Одиссея коронеля Блада. Начало

Глава 16

Мысли предводителя пиратов. Что случилось на «Сан Габриэле»?

Гонсало Руис:

Мне, в принципе, было все равно, что из себя представляет Коронель Блад, больше интересовали прошлые дела Марко Бланко. Ведь мой капитан не просто так отправился в Африку, а вернувшись оттуда практически сразу «завязал» с веселой морской жизнью и ушел в охотники. Последний раз, при встрече, Марко намекнул мне, что скоро его жизнь переменится, но как именно и за счет чего, об этом поговорить не получилось. В Маску капитан не захаживал, а мне в Гарачико появляться было не с руки. Зря конечно. Надо было наведываться ночкой потемнее, чтобы встретиться с Марко, и заодно разобраться с беглецом Пабло. Ведь слышал же, что мерзавец высоко «взлетел» после побега с корабля, когда его застукали при попытке вытащить нашу кассу. Похоже, что он утаивал от дележа часть добычи, иначе в Гарачико его ждали бы кандалы каторжника, а не должность старшего над стражей.

К сожалению, Мигель принес печальное известие о смерти своего отца, поэтому снова встретиться с капитаном мне была не судьба. Зато сын Марко Бланко привел с собой Пабло-вьюна, с которого теперь можно получить должок за его «нехорошее поведение». Ни за что не поверю, что у этой «крысы» нет кубышки, где-нибудь в подвале дома. Послушав рассказ Мигеля про смерть отца и переговорив с русом, я решил, что нет смысла держать их взаперти, тем более, что они рассказали и показали много интересного. Легенду о Карбункуле я впервые услышал от Марко еще в нашем походе, когда они вернулись на корабль спустя долгие месяцы скитаний в джунглях. Но мне эта легенда показалась красивой сказкой, а Марко как-то сразу в нее поверил и оказался прав.

Когда рус мне показал камень и дал его подержать в руке, мелькнула мысль, что такая «корова» нужна самому. Но еще через пару мгновений, когда камень чуть не превратил мою ладонь в хорошо прожаренный стейк, я понял, что с этим парнем лучше дружить. Тем не менее проверить его рассказ следовало. К тому же, я заметил, что Блад откровенно напрягся на мой вопрос о деньгах Марко. Либо он нашел золото и перепрятал, либо ничего не нашел и сожалел, что не обыскал как следует хижину охотника. Когда Блад попросился по своим делам, я не стал противиться и даже разрешил взять с собой молодого парнягу-руса с затопленной барки. Однако, сразу после их ухода, вызвал Pedro Astuto, [1] и приказал не спускать глаз с этой троицы, пока они не вернутся в Маску.

[1] Хитрый Педро (исп.)

Немного подумав, подтащил к себе Пабло и заставил рассказать все, что он знал о золоте капитана, его сыне и Бладе, начиная с того, откуда он узнал о деньгах Марко. Рассказ Пабло, писавшегося под себя, после того как я заметил, что к берберам на плантации он может уехать без некоторых частей тела ниже пояса, многое прояснил. Пабло-вьюн взахлеб делился своими знаниями о Марко Белом и его сыне, о золоте и погибшем в тюрьме Mateo Mago. [2] Сгубила моряка страсть к вину, не смог выжить на берегу. Покойся с миром брат Матео!

[2] Матео Волшебник (исп.)

Пабло всячески старался меня убедить, что он знает, где именно спрятано золото в хижине. Но мне эта вонючая крыса не нужна была для проверки жилища моего капитана, достаточно было подробного описания как найти хижину. Закончив с Вьюном, я прикинул, кого можно отправить в хижину капитана и остановился на Бартоломео Рыжем и его сыне Альваро. Эти двое у меня в команде были с первых наших приключений на «Эсперансе», и я им вполне доверял. К тому же Рыжий очень хорошо зарекомендовал себя вытряхивая тайники на захваченных судах, а его сын был беззаветно предан своему отцу и лучшего напарника для Бартоломео я не смог бы подыскать. Однако к ним я приставил своего свободного брата Луиса, чтобы тот присмотрел за Рыжим и его сыном. Доверяй — но проверяй, иначе можешь утром не проснуться в собственной капитанской каюте.

