Одиссея коронеля Блада. Начало

Глава 18

Заговор. Принцессе не место на корабле.

Князь Борис Градомирский:

— Марьяша, кликни мне Завида, — я решил, что надо пообщаться с воеводой, наверняка подскажет чего дельное, — скажи, что нужен для разговора. А ты иди матушку успокой, места ведь себе не находит.

Вернувшись из Новгорода, решил, что одна голова хорошо, а две лучше, ведь по дороге поговорить не было возможности, а с Завидом мы многие серьезные вопросы вместе решали. Вот вроде бы Володимир дело говорил, галеру подарил, ничего для себя не просит и на земли Градомирские не претендует. Опять же дочурка правильно говорит, что Новгород, считай в одного отбил у ворогов, но неспокойно как-то на душе все равно. Силища-то у мужика неимоверная, как снопы соломы пожег барки пиратские, да и пленные гуторят про него, что диавол он огненный. Хоть и сказал, что силу ему Богородица дала, но где же это видано, чтобы Мадонна силушкой такой награждала. А с другой стороны, ведь Матерь Божия у нас на особицу — черная ликом, да и мощь свою уже показывала, когда нашли ее на берегу. Вон ведь как обезручел мужик, что потрогал статуй самовольно. Так что, может и есть правда в словах чужака.

— Звал ли ты меня княже? — в дверях светелки показался воевода, — за Рюриковича новоявленного хочешь разговор разговаривать?

Завид частенько поражал меня своей прозорливостью. Он как будто в моей голове стоял под дверьми и слышал каждую мысль. Я порой думал, что у него тоже какой дар от старых богов русских имеется. Древний род воеводы не праздновал веры, которая пришла к нам от христиан вместе с Володимиром Красно Солнышко. Но Завид был крещеный, в храм ходил исправно, молитвы опять же многие знал назубок, так что предъявлять ему было нечего. Хотя знал я и о том, что в светлице воеводиной не только христианские образа имеются, но не трогал Завида за его тайную веру в богов древних.

Воевода был со мной смолоду в приятелях, еще пацанами бегали вместе на подворье моего отца — князя Ефима Градомирского. Этим летом Завиду исполнилось сорок и шесть лет, он пять весен как овдовел. Жена была моложе вдвое, красавица и умница, прожили они вместе только три лета. Жили не дружно, хоть и брал воевода ее в жены по большой любви. Но, что-то в их совместной жизни пошло не так, и через год молодая начала чахнуть. Хворь сгубила ее за два лета. Отчего умерла воеводская жена, не смогла определить даже знаменитая на все Белогорье знахарка, которую прислал по моей просьбе правитель Игорь-Града Бенедикт.

— Как мыслишь Завид, есть ли в нем кровь Рюрика? — для меня вопрос был не праздный, по вине Рюриковичей моих предков жизни лишили. И до сих пор потомки Иоанна-страдальца не простили обиды той стародавней, — знаешь чего о чужаке? Рассказывай.

— Знаю только то, что люди бают, — Завид почесал затылок, — мне бы его в темницу да на лошадке деревянной покатать, али в баньке попарить, то-то всю подноготную и узнал бы. [1] А так, могу сказать только, что убивцем огненным и диаволом его португиши кличут. Не с добра это. Откуда пришел к нам, никто не ведает. Говорит вроде по-русски, но иные словеса понять никак нельзя. Сам чужак баил, что с севера пришел. А как он через ведьмин лес живым прошел? Ты же понимаешь Борис Ефимович, нет среди нас тех, кто жив остался после встречи с ведьмами, что огонь подземный стерегут. Как по мне, так нет веры чужаку. Я бы покумекал, как заманить его в темницу. Опоить ли, сон-травы подмешать в меды али вино, а как сон его сморит, так и повязать, в колодки железные заковать. Опосля он уж не сможет противиться. Тогда и пытать чужака, правду добывать. Сдается мне, не Рюрикович он — самозванец, а похоже и не рус вовсе.

