Обсерватор

Глава 2 Летать так летать

Сюрреалистичная в своей опрокинутости пирамида зависла надо мной, а я чувствовал лишь облегчение, несмотря на всю бредовость происходящего: узоры, украшавшие металлическую «оправу», содержали буквы, латиницу, если быть точным. И именно это меня немного успокоило. А то уже маячили в воображении анальные зонды и прочие прелести от серых человечков… Хотя и на них я был согласен (хотя и без энтузиазма), а то разряды из сучьего моря били по ногам уже чуть ли не каждую секунду, предвещая недолгое, но очень насыщенное будущее.

Тем временем пирамида замерла надо мной, метрах в четырёх. И плавно, без щелчков, выдвинулась в мою сторону прямоугольным куском гладкой обшивки днища, размером метра три на два. Плавно и быстро эта платформа опустилась, зависнув в десятке сантиметров над песком. С кораблём её соединял мощный металлический столб, но рассматривать я его толком не стал. И не потому, что мне не было интересно устройство подъёмного механизма. Просто, помимо некоторого неудобства от разрядов (которые, сволочи такие, не прониклись торжественностью момента и продолжали меня поджаривать!), у меня появились гораздо более интересные кандидатуры для разглядывания. На платформе стояли два человека (что уже чертовски радовало).

Первый из встречающих был упакован в какую-то футуристичную, матово-чёрную броню. Очень массивную и тяжёлую на вид, но при этом ощущение от неё было… «технологичности-современности», что ли? Несмотря на отдалённое, весьма отдалённое сходство с рыцарским доспехом эпохи высокой готики и украшавшие броню декоративные детали из жёлтого металла, несмотря на изящные чеканные узоры, практически полностью покрывавшие эти латы, назвать наряд встречающего рыцарским доспехом, у меня язык не повернётся. Уж очень тщательна подгонка даже мельчайших деталей этого костюма, да и сам он, похоже, герметичен, а этого от набора «лего» под названием «рыцарский доспех» ждать не приходится. Чуточку сходства со старинным доспехом бойцу добавлял шлем, похожий на испанский морион с редуцированным гребнем. Но вот глухая лицевая маска, без малейшего намёка на прорези, видневшаяся под козырьком шлема, тут же сводила и без того невеликое сходство до минимума. Учитывая же наличие в руках бойца какой-то странной и довольно футуристически выглядевшей пушки… образ космодесантника из испанской терции можно считать законченным. Такого, чуточку пафосного десантника, в свободное время украшающего свой бронескаф и оружие чеканкой и бронзовыми декоративными финтифлюшками. М-да. Смех смехом, а пушка в руках встречающего меня бойца внушала уважение, несмотря на испещрившие её корпус чеканные узоры и декоративные накладки. Толстый короткий ствол, даже на вид тяжёлый и массивный приклад, да и калибр… дюймовый, не меньше!

Впрочем, одоспешенный в меня сим стволом не тыкал, хотя держал его явно наготове. Смотреть на этого дядьку, честно говоря, было даже страшновато, а уж увидев, как он мотнул закованной в «слепой» шлем головой, одновременно поведя стволом… ну, такое себе приглашение, да. С другой стороны, а что делать-то, а? Снизу молниями хреначит, а сверху… Эх!

Ну я и прыгнул — как-то дальше дёргаться от разрядов мне совершенно не улыбалось. Только я утвердился на этой платформе, как последовал следующий жест, который я, после недолгого… совсем недолгого размышления, понял как «замри». Ну и замер, да. А куда деваться-то, учитывая, что вокруг совсем не место для воплей о правах человеков и прочих глупостях. Бросил взгляд на второго… вторую фигуру, и, как-то даже запунцовел, наверное. Или мог бы запунцоветь… Ну, чисто для демонстрации воспитания, когда-то где-то данного… Ай! Да о чём здесь болтать! Стою напротив весьма изящной дамы, гол, как сокол, без трусов и даже — вот стыдоба-то! — без шляпы, и если бы не упёршийся под ребро чернеющий окалиной ствол пушки «испанского космодесантника»… Эх, да что ж за жизнь такая, а?

