Одиссея коронеля Блада. Начало

Глава 7

Марко Белый — капитан «Эсперансы». Я открываю козыри.

Мигель:

Я понял, что Гонсало собирается меня подробно расспрашивать про отца, но мне скрывать нечего. Тем более, что отец, судя по его словам, доверял этому пирату. Мне очень не понравилось, что Блада увели связанным в каталажку. Я решил постараться убедить Гонсало, что хуанч нормальный мужик. Расскажу как он меня спас от стражников и пират должен мне поверить. Скушал кашу, которой меня накормил караульный — жить стало веселее. Теперь надо дождаться, когда меня отведут к главарю пиратов. Конечно, Блад какой-то странный рус, он хорошо знает испанский и не похож на других хуанчей, с которыми мне раньше приходилось общаться, но, при этом, он — настоящий мужик, это видно сразу.

Минут через двадцать, когда мне уже надоело смотреть одну и ту же картину в маленьком окне караульного помещения, за мной зашел пират, который увел Блада.

— Пойдем к Гонсало, — позвал он меня, — а ты откуда его знаешь? — поинтересовался караульный.

— Я его не знаю. Мне отец сказал передать привет, — я не стал скрывать от любопытного парня правду, — а ты тоже пират?

— Конечно, у нас здесь все морские разбойники, — засмеялся Богдан, — так нас называют те, кто боится.

— Ты давно в пиратах? — мне нравилось, что я могу вот так запросто разговаривать с настоящим морским волком, — много раз уже на корабли нападал?

Богдан замялся, ничего не ответив на мои вопросы. И я подумал, что ему или нельзя рассказывать про грабежи, или сам недавно здесь, поэтому и не может ничего рассказать про пиратскую жизнь. В это время мы подошли к домику, стоявшему у самой скалы. Пират постучал в двери и, дождавшись приглашения, завел меня внутрь. Обстановка в доме была небогатой, почти как у нас в Гарачико, только на одной стене было развешано разное оружие: две сабли, мушкет и пара пистолетов. Гонсало сидел за столом, перед ним стоял глиняный кувшин, кружка и чашка с такой же кашей, какой меня накормили в караулке.

— Присаживайся малыш, — пират указал мне на лавку справа от себя, — рассказывай все, что знаешь про своего отца и руса, с которым ты пришел.

Он отправил Богдана на пост, а сам, поглядывая на меня, начал есть кашу, запивая ее молоком. Я-то думал, что у него в кувшине обязательно должно быть заморское вино с захваченного торгового парусника, про которые мне рассказывал Блад. Ел Гонсало не спеша, тщательно выскребая кашу из чашки и облизывая ложку. Молоко стекало по усам и пират вытирал их ладонью.

— Ну и что ты молчишь? — Гонсало неожиданно улыбнулся, — тоже хочешь каши?

— Нет, спасибо, я наелся, — мне стало неудобно, что я уставился на него и не даю поесть нормально, — просто думаю, с чего начать.

— Начинай с начала, — пират кивнул подбадривая, — как зовут твоего отца? Чем он занимался? Что рассказывал о службе на корабле? О путешествиях? Не стесняйся, времени у нас достаточно.

После этих обычных слов стало проще, и я начал рассказ во всех подробностях. Пират слушал меня молча, иногда кивая головой, изредка задавая уточняющие вопросы. Когда я перешел к африканским рассказам отца, Гонсало чуть подался вперед и как-то весь подобрался, стал внимательнее, что ли. Он перестал жевать, а только слушал и уточнял. Похоже, что морской разбойник не знал в подробностях, что там было с командой отца в Африке. Я рассказывал о большой реке, по которой моряки шли вглубь континента, о том, как было жарко. Как матросы погибали от неведомой болезни, от которой сначала поднимается жар во всем теле и ломит суставы, а потом начинают желтеть глаза и кожа. От этой болезни матросы умирали в страшных муках, с поносом и кровавой мочой. Ничего нельзя было сделать, человек слабел и через восемь-десять дней, его заворачивали в парусину, привязывали к ногам груз и сбрасывали за борт.

