Операция "Эликсир"

Глава 30

Скорая помощь «по-кочаровски» — 2

Кочары-Коршево

Сил медитировать вечером после бани у меня не оказалось. Я даже не стал убирать посуду с улицы. Домовой с банником всё равно будут сидеть да чаи гонять после бани. Им это нравилось.

Я едва добрел до кровати, разделся и рухнул, кое-как натянув на себя пуховое одеяло.

Как ни странно, приснился мне Герис. Наставник стоял у черной доски с мелом в руках, чертил схему очередного конструкта, рассказывал мне про совмещение сил Жизни и Смерти в заклинании, что будет если подать больше или меньше той или иной силы в вершины многоугольника и к чему это приведет на практике.

Я сидел перед ним за столом в аудитории, записывал в тетрадь, перечерчивал сложную фигуру, хотя памяти хватало, чтобы её запомнить и так.

Герис был веселым, жизнерадостным, в хорошем настроении, рассказывал и при этом довольно улыбался.

Я проснулся в хорошем настроении, хотя и немного разочарованным из-за того, что всё это оказалось сном.

— Хозяин! Завтракать, — тут же позвал меня с кухни Авдей Евсеевич. Я натянул трикошки с пузырями на коленях, футболку и направился на кухню.

На столе стояла сковорода с омлетом (жареная колбаса, лук, помидоры, залитые яйцом с молоком, сверху потертый сыр — мммм, самый лучший в мире завтрак!), бокал с кофе.

— Спасибо, Евсеич! — поблагодарил я домового. — Ты самый лучший в мире друг!

И не давая ему смутиться, тут же перевел стрелки:

— Вчера долго чаёвничали?

— Мы и парились долго, — ответил домовой. — Не как вы… Часа два в бане. Потом часок посидели, чайку попили. Там и Силантий Еремеевич заглянул. Ну, к полуночи разошлись…

— А у тебя… Как? — Евсеич глянул мне в глаза. Я впервые обнаружил, что глаза у него не темно-карие, а иссиня-черные, пронзительные.

— Нормально, — отмахнулся я. — Ей пока не до меня.

— Так-то оно так, — кивнул головой домовой. — Оно понятно, что ей сейчас спешить надо. У Цветаны срок еще с полгода назад весь вышел.

Я замер. Это становилось интересным.

— А ты знаешь, у кого какой срок? — спросил я. — Кому сколько отведено?

— Нет, хозяин, — покачал головой домовой. — Кому сколько не знает никто. Только вот когда человек, или кто-то там еще начинает жить чужой жизнью, сверх своей отведенной, это сразу видно. Да и ты это должен видеть, Антон. У тебя же даже небольшая, но есть власть и над Жизнью, и над Смертью.

— Над смертью ни у кого власти нет, — покачал я головой. — И уж тем более у меня.

— Это только тебе кажется, Антон, — я впервые увидел, как домовой усмехается. Прямо как человек. Обычно он в своих эмоциях очень и очень сдержан. А сейчас вдруг усмехается и, кажется, даже печально.

— Ты этому научишься, — продолжил он. — Тебе эта магия тоже подвластна.

На этом беседу мы закончили. Точнее, домовой эту тему дальше не захотел развивать. Мне показалось, что он и так лишнего наговорил.

Меня он выгнал в гостевую комнату, где я занимался медитацией. Сам же традиционно занялся уборкой со стола и мытьем посуды.

Для медитации мне по заказу в лесхозе сварганили широкое мягкое кресло. В нём даже можно было подремать с удобствами. Что периодически и делала maman, когда гостила здесь, в деревне.

Я привычно вошел в Астрал, встал перед воображаемым зеркалом, которое отражало мои энергетические каналы, запустил по каналам силу, сначала «живую»: вверх-вниз, вверх-вниз. И тут же отменил, прекратил, остановил. Непонятно — раньше сила текла быстро, ручейком. Сейчас же она двигалась не спеша, уверенно, сильно, в конце концов. Не ручейком, а уверенным потоком! Но магическое ядро осталось, по крайней мере, в размерах прежним — в зеркале всё отражалось. Изменений никаких я не увидел. Я снова запустил силу: вверх-вниз, вверх-вниз. И снова сила пошла потоком — спокойно, но уверенно, сильно.

