Одиссея коронеля Блада. Начало

Глава 10

Бабушкины пирожки и разговоры по душам. Нападение.

Марина:

«Как хорошо у баушки, — я потянулась на мягкой перине, — пахнет с утра пирожками, уютом и чем-то еще неуловимо вкусным». Я уже неделю гостила в маленьком бабушкином домике рядом с океаном. Здесь нет утренней суеты как в хоромах батюшки, никто не мешает мне выспаться. Никто не пристает с утра с разными «умными» речами о той пользе, которую я должна принести Градомиру. Но, почему-то я просыпаюсь ни свет ни заря, меня тянет к океану, манят его накатывающие на берег, волны. Надо быстренько сбегать искупаться, пока народ не стал подтягиваться на торговище. Я люблю купаться на том кусочке берега, где часовня Божьей Матери, там песок, хоть и черный, но плотный и к ногам не пристает, да и на камушки потом выходишь и можно обуваться сразу, не боясь, что идти потом будет неловко. И от площади в сторонке, даже если кто поутру пораньше придет к Детинцу.

Выскользнув из теплой постели, накинула сарафан прямо на рубашку, в которой спала, сунула ноги в мягкие растоптанные поршни [1] и побежала на улицу. Городок еще спал, солнце только готовилось подняться из-за океана, на водной глади не видно ни морщинки, не слышно ни единого дуновения ветерка, только крики чаек, скользящих в небе над водой. Скинув на берегу сарафан и поршни, потихоньку зашла в прохладную воду. Как же зябко, но хорошо! Окунулась по плечи, не стала мочить волосы, их потом долго промывать после соленой воды и пошла к берегу, чтобы зайти в часовню, помолиться Матери Божией. Выходя на песок, подняла глаза и обомлела, в трех шагах от меня стоял незнакомый мужчина. Он смотрел прямо на меня. Кровь волной ударила в голову, поняла, что рубашка облепила мое тело, и я все равно, что голая. Громко взвизгнув от неожиданности, крикнула незнакомцу, чтобы он отвернулся. Прихватив с камней сарафан, лихорадочно пыталась натянуть его на мокрое тело, наконец это мне удалось. Взяв в руки обувь, стараясь не смотреть на мужчину и не слушая, что он отвечает на мои слова, я пошла к часовне Божией Матери.

[1] Кожаные туфли, как женские так и мужские, в XVII веке — это обувь, которую носили по большей части простолюдины, но встречается описание поршней, шитых золотом и драгоценными камнями.

Пришла в себя я уже перед ликом Мадонны, которую попросила простить меня за сумбур в голове, вызванный появлением незнакомца. И хотя я смотрела в глаза Божьей Матери, перед моим взором неожиданно возникло улыбающееся лицо молодого мужчины и его голубые глаза. «Как я успела разглядеть цвет его глаз?» — недоумение мое было вполне уместно, я ведь, практически, не смотрел в его сторону. Но тут же до меня дошло, что я успела рассмотреть не только цвет глаз, но и то, что он красив той своеобразной мужской красотой, когда про человека не скажешь «писаный красавец», но чей вид радует глаз. Лет тридцать пять, высокий, темные короткие волосы, небольшие усы, резко очерченные скулы с двух или трехдневной щетиной, пристальный и даже серьезный взгляд на улыбающемся лице, и какая-то законченность всего облика: стройная фигура, не сильно широкие, но пропорциональные плечи, мускулистые руки, крепко стоящие на камнях ноги.

Тут же я услышала, что мужчина зашел следом за мной в часовню и увидела его боковым зрением. Незнакомец перекрестился, отвесил поясной поклон Божьей Матери. От его близкого присутствия перехватило дыхание, я поспешила выйти на свежий воздух. Отдышалась. Но вышедший следом за мной мужчина, снова заставил затрепетать мое сердечко. «Да, что же со мной такое творится? Надо как-то взять себя в руки». Решила начать с выяснения, кто он такой. В самом деле, я настолько привыкла, что в бабушкином городке знаю каждого встречного, что появление незнакомца вызвало у меня неподдельный интерес.