Отец рассказывал как на них нападали страшные черные дикари, которые тихо подплывали на маленьких лодках и обстреливали команду из луков. Сначала река текла через пустыню, где кругом был один только песок. Там моряки впервые увидели больших, горбатых животных, на которых люди ездили верхом. Потом, когда река стала мелкой, отец со своей командой пошли вперед на спасательных шлюпках, оставив часть матросов на паруснике.

На шлюпках они дошли до небольших гор, отец так и говорил: «Знаешь сынок, такие маленькие горы, высотой как Драконово дерево, может чуть выше, но каменные». После гор начались болота и леса, где воздух всегда был влажный, водилось много змей и насекомых. От укусов совсем небольших мушек матросы умирали. В этих лесах моряки встретили маленьких людей, которые называли себя бамбути. У них взрослый человек ростом как десятилетний пацан. Вождь этого племени сильно болел, а отец смог его вылечить. Для лечения понадобилось много дней, зато вождь рассказал отцу про огнедышащих драконов. Для того чтобы найти чудище, надо забраться далеко в горы, сильно раскаляющиеся на солнце, среди них и водятся драконы. Дыхание такого чудовища может сжечь человека. Отличаются огненные драконы маленькой пастью, которой они даже как следует укусить не могут. Зато они наносят сильные удары передними лапами и особенно своим мощным хвостом, как саблей.

Но самое важное, рассказал вождь, в том, что у этих драконов во лбу есть третий глаз. Они этим глазом не видят, под веками находится волшебный камень — Карбункул. К тридцати пяти годам, когда дракон становится взрослым, Карбункул набирает полную силу и обретает множество магических свойств. Чтобы воспользоваться камнем, человек должен в одиночку убить чудовище и забрать драгоценность. Когда труп остынет, Карбункул размягчается и теряет магические свойства, его надо забрать сразу после смерти дракона. Камень отдается в руки только тому человеку, кто убил дракона. Его нельзя продать и подарить другому человеку, он становится обычным кристаллом без магической силы. Укравший Карбункул сильно об этом пожалеет, так как накликает на себя «Проклятие дракона», отец сказал, что вор «не рад будет, что родился, он в муках сгорит изнутри».

— Отец рассказывал, какую именно силу дает Карбункул? — перебил меня Гонсало.

— Он только говорил, что мы станем очень богаты, — ответил я, — а еще отец был уверен, что благодаря Карбункулу можно стать главным на нашем острове, избавиться от власти короля и жить дружно с хуанчами.

— А что ты говорил про свою руку? — напомнил пират мои слова, — как ты ее обжег?

— Блад отдал мне Карбункул, — начал я, решив рассказать Хуану все про моего взрослого напарника, — сказал, что обещал отцу заботиться обо мне и что этот камень мой. Но, когда я взял Карбункул в руку, он сразу раскалился так, что я не смог держать его в руке и вернул Бладу. А тот спокойно держал камень в руке. Он сразу остыл у руса в руках. Так я и понял, что камень может быть только у того, кто убил дракона.

— А почему ты решил, что рус убил дракона? — уточнил пират, — ты ведь сам этого не видел?

Мне почему-то не захотелось рассказывать, что Бладу просто повезло и дракона убило обломком скалы. Я подумал, что Гонсало об этом не надо знать, пусть пират думает, что Блад в бою победил дракона. Может так он быстрее решит освободить хуанча, который, на самом деле, мне нравился больше чем этот знакомый отца.

— Я видел убитого зверя, его мощные лапы и хвост с тремя саблями, — ответил я пирату, — а еще я видел раны отца. Его убил этот дракон. Своим хвостом он распорол живот отцу. А сам зверюга валялся мертвый с резаной раной в сердце и разбитой башкой. Никого там больше не было, только отец, Блад и дракон. Некому было его убить, — я начал злиться, что пират не верит и сомневается в моих словах, — а Карбункул? Он только Бладу дался в руки.

— Ну, мало ли как все было, — Гонсало задумался на некоторое время, — а расскажи, как ты с ним встретился?