[1] Покатать на деревянной лошади, попарить в бане горящим веником, загонять иглы под ногти, чтобы узнать правду — все это виды пыток в древней Руси.

— Ладно. Дело говоришь. Дай подумать. Нельзя только в палатах княжеским это сотворить, — вроде согласился я с предложением воеводы, но и обезопасить себя тоже надо было, — я Володимира в гости позвал к себе в Градомир. О том многие людишки слышали. И не только мои гриди, но и его холопы. А еще Марина, она ведь при том была, когда я приглашал чужака. Понимаешь ведь, она молчать не будет, сам так воспитал, гадский рот.

Я смолчал, что дочери приглянулся пришлый князь. Она-то мне ничего не говорила, но на то и отец, чтобы нутром понимать такие вещи. Чай видел, как Марьяша глаз от него не отрывала, сидя в лодке. Отцовское сердце не обманешь. Тем более, что воевода сам глаз полдожил на младшенькую, знаю о том, ведаю. Только Завида я пока не обнадеживал своим отцовским решением. Было в нем что-то такое, чего бы я не хотел видеть в своем зяте и будущем правителе Градомира. Толи то, что мог от слова своего отказаться, пусть и в мелочах, но все равно не должно так быть боярину. Толи, что хлебопашцев да рыбаков с охотниками за людей не считал, а ведь они нас кормят и поят. Опять же смерть молодой жены была какой-то странной. Но, с другого боку если посмотреть, то воевода себя в каждой стычке показывал умелым воем, добрым предводителем гридей и ополченцев. Да и советы зачастую толковые давал по княжеским делам.

— Дозволь мне княже своих людишек привлечь, — воевода хитро прищурился на один глаз, — после того, как чужак у тебя в Кремле погостит. Полагаю, что они смогут сделать все как надо и от тебя подозрения отведут. Они диавола огненного прихватят по дороге из Градомира в Новгород, есть там скрытное местечко, где можно засаду оставить. Да так, чтобы чужак не подозревал ничего. Ты только Борис Ефимович привечай его по-княжески, вином допьяна потчуй. А какое вино наливать, я тебе подскажу, сам того вина не пей.

— Ну, я на тебя Завид надеюсь. Ты только не переусердствуй, — мне стало чутка не по себе от предложения воеводы. Знал я о его людишках, иноземцах по прозвищу «ассасины». [2] Но безопасность княжества в первую голову, — и никаких следов к княжескому дому вести не должно. Ты это понимаешь?

[2] Ассасины — члены религиозно-военизированного формирования отдельного государства исмаилитов-низаритов, активного в XI–XIII веках. Они были известны как наёмники или убийцы, действующие с хитростью и скрытностью.

— Не обижай княже, — Завид криво ухмыльнулся, — чай не впервой такие дела обстряпывать.

— Ну и порешим на том. А позови-ка ты мне младшенькую, — я решил еще раз поговорить с дочерью о чужаке и прощупать ее настроение, — пусть зайдет ко мне сей момент.

— Звал батюшка, — Марьяша ворвалась как вихрь в светелку, — мне воевода передал.

— Да, моя хорошая, проходи, присядь со мной, — любуясь дочерью, указал ей на лавку рядом с собой, где до нее сидел Завид, — как там матушка? Все ей рассказала? Как бабушку бросила одну, как воевала с иноземцами в Детинце, как на борт чужой барки взгромоздилась?

— Батюшка, ну зачем ты так? — Марина нахмурилась, — мы же с тобой все обсудили по дороге домой. Чего ты снова об этом?

— Да потому что хочу, чтобы дщерь моя младшая была жива-здорова, замуж вышла за достойного человека и внуков мне нарожала. А еще, коли ты вдруг забыла, ты наследница княжества Градомирского и тебе после меня этим княжеством править.

