Око Бури

Глава 44

26 день 3 месяца 880 года, Королевский Лес, Алавия

«Молот Справедливости» разбился о «Щит Любви», и Марена вздохнула. На мгновение она ожидала повторения событий с Соблазнителем, настолько сильная любовь воссияла в Амали и окружающих ее эльфах. Ожидала и выпрямилась, встала твердо, зная, что не бывает справедливости и возмездия без жертв. Начала мысленно прощаться с Гатаром и Ираниэль, но звезда любви вдруг умерила свое сияние.

— Нападение на правителя в его же собственном доме не приветствуется нигде, — певуче произнесла Амали, изображая легкую, дипломатическую улыбку.

— Если правитель совершал преступления…

— И за спинами нападающих находится два десятка героев, — подхватила королева Алавии. — Но я не вижу здесь ни того, ни другого.

Марена замерла, взвешивая слова и поступки. Претензии подданных? Это было делом королевы, пока она сама не обратилась за помощью к другим властителям. Более того, теперь, когда в ней сияла такая любовь, можно было не сомневаться, что подданные ничего ей не скажут. Воздействие на разумы, но Амали не поддалась влиянию момента и дальше будет сдерживаться, скроет все.

Истребление живых?

Кто-то даже сказал бы, что не живых, а дриад. Марена знала, что не найдет поддержки в этом вопросе, как не находила его и раньше, когда предлагала дочерям леса убежище в Стордоре. Никто не любил дриад, и они отвечали взаимностью, и эта длинная река крови и смертей тянулась в прошлое, начиналась с зари времен. Оставалось только воздействие на Миона Три Стрелы, но что-то подсказывало Марене, что королева Амали не лжет и тот сам умолял на коленях о любви.

Преступления, но не такие, чтобы всколыхнулся весь Мойн.

Воздействия, но не такие, чтобы мстить за Миона снова собрались два десятка героев.

— Покиньте Алавию мирно, — произнесла Амали, поводя рукой, — не доводя до лишней крови.

Астарха Шип и Нимрод, Носатик! Верный древон уж точно ничем не провинился, но Марена не сомневалась, реши она настаивать и Носатику не жить. Олесса и сама была не слаба, и в свите ее хватало высокоуровневых, но стала бы она ввязываться в войну? Стоило ли вообще устраивать войну после всего случившегося?

В то же время отступить означало сбежать от собственной клятвы, не так ли? Никто не осудил бы ее, никто, кроме нее самой и этого было достаточно. Пожаловаться деду? Но что, мало ему было проблем с жрецами Адрофита, чтобы теперь связываться еще и со злой королевой любви, ибо Амали теперь стала воистину достойна своего титула из песни Минта.

— Когда эльфы Алавии пытались убить Минта Вольдорса на землях Империи, это какая кровь была? — вдруг спросила Олесса. — Лишняя? Или нужная?

— Это были дела между мной и моим мужем!

— Бывшим мужем, — с холодной улыбкой заметила Олесса. — Без разрешения, без предупреждения, высокоуровневые убийцы бегали по моей империи, желая убить барда Вольдорса. Попутно они портили жизнь моим подданным и угрожали жизни Бранда Алмазного Кулака.

Амали лишь фыркнула в ответ. Ноздри ее раздувались, словно у зверя, решившего напасть, и Марена ощутила, что слова императрицы попали в больную точку. История с Адрофитом, стало быть, не закончилась, и Амали привечала его жрецов, а также пыталась задурманить разум Ираниэль.

— Нападение на подданных правителя в их же домах не приветствуется нигде, — вернула Амали ее же собственные слова императрица Олесса. — Разве что, между нами, война и вот тогда точно прольется много лишней крови, не так ли?

— Да вы издеваетесь!

— Констатирую факты, — улыбка Олессы выглядела тоже хищной, словно она собиралась напасть в ответ.

Две влюбленные женщины, бьющиеся за свое счастье — страшное дело, подумала Марена, чуть прикрывая руками живот. На нее снова накатывала волна слабости и тошноты, слишком уж много вокруг было любви. Приторной, сладкой, лживой и ненастоящей любви, замешанной на подлинной ненависти.

— Как раз пригодятся для встречи правителей! Ведь это ты хотела сказать, Амали? Что поднимешь вопрос на встрече правителей Мойна, которым не понравится мысль, что на них в их собственном дворце могут напасть?

— Ты любишь Бранда! — ткнула Амали пальцем обвиняюще.

Эльфы-аристократы вокруг, герои у трона, герои за спинами, Хранители Деревьев вокруг, все словно исчезли. Остались три правительницы, забывшие о профессиях правительниц, и две из них были беременны. Олессе пошло бы материнство, решила Марена, но, если она любила деда Бранда. Возможно, беседы с Ираниэль помогли бы ей?

