Операция "Эликсир"

Глава 17

Отелло промахнулся

Вещи Наташки я перегрузил тотчас же, как приехал. Тётка Цветана определенно ждала меня. Когда я ей об этом сказал, она засмеялась:

— Предчувствие, сынок, предчувствие… Я уже столько лет на свете живу…

— Сколько? — тут же поинтересовался я.

— Много! — отрезала она.

— Где она у тебя жить будет? — спросил я. — Места-то хватит?

— Пока хватит, — вздохнула бабка. — Селифан вон с ремонтом помог, зиму как-нибудь перезимуем, а там…

Она замолчала, снова вздохнула и, глядя куда-то в сторону вниз, буркнула:

— А там, глядишь, и совсем изба освободится.

Я понял, что она имела ввиду, но не подал вида. Не проблема, подлечим старушку! Она сама и не узнает.

Вечер пошел по накатанной колее. Первым делом я наведался к Еремеичу. Отнес булку черного, конфет-карамелек, кулёк кускового колотого сахару. Почему-то он всем конфетам предпочитал именно простые «голенькие» карамельки по рублю за килограмм.

С ним вместе сходил к дубраве, а затем и к соснам. Подошел поближе к дубу-великану. Неведомая сила меня ласково подтащила ближе, прижала к коре. Я и не думал сопротивляться, только улыбнулся, раскинул руки и обнял ствол дерева. Закрыл глаза и почувствовал, как от дуба ко мне пошла теплая волна приятной расслабляющей силы. Я простоял минут пять-десять, совершенно отключившись от внешнего мира, поймав себя на мысли, что стоит попробовать здесь помедитировать.

Я с сожалением оторвался от ствола, пробормотав:

— Извини, мне поработать надо!

Древесный великан, кажется, меня понял (и почему я не удивлен?), прошелестел листвой в ответ что-то душевное. Я оглянулся на лесовика — Еремеич сидел на пенечке и с улыбкой смотрел на меня.

— Ты хочешь сказать… — начал я.

— Он тебя понимает, — сообщил Еремеич. — А вот тебе, чтобы его понимать, еще надо подрасти, — он стукнул указательным пальцем по лбу, — этим подрасти. Недолго, правда. Думаю, через годик ты с ним будешь разговаривать вполне свободно. Как я, например!

Он заливисто засмеялся. Я, честно говоря, не понял, действительно он может разговаривать с деревьями или врёт? Иногда он становился невыносимым вреднючим старикашкой, которому так и хотелось отвесить подзатыльник или дать щелбан.

Я поделился «живой» силой с саженцами — молодыми дубками, «выдал» каждому по паре конструктов, потом снова поделился силой. Всё по учебнику.

— Идём к соснам!

— Ты иди, я чуть позже, — Силантий Еремеевич подошел к дубу, поклонился в пояс, встал на колени и стал что-то выискивать среди корней. — Иди, иди! Я догоню!

Я усмехнулся и шагнул на «короткую дорогу» один. Несколько шагов и я уже у «своих подопечных» — саженцев сосны, высаженных в два ряда. Саженцы вымахали метра под три, а то и выше, распушились ветками во все стороны с пушистыми иглами. Только маловато их. Надо бы еще десятка два подготовить да высадить. По осени самое время.

Из-за крайнего дерева, тихо ступая, вышел волк — лобастый, в густой серебристой шкуре, седой, прямо-таки белоснежной холкой, здоровый, размером с крупную овчарку. Замер метрах в пяти от меня, оскалив желтые зубы. Следом из кустов показались еще два его сородича, хоть и поменьше размерами, но ненамного. Волчара-вожак хрипло рыкнул. Его сородичи, угрожающе скаля зубы, стали обходить меня с боков. Сам вожак пригнулся на передние лапы, готовясь к прыжку.

Я швырнул в него конструкт паралича, не забывая наложить на себя «каменную кожу». Почти одновременно конструкты паралича отправились в его сородичей вправо и влево.

Интересно было смотреть, как волки, столбенея, беззвучно разевали пасти и валились на бок. Особенно вожак, который, уже припав на передние лапы, оттопырил для прыжка мохнатую задницу. А тут — получите, распишитесь! И брык на бок.