— А не этот ли «достойный человек» от светлейшего князя сейчас вышел, — голос моей младшенькой послышался звон хорошего металла на лютом морозе, — не он ли тебе масло в огонь подливает? Так знай мой любимый батюшка, за воеводу я в жизнь не пойду, лучше с Великанов в океан брошусь, — Марина гневно фыркнула и мотнув головой вскочила с лавки, направляясь к выходу.

— А ну, сядь! — приказал я дочери, — я тебя не отпускал.

Видимо услышала княжна в моем голосе настрой, который заставил ее остановиться. Взглянув на меня негодующим взглядом, моя любимица присела на лавку. Не так я хотел поговорить с младшей доченькой, с которой с малолетства находили общий язык. Да, честно признаться, после рождения старших дочерей, я очень ждал наследника, даже потерял себя на седмицу, когда родилась третья девочка. Ведь все вокруг уверяли меня, что будет сын. Мол, приметы об этом говорят: и живот у Анны торчит огурцом, и ладони у нее сухие, и красоту ребенок у матери не отбирает. Няньки и мамки дружно меня успокаивали, да вышло совсем наоборот. Но, когда девочка стала подрастать, никто бы не сказал, что мне до звона в ушах хотелось сына. Лучшего приятеля у меня с детства не было. Да и не надо было, как оказалось.

С дочуркой мы не вылазили из конюшни, где она еще трехлеткой сама пыталась взнуздать моего лучшего жеребца. Молчком лезла на ясли перед мордой Грома, потому что с земли не могла дотянуться, стаскивала недоуздок, вкладывала удила и пыталась накинуть уздечку. Девчушке явно не хватало роста, она сердилась, пыхтела, но помощи не просила, пока Гром не мотал легонько головой и не сталкивал ее с ясель в мягкое душистое сено. Марьяша поднималась, сопела и снова лезла к жеребцу. Так повторялось много раз, пока я не приходил ей на помощь. Вместе мы управлялись быстро и дружно, после чего я помогал малышке взгромоздиться на коня и мы отправлялись с ней гулять по окрестностям Градомира. Дружно отворачиваясь от мамы, провожавшей нас из окна терема глазами полными тревоги.

— Маленькая моя, ты просто попробуй понять, — мне очень хотелось найти с дочерью общий язык, как тогда в далеком детстве, — мы уже себе не принадлежим. За нами люди градомирские, и не просто холопы наши княжеские, а общинники, которые сами с нас спросить могут по всей строгости, не приведи Богородица свернуть нам с пути истинного. Ты не просто дщерь моя, ты — княжна. Тебе не только дозволено много, но и спрос великий за каждый промах, даже самый малый.

— Батюшка, я взрослая, все понимаю. Но и ты попробуй меня понять, — Марина посмотрела мне прямо в глаза, — мама меня с детства учила слушать сердце свое. А сердце говорит, что воевода не мой человек. Не лежит к нему душа.

— Да? А к чужаку? К пришлому этому, легла душа? — решил в лоб задать больной для меня вопрос, — только говори, как есть. Ты моя кровинка, я пойму…

— Батюшка, миленький, не пытай меня, — взмолилась девушка, — не могу тебе сейчас дать ответ. Сама не поняла еще ничего. Только тепло с ним и спокойно. Как будто с малых лет его знаю. Но мой ли это избранник сама не понимаю пока. Не пытай батюшка, — когда она это говорила, на лице княжны сменилась гамма чувств — от негодования и сомнения, до растерянности и отчаяния.

— Марьяша, иди-ка ты спать, — мне уже стало понятно, что разговаривать сейчас нет смысла. Хотя для меня вывод был очевиден: моя младшенькая влипла по самые уши и надо что-то делать с этим, — утро вечера мудреней, завтра поговорим.