— Хочешь, эта любовь станет взаимной? — голос Амали стал вкрадчивым, томным.

Олесса вдруг расхохоталась громко, издевательски. Она и Амали были ровесницами, вот только эмоции от них исходили совсем, совсем разные.

— Бранд помог тебе явиться на свет и поэтому я пощажу тебя! — провозгласила Олесса. — Но даже не думай выносить эти вопросы на встречу правителей или заикаться о каких-то правах на месть! Мне предлагали руку короля Ирия, земли Империи выходят к Пенному морю и пересечь их, высадив войска в Диких Землях и рядом с Бесконечным Лесом — дело дней. Сиди в Алавии и не высовывайся, твори добрые дела и молись своему новому богу, чтобы о тебе забыли! Мион Три Стрелы отправится с нами!

Амали взмахнула рукой.

— Если ему не нужны мои любовь и наш ребенок, если он забыл все свои клятвы, пусть проваливает!

Марена покачнулась, торопливо закрылась от эмоций старого героя, который расплакался, как ребенок. Вот он действительно любил, но его любовь использовали против него же. Олесса в свою очередь тоже изобразила величественный жест, они развернулись и все вместе покинули тронный зал.

— Стоило ли так злить ее? — задумчиво спросила Марена.

— Разумеется, — спокойно ответила Олесса. — Профессия правителя не любит робких, хотя слишком дерзкие в ней тоже зачастую не выживают. Она считает, что за ней стоит сила? Пусть проявит ее и тогда окружающие правители, на которых Амали уповает, сами же ее и бросят. Вот тогда можно будет и припомнить ей все остальное.

— Я хотела вовсе не этого.

— Я знаю, — ответила Олесса, оборачиваясь к ней.

На мгновение Марене показалось, что императрица обнимет ее, вожмет куда-то в район живота или груди, ибо ростом она не уступала деду Бранду.

— Но этого хотела я, — продолжила она спокойно. — Политика — искусство возможного, здесь все просто.

— Просто? — переспросила Марена, испытывая невольную жалость к императрице, взявшейся за невозможное.

— Для того, кто рос среди политики, конечно.

— Тогда могу ли я попросить о нескольких уроках?

— Разумеется, — вот теперь улыбка Олесса стала искренней. — Все, что угодно.

— А я? — ворчливо спросил Мион Три Стрелы. — Или мне надо будет заплатить за свое освобождение покаянием перед дриадами и рассказами о всех глупостях, что я натворил ради любви?

— Нет, — твердо ответила Марена. — Мы спасли вас, потому что это было правильно и я…

— Мы, — кивнула Олесса.

— Мы надеемся спасти Алавию, помочь живым в ней.

— Тогда у меня будет пара просьб. Помогите Амалиниииэ и ее ребенку.

— Вы просите за нее? — изумилась Марена.

Старый герой сбросил любовное наваждение, но все еще искренне жалел и сочувствовал Амали. Марена подумала, что не смогла бы так и вздохнула. Она многого добилась, но ей еще большему предстояло научиться, она еще столько не знала о живых и что движет ими! Пожалуй, стоило попросить об уроках не только Олессу, но и старого героя-эльфа.

— Она сама еще как ребенок, не видевший мира. Запуталась, споткнулась, ей надо помочь подняться, если это вообще возможно.

Тут Марена могла его понять, ибо и сама была, как Амали. Не видела толком мира, потом тот ворвался в ее жизнь приливной волной, подхватил и потащил куда-то к мести, к квесту помощи живым, а затем и на королевский трон Стордора.

— Также я хотел бы навестить свою старую подружку Феолу, а затем можно и вернуться к Провалу, умереть уже там.

Он беззвучно добавил «не стоило вообще оттуда уезжать, умерли бы спокойно».

— Конечно, — торопливо согласилась Марена. — Возможно, она узнает вас, ей станет легче.

Короткие сборы уже закончились, и они отправились к портальной площадке. Ираниэль несли в носилках, и Марена испытывала легкое чувство вины, съездили, подлечились — отдохнули! Радовало только то, что сама Ираниэль словно ожила, включилась в дела и радовалась им. Да и ее «взаимодействие» с Амали стало решающим в вопросе раскрытия королевы Алавии.

Странно, конечно, что сама Амали не ощутила в Ираниэль этой застарелой нелюбви к сородичам эльфам, но в то же время, это ли не повод для гордости за сестру-жену? Значит, хорошо сдерживалась, умело вела себя! Зря она замыкалась в себе, впрочем Ираниэль, пожалуй, и сама поняла это, так что теперь Марена могла рассчитывать и на ее поддержку.

Вместе нести справедливость и улучшать жизнь, вместе радовать Гатара любовью, это ли не прекрасно?

