Хорошо, что есть на свете это счастье путь домой.
Переславль
Мы выехали с Наташкой из деревни в полдень. Она — на выходные. Я — за maman. Была пятница, машин в город почти не наблюдалось.
Перед отъездом я привычно помедитировал, позанимался. Герис, увы, опять не появился. Зато мне достался учебник с новой темой из области некромантии. Я даже озадачился.
Перед возвращением мы вместе с Натальей Михайловной сходили к дубу. Я подпитал силой и конструктами деревья. Наташка благоразумно делиться силой с ними на этот раз не стала.
Переодеваться я поленился. Так и поехал в телогрейке, старых джинсах да яловых сапогах на портянку.
Сначала я завёз её домой в поселок Химик. Помог выйти из машины, поднес сумку к подъезду. Она, совершенно не стесняясь окружающих, чмокнула меня прямо в губы.
— Жду утром, часов в восемь, в понедельник, — сказала она.
— Пока, Наташ, — попрощался я.
Еще в машине, по дороге я ей оставил триста рублей на расходы. Разговоров, что мол, верну, это в долг и т.д., мы уже между собой не вели.
Проезжая мимо Мишкиного дома, я остановился. Вышел, решив на всякий случай зайти. Хотя в прошлый раз, две недели назад, мне его родители сообщили, что в колхозе Мишаня, борется с урожаем.
То ли он его поборол, то ли мой приятель сдался, но Мишка неожиданно оказался дома. Мы поздоровались, обнялись. Он оглядел меня, хмыкнул:
— Ну, ты…. Селянин, блин в натуре! Типичный пейзанин. Прям с трактора слез!
А! — махнул я рукой. — Переодеваться лень было. За maman приехал. Заберу её на выходные. А ты?
— Повестка из военкомата пришла, — осклабился Мишка. — Удалось сорваться вчера да на выходные. В понедельник обратно поеду. Ну, что, зайдешь, посидишь?
— Не, — я мотнул головой. — Пойдём на улицу. У меня машина там стоит неприкаянная. Я даже дворники не снял.
И ведь как знал! Выходя из подъезда, я увидел, как Гришка Коровин, парень из нашей школы, на год младше меня, снимает дворник на моём «Росинанте». Один уже он ухитрился снять.
— Блин!
Воришка сразу получил конструкт паралича и свалился возле автомобиля. У Коровина репутация была еще та: он и мелочь у пацанов помладше в школе отбирал, и булочки в школьной столовой со столов воровал и, конечно же, состоял на учете в детской комнате милиции.
Мы подошли к нему. Я вытащил из его рук дворник, обошел машину, прицепило на место.
— Он так на всю жизнь останется паралитиком? — хмуро спросил Мишка.
— А тебе его жалко? — я незаметно подмигнул своему другу. Мишка намёк понял.
— Не, не жалко. Воровать не будет. У детишек мелочь отбирать перестанет. Он же теперь на всю жизнь таким и останется?
— На всю жизнь, — осклабился я. У Гришки из глаз неожиданно потекли крупные слёзы.
Я за шиворот оттащил его в сторону. Заклинание будет действовать еще минут пятнадцать, не больше. А то еще под колеса мне попадет.
Мы сели на своё привычное место: возле гаражей-сараев на поваленное дерево. Ствол был отполирован почти до зеркального блеска. Здесь мы и курили, и пиво вечерней порой пили, а иногда и покрепче напитки, да и просто сидели, общались. Грустненько как-то стало, когда я об этом задумался. Время идёт, детство ушло…
— Ты чего? — Мишка удивленно посмотрел на меня.
— Да нет, ничего, — отмахнулся я от грустных мыслей. — Как у тебя дела-то?