Вернувшись к вечеру следующего дня, мои посланцы рассказали, что побывали в хижине охотника. Жилище точно принадлежало отцу Мигеля, так как недалеко от хижины, под корнями поваленного дерева они откопали сундук капитана, знакомый им обоим. Ничего ценного там не оказалось, шляпа да пара носовых платков. Всю округу мои ребята обшарили досконально, недалеко в ущелье обнаружили обглоданные кости скелета какого-то странного зверя. А вот, чего либо более ценного в округе не нашлось. Либо рус перенес золото далеко от хижины, либо капитан ничего не хранил в охотничьей избушке.

Проверив слова засранца Пабло, я немного успокоился и решил в деталях разобрать план Блада с точки зрения моих выгод. Очень мне не понравилась фраза руса: «Ты и твои люди будете работать под моим руководством и на моих условиях, делать будем то, что решу я». Разговаривая с чужаком, я не стал высказывать свое мнение по этому поводу, однако, для себя решил, что скорее плюну на договоренности и продолжу свое дело самостоятельно, не ведясь на предполагаемые возможности камня, чем пойду под начало чужака.

Но… С другой стороны… Про Карбункул не зря так много говорил Марко Белый. Он ведь был далеко не дурак. Не мог капитан просто так поверить в легенду, чем-то его зацепил африканский вождь, что-то реальное рассказал про силу камня. Да и шкворень от телеги рус согнул и разогнул довольно-таки наглядно. Не может обычный человек такой силой обладать. А значит мне надо придумать, что-то такое, что даст мне возможность пользоваться силой камня. Задача передо мной стояла из ряда: напиться, да не облиться. Пока решил подождать возвращения Хитрого Педро, приставленного мной к русу. А там посмотрим.

Марина:

Мне в помощь подоспели еще две женщины из новгородских. Раненых, как могли, обмыли, заварили травы для успокоения крови и обиходили каждого ополченца. Посадник занимался распределением пленных матросов, от башни было слышно как он отдавал команды ополченцам. Моего присутствия в оборудованной наспех лекарне не требовалось, женщинами руководила, подошедшая вскоре местная травница Аксинья.

— Ты бы княжна оставила нам присмотр за воями, — травница поправила прядь волос и добавила, — сами уже управимся, не дело тебе тут с кровями валандаться, чай батюшка не похвалит.

— Одна здесь была, потому и взялась ухаживать за ополченцами, — я решила последовать совету Аксиньи и выйти на стену, посмотреть, что творится на море, — правду ты говоришь, пойду я матушка, уж не обессудь.

Ворота в Детинец стояли распахнутыми, поэтому я не стала карабкаться на полуразрушенную стену, а вышла на торговище. Возле иноземных лодок собрались молодые мужики, рассуждая об их достоинствах и недостатках. С берега, где уже толкалось десятка два любопытных горожан, было хорошо видно, что большой корабль захватчиков стоял на якоре. И, судя по отсутствию на нем какой-либо суеты, не собирался никуда двигаться. Однако на верхней палубе носа корабля я заметила одинокую фигуру, прильнувшую к небольшой пищали. Хотя мне сначала показалось, что моряк просто смотрит в огромную подзорную трубу. Я перенесла свой взгляд в ту сторону, куда была направлена «подзорная труба» и увидела, что из-за мыса один за другим появляются корабли на веслах.

«По-моему, наших недругов заметно добавилось, — глядя на третий корабль, вываливающийся из-за мыса, подумала я, — с такой армадой мы точно не управимся, хорошо бы батюшка с людьми подоспел». Мне очень не понравились эти корабли с веслами, но я толком ничего не успела подумать, как пушка выстрелила, а на одном из кораблей вымахнул огромный огненный всполох, и его паруса охватило пламенем. Прошло совсем немного времени и следующий выстрел заставил загореться еще один корабль. В это же время я услышала грохот многочисленных кованых копыт по мощеной мостовой. Понятно, что это не табун свободно пасущихся коней, а батюшка со своими дружинниками спешил на выручку к новгородцам. Кто еще мог скакать во весь опор со стороны Градомира. На торговище мгновенно стало тесно, стоило только первым коням вырваться из узкой улочки, спускающейся с горной кручи. А площадь продолжала заполняться всадниками. Одним из первых я увидела князя Бориса, лицо которого не выражало ничего хорошего. За ним маячил воевода Завид, как-то недобро посматривающий на меня. Батюшка тоже увидел меня на торговище.