Я сомкнул руки, закольцевал потоки: магическая энергия пошла «кольцом», и тоже так же — сильно, уверенно, не спеша, потоком, а не ручейком.

С «некроэнергией» всё оказалось так же. Мои энергетические потоки стали по проходимости гораздо шире, а магическое ядро, несмотря на отсутствие видимых изменений, гораздо мощнее.

О причинах я даже не задумался. Это всё Наташка устроила-сотворила. В бане. Когда выпустила в меня свое то ли заклятие, то ли магию, то ли просто силу.

Не знаю, имелся ли смысл в дальнейших тренировках, если сила стала наполнять каналы мгновенно, стоила мне об этом только подумать, а не постепенно?

К этому вопросу я решил вернуться позже, в реальном мире.

Закончив с тренировкой, я перенесся в учебный класс, точнее, в библиотеку. В учебном классе я давно не занимался: не было смысла, наставника-то не имелось.

Однако очередной учебник мне взять не удалось. Перед столом, за который я сел, внезапно замерцал контур знакомой фигуры.

— Герис! — я вскочил со стула. — Наставник!

Увы, это был только силуэт, контур фигуры, прозрачный, как привидение на кладбище. Но это был Герис! Он поднес руки ко рту, потом к уху, показывая знаками, что ни говорить, ни слышать (или я не говорить, ни слышать — кто его знает-поймет?) не может.

Я протянул руку, попытался дотронуться до фигуры. Увы, рука прошла сквозь неё. Герис отшатнулся, погрозил мне пальцем. Потом ткнул рукой в сторону библиотечного шкафа, на полке которого для меня всегда лежала определенная книга. Типа, учись, студент!

Я кивнул головой, мол, понял.

Тогда он провел ладонями по телу сверху вниз и снизу вверх, и так несколько раз, намекая, что не стоит останавливать тренировки по развитию энергетических каналов. Потом ткнул пальцем себе в грудь и обозначил перед собой какую-то фигуру. Я развел руками, подавая знак, что не понял. Объяснить он, к сожалению, не смог: его силуэт стал стремительно таять, исчезнув за пару секунд.

Я разочарованно вздохнул, плюхнулся, прямо-таки упал на стул, опёрся локтями в стол. Учиться сегодня не было никакого желания. Однако книга на полке, очередной учебник показывал свою доступность. Значит, учиться было надо! Волшебное слово — надо. Я протянул руку, книга словно сама скакнула мне в ладонь. Открыл обложку, вчитался в тему: «Особенности совмещения магических энергий Жизни и Смерти в конструировании». Блин, эта же тема была в моем сегодняшнем сне!

После медитации (в реальном времени прошло всего полчаса) я оделся, обулся, вышел на улицу. Обычно после магической учебы я занимался зарядкой. Сегодня ночью и утром был дождь. Пробежка по улице сразу исключалась. Хотя, если постараться… Я вышел за калитку, неспешной трусцой побежал вдоль деревни: двести пятьдесят метров туда, столько же обратно. Кое-где на песчаной тропинке оставались лужи. Маленькие я перепрыгивал, большие приходилось обегать стороной, по мокрой жухлой траве. Кеды мгновенно промокли.

Был бы простым смертным, точно заболел бы! Всё-таки хорошо быть магом. Хоть в этом.

Вернувшись, на второй «круг» я бежать не рискнул. На заднем дворе меня ждал традиционный турник: подтягивания, подъем переворотом, «уголок».

Увы, стал замечать, что довольно часто я «комкал» упражнения: вместо тридцати делал пятнадцать подтягиваний. Вместо трех подходов — один.

Сегодня я выполнил по три подхода каждого упражнения. После физзарядки сходил в душ. Вода в бане в баке была еще теплой. Вытерся.