Я подробно рассказал все, что со мной приключилось, начиная с того момента, как меня утром разбудили стражники. Пират выслушал меня молча, не задавая никаких вопросов. Потом попросил рассказать все, что мне известно про Блада. Мой рассказ был недолгим, поведал все, что знал, что видел своими глазами, и что хуанч говорил про себя. Действительно, я мало знал подробностей про руса, но в одном был уверен точно, что это настоящий друг, который в беде не бросит.

Пират снова замолчал, задумался. Прошло минут пять. Я тоже молчал, так как все, о чем меня спрашивал Гонсало, уже рассказал. Страшно мне не было, ведь отец доверял этому человеку. Хотелось просто, чтобы все это быстрее закончилось, чтобы Блада выпустили из ямы. А еще мне не давала покоя магическая сила Карбункула. Я размечтался о том, как хуанч начнет пользоваться магией драгоценного камня. В моих мечтах Блад становился непобедимым командиром армии всего острова, а я его помощником и оруженосцем. Только не успел придумать с кем будет воевать непобедимая армия — меня оторвал от мыслей Гонсало.

— Мигель, а ты знаешь, кто такой Marco Blanco? — вопрос сбил меня с толку, об этом я даже не задумывался, — теперь ведь тебе носить это прозвище, — продолжил пират.

— Почему? — не понял я.

— По наследству. Так мы звали твоего отца за его светлые волосы, — усмехнулся пират, — он был капитаном «Эсперансы», а я с ним ходил шкипером. Теперь ты будешь у нас Miguel Blanco. Согласен?

Прав был хуанч, когда говорил про отца, что тот был пиратом. А я все сомневался, думал, что не мог отец в морские разбойники пойти. Стало быть не такие уж пираты душегубы, да лиходеи, как про них пацаны в порту говорят. Не мог отец лихими делами заниматься, а если и стрелял в кого, так ведь и военные людей убивают пачками, а никто их не винит в этом. Блад, однако, тоже двоих стражников застрелил, а все потому, что меня спасал. Значит в своем праве был.

— Мне нравится, — ответил я через некоторое время, — только я не белый, у меня волосы темнее отцовских.

— Ничего, — рассмеялся пират, — придет время — побелеешь, будешь только вспоминать, какие волосы были темные, да длинные. И не такие уж они у тебя темные, с моими-то не сравнить.

— Поживешь пока у меня, — неожиданно сказал Гонсало, — комната свободная, не стеснишь. Проходи туда, — он указал мне на дверной проем в дальнем углу, — там большой сундук, будет тебе кроватью, потом что-нибудь придумаем. Располагайся и никуда пока не ходи, Я скоро вернусь.

С этими словами пират застегнул пояс с саблей и вышел на улицу. А я пошел осматривать свой новый дом.

Коронель Блад:

Богдан перестал задавать вопросы, шел молча, только показывал мне, куда надо повернуть. Парень говорил со мной по-русски, только его язык сильно отличался от моего, некоторые слова я, вообще, понимал только в контексте фразы. «Придется мне больше слушать, чем говорить, надо запоминать больше обиходных слов из их русского, чтобы не выглядеть совсем уж «белой вороной». С другой стороны, может у нас на материке так говорят».

«Какая же здесь красота, — оглянулся я вокруг, — зря не съездил в той жизни». Хотя уже изрядно стемнело, но с тропинки было видно океан и небо над ним. Скалы, как будто специально расступились, чтобы показать мне все красоты окружающей природы. Пахло травой, соснами, какими-то медоносами и конечно, океаном. Его особенный, влажный запах ни с чем не спутаешь.

И тут до меня дошло, что о прежней жизни я стал думать как-то отстраненно, как о том, к чему уже не вернуться. А ведь это не правильно. Мне не импонировало это мое настоящее. Отсутствие элементарных удобств, которых не замечаешь в двадцать первом веке, напрягало. Конечно, я ходил в туристические походы, ездил на рыбалку, ночевал в палатке, в спальном мешке. Варил себе обеды и ужины на костре. Все это у меня было. Но, извините, подтирать задницу лопухом, и спать на голых камнях, подстелив кусок рогожки, совсем не в кайф. Избаловала нас цивилизация.