Выпроводив свою любимицу, я еще долго сидел за столом, вспоминая все, что связано с Володимиром, возмутившим спокойствие в моем княжестве. А в том, что спокойная жизнь в Кремле закончилась с появлением этого странного чужака с огненной силой, я не сомневался. Общаясь с ним понял, что характер у пришлого есть, и характер крепкий, не привык парень гнуться перед силой и властью. А это пристало тому, за кем есть эта самая власть и сила. «Может к ведьме обратиться, что посоветовала дщерь Мариной назвать, она ведь баила про судьбу девочки, что-то связано именно с замужеством, — попытался вспомнить слова ведуньи, — про дракона говорила. А ведь парень тоже мне про дракона и камень драгоценный говорил. Нет, с хмельным надо заканчивать, ничего толком не вспомню». Так и не прийдя ни к какому решению ушел в покои, чтобы растревожить сон своей Аннушки и отвести душеньку в ее объятиях.

Коронель Блад:

Доклад пилота был краток. Со всеми, поставленными перед ним задачами, Хуан де Моуро справился. В его словах прозвучало главное: команду для нашего красавца он набрал и даже с излишком. С новгородцами получилось девяносто два матроса, все с опытом работы на кораблях типа нао и каравеллы. Большинство с разных регионов севера Пиренейского полуострова, но были и португиши, и даже трое русских, затесавшихся в команду захваченного пиратами испанского торгового судна. На берегу Богдан через посадника организовал кормежку для команды, а сейчас матросы перебираются на борт тремя шлюпками. Из старой команды нашлось два унтер-офицера, которые сейчас руководят размещением личного состава на борту.

Мне зашло, что галисиец умеет в рапорте выделить главное и говорить тезисно. Не понравилось, что парень не может справиться с собой, и глаза его регулярно дергаются в сторону ирландки. Хотя, понять-то его не сложно. Уходил на берег — на корабле оставался полковник в гордом одиночестве, вернулся — тот же полковник, но уже в компании с миленькой женщиной. И явно не кухаркой. Одновременно меня заинтересовала реакция галисийца на Эйприл. По его поведению можно было сделать вывод, что эту девушку он видит впервые. Да и ирландка никак не высказывала своего отношения к пилоту корабля, на котором ее держали в заточении.

— Леди Эйприл, Вам знаком этот офицер? — выслушав Хуана де Моуро, я решил развеять свои сомнения, — вы раньше с ним встречались?

— С этим? — недоумение в глазах девушки было неподдельным.

— Нет, блин, с остальными десятью, — вырвалось непроизвольно, — леди Эйприл, скажите мне дорогая, кого Вы в этой каюте еще видите, кроме Хуана?

— Еще Вас вижу, сир, — совершенно серьезно ответила эта, совсем не блондинка, — а где еще десять, о которых Вы говорите?

— Хуан, может хоть ты мне объяснишь, что здесь происходит? — обратился я к офицеру.

— Мой Коронель, я не понимаю английский язык, — развел руками галисиец, — о чем вы говорили с этой девушкой?

— Сэр Блад, я поняла вопрос, — не дав пилоту ответить, вернулась в разговор ирландка, — я не знаю этого офицера, вижу его впервые. Вы ведь об этом меня спрашивали?

— Как так? — что-то не сходилось в поведении этих двоих, неужели кто-то из них врет. А может оба? Но тут мне в голову пришла мысль, которую я немедленно проверил, — Хуан, а как давно ты служишь пилотом на «Сан Габриэле»? Когда ты пришел на корабль и где?

— С весны, мой Коронель, ближе к лету. Меня наняли в Гибралтаре в конце мая.

— Леди Эйприл, а Вы с какого времени в плену?

— С апреля, — ответила ирландка не задумываясь. Все таки приятно иметь дело с образованными людьми, они хорошо разбираются не только в сезонах года, но и в месяцах, — в первых числах апреля мы бежали из Дублина, а через неделю нас захватили эти португальцы.

— Все понятно. Хуан, присаживайся. Ты сам-то ужинал?