На выходе из бани меня встретил озабоченный чем-то лесник.

— Привет, сосед! — он протянул мне руку.

— День добрый, Василий Макарович! — я пожал ему руку. — Что случилось-то? С утра пораньше да ко мне в гости?

Лесник нахмурился.

— Дело есть одно, — сказал он. — Помощь твоя нужна.

— Идём!

Я обошел его, направляясь к дому. Надо было переодеться, в конце концов.

Я оставил его на кухне, наказав домовому поставить чайник и напоить гостя чаем, несмотря на возражения Василия Макаровича:

— Время не ждёт, Антон!

— Ты пей, пей чай! — возразил я. — Пока я переодеваюсь.

Через пару минут я в старых джинсах и свитере сидел перед ним:

— Что случилось?

— Там человек помирает, — угрюмо сообщил лесник. — Бабка Маша. Старая она. Видно, время пришло. Только вот…

Я молчал. Как-то мы с ним договорились, что помогать кому-то я буду… избирательно. Во-первых, какой смысл лечить больных, которых может вылечить современная медицина? Во-вторых, мне по-прежнему не хотелось «светиться». Или я закончу свою жизнь в бегах, или в «золотой клетке», или в каком-нибудь «почтовом ящике» подопытным кроликом. И, в-третьих, как это не звучало бы цинично, но весь мир не спасёшь, даже если очень сильно захочешь. Кроме того, я себя уже не видел целителем. Я видел себя магом!

— Что за человек?

Если уж Василий Макарович решился за кого-то просить, значит, для него это было очень важно.

— Врач из Коршевской больницы, — буркнул он. — Поможешь?

— Когда я тебе отказывал? — отмахнулся я. — Едем!

Я накинул телогрейку (удобная вещь, в деревне тем более!), намотал портянки, сунул ноги в сапоги (не кирзовые, это уж был бы перебор!) яловые, натянул кепку. Чай, в деревне живём, а на дворе осень. При этом и телогрейка, и кепка были чистыми, практически новыми, а яловые сапоги начищены до блеска.

— Надеюсь, там мой внешний вид никого не шокирует?

Василий Макарович досадливо отмахнулся.

До Коршево мы добрались за десять минут — по короткой дороге.

— Я сюда в объезд полтора часа ехал, — угрюмо с некоторой обидой поведал лесник. Я развел руками: ну, не дал ему заклинания Силантий Еремеевич. А меня, между прочим, предупредил, что даже если я с ним поделюсь им, заклятье действовать не будет. У меня будет, а у лесника нет. Вот так!

«Уазик» проехал мимо больницы.

— Домой к ней едем! — пояснил Василий Макарович. — Она неделю дома лежит.

У калитки он остановился.

— Пошли!

Я пошел вслед за ним. Дом был открыт. Собаки не наблюдалось. Зато в сенях нас встретила высокая голубоглазая златовласка.

— Где тётя Маша? — лесник встал перед ней.

— Там, — златовласка растерянно показала на дверь.

— Жива?

— Жива, жива! — раздался скрипучий старческий голос. — А что мне подеется?

В сени, приоткрыв дверь, выглянула старушка:

— Заходите уж, коль пришли!

— Вопрос исчерпан? — насмешливо хмыкнул я. — Жива бабка!

— Я тебе дам — бабка! — раздалось из-за двери. Старушка обладала весьма острым слухом. Я хихикнул. Василий Макарович обернулся, посмотрел на меня, нахмурился и приложил палец к губам. Златовласка, с явным неодобрением взглянула на меня и сложила руки на груди.

Мы прошли на кухню, разулись, разделись. Следом за нами зашла златовласка. Бабка стояла возле плиты, что-то помешивая.

— Кашу вот варю, — объяснила она. — Соскучилась по пшенке! Светлана Григорьевна, вон, — она кивком головы показала на девушку, — всё бульончиком меня кормила. Целую неделю. Представляешь, Макарыч, целую неделю!