— Марьяша, поди сюда моя хорошая, — ласковый голос батюшки меня не обманул, понятно, что сейчас последует разнос. Моего родителя редко когда сдерживало чье-либо присутствие при нашем разговоре, — не прячься за спины, подь сюды, кому я сказал!

— Батюшка, я так рада тебя видеть, — мне не улыбалось выслушивать сейчас «добрые» слова, которыми правитель Градомира собирался высказать мне все, что думает по поводу моего присутствия в Новгороде, — со мной все хорошо, я никуда не вмешивалась, сидела дома у бабушки, вот только сейчас вышла, когда все успокоилось.

— Ты должна была вместе с бабушкой бежать домой, а не скакать козой в Детинец, — батюшкин рев было слышно, наверное, в Градомире, — ты про мать с отцом думала, когда в самое пекло полезла? Марш в избу и не высовывай носа оттуда, покуда я не заберу тебя домой!

— Да, батюшка, — не переча родителю и потупив взор, ответила я, — уже иду.

Но в тёплом и уютном бабушкином доме мне, конечно, не сиделось, поднявшись в горку наблюдала за событиями, развивающимися на морской глади. А там было на что посмотреть. Хотя бы потому, что мой любимый городок, перестал интересовать всех участников дальнейших событий. Совсем перестал. Напрочь. Барки вспыхивали одна за другой, как будто они были связаны из соломенных снопов. Одна из ворожьих барок остановилась и на ней выбросили белое полотнище, говорящее о безоговорочной сдаче неприятельского корабля.

Мое внимание привлекла суета на причале возле торговища. Как мне показалось сверху, в лодку усаживался мой батюшка со своими дружинниками, а вот местный посадник, и воевода почему-то оставались на берегу. Возле лодок я разглядела маленького испанца и нашего «утопленника» Богдана. Судя по их поведению, они тоже собирались загрузиться в лодку. Как же мне захотелось присоединиться к их компании. Но, видя батюшку в лодке, я понимала всю тщетность своих мыслей на этот счет.

Дождавшись, когда лодки отчалили, спустилась на торговище, где встретилась с несколько растерянным посадником, который только развел руками на мой вопрос, почему он не отправился на корабль, ведь именно его приглашал к себе Владимир.

— Так это… княжна, батюшка твой наказал на берегу оставаться и порядок наводить, — посадник выглядел при этом не слишком расстроенным, — надо людей встречать, кто из Градомира возвертается. Да организовать на разоренную стену мужиков для ремонта. А еще пораненных проведать. Может чего хотят…

— Надолго батюшка отбыл? — мне уже было понятно, что наш городской голова не из самых храбрых лыцарей, поэтому я его перебила довольно-таки бесцеремонно, — что говорил?

— Так, это… наказал делами заниматься, — посадник снова развел руками, — а про то не сказывал, когда возвертаться будет.

Посмотрев по сторонам и не обнаружив воеводу, который мог хоть что-то прояснить, решила в Детинце скоротать время до возвращения батюшки. Проведала раненых дружинников, но там и без меня хватало женщин, кто занимался увечными воями, да и Аксинья ревностно охраняя свою вотчину, косилась на меня не слишком ласково. В голову пришло, что надо молитву вознести Мадонне, прямо-таки потянул глянуть в ее очи и попросить за здравие и удачу близких своих, да, к слову сказать, подумалось не только о близких. Перед глазами явственно встал Владимир, и его голубые глаза, внимательно наблюдающие, как я выхожу из воды. Лицо запылало, в груди стало тесно и даже дыхание перехватило. К тому же, внизу живота потеплело и «запорхали бабочки». «Грех тебе несчастная, — мне стало стыдно за свои мысли и за тело, которое так отреагировало на воспоминание о мужчине, — о чем думаешь вместо молитвы православной».