— Нет, не успел, — выдал он ожидаемый ответ, — да и не хочу, в общем-то…

— Давай-ка без дураков, — прервав галисийца, указал ему на ветчину, — мне только не хватало, чтобы мой старший помощник голодным ходил. Нарезай и ешь. Только булка закончилась.

— У меня в каюте есть хлеб, — сориентировался Хуан и выскочил из каюты.

— Эйприл, то есть леди Эйприл, — вот еще заморочки с этими «принцессами» и королевскими этикетами на мою голову, — я предоставлю Вам свою каюту, а завтра отправлю на берег к местному правителю, — мысль о том, что пленницу лучше сбагрить на князя Бориса, понравилась мне самому, — так будет лучше. Поживете некоторое время во дворце русского князя, а там, найдем возможность сообщить родителям, пусть забирают Вас на Изумрудный остров.

— Сэр Блад, не надо меня на берег, пожалуйста, — запротестовала девушка, — меня надо домой в Ирландию. Лучше я здесь буду с Вами на корабле.

— Да твою же мать! — не сдержался я, — как ты представляешь себе такую картинку: девяносто голодных мужиков не отягощенных моралью и одна молоденькая девушка? Или предлагаешь тебя снова спрятать в подполье и кормить три раза в неделю, как португиши делали? Извините Ваше высочество, как Вы себе это представляете?

— Прошу Вас. Послушайте меня, — ирландка кинулась ко мне хватая за руки, — мне страшно остаться на берегу… далеко от дома… одной… Я не знаю русский язык, я боюсь русских варваров. Отвезите меня домой, Отец заплатит Вам за это.

— Девочка, — мне было жалко заплакавшую ирландку, но я прекрасно понимал, что в ближайшее время «Сан Габриэль» не отправится в такое путешествие, — не плачь, пожалуйста. Я тебя познакомлю с дочерью местного правителя, она очень хорошая. Вы поладите. Тебе понравится у них в гостях, — уговаривая плачущую женщину, я добился прямо противоположного результата — Эйприл заревела навзрыд и конца ее рыданиям не виделось.

— Коронель, — в дверях показался пилот, — что случилось? Я могу помочь?

— Конечно можешь. Давай-ка, успокаивай женщину, — попытался сплавить ему ирландку, — довели человека до истерики. Варвары.

Следующие двадцать минут были убиты на то, чтобы привести в чувство нашу расстроенную гостью. Когда плечи девушки перестали трястись, а прерывистые всхлипы затихли, мы с пилотом переглянулись и с облегчением вздохнули. Все-таки женские слезы — это совершенно не то, что снится по ночам холостым мужчинам. Однако, с ирландкой надо было решать кардинально, на корабле девушка оставаться не могла.

— Хуан, нам надо выспаться, — мне пришла в голову мысль, как не потерять овец и успокоить волков, — ты гамак можешь найти свободный?

— Постараюсь, — галисиец ответил немного неуверенно, — команда сейчас больше, чем была. Разрешите идти?

— Давай, — отправил старпома и обратился к девушке, — леди Эйприл, Вы ночуете здесь в каюте, я буду рядом, чтобы Вас никто не побеспокоил. Завтра с утра приводите себя в порядок и поедем к князю. Он меня пригласил в гости и я не могу отказываться. Это все равно, как отказаться от назначенного визита к королю вашего Брейфни. Понятно?

— Да сэр Блад. Но здесь только одна кровать, — ирландка недоумевающе вздернула брови, — Вы же не предлагаете мне спать с Вами?

— Не переживайте, я буду рядом, но не настолько близко, — я улыбнулся, представив, как «покушаюсь» на девичью честь леди Эйприл О’Рейли и становлюсь причиной русско-ирландского конфликта, — я буду спать в гамаке за ширмой.

