Страшная месть — почти по Гоголю.
Планирование.
Вечерний звонок Зинаиды Павловны оказался для меня совсем неожиданным. Свой номер когда-то я ей дал, но благополучно про это забыл.
— Добрый вечер, Антон! — услышал я. — Это Наумова беспокоит.
— Здрасьте, Зинаида Павловна! — ответил я. — Что случилось?
Женщина захихикала в трубку.
— Ничего хорошего, — ответила она и повторила. — Ничего хорошего не случилось. Звонил Иванчук, начальник РОВД, мялся, мялся, но в конце концов признал, чтобы мы не обольщались, что вряд ли в ближайшее время воры будут найдены, а уж о возврате украденного речи быть не может вообще.
Она вздохнула.
— Почему-то я так и думал, Зинаида Павловна, — ответил я. — Ну, что ж, нет так нет. Главное, машину не упёрли.
— А кстати, почему не украли? — спросила Зинаида Павловна. — Почему ты её в гараж не поставил?
— Выпускной у меня был, — ответил я. — Поленился, да и некогда было. В школу спешил на торжественное собрание.
— Понятно, — сказала она. — В общем, Антон, извини, что уж не смогла помочь…
— Ну что вы! — я улыбнулся. — Сделали и так много. На место нерадивых сотрудников поставили.
— Да, — согласилась она. — Иванчук, кстати, признал, что затоптали следы этот участковый с оперком-то. Безграмотно затоптали.
Мы распрощались. Я направился медитировать.
— Мам! — крикнул я. — Меня не трогать!
— Хорошо! — с кухни отозвалась maman. Она так и не узнала про кражу. Ну и пусть дальше остается в неведении.
Когда я устраивался в кресле, меня словно осенило. Я сам мог найти воров! У меня же есть образец крови одного из возможных уголовников!
Я вытащил из-под дивана чемодан, открыл, достал пакет с перочинным ножом уголовника, которому я этот нож воткнул в ягодицу. Я ж его спрятал потихоньку от устиновских коллег. Вот он и пригодился наконец!
Я уколол себе палец иглой, выдавил капельку крови на бурое лезвие, где засохла кровь уголовника, наложил конструкт мостика и привычно вошел в Астрал.
В Астрале, сидя за воображаемым столом, я наложил на заклинание мостика конструкт подчинения. Передо мной возникла полупрозрачная фигура человека — того самого уголовника. Заклятие сработало как надо!
— Выясни, кто обокрал мой гараж, — приказал я. — Установи всех, кто к этому причастен. Куда дели украденные вещи? Рассказывать и вообще сообщать об этом кому-нибудь запрещаю. Если вдруг расскажешь, то умрёшь. Как узнаешь, найдешь меня, сообщишь и сразу об этом забудешь.
Я разорвал мостик. Теперь, пока этот «товарищ» не выполнит моё поручение, он не успокоится. Задание ему снится будет! Думаю, что уже послезавтра он будет ждать меня возле дома. И очень даже желательно, чтоб не позднее, чем послезавтра. Потому как заклинание подчинения держится всего три дня. Потом конструкт развеивается сам. А если он сам развеется, то следующий конструкт подчинения на объект можно наложить не раньше, чем через год. Вот такая, как оказалось, особенность в этом заклинании Магии Разума.
Весь следующий день я посвятил текучке: метнулся в школу, сдал в библиотеку оставшиеся учебники, получил характеристику (аттестаты нам выдали на торжественном собрании перед банкетом), пообщался с полусонными одноклассниками Севкой Щегловым, Димкой Зеленчуком и Николаем Артамохиным, которые вчера весь день, оказывается, после выпускного «продолжили банкет», причём с девчонками из параллельного 10-а класса.
— Как дачу не сожгли, — выдохнул «дракончика» Севка, — понятия не имею. У соседей ночью весь забор извели на дрова для шашлыков.
— Утром он, — продолжил Димка, указывая на Севку, — с Алинкой в одной кровати проснулся. И оба голые!
— Ничего не голые! — возмутился Севка. — В трусах. Ничего у нас не было. Она сама потом сказала. А тебе Лариска засосов понаставила…
— Какая Лариска? — насторожился я.
— Рысакова! — сдал Севка.
— Погоди, — ошеломленно не понял я. — А Комар что?
Зеленчук глумливо оскалился:
— Соскочил Комар. Теперь Лариска со мной. Любовь у нас.
Я нахмурился, пожал плечами:
— Нехорошо это как-то. Не по-товарищески…
— Уж ты бы молчал, Ковалёв, — отмахнулся Зеленчук. — То Жазильку под себя подгрёб. Надоело с ней, Быкову охмурил. Потом эту белобрысую окрутил. А теперь, говорят, опять с Жазилькой тусуешься?
Он демонстративно отвернулся, разве что под ноги не плюнул. Севка развел руками. Колька смолчал. Я вздохнул, промолчал, отвернулся. Убеждать его, что у нас с Ленкой ничего не было и быть не может даже теоретически, совершенно не было никакого желания. Тем более на фоне того, что они раньше вроде как объяснились между собой. А мои отношения с остальными девчонками вообще его не могли касаться. Зато возникло желание врезать Зеленчуку по лицу.
Ситуацию разрядила Лавруха, которая вышла в коридор, увидела нас, стоящих рядом с кабинетом, и попросила:
— Дима, Коля, помогите мне донести цветы до учительской.
Я, не прощаясь, направился на выход. Севка зашагал за мной. Закончилась школьная дружба. Прощай, школа! Карабалак оказался прав на все сто.
Ни Мишки, ни Андрея дома не оказалось. Мишкина maman пояснила, что они с самого утра поехали в политехнический институт подавать документы.
— А ты куда поступать собрался? — вдогонку поинтересовалась она.