Чтобы скорее отвлечься от всех думок, поспешила в часовню — взглянуть в глаза Богородице, пообщаться с ней и помолиться. В маленьком храме хранительницы Новгорода было спокойно и тихо, как, впрочем, и всегда. Здесь я отдыхала душой. Перед ликом Богородицы мне всегда было уютно как дома. Опустившись на колени перед Матерью Божией, зашептала слова молитвы: «О, Пресвятая Владычице моя Богородице, Ангелов и Архангелов, Херувимов и Серафимов пречестнейшая, и всех святых пре святейшая, Дево Мати Божия!» [3]

[3] Слова из молитвы Богородице о защите.

Подняв глаза наверх на Святую Марию, замерла от ее взгляда, проникающего мне прямо в душу. Очи Матери Божией были тронуты доброй улыбкой и казались живыми. В голове моей нежным колокольчиком прозвучали ее слова: «Девочка моя, ничего не бойся, все у тебя сложится ладом. Бога ты не гневишь, с людьми миром живешь. Не отходи от правил, что исповедуешь, не отдаляйся от близких своих, не возвышайся над людьми тебя окружающими. Слушай сердце свое, оно тебе все скажет». Голос Богородицы затих, а я продолжала вслушиваться в тишину часовни и приглушенный гул океана за ее стенами, крики чаек и неясный гомон людской толпы на торговище.

Тем временем, шум возле Детинца усиливался. Я поднялась с колен, еще раз взглянула в глаза Богородице и осенив себя крестным знамением, вышла на берег. Глянула на море — большая барка, куда поехал батюшка с дружинниками, так и стояла обездвиженная, только к ней причалила, сдавшаяся в полон весельная. Выйдя на торговище, услышала важные рассуждения местных мореходов о том, что вражеская барка захвачена и на ней теперь призовая команда из числа наших морских людей. К этим новостям примешивались какие-то истерические нотки кликушествующей старухи. На высокой ноте, абсолютно не знакомая мне торговка, глядя прямо перед собой, талдычила одно и то же. И услышанное мне совсем не понравилось.

— И-и-и-и, батюшка ты наш сердешный, погубил тебя ирод иноземны-ы-ы-й! — вой старухи стал невыносим, — отец родной, не увидим мы тя боле-е-е…

— Тихо ты, юродивая! — цыкнул на старуху один из городских дружинников, кинув на меня быстрый взгляд, — чего загодя хоронишь, может жив еще заступник наш.

— Сам никшни. Чай не я выдумала, — резко сменила интонации торговка, — морские люди бают, что захватил дружинников и самого князя огненный диавол, который барки все пожег, да людей на них живьем спалил. И-и-и-и, души неприкаянные, нет вам места ни на земле, ни в море-окия-а-ане, — снова дурниной взвыла старуха.

За торговищем, подле разрушенной стены я увидела посадника и поспешила к нему, чтобы он объяснил мне, о чем кликушествует незнакомая торговка. Посадник, видя, что я направилась к нему, сам поспешил мне навстречу.

— Княжна, ты меньше слушай эту баламошку, [4] она сама не ведает, чегой-то лепечет, — с ходу начал меня отговаривать Молчан, чем еще больше растревожил душу, — мы покуда ничего толком не знаем, только то, что светлейшего не видно на иноземном корабле, и он долго не возвертается обратно.

[4] Полоумная, дурочка (устар.)

— Дядько Молчан, а где воевода Градомирский с людьми? — мне было непонятно, куда делся второй человек в княжестве, когда правитель отсутствует.

— Так, это… в Ручейный мыс отъехал… прознать, чего там… — посадник еще больше растерялся и не мог сказать ничего толкового, только мял в руках шапку, которую зачем-то стянул с головы.

— А давай-ка ты мне лодку с гребцами, и до пяти человек служивых, — как-то стало совсем не по себе от неуклюжих попыток посадника объяснить сложившуюся ситуацию, — сама хочу глянуть, где батюшка.

— Княжна, не должно тебе самой-то на иноземный корабль всходить, — посадник замахал руками, — давай я гонца отправлю из своих дружинников, он разом смотается и все как есть обскажет. Чай не дурачка какого пошлю…

— Дядько Молчан, ты меня слышал? — прервала я словоохотливого городского голову, — своими глазами хочу видеть, — махнула рукой на попытку посадника, что-то возразить, — помолчи боярин, не гневи лишний раз.