Зыркнув на типа со стволом, я вздохнул и принялся надевать плавки. Конвоир же даже не дёрнулся, что, признаться честно, радует безмерно. Одним радикальным сторонником эксгибиционизма на моём пути меньше… Ну, я это и по броне предполагал, но сейчас уже точно уверен. Слава всям!

А вот застыдившая меня своим присутствием дамочка, наряженная в приятно облегающий её достойную всякого восхищения фигуру комбинезон, бронёй похвастать не могла. Вместо неё присутствовал некий жилет… не жилет? Изгибающаяся дугами блестящая конструкция, лежащая на плечах женщины, имела вид скорее профессионально-технический, чем боевой, и вообще, производила впечатление странной разгрузки, зачем-то посаженной на металлокаркас. Ну, хоть чеканки и узоров не видно… Смотрела же на меня носительница сего сплава одежды и механизма с этакой усмешкой и иронично поднятой бровью, в стиле «и что я там не видела?»

Да ничего ты там не видела, мысленно ответил я. И вряд ли увидишь: несмотря на изящность форм, дамочке явно больше сорока годиков. Правда, симпатичная, на удивление, несмотря на отсутствие косметики и кое-какие возрастные признаки, но, всё-таки, я предпочитаю барышень ближе к себе возрастом. Хотя, если попросит — может, и увидит. Посмотрим.

— Пойос иссай? — вдруг произнесла эта дамочка по-девичьи высоким и звонким, чуть ли не девчоночьим голоском.

— Я не понимаю. Донт андестенд, нихт ферштейн, но энтьендо, нон каписко… — начал я говорить на всех хорошо, плохо, и совсем хреново знакомых языках.

Дамочка задумчиво прислушалась (дуболом с большой пушкой всё так же стоял неподвижно, как и положено дуболомам). И, на последней моей фразе начала бегло щебетать. Вроде на итальянском, в котором я не очень силён — не самый распространённый язык. Хотя… проскакивали и английские, и немецкие, да даже и русские словечки.

— Нон каписко, — повторил я, пожав плечами.

— Дельфина, — произнесла она, ткнув пальцем в себя, и вопросительно уставилась на меня.

— Антон, — представился я.

— Антонни́о? — переспросила она.

— Си, си, Антонио! — закивал я, демонстрируя богатые познания в языке.

Дельфина довольно кивнула — наверное, сработало что-то, кроме «не понимаю». Достав из открывшегося на её металложилете кармана какую-то техническую фигню, она навела развернувшийся раструб устройства на меня, и, нахмурившись, уставилась на обращённый к ней конец фигни. Кивнула, задрала голову и крикнула что-то непонятное в дыру в пирамиде над нами. Я было дёрнулся, но в следующий момент поймал ободряющий взгляд Дельфины, и… платформа плавно начала подниматься.

Тип в броне стоял неподвижно, Дельфина смотрела на меня всё с тем же разбавленным иронией интересом. А когда платформа втянулась в недра пирамиды, я увидел третьего человека. Смуглый, долговязый, с тонкими пижонскими усиками, моложавый с виду, но… не юнец. Совсем не юнец. Вопреки футуристическому облику первых моих встречающих, этот кадр был одет в какой-то камзол-сюртук, вроде и как-то театрально-древне, но несмотря на всякие выпендрёжные кружева и жабо — довольно… практично, что ли? Замки-молнии, накладные карманы… Но чересчур богато, даже вычурно. Я бы даже сказал, по-мажорски. Вот прямо прёт от его наряда понтами, иначе и не сказать. И выражение морды у этого типа было, как в анекдоте: «вы все пидарасы, а я — Д’Артаньян!» Поправочка! Скучающий Д’Артаньян.

Честное слово, настолько заносчивой, наглой морды я ещё не видал. А ведь всяких уродов на своём жизненном пути повстречал немало, и выражения их «высокомордий» тоже лицезрел более чем достаточно. Наверное, только этот опыт прош… ну да, теперь уж точно прошлого, и спас меня от эмоционального взрыва, когда я поймал на себе презрительный взгляд стоящего посреди коридора тонкоусого незнакомца. А смотрел он на меня даже не как на насекомое, а… пожалуй, как брезгливая студентка-первокурсница на бактериальную культуру, умудрившуюся переселиться из чашки Петри на рукав её новенького лабораторного халата.