«Как-то быстро от местных красот я перешел к прозе жизни, — усмехнулся про себя, — мне бы сейчас подумать о своей безопасности и возможности выжить прямо здесь и сейчас, а я о прошлой жизни размышляю, да плачусь о том, что туалетной бумаги нет. Надо выстроить план беседы с Гонсало, чтобы выглядеть убедительней. Хотя, черт его знает, о чем пират решит расспрашивать меня». В голове был «идеальный порядок», примерно как в квартире при срочном переезде.

Тем временем Богдан привел меня к сараю, возле которого лежала решетка из деревянных жердей толщиной в хорошую оглоблю, перевязанных веревками.

— Спускайся, — Богдан поднял решетку, — посидишь здесь пока.

Под решеткой были ступени вниз в небольшую пещеру, на дне которой наблюдались даже остатки лежанки из сена. Руки мне не развязали, да это было и понятно, тюрьма моя выглядела не слишком надежно, со свободными руками, я бы нашел возможность отсюда выбраться.

— Богдан, — окликнул я караульного, собиравшегося уходить, — ты хотя бы кусок хлеба брось, кушать уже хочется.

— Ага, погодь, — отозвался парень, — счас принесу.

Я присел на лежанку в углу моего зиндана. [1] Торопиться некуда, надо ждать решения своей участи, которая зависела теперь только от главаря пиратов. Знать бы магические свойства камня, продемонстрировал бы какую-нибудь магическую штуку поубедительней и доверия стало бы больше. А может просто бояться стали бы. «Боятся — значит уважают!» — актуальность этого лозунга никто не отменял, тем более в Средневековье, где, по слухам, всякой магии боятся пуще любого пожара. Прибежал Богдан, принес краюху хлеба и крынку молока, руки развязывать не стал, но помог мне поесть. Нормальный пацан, надо заручиться его поддержкой, тогда можно будет попробовать выкрутиться.

[1] Подземная тюрьма-темница в Средней Азии.

— А ты чего в пираты подался, Богдан? — вопрос я задал не просто ради общения, мне действительно было интересно, что двигало парнем, который предпочел мирным занятиям опасности морского разбоя.

— Так у меня другого путя не было, — не очень понятно ответил мой тюремщик, — либо в пираты, либо камень к ногам и в море.

— Как так? Если не тайна великая, расскажи, — попросил я паренька.

— Какая-такая тайна… — пожал плечами Богдан, — прошлым летом мы с товаром на лодьях шли в Порт Креста Животворящего, попали в шторм, потрепало нас славно, раскидало всех в разные стороны. Наша лодья сильно потекла, думали уже на дно уйдем. Плавать-то не обучены никто. Но попался нам корабль пиратский. Да токмо из нашей лодьи трех человек-то всего и вытащили, волна сильная была. Братка мой — Доброслав, Никитка — сын купца нашего, да я. Братку сильно снастью придавило еще на лодье, не выдюжил он. Три дни был в лихоманке как вышли на берег. Так и сгорел, схоронили мы его здесь, недалече.

Богдан, пригорюнившись, замолчал. Потом заговорил снова, — нам с Никиткой сказали, что остальные лодьи потопли, а мы, если жить хотим, то должны к ним прибиться, к пиратам. А то, побросают нас в море и как кутят потопят, ибо лики их мы видели, да и харча для нас лишнего нет. А мы с браткой сирые были, ни мамки, ни тятьки давно уж не знали. Так куды мне деваться-то было. Вот и живу при пиратах, в караул хожу, да кашеварю. А Никитка-то в разбои ходить наловчился, в море-окияне он сейчас. Удачлив больно, пираты хвалят его. Пока вдвоем в деревне обретались, веселее было, сейчас в однова тяжко, плохо говорю на эспаньоле, а домой как тишком выбраться — понимания не ведаю. Так-то мы с браткой в Новгороде обитали, изба там у нас, хоть и небольшая, да своя была. Дедка еще справил, когда перебрался из земель Игорь-Града…

— Богдан! Веди пленного к Гонсало, — его рассказ прервал окрик откуда-то сбоку.