— Обычно, — Мишка скривился, закурил, выпустил колечком дым. — Колхоз, картошка, бардак. Поселили в клубе: парни в зрительном зале, девчонки за занавесом на сцене. У нас девчонок мало. Кормят так себе. Такое чувство, что в одном котле варят и нам, и свиньям одновременно. Хорошо, ребят много. В первый же день местные пришли на разборки. Самогончику дёрнули, ну их и потянуло на приключения. Огребли от нас по самое не балуйся. У нас же половина первокурсников после армейки. Тут же участковый нарисовался, попытался на нас «наехать». Преподы не дали. Пригрозили собраться всем курсом и уехать в город. А ты?
— Я живу в деревне, — ответил я. — Обычная деревенская жизнь. Работаю помощником лесника. Разок поймал левых лесорубов, одного браконьера. Жизнь спокойная, размеренная. Огородик небольшой есть, где maman возится. В лесхоз на заочку поступил. Мне ж в армию не идти.
Мишка снова скривился, вздохнул:
— Мне на будущий год идти. Говорят, у нас военную кафедру закроют. Тогда сто процентов идти.
— Наших кого-нибудь встречал? — спросил я. — Ну, или слышал что-то?
— Только Андрюху, — удивляясь моему вопросу, ответил он. — Я ж в колхозе. Андрюха здесь. Он ухитрился слинять с колхоза. Справку старую прошлогоднюю нашел, что у него диабет. Его и отпустили. Прикинь, он с Галькой Блинковой, которая с «а» класса, сошелся. Кстати, о птичках, — Мишка хитро улыбнулся, — они в кино сегодня попёрлись.
Мишка докурил, встал с дерева. Я тоже. Мы попрощались.
— Будешь в наших краях, заходи! — грустно улыбнулся он.
Не обращая внимания на лежащего Коровина, я сел в машину, завел двигатель. Надо было еще до Катерины доехать, мяса да овощей ей передать. И тёте Маше тоже, если дома окажется.
Тёти Маши дома не оказалось. Я передал её гостинцы через соседей — Клавдию Никитичну. Баба Клава, увидев меня, попыталась затащить домой. Угостить чаем. Еле отделался. Мотивируя, что некогда, дескать, спешу maman забрать с работы, боюсь опоздать и всё такое.
Катерина, жена отца, была дома. Я занес ей две сумки: в одной мясо, свинина-баранина, в другой овощи, лук, морковь, свекла. Она слегка удивилась моему визиту, а больше гостинцам.
— Как Валерка? — спросил я.
В ответ она кивнула в сторону комнаты. В открытую дверь я увидел, как по полу, по ковру в ползунках и распашонке на четвереньках ползал мой братишка.
Я вытащил из кармана несколько купюр, сунул Катерине:
— Валерке на гостинцы.
— Да зачем? Не надо… — пробормотала она, отталкивая мою руку. Я засунул деньги ей в карман халата.
— Бери! Это не тебе. Это братику моему!
— Спасибо, — смутилась она.
Всё-таки бедновато они жили. И телевизор старенький, и мебель так и не обновили, да и халат у хозяйки далеко не новый.
— Бате привет!
Maman я встретил у проходной. Там телефон-автомат висел. Я опустил двушку, набрал номер.
— Мэм! Я тебя жду.
Maman смогла уйти пораньше. Молча плюхнулась рядом со мной и до самого дома не проронила ни слова. Совсем.
— Ты чего? — удивился я. Обычно она при встрече сразу щечку подставляла, даже будучи в плохом настроении. Только не в этот раз. Её прорвало дома, как только она закрыла дверь квартиры.
Сходу — раз! И врезала мне по щеке.
— Ты подлец!
Еще раз — шлёп!
— Негодяй!
— Мэм! — я ухватил её за руки. — Ты с ума сошла? Объясни хотя бы в чем дело!
— В чём дело? — maman попыталась вырваться. — А то ты не знаешь! Все вы мужики одинаковы! Под подол залезть мастера. А потом в кусты!
— Ты можешь сказать, в конце концов, что случилось у тебя на этот раз? — разозлился я, отбрасывая её руки.
— У меня случилось? — возмутилась maman. — Это у тебя случилось! Девочка беременная! Ты её бросил!
