Переславль. Конец августа.
Мишка, Жазилькина мать и другие…
По плану у меня сегодня значился поход к Зинаиде Михайловне. Появилась еще одна страждущая дама, желающая помолодеть за три тысячи рублей.
До оговоренного времени было еще три часа, поэтому я, недолго думая, благо машина под боком, рванул в Химик навестить Мишку и Андрея. Вступительные экзамены у них должны были закончиться. Как они сдали, я не знал, так как всё своё время проводил на своей гасиенде-усадьбе-поместье-имении (нужное подчеркнуть), выезжая исключительно для того, чтобы привезти-отвезти maman.
Мишка оторопел, увидев меня.
— Антоха! Нифига себе ты загорел! — сходу заявил он. — Где отдыхал?
— В деревне, Майкл, в деревне! — засмеялся я. — На огороде с тяпкой в руках.
Мы обнялись, стоя на пороге его квартиры. Мишка отступил назад, приглашая зайти. Я зашел.
— На улицу курить не пойдешь? — поинтересовался я. — Как всегда.
— Предки на отдыхе, я один, — пояснил Мишка. — Пью джюс, курю в комнате, девок румяных вожу…
Мы заржали одновременно.
— Остался еще джюс?
— Кофе есть. Будешь?
— А как же!
Мы прошли на кухню. Я сел за стол, а Мишка стал священнодействовать за плитой.
— Экзамены сдал? — первым делом спросил я.
— Сдал, — ответил он, не отрывая взгляда от дымящейся турки. — Зачислили.
— А как Андрюха?
— Андрюха не сдал, — вздохнул Мишка. — Пролетел он, как фанера над городом Парижем. Математика с физикой «четверки», иностранный «три». Сочинение — «два». Прикинь! Сочинение — «два»! На орфографии срезался. Вместо «троллейбус» написал «тройлебус», плюс еще тридцать три ошибки.
Честно говоря, у Комара с грамотностью всегда были натянутые отношения.
— А ты?
— А я нет. Все, кроме физики «четверки». Физика — «пять»!
— Оффигеть!
Физика у Мишки в школе была слабым звеном: одни «тройки». Было чему удивляться.
— Там практическая задача по электричеству была из сборника Рымкевичей. Рассчитать выходную мощность устройства.
— Рассчитал?
— Влёт! И начал отвечать с неё. Препод даже слушать дальше не стал. Сказал, нам такие инженеры нужны!
— А что ж Андрэ-то?
— В техникум электронных приборов документы подал. В техникумы после десятого без экзаменов принимают.
— Сильно расстроился?
— Не то слово! — Мишка вздохнул. Кофе закипел. Он поспешно выключил газ, подождал, пока напиток осядет, разлил по чашкам.
— А тут еще эта кобыла…
— Лариска что ли? — уточнил я.
— Ну, а кто же? Она…
— Поступила? А Алёнка?
Мишка подхватил свою чашку:
— Пошли!
И направился в зал. Там он вольготно уселся в кресло, закинув ногу на ногу, как какой-нибудь там аристократ, несмотря на пузыри на коленях старых треников, поставил чашку на журнальный столик, подвинул к себе поближе пачку сигарет, пепельницу. Я сел в кресло с другого края столика.
Мишка прикурил, пустил дым в потолок.
— К приезду предков проветрить не забудь! — заметил я.
— Еще полторы недели, — отмахнулся он, сделал глоток, затянулся сигаретой. — Кайф!‥
— Так что там девчонки-то? — напомнил я.
— Лариска поступила, — ответил Мишка. — Алёнка нет. Химию завалила. Неделю в соплях ходила, пошла на почту работать. Дальше, говорит, видно будет, хочет по осени устроиться куда-нибудь в поликлинику, чтобы целевое направление в мединститут получить.
— А остальные наши? — я тоже наслаждался кофе.
— Зеленчук уехал поступать в военное училище, как и планировал. Щеглов тоже в техникум документы подал. Да, прикинь, твоя Ленка-Жазиль в медицинский поступила! Все экзамены на «отлично» сдала.
— Откуда знаешь? — усмехнулся я.
— Лавруха сказала. На днях её встретил возле клуба. Про тебя спрашивала.
— Понятно. Думаешь, без «подмазки»?