Наверное мои вопросы прозвучали довольно резко, потому что мужчина посмотрел на меня с некоторым удивлением и, похоже даже, с растерянностью. Но, тем не менее, рассказал, что приехал издалека и остановился у Богдана, которого мы все считали погибшим в океане. Извинился за неловкую ситуацию, заверив, что не собирался за мной подглядывать, а просто пришел помолиться. Задержавшись в часовне, не предполагал, что увидит меня на берегу. Когда незнакомец спросил мое имя, я ответила не задумываясь, он тоже назвал себя. Имя Владимир очень подходит этому человеку. Я с малых лет знаю, что такие имена на Руси давали только детям Рюриковичей. Может в родимых краях, что-то за долгие годы изменилось, но мне хотелось думать, что мой новый знакомый неспроста получил свое имя. За разговором мы незаметно дошли до бабушкиного дома.

Я слушала Владимира и не могла понять, почему мне не хочется с ним расставаться. Вроде бы самый обыкновенный мужчина, которых вокруг меня с детства было достаточно. Дом князя Бориса — моего батюшки всегда был полон бояр, торговцев, дружинников и прочего мужского люда, увивавшегося возле князя, как назойливые мухи вокруг открытой крынки с вареньем. Но никогда еще я не чувствовала себя так как сейчас. Мне было спокойно и одновременно, тревожно, хотелось немедленно уйти, и тянуло к стоящему рядом мужчине.

Когда Владимир сказал про испанцев, которые уже говорили, что он не похож на русского, мне стало не по себе. Почему-то подумалось, что это должно быть, влюбленная в него, испанская красотка. Я сразу поменяла тему разговора, чтобы не услышать от него про его подружку. Когда мы подошли к бабушкиному дому, я уже страстно хотела избавиться от той непонятной зависимости, которую чувствовала рядом с мужчиной. В этот момент увидела, что из дома Богдана, утонувшего год назад, вышел сам утопленник. Чуть не взвизгнув от неожиданности, я поспешила к своей любимой «Баушке», которая уже стояла в проходе между печью и столом, встречая меня с полным подносом свежеиспеченных пирожков.

— Баушка, представь себе, наш сосед Богдан объявился, — я огорошила новостью мою любимую «стряпуху», — он не утоп, оказывается. Сейчас видела, на крыльце стоял.

— Окстись, моя девочка, — бабуля перекрестилась, — так разве может быть, они же с братом еще прошлое летось пропали.

— Он в одном исподнем вышел, — я прыснула, вспомнив растерянное лицо соседа, — а тут я. Так он как заяц пуганый, назад в избу, шасть!

— Да ладно, тебе, — рассмеялась баушка, — неужели, правда живой вернулся? Где же он был окаянный?

— Бабулечка, откуда я могу знать, — отмахнулась я от бабушкиных расспросов, — я ведь его только мельком увидела. Богдан не один пришел, с ним дружок. Не нашенский, сказал — издалека, а родом из Белогорья. Как-то непонятно это.

— Как сказал? — бабуля недоуменно вздернула брови, — ты же говоришь, что Богдан сбежал, как тебя увидел?

— Баушка, так это Богдан, — я почувствовала, как лицо заливает краска, вспомнила, как чужак смотрел на меня, выходящую из воды, — а Владимир, он с берега шел со мной.

— Так ты и имя его уже знаешь, — всплеснула руками бабушка, — как так-то?

— Бабулечка, я потом тебе расскажу, — мне захотелось сходить к соседям, прям потянуло туда, и я быстро сообразила, как это сделать, — а ты дай корзинку, Богдану пирожков отнесу. У него ведь в хате шаром покати, вот и будет им чего покушать.

