Одиссея коронеля Блада. Начало

Глава 4

Марко Белый и пираты

Мигель:

От мыслей о смешном позоре стражника меня оторвал голос Блада. Он позвал меня к себе и сказал, что надо замыть следы крови на тропе и присыпать все песком. Убитых стражников там уже не было. Я заметил следы волочения в сторону расщелины. «Да, он точно знает, что надо делать», — подумал я. Взял фляжку Пабло, смыл кровь на камнях, потом набрал немного песка сбоку от тропы и присыпал мокрые камни. Сломал ветку на дереве и, как метлой, замел следы от трупов возле расщелины. Блад меня похвалил и спросил, что я предлагаю делать с Пабло. Я еще сильно злился на стражника, но он стоял такой несчастный, с мокрыми штанами, с разбитой в кровь головой, что мне стало его жалко. Хуанч пристально посмотрел на меня.

— Ну, что ты решил? — его вопрос застал меня врасплох. Я не знал, что ответить моему спасителю.

— Может отпустим его? — сказал я, но тут же понял, что сморозил большую глупость. Если Пабло окажется на свободе, то нас сразу начнут искать за убийство двух стражников, а это, даже не каторжные работы в каменоломне, а верная смерть.

— Нет, его нельзя отпускать, — я посмотрел на Блада, но тот даже не подумал помочь мне, только чуть улыбнулся в усы и снова пристально взглянул на меня.

— Так, все-таки, отпустим, или не будем отпускать? Что скажешь caballero? [1] — откровенно потешаясь надо мной, проговорил хуанч.

[1] Испанский джентльмен. (исп.)

Я разозлился. Откуда я могу знать, что в таких случаях предлагают настоящие, взрослые caballero, мне же всего тринадцать лет. А здесь ведь не с пацанами на мечах сражаться и в пиратов играть. «Эй ты! Я тебя убил!», «Нет, это я тебя проткнул мечом!». Сейчас надо думать и решать по-взрослому.

— Давай его берберам продадим! — неожиданно вырвалось у меня.

Как-то раз отец мне рассказывал, что в бухту под деревней Маска приходят на лодках берберы, им нужны пленники. Раньше они нападали на рыбацкие деревни и брали там рабов, но сейчас, после того, как испанцы с хуанчами стали вместе охранять свои деревни, берберским пиратам не удается захватывать пленников. Они стали покупать каторжников и других преступников. Берберы увозят рабов к себе в Африку и там продают дороже, или заставляют работать на плантациях сахарного тростника. Так говорил отец, а пацаны, вообще, рассказывали про берберов много страшных историй

— Берберам? — заинтересовался хуанч, — а где, ты говоришь, можно с ними встретиться.

— В Маске, я знаю туда дорогу, — ответил я.

Мне стало легче на душе, когда понял, что Пабло не придется убивать. Даже если он умрет на плантациях, это будет не моей виной, и этот грех Божья Матерь мне простит.

— Но туда долгая дорога, если утром выйти, то к вечеру только придешь. Маска очень маленькая деревня и туда чужих не пускают, — об этом я тоже знал со слов отца.

Вообще, отец мне говорил, что там живут пираты и попасть в деревню нелегко, надо, чтобы тебя там знали. Отец назвал мне имя Гонсало Руиса и сказал, что к нему можно обратиться при случае. Надо только передать привет от Marco Blanco. [2] Я спросил у отца: «А кто это Marco Blanco?» Он рассмеялся и сказал, что мне не обязательно знать, достаточно просто так сказать, и Гонсало поможет. Все это я не стал рассказывать Бладу, просто сказал, что у отца там есть знакомые. А еще, я спросил хуанча, как он познакомился с моим отцом. Но Блад сказал, что сейчас не время заниматься разговорами и показал глазами на Пабло. Я сообразил, что действительно при стражнике не стоит лишнего говорить. Мы стали собираться в дорогу. Мой спаситель с места засады забрал оружие и кожаный наплечный мешок. Точно такой же, как был у моего отца, он с мешком ходил на охоту. Я сказал об этом Бладу, но тот промолчал и сложил в мешок пистолеты и пробитую пулей кольчугу стражника. Вторую кольчугу мужчина надел на себя, а мне подал кольчугу Пабло.

[2] Белый Марко — дословный перевод (исп.)

— Надевай Мигель, это твоя добыча и она тебе еще, наверняка пригодится, — с этими словами Блад помог мне надеть тяжелый доспех.

Мне было неудобно двигать руками, кольчуга давила на плечи и была тяжелой, но я ничего не стал говорить, чтобы хуанч не передумал.