Звери так и остались лежать. Даже лапами не смогли пошевелить. Только по телу каждого периодически пробегала судорожная дрожь.

В кустах, откуда вылезли эти зверюги, кто-то продолжал то ли поскуливать, то ли повизгивать.

Я нагнулся, ухватил вожака за седую шкирку, приподнял на вытянутой руке так, чтобы даже его задние лапы висели, не касаясь земли, встряхнул, глядя ему в глаза.

— То же мне, Отелло, — засмеялся я, отпуская его. — Ты на кого тявкаешь, псина злобная, но бестолковая?

Волчок распластался на земле, словно мешок. Разумеется, перед тем, как его поднять, я влил в мышцы руки «живую» силу. Этот дикий сородич наших бобиков весил килограммов восемьдесят, не меньше!

— Почему Отелло? — проскрипел сзади Еремеич.

— Потому что промахнулся! — ответил я.

— Так там Акела был, — лесовик, видимо, был знаком с творчеством Киплинга.

— А здесь Отелло, — сообщил я. — Отелло промахнулся.

Лесной хозяин с творчеством Шекспира знаком не был, поэтому даже не улыбнулся.

Он, кряхтя, полез в кусты. Повизгивание усилилось, перешло в рычание, но какое-то несерьезное, словно детское, потом в завывание и поскуливание.

— Ох-ти ж мне! — Еремеич вылез, держа за шкирку маленького щенка-волчонка. — У них логово тут! Вот я не досмотрел-то, упустил! Старею, видать!

Следом за Еремеичем на поляну выскочила тощая волчица, замерла и, глядя на нас, тоскливо завыла.

— Цельная семья, — хмыкнул Еремеич. — А они не наши, не местные, пришлые. Наши-то тебя знают. Задирать не стали бы.

Я присел перед вожаком, снова поглядел ему в глаза, выпустил конструкт подчинения и мысленно прокрутил, транслируя ему в мозг, сцену, когда я поднимаю его за шкирку.

Не знаю, получилось или нет. Эта идея с трансляцией и конструктом подчинения родилась у меня только сейчас, сию секунду. Раньше я про неё даже и не задумывался. Лесной хозяин молча посмотрел на меня, протянул мне волчонка, держа за загривок:

— Погляди, Антоха, что у него с лапами!

Задние лапы волчонка были перебиты в районе бедер. Скорее всего, результат упавшей тяжелой ветки, а то и дерева.

— Держи его! — приказал я. Я пошевелил его лапки, соединяя косточки, направил в места переломов «живую» силу. Потом добавил «айболита». Волчонок сначала жалобно поскуливал, потом замолчал. Спустя несколько мгновений он заворчал, смешно тявкнул. Еремеич осторожно положил его на землю. Волчонок вскочил, опять тявкнул и косолапо ринулся в кусты. Волчица посмотрела на лесовика, на меня, тоже тявкнула и бросилась за ним.

— Вот так! — буркнул Еремеич. — Благодарности от них и не дождёшься.

Тем временем лежащие звери стали шевелиться. Сначала вожак поднял голову, дернул одной лапой, другой. Глядя на них, я усмехнулся и выпустил в них по очереди по импульсу «живой» силы, нейтрализуя действие паралича. Вожак вскочил, жалобно, как тот щенок, тявкнул в мою сторону и трусливо устремился в кусты. За ним рванулись и его сородичи. Судя по хрусту, топоту кустами их забег не ограничился. Волчья семейка определенно решила сменить место жительства.

— Ты извини, Антон, — задумчиво сказал лесной хозяин. — Опять я тебя под зверье своё подвёл. Эх…

— Всё нормально, Силантий Еремеевич, — отмахнулся я. — За всем не уследишь, тем более, что пришлые они, как ты сказал. Давай лучше поработаем, а то время идёт. Мне еще к Макарычу наведаться надо!

— Хм… Отелло промахнулся, говоришь? — усмехнулся в усы Еремеич. Возможно, я ошибся, думая о незнании лесовиком английской классической драматургии.