— Ну, как знаешь, — бабушка поджала губы и недовольно покачала головой, — вон корзинка, за печкой, только ты все-то не бери, оставь тут-ко. Сама поди голодная, со сна во рту маковой росинки не было.

— Спасибо баушка, — чмокнув нахмурившуюся бабулю в морщинистую щеку, я, быстро накидав пирожков в корзинку, выскочила на крыльцо, — я сейчас вернусь, — крикнула, прикрывая дверь, и пошла к дому утопленника.

К моему огромному удивлению, на стук в двери отозвался голос на испанском, причем это был не голос моего нового знакомого или Богдана, а чей-то другой, очень похожий на женский. Мне сразу захотелось исчезнуть с крыльца. — «Вот ведь, не зря подумала про испанских подружек Владимира, — но в этот момент двери распахнулись, и у меня отлегло от сердца — передо мной стоял пацан, лет тринадцати-четырнадцати, — тьфу-тьфу-тьфу, ну что же я за дурища такая-то».

— Доброе утро, ты кто? — конечно же, свой вопрос я задала на родном языке, — а где Богдан?

— Мигель, — коротко ответил подросток, значит он понимает по-русски, это уже лучше, — Богдан вышел.

— Хорошо, — я хотела сказать, чтобы он забрал корзинку с пирожками, но тут же проглотила свои слова — из-за печи, на фоне окна показался мой утренний «князь Владимир», как я прозвала его про себя, — Владимир, бабушка Богдану пирожков передала, возьмите.

— Марина, проходи, — он приглашающе кивнул и показал рукой на табурет, — присаживайся, мы еще не завтракали. Спасибо огромное твоей бабушке. Мне поговорить надо с тобой, если, конечно, у тебя есть время.

— Да, — мне очень понравилось предложение мужчины, потому что не нужно выдумывать причин, чтобы задержаться у них в избе, — а о чем ты хотел разговоры разговаривать?

— Да ты проходи, присаживайся. Мигель, посмотри, дрова в печи есть? — обратился он к парнишке, — разжигай, чай пить будем.

— Что? — вопрос у нас с Мигелем вырвался одновременно, — что будем пить? — переспросила я.

— Ну-у-у… — Владимир замялся, — напиток такой, его горячим пьют у нас на Руси.

— Сбитень? — не поняла я.

— Ну да, типа того, — как-то невнятно ответил мужчина. Мне снова показалось, что Владимир совсем не похож на руса, многие его слова мне незнакомы, — я, впрочем, пошутил, чай с собой не привез, поэтому попьем вина. Если ты не возражаешь. Для женщин и молодежи — можно разбавить водичкой.

На крыльце загремели чьи-то шаги, и через пару мгновений в избу ввалился Богдан. Да, у меня не осталось сомнений, это был пропавший прошлое лето дружинник купца Ермолая и бабушкин сосед. А вот он, похоже сильно удивился, увидя меня в своей избе. Хотя, наверное, у него была для этого причина, я же у них дома ни разу до этого не была. На улице больше сталкивались, да и общалась чаще с Доброславом, тот был старше годами и разговорчивее.

— Здоровья тебе Богдан и долгие лета, — что можно было еще пожелать парню, которого давным-давно похоронили всей округой, — угощайся пирожками — бабушка передала.

— Спаси Бог… — парень замолчал, как будто ему больше нечего было сказать, потом опомнился и повернулся к Владимиру, — был в Детинце, объявился, что живой, сказали позже вновь зайтить, когда посадник вернется из Градомира. К светлейшему князю уехал по делам общины.

— Блад, а можно попробовать pastel? [1] — робко попросил подросток, — вкусно, наверное…

[1] Пирожок (исп.)

«Блад. Интересно он называет Владимира, — мелькнуло у меня в голове, — необычно, но красиво».

— Кушай, малыш, — я подвинула корзинку ближе, — бабуля очень вкусно стряпает. Тебе понравится.

— Спасибо, — Мигель по-прежнему смотрел на Владимира, как бы в ожидании его команды.