— Возьми квилон, ты теперь воин и тебе нужно настоящее оружие, — Блад протянул мне кинжал Пабло с поясом и ножнами.

Я обрадовался, что мне доверили снаряжение как настоящему напарнику. «Увидели бы меня сейчас пацаны из порта, вот обзавидовались бы», — мелькнула мысль. Ни у кого из моих приятелей не было ни кольчуги, ни тем более боевого кинжала, да и у их отцов — тоже, ведь квилон и кольчугу могли себе позволить только богатые caballero, а не обычные портовые рабочие и рыбаки.

Хуанч отвязал Пабло от дерева, но стянул ему руки спереди, а веревку дал мне. Сказал, что теперь я могу подгонять своего мучителя, также, как он гонял меня. Стражник не сопротивлялся, только заглядывал нам в глаза и спрашивал поочередно, то меня, то Блада, не собираемся ли мы его убить. Пабло не слышал разговора о его судьбе, потому что мы говорили про берберов и Маску шёпотом.

— Если ты не заткнешься, я привяжу тебя в пещере, где водятся гигантские крысы, — сказал ему Блад, — они очень голодны. Видишь? — он задрал рукав и показал рану чуть ниже локтя, — это я с такой крысой вчера подрался. Ты — сладкий, ей точно понравишься.

Пабло перестал нудить, Блад взял свой мешок, и мы пошли молча. Хотя у меня в голове крутилось множество вопросов, я не мог их задать, потому что это были вопросы об отце. Мы шли без остановок, стало очень жарко, пот заливал мне глаза, но я упорно шел за хуанчем и тащил за собой стражника, как осла на привязи. Примерно через два часа вышли к поляне, на которой отец построил хижину. Я сразу узнал это место, хотя последний раз был здесь очень давно.

— Вот хижина отца, — показал Бладу на каменный домик.

— Знаю, — ответил хуанч, — я здесь уже был.

Мы зашли внутрь, Блад закрыл двери на засов. Показал мне на топчан и сказал: — отдыхай, ты это заслужил. Настоящий воин!

Я улегся на мягкое сено даже не снимая кольчуги. Блад привязал Пабло возле стены и присев возле стола, начал доставать из мешка припасы: вяленое мясо, козий сыр, фляжку с вином. «Интересно, у хуанчей еда такая же как наша, — подумал я, — раньше видел, что они только кашу едят и хлеб, да репу пареную, а они, оказывается тоже делают хамон и иборес». [3] Блад нарезал мясо и сыр, налил в кружки вина, дал еды пленнику, и позвал меня за стол. Я сказал, что отец мне обычно не наливает вина, только на святые праздники.

[3] Ibores — испанский полутвёрдый козий сыр с нежной текстурой.

— Садись со мной Мигель и выпей. Так надо, — хуанч говорил серьезно, в глазах у него появилась какая-то печаль.

Он погладил меня по голове. Почему-то сразу защипало в глазах. Так гладил меня отец, когда мы разговаривали про маму. Я шмыгнул носом и сделал глоток из кружки, хотел поставить ее на стол, но Блад меня остановил.

— Выпей до дна. Надо поговорить, — тон был спокойный, говорил он тихо, но уверенно.

Я послушался хуанча и выпил всю кружку. Мы еще минут пятнадцать жевали хамон и сыр, хуанч прихлебывал вино из кружки и молчал. Потом он поднялся, подошел к топчану и резко сдвинул его в сторону. Под топчаном оказалась каменная плита.

— Помоги, — обратился Блад ко мне и показал на стоящий в углу топор.

Я подал хуанчу топор, он просунул лезвие под камень и стал его отодвигать, потом мы вместе навалились и сдвинули плиту в сторону. Под камнем была яма. Блад спустился вниз и куда-то исчез, но через пару секунд появился сбоку и подал мне бочонок, у нас в таких обычно хранят вино и продукты. Он снова нырнул в стенку и достал второй бочонок.

— Это припасы твоего отца, — сказал Блад, — я еще не смотрел, что там.

— Давай подождем отца, — предложил я, — а то он вернется и наругает меня.

— Не переживай. Отец не будет ругаться, я знаю, — уверенно ответил хуанч.

Мы поставили оба бочонка на стол. Блад вывел стражника по нужде, а потом приказал ему спускаться в подвал. Пабло сильно испугался, начал канючить, что не хочет в темноту к крысам, но Блад его успокоил, что это только на ночь, завтра выпустим. Он развязал пленнику руки и тот спустился вниз. Хуанч кинул ему несколько охапок сена, которое принес с улицы и мы почти полностью задвинули крышку подвала, оставив небольшую щель, чтобы Пабло не задохнулся. Когда пленник перестал возиться в своей тюрьме, Блад позвал меня к столу и еще налил вина.