Паренек засуетился, убрал в сторону крынку и махнув мне рукой, вздернул кверху решетку. Поднявшись на ноги, я сделал пару приседаний, чтобы размять суставы и пошел за караульным. «Ни хрена не успел к разговору подготовиться, — мысленно ругнул сам себя, — ладно, посмотрим, как там будет. Экспромтом иногда еще ловчее получается, чем по домашним заготовкам». От моей тюрьмы до дома «предводителя уездного дворянства», то бишь, главаря пиратов оказалось метров сто не больше, на крыльце меня встретил Гонсало. Он, неожиданно приказал Богдану развязать мне руки.

— Присаживайся, — указал мне на лавку возле небольшого стола во дворе дома, — есть будешь?

— Спасибо, буду, — не стал ломаться, чтобы не выдавать Богдана, который успел меня слегка подкормить.

Присел на лавку, подождал немного, Богдан принес тарелку каши, кувшин с вином и поставил передо мной на стол и вышел. Размяв, затекшие руки, налил кружку вина, подвинул ближе чашку с кашей.

— Будь здоров, хозяин, — кивнул пирату и сделал пару добрых глотков. Вино было хорошее, в меру терпкое и, на удивление — белое. До этого, мне приходилось здесь пробовать только красное, которое предпочитал Марко, и я почему-то решил, что vino tinto [2] — это теперь навсегда. Оказалось — был не прав. Мой «добрый самаритянин» молчал, давая мне нормально покушать, но когда я опустошил свою чашку и сделал последний глоток вина, Гонсало приступил к допросу.

[2] Красное вино (исп.)

— Чем ты можешь доказать, что Марко погиб не от твоей руки? — вопрос был предсказуем, тем более, что он мне уже советовал подумать в этом направлении.

— Тебе придется поверить мне на слово, доказательств я не приготовил. Кроме того, пожалуй, что у меня не было причин убивать Марко. Да и куда мне было с голым руками против вооруженного охотника, да еще и капитана пиратов, с его опытом.

— Кто ты? — это вопрос для меня был из разряда самых трудных, — то, что ты говоришь на языке хуанчей, еще ничего не значит. Ты и на нашем языке говоришь.

— Я еще и на языке бриттов могу говорить, — улыбнулся я, — но это не мои родные языки. Думаю-то на русском, значит — рус. Я не местный, а издалека, где тоже русы живут. Слышал, что есть такая страна, Русь называется?

— Ну, допустим, — Гонсало не собирался все мои слова принимать на веру, и продолжил в том же духе, — как на остров попал?

Этот момент я уже обдумал и ответ был готов. Никто не сможет опровергнуть мои слова о том, что корабль, на котором я добрался до острова, потерпел кораблекрушение и затонул недалеко от острова. На эту мысль меня натолкнул рассказ Богдана о крушении их торговой лодьи.

— По морю. Как же иначе? — я снова улыбнулся, — наш коч попал на скалы на северах. Мы шли с северо-востока, под хорошими парусами, но не смогли пройти между скалами, весла не помогли, волна была большая.

— Где остальные? — пират продолжал задавать мне простые и резонные вопросы, — сколько вас было?

— Было двенадцать человек, — я ориентировался на поморский коч, с командой от десяти до пятнадцати человек, — остался один. Я умею плавать, остальные — нет.

— Так, — Хуан пристально посмотрел на меня, — а как в Игорь-Граде оказался?

— Пешком пришел, через горы и вдоль моря, — пусть попробует проверить мои слова, — долго шел, пока не набрел на пещеру напротив Игорь-Града, там и заночевал. А утром проснулся от того, что побоище внизу подо мной началось. На моих глазах дракон хвостом ударил Марко по животу, тот упал и больше не поднимался.

— Как дракона одолел? — пират не отводил от меня своего взгляда.

— Сначала камнями бросал со скалы, он меня там достать не мог, потом, когда попал точно в голову, спустился вниз, подобрал квилон Марко и добил в сердце, — об этом я мог спокойно говорить, так как это была почти правда.

— Откуда про Карбункул знаешь? — подобрался Хуан к главным вопросам. Во всяком случае, по его виду было похоже, что для него это очень важно. Он придвинулся ко мне, при этом, пальцы его правой руки начали быстро-быстро барабанить по столу.

— Гонсало, я тебе говорил, что Марко у меня на руках умер? — напомнил пирату свои прежние слова. — он успел рассказать и про Карбункул, и про сына, который в Гарачико живет. Это-то тебе понятно?