Посадник проглотил слова, готовые сорваться с его губ и только молча кивнул, тут же повернувшись в сторону берега крикнул какого-то из своих дружинников. Объяснив мужику задачу, голова вернулся ко мне.

— Княжна Марина, с тобой поедет Боеслав, — он показал на того мужика, с которым только что разговаривал, — и с ним еще пятеро с оружием, да сам-шесть гребцов. Ты одна не поднимайся на борт, я тебя прошу. Мне за тебя перед князем ответ держать. Не доведи Господь чего…

— Дядько Молчан, ты не переживай, — снова перебила посадника, — если чего, то сама от батюшки получу по первое число, за тебя он и думать не будет. Ты же его знаешь.

Посадник только молча кивал, видимо его мало успокоили мои слова. Он понимал, что от батюшки можно было ждать чего угодно, а не того, что я сейчас высказала. Причем, нагоняй мог быть не обязательно на словах. Борис Ефимович, в сердцах, мог приложиться к вые или челу провинившегося своей десницей [5] в тяжелой ратной рукавице. А это было очень больно, до членовредительства и лазарета. Поэтому сомнения городского головы мне были понятны.

[5] Шея, лобная часть головы, правая рука (устар.)

— Дядько Молчан, я сама с батюшкой поговорю, чтобы на тебя не грешил, — еще раз попыталась успокоить посадника, — давай ужо закончим разговор, да разойдемся в разные стороны, ты делами городскими заниматься, а я с батюшкой разговоры разговаривать, — повернувшись к морю, вглядывалась в иноземный корабль, на котором подозрительно долго не было видно никаких движений.

Договорив с посадником, направилась к лодкам, где стоял Боеслав со своими дружинниками. Споро загрузившись в одну из посудин, мы направились к кораблям. Продолжая вглядываться в надстройки на палубе большого иноземного корабля, быстро поняла, что с лодки обзор стал еще хуже, чем с берега, поэтому бросила бесполезное занятие и стала наблюдать за слаженной работой гребцов. Весла, раз за разом, погружаясь в воду, с каждым движением приближали нас к цели. Борт корабля надвигался как огромные скалы Великаны, которые я видела, когда с батюшкой выезжала в монастырь Святого Иакова. Снизу от рыбацкой деревни Великаново, скалы смотрелись как настоящие потомки Велеса, [6] восстающие из морской пучины до самой тверди небесной.

[6] Велес — один из наиболее почитаемых славянских богов, его потомки великаны-асилки, считаются последними из великанов на Руси.

Перед глазами возникли скалы иссиня-черного цвета, верхушки которых можно было увидеть только задрав голову к самому небу. Теплый, неуловимо пахнущий медом ветерок ласково шевелил мои распущенные волосы. Чайки с криками летавшие у кромки воды, взмывали выше и терялись в голубизне поднебесья.

— Доченька, видишь этих исполинов? — мягкий голос батюшки оторвал от созерцания неприступных утесов, — представь себе, что еще такие же они под гладью моря. Настоящие Великаны. Хочешь подняться на самый верх?

— Неужто это и впрямь возможно? — мне даже стало страшно. Каково же там наверху, если отсюда глядя на скалы, голова идет кругом, — там поди ветер-ветрище с ног сбивающий?

— Не бойся милая, со мной там страшно не будет, — батюшка улыбнулся и обнял меня за плечи.

Мне сразу стало тепло и уютно. Великаны, упирающиеся головами в небесную синь уже не пугали своей монументальной несокрушимостью. Я снова почувствовала себя маленькой девочкой, сидящей у батюшки на коленях в объятьях его пахнущих хлебом рук,

— Княжна, — окликнул меня Боеслав, вырвав из плена воспоминаний, — лестница, — он указал мне на борт корабля, где была спущена до воды деревянная лестница, — дозволь мне с ребятушками подняться, осмотреться, дабы не случилось чего.

— Хорошо, будь по твоему, — махнула я рукой, — давайте там скоренько, и аккуратно. Посмотрите, на корабле должны быть дружинники княжеские, они помогут, если что.

— Жди нас здесь княжна, — Боеслав был немногословен, поднимаясь по лестнице на борт.