Через несколько минут вернулся галисиец с гамаком, которые мы быстро растянули в каюте, подготовив мне полноценное место для ночного отдыха. А после этого, оставив «принцессу» готовиться ко сну, мы с заместителем, вышли на свежий воздух. В том, что Хуан будет моим заместителем на «Сан Габриэле», я уже не сомневался, осталось только довести это назначение самому пилоту.

— Сеньор старший помощник, а Вам не кажется, что нам пора пообщаться с командой? — я позволил себе некоторую иронию в голосе, — надеюсь темнота не слишком нам помешает?

— Коронель Блад, матросы уже разместились на ночлег, — пилот не придал значения моей иронии и ответил вполне серьезно, — может мы ограничимся унтер-офицерами? — он немного замялся, потом все-таки спросил, — сеньор, позвольте один вопрос?

— Позволяю, — кивнул я своему заместителю.

— Вы уже второй раз называете меня старшим помощником, а ведь я только пилот, — Хуан пристально глянул в мои глаза, — Вы это серьезно?

— А ты можешь предложить другую кандидатуру? — ехидно улыбаясь я посмотрел на Хуана, — или у тебя самоотвод?

— Я, наверное, не был готов к такому предложению… — задумчиво произнес галисиец, — Вы уверены, что я справлюсь?

— Главное, чтобы ты сам был в этом уверен, — мне импонировала рассудительность моего заместителя. Хорошо, что он не бросился очертя голову в «большие начальники», а пытается осмыслить, справится ли он с возрастающими нагрузками, — а вообще, давай-ка твоих младших офицеров, хочу посмотреть на них и послушать, готовы ли они к работе в нашей команде. Только примем их в твоей каюте, не надо лишних разговоров по-поводу того, что ты видел сейчас у меня.

— Хорошо, — Хуан кивнул и поспешил по трапу вниз. А я, задумавшись о теме предстоящего разговора, не сразу обратил внимание на Мигеля, который мялся в нерешительности, стоя у противоположного борта. Видимо мальчишка хотел подойти, но стеснялся.

— Мигель, иди сюда, — подозвал парнишку и обняв за плечи, поинтересовался, — ты чего не подходишь? Что-то спросить хотел?

— Блад, а мне теперь можно будет к тебе заходить? — задал неожиданный вопрос мой молодой испанец, — Богдан сказал, что я могу быть только юнгой на корабле, а это самый младший чин, который подчиняется даже простому матросу. Значит к капитану я даже не смогу в каюту зайти. Это так?

— Малыш, ты меньше слушай всех подряд. Для тебя ничего не изменилось, — успокоил я парнишку, — будешь у меня оруженосцем. Ты как разместился?

— Мы с Богданом и Олексой вместе в закуточке, — просиял мальчишка, услышав мой ответ, — а как это — оруженосцем?

Я не успел ответить Мигелю, потому что в это время на палубу поднялся Хуан с двумя мужчинами. Отправив новоиспеченного оруженосца отдыхать, приступил к беседе с унтер-офицерами. Один из них был галисийцем — старым знакомым Хуана, а второй — португальцем. Общались на дикой смеси испанского и португальского, в котором мне помогал старший помощник. Минут через тридцать мы с офицерами пришли к пониманию целей и задач в дальнейшей службе. К моему глубокому удовлетворению, оба моряка не видели особых проблем в переходе под российскую юрисдикцию, так как за свою долгую морскую практику уже успели послужить под разными флагами. Намного важнее для них была размер и своевременность выплаты жалования. А когда они услышали про комиссионные за успешный захват товаров и ценностей с призовых кораблей, наша беседа сразу перешла в нужное русло. Расставались мы с младшими офицерами при обоюдном удовлетворении от встречи.

Выпроводив подчиненных, я вернулся в свою каюту, оккупированную наследной принцессой Брейфни. К моему нескрываемому удовольствию, девушка уже спала, уткнувшись носом в подушку и накрывшись почти с головой легким одеялом. Я немного полюбовался этой умиротворяющей картиной и, взгромоздившись в гамак, провалился в забытье тревожного сна.