— У нас на Руси есть обычай выпивать не чокаясь, когда мы поминаем близких, — как-то странно сказал он.

Мы выпили по кружке вина, закусили сыром, в голове зашумело и захотелось спать, но я хотел узнать, о чем со мной собирался поговорить хуанч. Он сидел молча, склонившись над кружкой и что-то разглядывал в ней. Я тоже посмотрел туда, но в кружке даже не осталось вина.

— Мигель, ты уже не мальчик, ты — мужчина. Слушай внимательно, — медленно проговорил Блад, по-прежнему глядя в кружку, — я мало знал твоего отца, но дал ему слово, что позабочусь о тебе, — голос его звучал глухо, как будто ему было трудно говорить.

— Твой отец, Марко Круз нашел дракона, бился с ним, но дракон оказался сильнее… — хуанч не закончил фразу, но, по спине у меня прокатился холод от его слов.

— Что с отцом? Где он? — я перебил Блада.

— Держись парень. Теперь ты главный в семье Круз. Ты продолжатель рода… — он не договорил, замолчал, уставившись в свою кружку.

— Нет! Ты врешь! Я не верю… — у меня перехватило дыхание, жаром обдало все внутри, я понял о чем говорит Блад. Но такого не могло быть. Отец был самым сильным у нас на улице, он легко побеждал всех мужчин и парней в схватках на праздниках. Дракон не мог его убить. На меня навалилась какая-то тяжесть, в глазах потемнело.

— Я покажу тебе, где похоронил Марко. Завтра, — Блад поднялся, подошел ко мне, обнял за плечи. Я не мог ничего говорить, где-то внутри поднимался крик, он давился в горле, не давал дышать, плечи затряслись сами собой. Мой взрослый напарник крепко держал меня за плечи и гладил меня по голове.

— Поплачь парень. Станет легче, — от слов хуанча меня «прорвало» и, прижавшись к мужчине, я зарыдал в голос. Плакал недолго, мне было стыдно, что не сдержался, но Блад спокойно объяснил мне, что это не слабость, в жизни есть моменты, когда и мужчинам можно плакать. Он присел рядом со мной.

— Тебе надо поспать, — проговорил он, — завтра встанем пораньше, сходим к пещере, где погиб отец. Его надо похоронить, как подобает по христианскому обычаю. Я расскажу, как все произошло.

После его слов я почувствовал, что действительно очень хочу спать, что события этого дня навалились непосильным грузом и даже шевелиться трудно. Блад помог мне снять кольчугу, уложил на топчан и укрыл сверху покрывалом. Он сидел рядом со мной и что-то приговаривал тихим голосом на своем языке. Под его размеренный шепот я уснул и проспал до утра без кошмаров и, вообще, без всяких снов.

Коронель Блад:

Меня заинтересовало предложение Мигеля продать нашего пленника берберским пиратам. Я, хоть и посмеялся над словами парня: «Давай, отпустим его», но ведь и у меня не было никакого желания убивать этого мерзавца, до такой степени он оказался труслив и малодушен. Смущало только то, что в пиратскую деревню мы без Марко, вряд ли сможем попасть. А ведь надо не просто туда прийти, надо еще и договориться с пиратами, чтобы они помогли в торге с берберами.

Но беспокоило меня по дороге в охотничью хижину, совсем не это. Мне предстояло рассказать Мигелю, что его отец не встретит нас там, что нам с мальчишкой предстоит хоронить храброго охотника за драконами. До хижины мы дошли без приключений, перекусили, пленного «упаковали» в подземелье, предварительно достав оттуда бочки. Оказалось, что в одной из них вяленое мясо, а в другой — хорошее красное вино. Так что с провизией, на ближайшее время, у нас в порядке, еще бы сырку раздобыть и тогда — полный комплект.

Когда сели за стол, я предложил выпить не чокаясь, сказал, что у нас есть такая традиция. Мигель не понял, о чем я говорю, поэтому пришлось, пересилив, себя, рассказать мальцу, что его отца уже нет в живых. Мне трудно было поднять глаза на подростка, я выдавливал из себя какие-то «нужные» слова. Для Мигеля мои слова стали ударом «под дых». Он смотрел на меня глазами, полными слез, пытался что-то сказать, но не мог. Я вспомнил, как сам заходился в крике возле каталки с телом отца в подвальном коридоре больница. Я — взрослый, сорокапятилетний мужик ревел белугой, а тут мальчишка тринадцати лет. Каково ему сейчас. Я встал, точнее меня подбросило так, что массивный деревянный табурет завалился набок, подошел к Мигелю, обнял за плечи, прижал к себе.