— Фу! — я мгновенно успокоился и пошутил, вспомнив знаменитую шутку Мюллера из «17 мгновений весны». — Я думал, немцы взяли Москву…
Maman замерла. Потом начала нервно разуваться-раздеваться, путаясь в одежде.
— Мэм, — сказал я ласково, пытаясь её обнять. — Пойдем чаю выпьем и ты мне расскажешь, кто тебе сказал, что Ленка беременная.
— Какая Ленка? — удивилась maman. — Причём тут Ленка?
— А кто еще? — тут уже удивился я. — У меня других вариантов и нет…
Maman прошла на кухню, поставила чайник на плиту, зажгла газ.
— Ты готова сейчас в деревню ехать? — поинтересовался я, усаживаясь за стол. Maman молчала.
— У меня там хозяйство, однако… — настойчиво сообщил я.
— Сейчас поедем, — буркнула maman. — Только с мыслями соберусь!
Чайник вскипел. Maman разлила заварку, а потом кипяток по бокалам. Но едва я взял в руки свой, как она вскочила и бросилась вон из квартиры. Я встал было за ней, но остановился. Maman вернулась через минуту.
— Показалось, — буркнула она.
— Что показалось? — поинтересовался я.
— Что Альбина пришла, — недовольно ответила maman, и тут её прорвало. — Ну, нет, какая же сука! А? Вот ведь сука!
— Да что случилось-то? — не выдержал я.
— Она сегодня ко мне на работе подошла и сказала, что беременна от тебя, — со злостью ответила maman. — А ты, как узнал об этом, сразу её бросил. Денег у меня попросила на аборт. У меня с собой были 200 рублей из тех, что ты оставил. Все их и отдала.
— Отдала, да? — язвительно поинтересовался я. — Поверила? Родному сыну не поверила, а ей поверила? Мэм, — продолжил я с укоризной, — мэм… Мы с ней еще весной разбежались. Я пол-лета в деревне почти безвылазно просидел. А сейчас октябрь на дворе. Ты б посчитала хоть.
— Да вот сейчас только и сообразила, — отмахнулась maman.
— Ладно, — махнул я рукой. — Давай собираться. Кстати, слушай анекдот на эту тему: «Изя! Ты просто гигант в половой сфере. Мы с тобой всего две недели встречаемся, а я уже на третьем месяце беременности!»
Maman засмеялась.
Выходя из дома, она вдруг повернулась ко мне и почему-то спросила:
— А Лена Крутикова точно не беременна?
— Точно, — обрадовал я её. — Я даже подозреваю, что она девушка!
— Ну, я ей покажу… — многозначительно с угрозой в голосе вполголоса сказала maman. Я не стал уточнять, кому, хотя и сам задумался.
В деревню мы прибыли поздно. Уже совсем стемнело. Моросящий дождь так и не прошел. Тем не менее, благодаря некоторым ухищрениям мы даже почти не запачкались. Я встал на «короткую дорогу», едва закончился асфальт.
Как только мы очутились дома, maman сразу изъявила желание посетить огород.
— Что ты там в темноте увидишь? — удивился я. — Вот тебе не терпится!
— Прожектор включи! — приказала мэм. — Я хоть гляну…
Пришлось включить. Maman осторожно, стараясь не запачкать обувь (так ведь и не переобулась!), удовлетворенно улыбаясь, прошла вдоль грядок.
— Молодец! — выдала она. — Следишь за урожаем.
Урожай, точнее, его остаток: грядка моркови, грядка свеклы — она решила собрать на следующий день, не смотря на непрекращающийся моросящий дождик. Глядя на неё, я шепнул Федулу насчет бани после обеда — наверняка промокнет, продрогнет. А тут баня!
Сам же приказал ей за ограду в лес не выходить. Там уже Мишаня к спячке готовился. Попросил Евсеича проследить за maman на всякий случай. У меня же после медитации в программе стояла практическая работа с растениями: дубами, соснами, включая саженцы у Селифана и Макарыча, акацией.
В Астрале меня опять ждала некромантия. И снова Герис отсутствовал.