— Политика — искусство возможного, — вдруг заговорила Ираниэль, словно уловив мысли Марены. — Но разве не вышло наоборот? В смысле, с местными аристократами?

— Умения правителя и так позволяют внушать любовь и трепет, — пожала плечами Олесса. — Амали не пользовалась ими в достаточной мере, теперь она будет пользоваться ими с избытком, ни то, ни другое не пойдет ей на пользу, и она оступится и ошибется.

Вот это — искусство возможного, говорил взгляд ее синих глаз, обращенных в сторону Марены. Малыми средствами разжечь, принудить к действиям и ошибкам, загнать в ситуацию, из которой не будет хорошего выхода. Причем, не проливая массы крови, хотя эльфы Алавии все рано поплатятся и пострадают, как уже пострадал Три Стрелы.

Но все равно это было лучше, чем кровавая бойня и война трех стран.

— Кстати, вот Три Стрелы напомнил, нужно будет навестить еще дриад.

— Да! — сразу оживились Марена.

— Опять леса, нет, это без меня, — простонала Ираниэль.

— Конечно, конечно, отправляйся в Стордор, сразу к целителям, нет, сразу в храм Ордалии.

— Ну, хоронить-то меня не надо! — разозлилась темная эльфийка.

— Но ведь она воздействовала на тебя чем-то!

— Ты взвалила на себя тяжелую ношу, — сочувственно сказала Олесса, пока они ждали ответа дриад на границе Бесконечного Леса.

Марена мысленно хмыкнула. Она жалела императрицу, та жалела ее в ответ, круг замкнулся.

— Ты тоже, — ответила она. — Ведь ты делаешь все это ради деда Бранда?

— Да, — просто ответила Олесса. — Я помогаю ему, как могу.

— Помогаешь?

— Почему, по-твоему, слава Минта разошлась так быстро и далеко? Щит Империи прикрывал их от убийц-эльфов, мои маги помогли ему у Города Любви, и теперь я еще помогу здесь и возле Провала. Помогу вам, правителям Стордора, и не дам вспыхнуть войне, а значит, Стордор сможет и дальше восстанавливаться и идти к процветанию. Ведь ты согласна, что Алмазному Кулаку небезразличен Стордор?

— Да, — согласилась Марена.

Она помолчала и все же сказала.

— Но ты понимаешь, что это не поможет? Дед Бранд уже отказал тебе, и он упрям… как дед!

— Кто сказал, что любовь должна быть расчетливой? — с затаенной печалью и радостью ответила Олесса. — Кто? Адрофит и его слуги? Если я начну высчитывать, вот здесь помогу, и он в ответ улыбнется мне, а если пошлю на два полка больше к Провалу, то он поцелует меня, будет ли это любовью? Мне говорят, что я нарушаю свой долг правительницы, императрицы и они правы, нарушаю. Иду вопреки ему, ради любви, которую таила в себе так долго, столько долгих лет! Но разве это любовь, если задвигать ее в угол? Я помогаю Бранду издалека, помогаю тем, кто был и есть рядом с ним и этого уже достаточно, самого факта помощи. Да, он вряд ли взглянет на меня и уж тем более женится, о детях и не мечтаю, но я помогаю ему, потому что люблю, а не потому, что хочу расчетливо удержать возле себя. Вот, буквально только что мы слышали рассказ о такой расчетливой любви, о попытках удержать Бранда возле себя. Барды воспевают Бранда и Светлейшую, складывают рифмы об их величайшей любви, а меня не покидает мысль, так ли уж велика была их любовь?

Марена слушала задумчиво, кивала в такт, так как слова Олессы перекликались с ее собственными мыслями.

— Но… дриады?

— Ты же считаешь, что с ними поступили несправедливо?

— Да.

— Мы придем к ним с миром и дружбой, восстановим справедливость. Пригласим к участию в делах Мойна.

— Они откажутся!

— Алавия хочет занять земли возле Провала, мы предложим дриадам помощь с дикими землями возле них. С освоением или уничтожением бесплодных гор между Урдаром и Бесконечным Лесом. В идеальном случае — Алавия и дриады вместе будут осваивать их, крепя дружбу и увеличивая численность живых, причем вдали от Провала.

— Но этого же не будет! Королева Амали не допустит!

— Политика — искусство возможного, — повторила Олесса с улыбкой. — Вначале мы надавим на Амали через дриад, а когда в Алавии сменится власть, восстановим справедливость и дружбу между ними.

— Дриады откажутся, они же никогда ни с кем не дружили, — возразила Марена.

— Тогда они умрут и жизнь живых вокруг станет легче и справедливее, — ответила Олесса. — Но никто не скажет, что мы не протягивали им руку дружбы, любви и справедливости, не так ли?

Марена утерла холодный пот со лба и подумала, что уроки политики определенно будут очень нелегкими.