— Поплачь парень. Тебе станет легче. Поверь мне, мужчины тоже могут плакать, — с этими словами я начал гладить его по волосам.

Пацан прижался ко мне всем телом и в голос заплакал. Все его тело сотрясалось от рыданий. Он сбивчиво говорил, что такого не может быть, что отец сильный, что он не верит в случившееся. Да, в смерть близкого человека никогда не верится, тем более в таком возрасте, когда еще вся жизнь впереди и отец совсем не старый, а полный сил и энергии мужчина. Я уложил мальчишку на топчан, присел с ним рядом и, держа за руку, начал рассказывать о себе, о родителях, о своем детстве, о том, что мы обязательно найдем его мать, что все у него будет хорошо. Говорил все это на русском языке, но думаю, что Мигелю было сейчас без разницы, что я говорю, он понемногу успокаивался и вскоре уснул.

Я же еще долго не мог забыться сном, снова и снова вспоминал те мгновения, когда отец этого паренька дрался с драконом. Думал, мог ли я ему тогда помочь. Не находил такой возможности даже теоретически, снова возвращался к последним словам Марко. Перед тем как окончательно провалиться в полный кошмаров сон, дал себе обещание, что, как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, Мигель всегда будет со мной и я заменю мальчишке отца. Потом была ночь, в которой я дрался с целой оравой драконов и вытаскивал Мигеля из болотной трясины. В этих кошмарах меня преследовал Пабло на осле, но с автоматом Калашникова в руках, нас с Мигелем продавали в рабство берберам какие-то монстры без голов, но с глазами на животе.

Потом я провалился в адское подземелье, но из-под каменной плиты, на которую упал, раздался стук, и черти визгливыми голосами стали требовать выпустить их из тюрьмы. Я прислушался, голос черта показался мне очень знакомым, и тут окончательно проснулся. Я лежал, скрючившись на полу возле камня, которым был прикрыт подвал, а оттуда стучался Пабло и просил выпустить его по нужде. Начинался третий день моего пребывания в параллельной реальности, на новом для меня Тенерифе.

Мигель тоже проснулся. Мы привели себя в порядок, позавтракали, чем Бог послал и занялись первостепенными делами. Нам с Мигелем надо было подняться к пещере, перезахоронить его отца. А потом думать, что делать дальше. Пленного мы взяли с собой, как дополнительную рабсилу, чтобы помогал копать последнее пристанище для отца Мигеля. Убитого мной дракона, я не собирался показывать Пабло, не хотелось, чтобы он увидел раскуроченную голову дракона, ведь легенду о Карбункуле мог знать не только охотник. Мало ли, что стражнику рассказывал покойный «сослуживец» Марко Круза. Поэтому, когда мы дошли до импровизированной могилы, стражника привязали к дереву, так, чтобы у него не было возможности видеть, что делается внизу на осыпи.

Вместе с Мигелем, мы разобрали камни, которыми я присыпал тело Марко. Я дал парню возможность побыть с отцом наедине, а сам пошел искать место, где можно соорудить могилу. Неподалеку от Драконового дерева, под которым лежал Марко, нашел небольшую площадку с расщелиной. Отсюда открывался вид на заснеженный пик Эль Тейде. Место, во всех отношениях подходящее для захоронения охотника. К тому же, приметное, чтобы можно было, спустя некоторое время, прийти сюда, помянуть покойного. Спустившись к Мигелю, рассказал ему, что нашел место, куда мы перенесем его отца.

— Ты думаешь, ему там будет хорошо? — вопрос, заданный мальчишкой, заставил меня задуматься.

— Мигель, ты про что? Про место для могилы, или про Небо? — мой вопрос «завис» в тишине. Я понял, что парень не ждал ответа. Он задал вопрос скорее самому себе.

— Да, напарник, ему там будет хорошо, и он оттуда будет присматривать за тобой, — я высказывал вслух мысли о своем отце. Я, действительно считаю, что наши родители, ушедшие на Небо, видят нас и подсказывают верный путь.

— Хорошо, Блад, давай перенесем его туда. Я простился с отцом, — ответил Мигель как-то по взрослому.

— Пабло, я сейчас отвяжу тебя, будешь помогать, — нечего нашему пленнику прохлаждаться, пусть отрабатывает свои «косяки».