Не говоря ни слова, «его высокомордие» глянул на Дельфину и, приподняв бровь, слегка качнул головой в мою сторону. Дамочка же в ответ разразилась целым потоком совершенно непонятных мне слов, завершившихся единственно ясным мне сочетанием звуков: «Антони́о».

Чернявый молодчик, дослушав словоизвержение сопровождавшей меня дамы, приподнял бровь ещё чуть-чуть, скосил в мою сторону вновь поскучневший взгляд и скривил губу.

— Антонни́о? Ста бене, будет Тони, — презрительно бросил он. — Гвард? — поинтересовался он у Дельфины, что я хоть как-то понял.

Видимо, этот чернявый тип спрашивает её, нужна ли Дельфине охрана при общении со мной. Выражения лица дамочки я не видел, но лёгкое покачивание головы в ответ было видно и из-за спины. И главное, видна небрежно приподнятая рука и чуть задравшийся рукав, из которого, как в одной дурацкой игрушке, на миг выскочил трёхгранный шип-стилет. Выскочил и тут же исчез, будто его и не было.

Судя по всему, Дельфина намекала, что она — не беззащитная кисейная барышня, и если что — со мной справится. А чего со мной справляться-то? Я наоборот, некоторую признательность испытываю: всё же, несмотря на полнейший сюр происходящего, меня спасли от мучительной прожарки на песчаной косе. Ну-у-у… к чернявому меньше всего благодарности испытываю: очень уж засрански себя ведёт, но даже к нему некоторая признательность есть. Так что нападать на Дельфину я совсем не собирался и без всякого шипа. А с ним — тем более: почему-то жить хочется, несмотря на жуть последних часов. А в том, что барышня не хорохорится и действительно в случае необходимости пустит своё «тайное» оружие в ход, я практически не сомневаюсь. Весь мой опыт говорит, что Дельфина эта — далеко не оранжерейный цветочек и пиетета перед чудом чужой жизни она давно не испытывает. Если вообще знает, что это такое. Бывалая тётушка, одним словом. У такой не забалуешь.

Чернявый, тем временем, равнодушно выслушал тираду Дельфины, неопределённо хмыкнул под нос что-то раздражающе-снисходительное, развернулся и утопал прочь. Держался он при этом так, будто его пробовали посадить на кол (за засранство), но засранство победило, а сломанный им кол так никто и не вытащил. Следом за чернявым куда-то пропал и боевик. Дождавшись, пока начальник скроется из виду, Дельфина окинула меня изучающим взглядом, тихо хмыкнула и поманила рукой — мол, иди за мной. Я и пошёл, оглядывая внутренности этой безумной пирамиды.

Ощущения от них — странные. В общем-то, как от одежды чернявого или брони встретившего меня латника-охранника: с одной стороны, явное ретро, в котором даже трубы (или кабели), тянущиеся по красно-чёрному граниту стен, украшены какими-то бестолковыми, совершенно нефункциональными финтифлюшками или забраны в узорчатые решётки, то ли латунные, то ли бронзовые… чёрт их разберёт. А с другой — не менее яркое ощущение довольно высокого уровня технологий. Например, потолок светится мягким тёплым светом… весь, никаких ламп, плафонов и прочих источников света не видно — ну разве что очень часто натыканные диоды, что тоже высокая технология, как ни крути. Ну и прочие мелочи, вроде самостоятельно открывающихся перед моей проводницей дверей и гаснущего за нашими спинами освещения: возникло ощущение, что в дворцовый интерьер воткнули систему «умный дом». Странное решение, но я, следуя за Дельфиной по просторному коридору и рассматривая во все глаза здешние интерьеры, хотя бы начал «отходить». А то колбасило меня совершенно не по-детски, что в, общем-то, учитывая случившееся, понятно.

Так что в какую-то комнату вслед за провожатой я заглянул не загнанным зверем, а любопытствующим собой. И — медблок, точно он. Правда, судя по обилию непонятных приборов и лабораторной посуды, расставленной по столам, видимо, здесь не только медосмотрами занимаются, но и какие-то исследовательские работы ведут. И удивляло отсутствие мониторов, хотя всякие разноцветные лампочки на странной машинерии лаборатории были и вразнобой мигали. Деловито так…

— Ложись, — вдруг произнесла Дельфина, хлопая по узкой, застеленной простынёй койке.