Я осталась в лодке с мужиками, отдыхающими от быстрой и напряженной гребли. Не занятые работой, гребцы исподтишка оглядывали меня с головы до ног, но открыто пялиться боялись, видимо понимая, что батюшка не будет с ними церемониться. Мне не сиделось на месте, сердце сжималось от нехороших предчувствий. Ведь я совершенно не знала этого странного Рюриковича. «А может он и не князь вовсе. Мало ли на Руси бывало проходимцев всяких и лиходеев. Вон ведь какие он инда слова непонятные говорит, вроде как и не русские совсем. Хотя, кто его знает как там сейчас на Руси говорят, какими словами. Ведь царь Иоанн когда из Руси ушел, уже почитай три по десять поколений родовых сменились.

Поднявшись на корабль, дружинники все не возвращались, как в омуте сгинули. Мое разыгравшееся воображение рисовало картины одна страшнее другой. «Поддельный» князь Владимир, лишив живота воинов, захватил батюшку в полон и пытает его на дыбе, требуя выкуп. Нет. Он связал батюшку и хочет повесить его на корабельной мачте. «Где же Боеслав с дружинниками? Как долго они еще будут ходить? А вдруг и их уничтожил, как там сказала старуха — «огненный диавол». Странно, почему огненный? А-а-а, так ведь он поджигал барки одну за другой. Хотя, нет. По кораблям стреляла пищаль, которую я сначала приняла за подзорную трубу».

— Придержи лодку, — скомандовала я одному из гребцов, — я на корабль поднимусь, — устав ждать и бояться, приняла я решение.

— Так, это… княжна, может не надо… — мужик попытался меня отговорить, но вышло у него это довольно неуклюже, — дружинники, чай, осерчают…

— Смотри, а то сейчас я осерчаю. Держи лодку у борта, — перебила я мужика, — или ты хочешь, чтобы княжеская дщерь за бортом оказалась?

Мужик, перестал мне перечить, кликнул помощь, и трое гребцов прижали лодку к борту корабля, держась за деревянную лестницу и веревку, свисающую сверху. Через мгновение я уже была на палубе, подняться по лестнице оказалось проще, чем вскочить на неоседланную лошадь. Навстречу мне шли дружинники во главе с Боеславом.

— Княжна, там такое дело… — дружинник замялся.

— Говори, — но не дослушав, оттолкнула мужчину и побежала к дверям, возле которых возвышался каменной глыбой батюшкин старшой Воило.

— Княжна, нельзя, — преградил мне путь дружинник, — Светлейший не велел.

— Давно он там? Кто еще с батюшкой? Что они там делают? — засыпала я вопросами охранника, — почему мне нельзя? — при этом пыталась заглянуть в дверь за спиной дружинника.

— Княжна, прошу тебя. Не надо, — Воило даже руки расставил в стороны, чтобы я не проскользнула мимо него.

К нам начали подтягиваться другие его вои, стоявшие неподалеку у борта. Их старшой был непреклонен и стоял стеной, которую невозможно сдвинуть с места. А что оставалось делать мне хрупкой и слабой женщине? Конечно же устроить настоящую истерику избалованной княжеской дщери. Благодаря поднятому скандалу, я отвлекла внимание Воило и ворвалась в горницу за дверью. Моим очам представилась картина, какой я совсем не ожидала увидеть: батюшка, вольготно развалившись, восседал в кресле с кубком вина в руках, а князь Владимир, оторопело воззрившись на меня, стоял напротив двери. Как я успела заметить, оба мужчины были изрядно хмельны.

Меня как кипятком окатило с ног до головы. Ведь батюшке нельзя ни грамма хмельного, он не мог остановиться и на седмицу терял себя после первого же кубка. Стало до слез неловко за батюшку, которого напоил заезжий негодяй, обидно за себя и свои переживания, а еще страшнее за земли Градомира, обложенные ворогом со всех сторон. Кто знает, сколько их кораблей еще шло против нашего княжества. Никак нельзя сейчас ни на мгновение оставаться без власти светлейшего. Всколыхнувшая меня обида и вспыхнувшая злость вылились в оплеуху, которой я со всей силушки наградила хозяина каюты, устроившего хмельной пир для моего батюшки.