— Ты, Кирилловна, расскажи лучше, как себя чувствуешь? — Василий Макарович сел за стол напротив неё. — Говорят, ты с утра на погост собиралась?

Златоволосая девушка ушла в комнату. Однако, как я заметил, дверь плотно не закрыла, оставив щель в пол-ладони. Я бросил магический взгляд в её сторону. Девушка стояла возле двери и прислушивалась.

Ни бабка, ни лесник на это внимания, естественно, не обратили.

— Собралась, Макарыч, собралась! — бабка выключила газ, села рядом. Бросила вопросительный взгляд на меня, потом на лесника. Он ей подмигнул и едва заметно кивнул, мол, свой человек.

— Я уже целую неделю собираюсь, — продолжила старушка. — Думала, сегодня всё, отжила своё. Ан нет. Приехала моя… — она поглядела на меня, подмигнула, — квартирантка. Сунула мне в руки карандаш, сломала его. Я и оклемалась. На ноги встала. Кашу вот варю.

Я посмотрел в сторону комнаты.

— Ой! — спохватилась старушка, хлопнув в ладоши. — Сквозняк! Продует враз!

Она суетливо подошла к двери, закрыла её поплотнее, посмотрела на меня и хитро подмигнула.

— Ой, лиса ты, Кирилловна! — вполголоса восхитился лесник. — Как в молодости была лисой, так и осталась!

— Ну, а что? — бабка пожала плечами. — Случаи-то они, разно-всякие бывают. Помнишь, Васька, Матвея Егорычева? Какой мужик был? Механизатор-ударник! Душа-человек! А как на гармошке играл? Замуж меня звал! А потом узналось, что он Ерофееву, чекисту нашему, оперы строчит каждую неделю.

Василий Макарович засмеялся:

— Помню, как не помнить! Только время уже не то было, 49-й год на дворе стоял. Не 37-й!

— Для тебя, может, быть и не то время, — отрезала бабка. — А вот для меня самое то! Врачи-убийцы, помнишь-нет? А я единственный врач была здесь! Хорошо, что Ерофеев тот добро помнил. Детишек его я от воспаленья легких вылечила, считай, с того света вытянула.

— Ну, что скажешь, Антоха? — Василий Макарович повернулся ко мне.

— Пару-тройку месяцев старушка протянет, — без тени улыбки ответил я.

Я уже успел её осмотреть магическим зрением. Сердце у бабушки было совсем изношенным, в кишках светилось что-то багровое. Да и в голове справа подозрительно багровел шарик величиной с обычный орех.

— Два-три месяца? — удивленно-жалобно переспросила бабка.

— Сердце у вас слабенькое, — пояснил я. — В животе болячка и в голове, кажется, опухоль справа. Болит?

Бабка кивнула и бессильно опустилась на стул.

— Антон! — с надеждой в голосе спросил лесник. — Поможешь?

— Макарыч, — осклабился я. — Когда я тебе в помощи отказывал?

Накормить меня потом, после процедур, конечно, накормили. До отвала накормили. И кашей пшенной на молоке, обильно сдобренной маслом. И салом от соседского кабанчика — в чесноке, черном перце и еще каких-то специях. И с собой шматок неслабый сунули. Да еще и домашней колбасой щедро поделились. Нет, определенно, лекарь на деревне с голодухи не помрёт.

А златовласка из комнаты так и не вышла, хоть периодически и прижималась ухом к двери — видел я магическим зрением!

— Я завтра до вечера в город уеду, — сообщил я Василию Макаровичу в машине на обратном пути. — Отвезу Наталью Михайловну, привезу maman на выходные. Тебе что-нибудь прикупить надо?

Лесник отрицательно покачал головой.

— Ну, смотри. Как хочешь. И еще, — я усмехнулся. — Там Димитрий Михайлович по мне еще не соскучился?

Лесник засмеялся.

— Не соскучился. У него и без тебя дел хватает.

Он высадил меня на окраине деревни, развернулся. Я открыл ему обратную короткую дорогу по его просьбе до Бахмачеевке.

А златовласка действительно была шикарной девчонкой…