— Как же? У Жазильки мамаша директор магазина, — засмеялся Мишка. — Там «подмазка» будь здоров! Даже не «подмазка», а на довольствие кого-то поставила. Сто пудов!
— Кроме Лаврухи кого еще из учителей видел? Карабалака? Гревцову?
— Максима Ивановича не видел, — ответил Мишка. — Малевская увольняться передумала. Наташка, слышал от Помазкова, работу ищет. Я её видел, но так, мельком. Здрасьте, здрасьте и всё. Даже не пообщались. В принципе, о чём мне с ней общаться-то? Это у тебя к ней чуЙства…
Мишка засмеялся.
— Что? — возмутился я. — Какие чуЙства?
— Кстати, — Мишка нахмурился. — Тут с твоими монетами проблемка нарисовалась.
— Какая? — удивился я.
— Андрэ свою решил загнать, нашел коллекционера. Тот ему предложил 300 рублей. А если не продаст, пригрозил в ментовку сдать, типа, незаконные сделки с драгметаллом. Андрюха продал. Коллекционер начал его пытать, откуда у него монета. Он на меня указал, я ж ему про тебя не сказал как-то так.
— Блин! Монета золотая шестнадцатого века! — засмеялся я. — Она не одну тысячу рублей стоит! А он её за 300 рэ отдал. К тебе тоже подходили, да?
— Подходили, — кивнул Мишка. — И не один, с дружками. Быки такие с уголовными замашками. А я что? Я им сказал, была, мол, одна монета, от бабки осталась, и ту Андрюхе подарил. Они отвалили. Телефончик оставили, если вдруг найду чего-нибудь, то они возьмут за хорошие деньги.
Он допил кофе, окурок затушил в пепельнице.
— Только я теперь эту монетку хрен кому продам! Пусть у меня лежит.
Я пожал плечами.
— Телефончик не потеряй, а лучше мне дай, — попросил я. Мишка встал, вышел из зала. Через минуту вернулся, протянул мне визитную карточку. Я прочел вслух:
— Корнев Эдуард Соломонович. Писатель. Переводчик. Консультант. 7−29—82.
— Корнев — это сам коллекционер, — сообщил Мишка. Я сунул визитку в нагрудный карман рубашки. Будет время, навещу этого «коллекционера». Нехорошо моих друзей обманывать.
— А у тебя там еще монетки какой-нибудь редкой не завалялось? — с хитрым выражением на лице спросил Мишка. — Подарил бы еще… На день знаний.
— Может, и подарю, — улыбаясь, согласился я. — Посмотреть надо.
Среди монет, найденных в ските, кроме золотых гульденов, были и другие: и золотые, и серебряные, и медные. Посмотрю, что у меня осталось. Их Василий Макарович так и не успел «пристроить». Некогда, говорит. Мне не жалко, а друзьям в радость.
К Зинаиде Михайловне я подъехал за пятнадцать минут до обозначенного времени, запарковал «Росинанта» на площадке у ЦУМа, поднялся прямо в кабинет. Коллеги Зинаиды Михайловны меня уже узнавали, почтительно здоровались со мной. О моих взаимоотношениях с ней догадки в магазине среди сотрудниц варьировались всяко разные: от любовника до близкого родственника, чуть ли не внебрачного сына. Некоторую сумятицу вносили визиты «высоких» гостей одновременно с моим появлением: и мужчин, и женщин. Тут уж воображение магазинных кумушек давало сбой.
Я, предварительно постучав в дверь, зашел в кабинет, поздоровался. Зинаида Михайловна встала, вышла мне навстречу, тепло обняла.
— Не обижают «товарищи сверху»? — шутливо поинтересовался я, вспоминая встречу с начальником управления торговли.
— Да ты что, Антон! — отмахнулась она. — Вообще прекратили мне левый товар возить на реализацию. Только дифирамбы в свой адрес и слышу. Депутатом меня выдвинули в горсовет.
— Отлично, Зинаида Михайловна, — искренне порадовался я за неё. — А вы увольняться хотели.
— Спас ты меня, Антон! — кивнула она и, намекая на «пациентку», поинтересовалась. — Пока её нет, что-нибудь надо?
— А у вас пару телогреек самого маленького, типа, детского размера можно найти? — я вспомнил про лесного хозяина и домового. Уж очень старая одежонка у них была. Директриса задумалась, пожала плечами. Потом кивнула мне:
— Сейчас посмотрю!