— Тащи, чего уж там, — разрешил ему старший товарищ, — Марина, тебе вина налить?

— Утро ведь, грех, — мне хотелось попробовать пирожок, но вино поутру пить было не позволительно, — а пирожки кушайте, — и неожиданно для себя, добавила, — я еще принесу, — это бабушка не слышит, как я ее постряпушки раздаю направо и налево, — сейчас домой сбегаю.

— Не надо Марина, ты сама кушай, — остановил меня мужчина, — ты же голодная. С утра не успела еще ничего перекусить.

«Откуда он знает? — мне стало немного не по себе, — я же ничего не говорила».

— Хорошо, — решила не отказываться, от этого стало спокойней на душе, — давайте я молока принесу?

— Ой, запамятовал совсем, — хлопнул себя по лбу Богдан, — мне же баба Оля молока велела взять. Я сейчас, — и он выскочил за дверь.

Когда Богдан вернулся с крынкой молока, мы втроем уже весело и дружно уписывали за обе щеки бабушкины пирожки, которые еще даже не успели остыть. После трапезы Владимир предложил поговорить, так, чтобы не мешали досужие сплетники. В городке хватает всякого народу, есть и любители почесать языком. А мне тоже не хотелось бы, чтобы молва дошла до батюшки. «Мол твою Маринку с мужиком видели, смотри — принесет в подоле». Батюшка-то меня поймет, но отпустит ли в следующий раз без служки к баушке. На задах Богдановой избы был спуск к океану, чужие окна на него не выглядывали, можно спуститься на берег, как раз за часовней. Туда я и предложила пойти Владимиру.

Наказав парням навести порядок в избе, мой новый знакомый вышел следом на задний двор. «Может зря я с ним наедине остаюсь? Но ведь спокойно как-то на сердце, нет тревоги никакой». Матушка мне не один раз говорила, что от нее мне достался дар на хороших людей. Она, хотя и со смехом говорила: «Мол смотри на батюшку, ведь не зря же он мне приглянулся». Но, при этом, не один раз повторила, что я должна слушать свое сердце, оно всегда подскажет. «Душа, — говорила матушка, — лучше очей видит, в ком добро, а кто черен изнутри, ей и вера у тебя должна быть».

— Марина, я говорил, что на остров издалека прибыл, — начал разговор Владимир, — это так и есть. Не могу сейчас всего рассказать, но плохого у меня за душой нет. Сам я русский, родом из Белогорья. Я не шутки шучу, есть у нас на Руси свое Белогорье. А здесь я впервые, но боюсь, что надолго, нет мне пока пути обратно… — он задумался, голубые глаза стали прозрачно серыми, но через несколько мгновений мужчина продолжил, — вижу, что сильно отличается ваша жизнь от той, что мне знакома, да и язык ваш не всегда понимаю. Хотел тебя попросить помочь мне быстрее стать своим на острове.

— Так ты на самом деле пришлый, — мне стало понятно, почему Владимир так сильно отличается от всех моих знакомых, — ты не вор беглый? Не тать ли какой, лихоимец?

— Ты сама-то веришь в то, что спрашиваешь? — мужчина улыбнулся, — больно уж тяжелые слова говоришь. Нет Марина, за мной грехов страшных не ведется, не вор какой, не лихоимец. Служивый человек в прошлом, сейчас вольный. Оружием владею, но понапрасну стрелять не буду. Богатством не разжился, хором не построил. В Бога верую, Матерь Божья — покровительница моя в этой жизни. Семья — только паренек этот испанский. Обещал отцу погибшему, что присмотрю за пацаном, — он снова замолчал, а мне не хотелось его перебивать, коли уже сам разговорился, пусть рассказывает о себе, — вот вроде и все. Если что еще хочешь узнать — спрашивай, что смогу — расскажу. Что не смогу — не обессудь, значит надо так, — Владимир замолчал, с еле заметной улыбкой глядя мне прямо в глаза.

