Уеду, уеду в деревню,
корову куплю непременно…
После этих событий я снова стал заниматься подготовкой к переезду. Первым делом забил вещами салон своего «Росинанта», оставив свободными только места водителя и переднего пассажира. Maman, оценив плоды моего труда, развела руками:
— Тош, ты всерьез решил в деревню переселиться? Там же воды горячей нет, печь зимой топить надо… Нет, я, конечно, понимаю, что ты уже самостоятельный, но всё же, может, подумаешь?
Сгонял (уже на общественном транспорте) в Химик, зашел к тёте Маше и отцу, оставил им на всякий случай номер рабочего телефона Димитрия Михайловича Мамаева с наказом не передавать его никому ни при каких условиях. Отцу сунул пачку пятирублевок в банковской упаковке:
— Не вам! — заявил я на реакцию отца отказаться. — Валерке на ползунки-пеленки.
— Спасибо! — отец отвел взгляд. Тяжело им приходится. Катерина дома сидит, у отца не такая уж и большая зарплата. Холодильник не то, чтобы пустой, но и не забитый, как у нас. Ни колбасы, ни сыра не наблюдается. Да и на столе ни шоколада, ни конфет, ни печенья. Чай и тот «номерной». Эх, не догадался я гостинцев захватить каких-нибудь!
Одежда у отца тоже не из числа новой. Куртка, брюки еще до развода были приобретены.
— Если что нужно, звоните, не стесняйтесь, — пряча глаза, буркнул я. Смущенно обнял отца:
— Я буду заезжать, мясо, сало свое привозить…
Отец засмеялся:
— Фантазёр!
Мишка оказался дома. Андрэ — нет. Мишка вышел со мной во двор, достал из заднего кармана старых треников с пузырями на коленях сигареты, привычно уселся на скамейку.
— Будешь? — он протянул пачку мне. Я также привычно отказался.
— Андрюха где? — поинтересовался я.
— В городе, — буркнул Мишка. — Траур у него. Лариска свалила.
— Я в курсе, — кивнул я. — Видел Зеленчука. Только, думаю, ненадолго у них роман.
— Почему? — заинтересовался мой приятель.
— Зеленчук в военное училище подал документы, в Омск, — пояснил я. — А Лариска в наш мед поступает. Соображаешь? Он — там, она — здесь. В лучшем случае будет приезжать раз в полгода, да и то сомневаюсь. По крайней мере, в первый год учебы.
— А уж как там получится через пять лет, — согласился Мишка. — Поедет Лариска за Зеленчуком по гарнизонам или нет, бабушка надвое сказала.
— Другое дело, как она с Андрюхой некрасиво себя повела, — буркнул я. — Отфутболила парня и тут же на Димку переключилась.
— Точно, — опять согласился Мишка. — Кстати, моя Аленка тоже уже не моя…
— В смысле? — не понял я.
— Да после выпускного пошли погулять, туда-сюда… Тоже в мединститут документы, кстати, подала. А она мне под конец и выдала, мол, детство кончилось, а к взрослым отношениям со мной она, видите ли, не готова. Давай останемся друзьями и всё такое.
— Остались? — съёрничал я.
— Остались, — сплюнул Мишка.
— Значит, у Андрюхи траур, а у тебя…
— А мы остались друзьями, — невесело хохотнул Мишка. — Выдала мне напоследок французский поцелуй да за задницу я её подержал чуток.
— За что там держаться? — пошутил я. — Кости одни!
Мишка посмотрел на меня с таким тоскливым выражением на лице, что я поспешил извиниться:
— Я ж не знал, что у тебя к ней такие чувства.
— Всё равно, обидно немного, Тох… Живёшь, строишь планы, а тут — бац…
— И мимо, — невесело усмехнулся я.
— У тебя вон, с Жазилькой всё на мази…
— На мази, — согласился я. — Хоть сейчас в ЗАГС. Только не лежит душа. Она в институт поступает, а я в район уезжаю.
— В какой район? — Мишка чуть не проглотил сигарету.
Я огляделся по сторонам. Кругом было тихо. Кроме нас, рядом никого не наблюдалось. Даже на игровой площадке в песочнице детишки отсутствовали. Хотя на улице стояла июльская теплынь.
— Миш, ты ж понимаешь, — сказал я вполголоса. — Я маг…
— Кто? — скривился мой друг. — Может, хватит, в эти игрушки… Я понимаю, у тебя есть какие-то необычные способности, но постоянно этим заниматься…
— Миш, я реально маг! — повторил я. — Маг! Волшебник! Таких, как я, больше на Земле нет.
Мишка вытащил еще сигарету.
— Пришло время слинять, — сообщил я. — И спокойно заняться изучением магии. Как-нибудь я тебе кое-что покажу. А если я останусь здесь, меня подгребут…
— Кому ты, нафиг, нужен! — легкомысленно отмахнулся Мишка.
— Не скажи, — я покачал головой. — В общем, заезжать буду, заскочу. А это тебе. Держи презент!
Я протянул ему золотую монету из скита.
— Что это? — удивился Мишка.
— Золотой гульден 1589 года. А это, — я протянул еще один такой, — Андрюхе отдашь. Скажешь, презент от меня.