Потом я начал с лесника. До него я добрался на велосипеде. Затем доехал до Селифана, влил по конструкту в его дубы. Дальше, по плану «короткой дорогой» дошел до дуба-великана к Еремеичу, будущей заповедной дубраве и будущему черному бору.
— Силантий Еремеевич! — мимоходом спросил я. — Ты лики Перуна с Велесом ставить-то здесь собираешься?
— Эх, Антон, — вздохнул лесной хозяин. — Я бы поставил, да где ж их взять-то? Кто бы мне их сделал?
И хитро, с намёком, посмотрел на меня.
— Дед Петя бы и сделал, — усмехнулся я. — Он плотник, он смог бы. Тем более, всякая резьба по дереву ему по душе. Ты бы приготовил пару бревен-заготовок, а уж я с ним сам договорюсь.
— Приготовлю! Обязательно приготовлю! — обрадовался Еремеич.
Через месяц-полтора мои мероприятия-эксперименты с деревьями должны будут закончиться. С наступлением холодов деревья заснут и станут маловосприимчивыми к магии.
В этой связи желательно поставить идолов до холодов. А там, глядишь, и Наталья Михайловна родник откроет. А, может, и посвящение пройдет? Поспособствуют древние русские боги, так сказать? Кто знает?
А потом со снегом можно и в город переселиться, только привык я уже к деревенской жизни. Да и что в городе делать? Бездельничать? А магией заниматься лучше здесь, никто не мешает, тишина.
Дома баня оказалась нетопленой. На мой вопрос Федул мрачно ответил:
— Твоя мама позвала ведьму Цветану в баню. Нельзя ведьму в своей бане парить, тем более, если она чужой жизнью живет!
Я кивнул:
— Ладно, топи для одной maman. Цветану не пущу!
Пришлось мне с maman объясняться. Заодно и рассказать, почему не следует выходить пока за огород.
Мои аргументы maman выслушала, кивнула и потребовала, чтобы я отвёз её немедленно в Бахмачеевку. Делать ей здесь, видите ли, нечего. А так хоть родителей навестит.
Пришлось разогревать «Росинанта». Maman я отвез, обещав приехать за ней на следующий день, в воскресенье. Как раз, после того, как обработал дубы у Василия Макаровича.
В общем, вяло прошли выходные. Maman осталась недовольна: и погода дождливая, и баня ей не понравилась, и медвежья берлога за огородом ни к чему. Разве что с родителями повидалась, которые в избытке снабдили её овощами.
— Мэм! — возопил я потом по пути домой. — У нас этой моркови навалом! И свекла есть, и лук репчатый! Ну, зачем?
— Ты хочешь, чтобы я обидела свою мать? — нахмурилась maman.
Я замолчал.
Пока я вытаскивал сумки из машины, заносил их в квартиру, maman обнаружила, что в окне квартиры нашей соседки «бессовестной белобрысой лахудры Альбины» (по её словам) горит свет.
Maman даже не стала разбирать сумки, предоставив эту процедуру мне.
— Мэм! — крикнул я ей в спину. — Я машину ставить пока не буду! У меня еще дела есть!
— Хорошо! — отозвалась maman, нажав кнопку звонка. Она не отпускала её до тех пор, пока ей не открыли дверь. От просмотра представления дальше я уклонился.
Хмурая maman вернулась через полчаса. Я попытался её разговорить, но безуспешно. В конце концов, она не выдержала и заявила мне:
— Иди, сам с ней поговори!
Я не удержался и поддразнил её вопросом:
— А ты деньги у неё забрала?
И понял, что пора тикать куда-нибудь подальше. Рука у maman иногда бывает очень тяжелой.
Я закрылся в комнате. Сегодня вечером у меня планировалось одно, так сказать, интересное дело. Соответственно, надо было к нему подготовиться. Maman не дала. Зашла, попросила:
— Сходи к ней. Поговори, пожалуйста.
— А смысл? — удивился я.
— Я тебя прошу, Тош, сходи!
— Ладно!