— Сомневаюсь я, что Марко первому встречному рассказал то, что своим лучшим товарищам не открыл, — пират нахмурился.

— Марко понимал, что умирает, — я ответил не задумываясь, — что ему оставалось делать. Он с меня слово взял помочь Мигелю и не оставить его одного. А про то, что Карбункул имеет магические свойства, мне уже Мигель рассказал.

— А где деньги Марко? — неожиданно задал Гонсало провокационный вопрос.

— Вот тут я тебе не помощник, — не колеблясь ответил я, — не знаю. Ничего он про деньги не говорил.

«Интересно, пацан что-нибудь успел рассказать про дукаты? — промелькнула мысль, — не должен был, но даже если и рассказал, это деньги Мигеля и я ими не распоряжаюсь, так и буду говорить, если что».

— Я ведь разговаривал с Пабло, — пристально глядя мне в глаза, спросил Гонсало, — ты, по-прежнему ничего не хочешь сказать про деньги?

— Пабло может тебе что угодно рассказать, только бы спасти свою паскудную душонку, — я начал «заводиться», — нашел кому верить.

Мне стало ясно, что Мигель про дукаты ничего не сказал, и в остальном, судя по вопросам пирата, наши показания сходятся. А значит пока мне предъявить нечего. Конечно, это не значит, что мне тут же поверили и отпустили на все четыре стороны, но, какая-то надежда на благополучный исход появилась.

Где спрятал Карбункул? — от этого вопроса мне на минутку стало смешно, но Гонсало продолжил, — расскажи сам, иначе мне придется добиваться этого своими методами. А мне не хотелось бы, парень ты вроде неплохой.

«Ага, только ссышься и глухой» — мелькнула в голове старая присказка. И тут я решил пойти ва-банк, ведь мне терять нечего, через пару минут меня могут обыскать как следует и найти Карбункул. Но, если мы с Мигелем все поняли правильно, то камень не дастся в руки никому кроме меня. А значит я могу укрепить свои позиции, добровольно показав Гонсало магический камень. Я полез под рубаху и достал ладанку, распустив шнурок, вынул оттуда драгоценность. Камень шевельнулся в моей руке, потеплел слегка и засветился мягким, но ярким светом, так, что коптилка на столе померкла в его сиянии. Гонсало отшатнулся от меня и прикрыл ладонью глаза. Но быстро опомнился и протянул мне руку.

— Хочешь подержать? — тут я не удержался от улыбки, — бери если не боишься обжечься.

Я протянул пирату Карбункул, хотя внутри все замерло от мысли, что вдруг я ошибаюсь и камень уходит от меня навсегда. Но магический кристалл не подвел. Гонсало, взяв камень, поднес ближе к глазам, но тут же скривился от боли. Карбункул потускнел, и как будто уменьшился в размерах, а пират, махнув рукой, с проклятьем выронил его на землю. Я, не мешкая, подобрал камень и положил его в ладанку.

— Ну что, убедился, что про Карбункул я тебя не обманывал? — спросил пирата без всякого ехидства, — в остальном тоже говорю правду, не сомневайся.

Гонсало замолчал, налил себе и мне вина в кружки, кивнул и выпил свою до дна. Я последовал его примеру и тоже опустошил сосуд. Мы пару минут помолчали, потом пират начал задавать мне уточняющие вопросы о том, откуда мы пришли к острову, с какой целью, когда вышли из русских земель, кто был капитаном парусника, где останавливались, где набирали воду, еду. Я коротко и немногословно отвечал, выстроив свою легенду так, чтобы она вызывала меньше сомнений в своей правдивости. Разговор затянулся еще на два-три часа, выпито за это время было никак не меньше трех литров хорошего, крепкого вина. К концу разговора мы оба уже изрядно пошатывались, когда вставали, чтобы отойти за угол по естественным человеческим надобностям. Да и язык во рту ворочался с таким трудом, что казалось ему там просто не хватает места. Чем закончился наш разговор, сказать затрудняюсь, но проснулся я среди ночи в сарае на куче сена, в котором постоянно кто-то тихонько шебуршался.