— Так тому и быть, — мне, почему-то стало спокойно и легко. В глазах мужчины расплескалась безмятежная синева безоблачного неба, глядя в которую захватывает дух. Пожалуй от этой безмятежности и на меня снизошло успокоение и мир, — но ты не думай, спрошу обязательно и коли начнешь вилять, так и знай — веры тебе не будет. Отдам отцовым гридям, [2] у них не забалуешь.

[2] В древней Руси охранники, телохранители князя.

— Вот и договорились, — Владимир снова улыбнулся, — а отец у тебя — большой человек в Градомире?

— Большой — не большой, а гридей у него хватает, — мне не хотелось хвастать перед Владимиром своим положением княжеской дочери, хотя и подозревала, что он по своему роду — ровня мне, а то и постарше будет, чай Рюриковичи всей Русью правили, а мой батюшка только девятой частью Белогорья, — твои-то людишки где?

— Марина, а ты мне ответь, — Владимир перебил меня, оставив вопрос без ответа, — говорят ты грамоте обучена?

— Да, обучена, — его вопрос не сбил меня с толку, стало понятно, что про свою дружину он отвечать не будет. Как и сказал ранее: «Что смогу — расскажу», — тебе какой интерес в моей грамоте?

— Писать, считать можешь? — он снова задал вопрос, не отвечая на мои, — по испански говоришь? На других каких языках?

— Княже, ты что меня пытаешь, как будто жену себе выбираешь? — я рассердилась на Владимира за его напористость и бесцеремонность, — так, чай не для тебя рождена.

— А ты откуда знаешь? — огорошил меня его ответ, — свою Родовую повесть никто еще не сумел прочитать заранее. Как в Книге Судьбы записано, так и будет, — занятно так сказал мужчина. Его слова перекликались с тем, что мне рассказывала баушка в детстве: про судьбу, про то, что на Роду написано для каждого. Про мое будущее, что в мужья мне сгодится тот, кто ровней будет мне и сможет победить дракона, не зря ведь рожденная ведьма [3] из дикого леса наказывала имя мне дать в честь Марины Антиохийской. [4]

[3] В представлении народов древней Руси, ведьмы делятся на две категории: получившие ведовство по наследству и заключившие сделку со злыми силами. Их называли соответственно «рожденными» и «учеными», причем в народе верили, что первые куда сильнее и могут помимо плохого делать еще и хорошее, тогда как «ученые» способны исключительно на зло.

[4] Марина Антиохийская — прославлена в лике великомучениц. Исповедовала веру в Христа и была приведена к эпарху Олимврию, который принуждал её отречься от Христа и принести жертву диаволу. Марина отказалась и была посажена в тюрьму, где перед ней появился большой дракон, который обвил ее шею и угрожал проглотить девушку. Марина наложила святой крест на пасть дракона и тот задохнулся.

Тем временем мы спустились к океану и мой спутник предложил присесть на камни под стеной часовни, чтобы укрыться от свежего ветерка, порывы которого налетали со стороны торговища. Он бросил свой кафтан на камень, чтобы мне было удобно, а сам присел рядом, направив свой взгляд в сторону океана, где уже понемногу начинали подниматься пенные волны.

— Мой батюшка говорил мне, чтобы в жизни много понимать, надо много знать, а чтобы много знать — надо много учиться, — к слову, вспомнились мне слова отца, — с шести лет от роду, батюшка отдал меня в учение в монастырскую школу. Через три года отец-настоятель сказал, что мне потребны другие учителя. Что монахи меня научили всему, что знали сами. Батюшка нашел мне наставницу-эспаньолку, которая обучала меня языку и манерам. Еще учил меня своему языку монах из христиан, [4] правда недолго — одно лето. Помер он, сгорел от лихоманки.

[4] На Руси христианами изначально называли греков, позже слово трансформировалось в «крестьяне» — сословие земледельцев.

