан.

— Ну, знаете ли, госпожа Рина, — усмехнулся я, прижав к себе девушку, что попыталась встать. — Один каменный истукан с вами не согласится, а вы, как я помню, говорили, что мы оба чудовища, ведь так?

— Угу.

— Ну вот и будет у нас род Чудовищ, будешь мне младшей сестренкой, — тихо проговорил я. — Ты согласна?

— Нет, — прошмыгала девушка. — Я не согласна, сестрам не делают детей.

На мгновение в доме повисла тишина и лишь в очаге потрескивали горящие части кровати.

— Рык, я хочу тебе все рассказать, только пообещай не уходить и не ругаться, — прервала тишину Рина.

— Обещаю, что не уйду до рассвета, и ты выспишься, — погладил я капюшон, под которым скрывалась голова Рины.

— Мои частички приживаются в тебе, как ни в ком другом, это я поняла еще там, в пустыне, — тихо проговорила девушка под треск горящей кровати. — Я начала экспериментировать, если в тебе частичка живет две-три недели, то в других, от двухсот ударов сердца до трехсот. Так что есть вероятность, что твое семя зародит во мне жизнь и у меня будет дети.

— Но я не могу быть единственным, способным на это, — тихо проговорил я.

— Мои частицы безвредны, — тихо прошептала девушка под плащом, прижимаясь ко мне. — Духи, ткани, даже специи, я использовало все. Малую часть моих волос попробовали десятки тысяч человек, если не сотни тысяч. Я искала в самом крупном городе империи, там, где стоят армии императора, нет никого, кто был бы совместим со мной хотя бы на сотню долей как ты. Рык, часть волоса не навредит никому, но вот в тебе волос живет и умирает только потому, что он не часть тебя, ему нечем питаться, и его структура нарушена.

— Но почему?

— Я точно не знаю, наверное все дело в том, что в башне тебя, кхм, — девушка замолчала.

— Меня стошнило на тебя кровью, и тебя это обожгло, от чего наша кровь смешалась, а значит…

— Ничего это не значит! — воскликнула Рина и ударила меня в грудь своим кулачком.

— Как скажешь, — по-доброму улыбнулся я, не зная, видит ли она мою улыбку.

— Наклонись, — вытянула ручки вверх Рина. — Хочу рассказать тебе еще кое-что на ушко.

Как только я наклонился, руки оплели мою голову, а горячее дыхание обожгло мое ухо.

— Убить меня можно, подержав в котле на огне под закрытой крышкой один день, — прошептала девушка.

— Тебя еще попробуй поймать да в котел положить, — усмехнулся я. — А это та еще задача, ты очень быстрая, Рина.

— Моя слабость — яблоки, рык, — тихо прошептала девушка и уперлась лбом мне в голову. — Яблочный уксус, облей меня ведром уксуса и я буду беспомощна.

— Зачем ты мне…

— Потому что убить меня имеешь право только ты, — прошептала она и отпрянула от меня.

Я смотрел на девушку что скинула капюшон. Заплаканные глаза, красный, распухший и постоянно шмыгающий носик, запутанные волосы и побледневшая кожа. Бедная красавица пережила столько эмоций, словно неделю не спала, а усердно работала или пережила затяжную болезнь.

— И последнее, — пошмыгала девушка, что даже в таком состоянии оставалась красивой. — Рык, я люблю тебя, и сестрой или другом я тебе не буду! Лучше Убей! Мне очень больно в груди, не мучай меня, лучше убей.

— Эх ты, мой маленький цветочек, — погладил я по волосам девушку, что округлила от удивления глаза, а затем быстро повернулась на бок и уткнувшись в мою грудь закрыла глаза.

— Цветочек? Рык, ты очень сильно изменился, — улыбнулась измученная потрясениями Рина, а затем тихо прошептала. — Я посплю, обними меня покрепче.

И я обнял, крепко, не забывая гладить ее под треск догорающей кровати и, когда в очаге остались лишь красные угли, Рина мерно сопела носиком, иногда беспокойно вздрагивая.

— Я изменился, — тихо прошептал я, смотря на спящую девушку, что сладко, хоть и беспокойно, спала в моих объятиях. — И совсем скоро я изменюсь еще сильнее.

— Хмык, — шмыгала носиком, словно в ответ, Рина, а я улыбнулся и прошептал в пустоту.

— Каша заварена мной и лишь мне её разгребать.

Конец главы.