Я встал, хлопнул его по плечу. Он тоже встал, возмущенно заявил:
— Подожди, дай докурить-то!
— Ты документы-то подал? — вспомнил я.
— Вместе с Андрюхой подали. Экзамены начнутся с 20 июля. Сейчас пока на консультации ходим.
Мишка вздохнул, невесело улыбнулся, бросил окурок под ноги, затоптал. Как мне показалось, с завистью посмотрел на меня.
— Не пропадай!
Он хлопнул меня по плечу в ответ.
— Да ладно тебе! — возмутился я. — Можно подумать, я куда-то на всю жизнь уезжаю.
Отъезд в деревню прошел спокойно, без торжественных проводов и всякого рода эксцессов. Ну, почти без эксцессов.
Вечером в пятницу, едва maman вернулась с работы и поужинала, мы вышли во двор, где я заранее запарковал готовую к выезду машину. Maman в воскресенье планировала вернуться обратно.
Выходя из подъезда, открывая дверь на улицу, я упёрся в багажник белой «Волги», которую кто-то запарковал почти вплотную к дверям, почти полностью перегораживая тротуар. Пройти мимо было трудновато, приходилось сходить на газон, ступая по влажной траве. Недавно прошел небольшой теплый дождик. Либо пачкать одеждой, обтирая машину. А ведь во дворе полно места для парковки.
Я пригляделся, поморщился: машина принадлежала новому ухажёру Альбины, тому самому молоденькому то ли азербайджанцу, то ли армянину.
Я прошел вдоль стены до следующего подъезда. Мама следом за мной последовала моему примеру. А вот старушка-соседка с нашего подъезда, живущая на первом этаже, встретившаяся нам, остановилась и громко, на весь двор объявила:
— Совсем нехристи совесть потеряли! Разве так можно людей не уважать?
Она остановилась и замахнулась на машину палкой.
— Эй, тётка! — окно квартиры Альбины распахнулось. В него высунулся раздетый до пояса хозяин машины.
— Отойди от машины!
— Я сейчас милицию вызову! — взвизгнула бабка. Она ударила палкой по капоту. Звук получился глухой, ущерб и того меньше: клюка была с толстой резиновой нашлепкой. Но хозяину этого хватило. Он скрылся в окне, видимо, намереваясь выйти на улицу разобраться со скандальной бабкой.
Меня охватило веселое хулиганское настроение. Старушка обратила внимание на меня:
— А ты что ржёшь? — она взмахнула палкой. — Твоя белая лахудра хахаля себе завела, а ты ей космы выдрать не можешь!
Ого! Что Альбина «белая лахудра», я был согласен, но что её до сих пор считают «моей»…
— Теть Лиз, — maman попыталась вмешаться. — Тётя Лиза, успокойтесь. Давайте я вас домой провожу…
Я ухмыльнулся и выпустил в машину альбинкиного хахаля конструкт «праха», вложив в него побольше «мертвой» силы. Правда, заклинание действовало только на органические соединения. Металлу, конечно, ничего не будет, но вот колёса. Они ж резиновые, результат переработки нефти, то есть всё равно органика в основе!
Я уже пробовал воздействовать «прахом» на различные материалы. И дерево, и та же самая бумага поддавались разрушению, но медленнее, чем натуральные ткани и резина. Хотя разные виды резины разрушались по-разному: автопокрышки медленнее, резиновые перчатки быстро, почти мгновенно. Железо же начинало быстрее поддаваться коррозии, ржаветь. Конечно, не мгновенно, но ощутимо быстрее.
Альбинкин ухажёр выскочил из подъезда, боком проскочил мимо машины к бабке Лизе, схватил её за руку, при этом ненароком опёрся об капот своей машины. Он раскрыл рот, чтобы высказать ей всё…
Но тут — бум, хрясь! Под его рукой «волга» осела, громыхнув днищем и голыми дисками об асфальт. От резиновых колес машины осталась пыль, которая тут же развеялась. Держу пари, внутри салона и двигателя тоже что-то осыпалось пылью — патрубки всякие, кожа на чехлах…
Кавказец с открытым ртом жалобно уставился на машину, попытался что-то сказать, но только, как рыба, беззвучно открывал-закрывал рот. Бабулька, правильно оценив обстановку, сгорбилась, стала ниже ростом и бочком-бочком просеменила в подъезд.
— Отэц мэня убьёт, — наконец, чуть не плача, выдал парень. — Совсэм убьёт! Домой в горы отправит…
Я подошел к нему, положил руку на плечо и шепнул:
— Бабка-ведьма, я б на твоём место прощения у неё попросил. А то наколдует чего, женщине не рад будешь!
Парень напугался еще больше. Он покраснел, лицо мгновенно покрылось крупными градинами пота.
— Вай-вай-вай! — запричитал он. — Точно знаешь, да?
Я кивнул:
— Будь уверен, сто процентов!
Я отошел к своей машине. Maman нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
— Ну, мы едем, нет?
— Едем, мэм, едем!
Едва сев за руль, я не выдержал и засмеялся. Хорошо, этот молодой горец меня в этот момент не видел.
— Ну, зачем ты так? — сдерживая улыбку, буркнула maman. — Альбине что ли мстишь?
— Причём здесь Альбина? — ухмыльнулся я. — Бабе Лизе авторитет поднимаю!