— А скажи, что-нибудь на христианском, — Владимир, почему-то задал свой вопрос с улыбкой, — ну, к примеру: «Добрый день». Можешь?

— Калиспера, кирие моу [5] — мне захотелось немного поозорничать, я ведь не думала, что Владимир тоже понимает по-христиански, — так правильно?

[5] Добрый день, мой господин (греч.)

— Так, обычно, жена к мужу обращается, — мужчина засмеялся, — а ты же говоришь: «чай не для тебя рождена», — надо же, запомнил слово в слово, что я сказала, — может это — судьба?

— Не грешно ли тебе, словами такими бросаться, — мне стало стыдно, даже щеки заалели, — ты бы лучше про себя чего рассказал, а то все я, да я.

— Про меня не интересно, — Владимир махнул рукой, — жил да жил как мог… — он отвернулся к океану, — волна поднимается, как будто шторм надвигается.

— Шторм? — я не поняла, про что говорит мужчина, — что это?

— Волна большая, ветер, ураган… — Владимир замолчал в затруднении.

— Huracan? [6] — догадалась я, — Мокошь гневается? [7]

[6] Ураган (исп.)

[7] Мокошь у восточных славян — покровительница водной стихии.

Ну да… — мой спутник снова задумался, — наверное. Буря — есть такое слово? «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя, то как зверь она завоет, то заплачет как дитя…» — неожиданно нараспев проговорил он улыбнувшись.

— Я поняла про что ты говоришь, — наверное, он беспокоится, что меняется погода, — не бойся, волны сюда не добегают, ветер небольшой.

— Смотри. Видишь на дальних волнах белые барашки? — он показал вперед, там вдали, действительно были видны белые шапки пены на волнах, — я много бывал на морях, знаю, что это первый признак, что ветер усиливается и будет буря, надо возвращаться, скоро здесь будет совсем неуютно.

— Боишься промокнуть? — ехидно заметила я, — а как же ты на остров добрался? В океане-то мокро и холодно бывает. Хотя, можно пройти под скалу, — я показала на грот под скалой в пятидесяти саженях от нас, — там теплее будет, — уж очень не хотелось уходить с берега. Рядом с этим почти незнакомым мужчиной мне было уютно и спокойно, как будто мы с ним знакомы с детства.

— Марина, а ты знаешь, что твое имя значит «морская»? — внезапно сменил тему собеседник, не отвечая на мои шуточки в его сторону, — ты ведь любишь море, воду, купаться, так?

— Да, люблю, — опять он угадал про меня, — а ты почем ведаешь?

— Расскажи, чем твой батюшка занимается? — «њу, что за противный человек, он вообще не хочет слышать мои вопросы», — он ведь у тебя грамотный человек?

— Я не буду так с тобой разговаривать, — отвернувшись от Владимира, я уставилась в океан, — ты только задаешь свои вопросы, а на мои совсем не отвечаешь. Так нехорошо. Ой, смотри, — я увидела, что с севера к нам, под всеми парусами, движется большой корабль, — какой огромный, это не наш, похож на испанский. Он уже Бочку грехов прошел.

— Что прошел? — не понял Владимир, посмотрев в ту же сторону, — да, корабль солидный, на каравеллу похож.

— Мыс такой, Бочка грехов называется, — я, показала на мыс, — из-за него дальше на север берег почти не видно.

— А там деревня какая-то? — Владимир показал на маленькие домики Ручейного мыса.

В этот момент правый борт корабля окутался дымами. Один из домиков деревни, на наших глазах взлетел на воздух, в разные стороны брызнули камни, из которых были сложены стены избы, а крыша просто осела вниз. Спустя несколько мгновений до нас донеслись раскаты грома.

— Что это? — я оглянулась на Владимира с одной мыслью, чтобы он рассеял мои опасения и сказал, что мне померещилось, — как это?

— Марина, надо поднимать народ, — мужчина резко поднялся и потянул меня за руку, — это враги.