— В МГУ, — бросил я. — На географический.
Зато на остановке, выворачивая руль в сторону города, я заметил Ленку-Жазиль.
— Садись! — крикнул я, выглядывая в окно. Ленка подбежала, открыла дверцу, плюхнулась рядом.
— Круто! — восторженно заявила она. — Ковалев, я тебе еще перед выпускным хотела сказать: ты не перестаешь меня удивлять. Как ты ухитрился права получить?
— В ДОСААФе, — отмахнулся я, сочиняя на ходу. — Предармейская подготовка.
— Только сейчас тебя вспоминали, — сообщил я. — В школе. Встретил Зеленчука, Севку и Коляна.
— Видела их, — мрачно отозвалась Ленка, усаживаясь поудобнее. — Козлы…
Я вздохнул. Видимо, объяснились-поговорили между собой мальчики-девочки.
— Ты вот, Ковалёв, с темы не соскакивай! — продолжила Ленка. — Ладно, с правами ясно. Но откуда у тебя машина? Мать у тебя на заводе. Отец вон с другой живет. На какие гро́ши купил?
— Бабка подарила, — опять соврал я. — На окончание школы. Какая разница, Лен? Ты вообще с какой целью интересуешься?
— Замуж за тебя собираюсь, — то ли всерьез, то ли пошутила Ленка. Я проглотил комок и выдавил:
— Что, так прям сразу и замуж?
— Ну, а что? — Ленка совсем не улыбалась. — Ты парень видный, серьезный. В МГИМО собираешься поступать. А еще…
Она посмотрела на меня, я даже притормозил.
— Люблю я тебя! Понял?
И отвернулась, глядя в окно. Я промолчал, не зная, что и сказать. Раньше бы, полтора года назад меня это признание окрылило бы. Может, даже на дальнейшую жизнь повлияло.
— Обсудим, — буркнул я. — Разберемся. Только чуть позже.
До самого дома мы молчали. Только, когда я остановил машину, она вдруг придвинулась ко мне, обхватила мою голову руками и крепко прямо в губы меня поцеловала. С языком. Я было ответил ей, но она отстранилась, лукаво улыбнулась, показав мне кончик языка.
— Я тебя буду ждать! — сообщила она. — И имей ввиду, я — не Быкова и не Альбина…
Надо же, она помнила, как зовут эту белобрысую ведьму! Я и не думал.
Домой я пришел в несколько растрепанных чувствах. Когда maman поинтересовалась, в чем дело, честно ей всё рассказал — и про Лариску, и про Зеленчука, и про Ленку-Жазиль.
— Хорошая девочка, — вдруг заметила maman. — Я её помню. Чистенькая, опрятная, культурная. Может, у вас бы и получилось…
— Что получилось? — я открыл рот.
— Отношения! — веско ответила maman. — Семья!
Тот самый здоровый мужик, которому я воткнул в свое время в задницу нож, он же Анатолий Собачкин по кличке Барбос, пришел к нам во двор вечером следующего дня, сел на лавочку и терпеливо дожидался меня.
Я целый день посвятил закупочным делам, катался по магазинам, прикупая необходимый садово-огородно-дачный инвентарь, кое-что из одежды-обуви (у меня не оказалось элементарных резиновых сапог!), посуды и прочих необходимых в деревне вещей (от хозяйственного мыла, спичек до настольной лампы и швабры-«лентяйки»). Разумеется, закупился и продуктами — всякими крупами, макаронами, тушенкой-сгущенкой (спасибо Зинаиде Михайловне, без неё бы я никак этим дефицитом не затарился, разве что в кооперативном магазине или на рынке). Все покупки на всякий случай временно складировал в гараже.
Меня он опознал сразу, вскочил, когда я подошел к нему, вытянулся по стойке «смирно», ввергнув меня в состояние довольного удивления.
— Сиди! — сухо приказал я, садясь рядом на лавочку. — Докладывай.
— Гараж обокрал дядя Гоша с двумя учениками по просьбе Гриши Фартового. Гриша Фартовый — сейчас смотрящий за городом.
В течение нескольких минут он рассказал мне и про знаменитого в узких кругах медвежатника легендарного «дядю Гошу», который сидел еще при товарище Сталине, про его учеников Никиту по прозвищу Кит и Вадима по кличке Золотой, про просьбу вора в законе Григория Фартового, вызванную непонятным заказом «жирного фраера» убить меня и желанием вора меня «прощупать».
— Кит и Золотой должны были угнать ваш автомобиль, — сообщил Собачкин. — А потом посмотреть, что вы будете делать. До Гриши Фарта дошли слухи, что вы талантливый лепила с особенными возможностями.
— Ваши вещи Кит с Золотым сдали Хомяку. Это скупщик краденного, живет на Фигнер, дом 19. Частный дом. Ворованное имущество он хранит в погребе сарая в саду.
— Дядя Гоша где живет? — спросил я. — И где обитает Гриша Фартовый?
— Дядя Гоша живет на Базарной, 17, — ответил Собачкин. — Старый кирпичный двухэтажный дом возле Центрального рынка. Второй этаж, квартира 4.
Потом он мне поведал про Гришу Фарта, где живет, сколько у него человек в команде, сколько постоянно находятся вместе с ним, чем вооружены.
— Это опытный вор, очень опасный человек, — сказал Собачкин. — За полгода он подмял под себя всех уголовников, цеховиков, коммерсантов. Деньги в общак стали поступать. Азеров с Центрального рынка нагнул. Даже Шалва их не трогал, опасался. А Гриша вывез сына директора рынка.
— Это Ширина что ли? — вспомнил я.
Собачкин кивнул.
— После этого его отец и поплыл. Сейчас отслюнявливает по десять штук каждый месяц.