— Да, Сеньор, как скажете, Сеньор. Я все сделаю, Сеньор, — Пабло хотел жить, он соглашался делать все, что скажут.

Отвязав стражника, сказал ему, вместе с пареньком, брать покойника за плечи, сам взял за ноги, и мы понесли Марко к расщелине. Уложив и накрыв тело сверху покрывалом, взятым из хижины, начали закладывать импровизированную могилу камнями. Не прерываясь на отдых, мы занимались захоронением около часа, сверху установили крест из двух больших сучьев канарской сосны, перевязав их между собой обыкновенной веревкой. Подумал, что надо соорудить табличку с именем и датами жизни и смерти.

— Мигель, а отец когда родился?

— 13 марта 1610 года от рождества Христова, я читал запись в книге в церкви, мне святой отец показывал, [4] — ответил подросток.

[4] От сотворения мира и от рождества Христова — старая и современная системы летоисчисления. Есть разные точки зрения на этот счет, но мне ближе та, когда разницу между ними считают в 5509 лет.

— А сегодня какой день? — по моим расчетам, было 18 ноября 2012 года, а какой год и день в этой реальности, даже предположить трудно.

— Сегодня 5 ноября, — просветил меня Мигель.

— А год какой?

— 1644… — неуверенно протянул мой юный друг, с любопытством посмотрев на меня, — а по-русски, я не знаю какой, вы же как-то по другому счет ведете.

— Постой, а ты, что читать умеешь? — удивился я.

— Да, и считать тоже, меня папа научил, он грамоте был обучен с детства.

Найдя подходящий обломок дерева, я построгал его ножом с одной стороны и вырезал надпись: «Marco Cruz Ortega 13.03.1610 — 04.11.1644». [5] Дал прочитать Мигелю, он кивнул, что написано правильно. После этого расплели остаток веревки на тонкие шнурки и привязали табличку к перекладине креста. На этом процедуру захоронения можно было считать оконченной. Постояв немного молча возле могилы, я тронул паренька за рукав, и мы пошли в хижину, предварительно связав руки своему пленнику.

[5] Фамилии у испанцев обычно двойные: по отцу и матери, в повседневности испанца называют по фамилии отца, то есть Марко Круз, в официальных документах добавляется фамилия матери — Ортега. Поэтому на табличке я указал полную фамилию отца Мигеля.

После обеда, я снова отправил Пабло в подвал, чтобы он нам не мешал собираться в дорогу, а сам решил рассказать парню о том, что обнаружил в сундуке его отца.

— Мигель, ты знаешь, чем отец занимался на корабле? — это был не праздный вопрос. Пара тысяч дукатов в сундуке не могли принадлежать простому матросу. Это очень большие деньги по тем временам. Двадцать пять дукатов — заработок матроса за год. Не за неделю, не за месяц, а именно за год!

— Отец рассказывал, что его корабль бывал в разных морях, что команда была дружная, что они ходили по Mar Mediterráneo [6] в Европу, в Африку, к османам, в Византию, даже в Константинополь, — рассказал мне Мигель, — он часто рассказывал, как сражались с маврами, говорил, какая у него команда хорошая, что много, чего прошли вместе.

[6] Испанское название Средиземного моря.

— А как отец говорил о команде, о матросах, с которыми вместе работал на корабле? — мне неожиданно пришла интересная мысль, — наша команда или моя команда?

Мигель задумался. Я не торопил его, мне хотелось услышать ответ, близкий к истине. Принято называть моей командой ту, в которой ты занимаешь руководящую должность, а нашей — где ты просто член команды. А уж если Марко говорил: «мои матросы», то это на сто процентов подтверждает мою догадку, что отец Мигеля был капитаном корабля. Как минимум, имел в подчинении какую-то часть команды, например, штурмовой отряд или, как тогда говорили — абордажную команду.

— Ты знаешь, Блад, отец всегда говорил о своих друзьях: моя команда, мои матросы, мои богатыри. Это я точно помню, — наконец ответил Мигель, — а почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что я полагаю, что твой отец был не простым моряком, а капитаном корабля, — я не стал долго «подводить» парнишку к теме своих рассуждений, — у меня было достаточно подтверждений этому. Первое — костюм, который я позаимствовал из сундука в подземелье. Второе — оружие и боеприпасы. Ну и самое главное — в его сундуке была большая сумма денег, которые не заработаешь матросом даже за пятьдесят лет. И еще, я думаю, что он был капитаном пиратского корабля, — я замолчал, а Мигель, ошарашено глядя на меня, тоже не произносил ни слова.