И скрылась за дверью. Отсутствовала она минуты три, пришла и обрадовала:
— Есть 38 размер. Будешь брать? Это примерно на полтора метра ростом, может, чуть меньше.
— Буду! — решил я.
— С тебя 9,80, — сказала она. — Сейчас принесут. Для кого это ты такую одежду покупаешь?
Она засмеялась. Действительно, телогрейки да еще детского размера — кому?
— Соседка в деревне просила, — тут же выдал я. — Детишки коров, овец ходят пасти. Жалко в хорошей одежде-то…
— Понятно, — кивнула она. Тут же в дверь постучали.
— Можно?
Дверь приоткрылась, в проём просунулась голова женщины.
— Зинаида Михайловна! Я к вам!
— Заходите, Карелия Львовна, заходите! — разулыбалась Зинаида Михайловна. Я напрягся. И голос был знакомый, и имя-отчество. Как выяснилось, я угадал. В комнату зашла Ленкина мать — Крутикова Карелия Львовна, директор овощного магазина, что в поселке Химик. Я закашлялся, встал и потянул за руку Зинаиду Михайловну.
— Здравствуй, Антон! — Карелия Львовна увидела меня. — Ты здесь? По делам?
— По делам, по делам, — закивал я и потащил Зинаиду Михайловну в коридор.
— Почему вы мне сразу не сказали, кто придет? — зашептал я под дверью. — Это мать моей одноклассницы и бывшей дамы сердца.
— Ого! — восхитилась Зинаида Михайловна. — Вот это да!
Она на секунду задумалась, махнула рукой и хмыкнула:
— Ну, и что? Думаешь, она тебе денег не заплатит за своё омоложение? Заплатит, еще как заплатит! Пошли!
Карелия Львовна сидела на кушетке, сложив руки на коленях, словно примерная школьница. Она удивленно подняла глаза на нас:
— Антон! А ты…
Перевела взгляд на директрису:
— Зин! А где твой врач?
— Не врач, Лера, не врач! Я тебе уже говорила! — сердито ответила Зинаида Михайловна. — Народный целитель! Целитель! Вот он!
— Он? — Калерия Львовна широко раскрыла глаза. — Это же Антон, одноклассник моей Ленки. Её кавалер!
— Он и есть! — вздохнула Зинаида Михайловна и решительно, как отрубила топором, спросила. — Будешь омолаживаться или нет?
— Ну, не знаю, — замешкалась Ленкина мать. — Как-то это неожиданно… Он же мальчик совсем.
— И что? Нет, так нет, Лер, — отрезала директриса. — Не хочешь, не надо. У меня, да и у него тоже времени нет. Тогда закрываем лавочку и по домам.
— Нет! — Карелия Львовна подняла правую руку, останавливая её. — Буду!
— Отлично, — согласилась директриса. — Конверт давай! Три тысячи.
— А, это… — замялась Ленкина мать. — Он же за Леночкой моей ухаживает. Они ж пожениться собрались… Подешевле, а? Три тысячи всё-таки очень много.
Я открыл рот. Уже и даже пожениться?
— Вот будущая теща должна помочь будущему зятю встать на ноги, — весело заявила Зинаида Михайловна. — Я бы сказала, даже не три, а пять тысяч рублей.
— Антоша! — возмутилась Ленкина мать.
— Ладно, — я махнул рукой. — Как будущей теще скидка. Четыре!
— Ой! — Карелия Львовна закрыла рот ладонью. — Антон, как тебе не стыдно!
— Ну, и сиди! — Зинаида Михайловна встала с кресла. — Пошли, Антон, у меня времени нет! Да и тебе ехать надо.
— Стоп, стоп, стоп! — Карелия Львовна достала толстый конверт, протянула мне, с еле скрываемой злостью бросила. — Считай!
Я передал конверт директрисе. Она забрала его, открыла, пересчитала купюры, положила их обратно, бросила конверт в стол и кивнула мне.
— Ложитесь на кушетку! — приказал я. — Раздеваться не надо…
— Антоша, — Карелия Львовна прежде, чем лечь, хищно, оценивающе посмотрела на меня. — Ты меня потом до дома подбросишь? Нам бы поговорить надо. Очень Леночка по тебе скучает.