«Ложись» я даже понял, явно из английского. А вот указание на труселя сопровождало непонятное слово. Я пожал плечами, на что дамочка сделала понятный жест: снимай последнее достояние перед тем как лечь. Ну, что делать, снял и завалился. А Дельфина, как-то незаметно надев (или нарастив, чёрт знает) перчатки, стала размазывать по мне толстый слой какой-то пахнущей озоном фигни. Причём покалывание от ожогов под этой фигнёй тут же проходило, так что я даже успокоился. И попытался придумать, что за бред вокруг меня творится, ну за исключением варианта с психушкой. Выходило, прямо скажем, хреново: даже если бы в пирамиде были какие-нибудь серые человечки, это вызвало бы меньше вопросов, чем ряженые под аристократов века этак восемнадцатого. Хотя тот же боевик — что-то среднее между силовой бронёй из игрушек вроде «Радиоактивного дождя» или «Кризиса». А Дельфина… ну, утилитарно-технически одета, определил я, скосив глаза.

Тем временем утилитарно-техническая дамочка меня небрежно подняла и перевернула, начав размазывать лекарство по спине. А я не пушинка, вообще-то! В общем, если не рассматривать вариант дурки — то самое напрашивающееся: я — попадун. А вот куда я попал — это вопрос. Или в какой-нибудь параллельный мир, или во времени…

— Поглощай, Тони, — вдруг произнесла Дельфина по-немецки, шмякнув на столик рядом с лежанкой миску с какой-то бурдой.

И только тут я обнаружил, что мазь, в которой меня столь тщательно извазюкали, исчезла, будто её и не было, а моя кожа как-то незаметно потеряла болезненную красноту и перестала зудеть. Чудо-крем, мечта всех пляжников!

Я быстро натянул труселя и, вежливо поблагодарив хозяйку апартаментов на знакомом мне хохдойче, стал аккуратно пробовать бурду… которая оказалась чертовски вкусной! Да, консистенция картофельного пюре, растворённого в киселе, но делали это пюре, судя по вкусу, из неплохой цветной капусты с креветками, а скорее лангустами! В общем: пофиг на консистенцию, срубал и даже добавки бы попросил: реально вкусно!

Но добавки Дельфина не предложила, а бросила на кровать извлеченную из шкафа стопку ткани, жестом предложив одеваться. Развернул, осмотрел: очень эластичная серая футболка, после надевания ничуть не жавшая ни в плечах, ни в подмышках (ну и подошедшая, как понятно), и свободные штаны-полукомбинезон с не менее свободной курткой. Точнее — были завязки по шву и манжетам, шнуровка, позволяющая подогнать размер в довольно широких пределах. Чёрного цвета, с карманами — удобная и добротная одёжка, оценил я, одевшись и чуть подтянув шнуровку. Вдобавок к этому в самом низу уже разобранной мною стопки одежды оказались широченные, как паруса, безразмерные семейники, которые я спрятал в карман — пока и плавки ничего. Ну и этакие носки-тапки, эластичные, на довольно толстой подошве. Насандалил я это богатство, поблагодарил кивком и словами на трёх языках. И уставился на Дельфину, в смысле: а дальше-то что?

Дамочка поймала мой взгляд, постояла в задумчивости, и начала ме-е-едленно, с чёткой артикуляцией произносить слова, указывая на свою и мою одежду, части тела, всякие элементы интерьера, при этом не переставая выразительно зыркать на меня. Пришлось повторять сказанное, на тех же трёх языках. Многое было понятным, но… называла она предметы явно вразнобой и не делая разницы между наречиями, так словно все слова произносились ею на одном и том же языке. Да и акцент у Дельфины был таким, что чёрта с два разберёшь. Впрочем, моё произношение, судя по тем страдальческим гримасам, которые корчила медичка в процессе ликбеза, ей тоже было понятно далеко не всегда. Наконец, не выдержав этого издевательства, я изобразил руками письмо на бумаге: ну реально выходила какая-то хрень, которой не один день заниматься, не в последнюю очередь потому, что слова — одни и те же, а вот произношение — «а-э», «о-оу» ну и прочее подобное — совершенно разное, что очень мешало налаживанию контакта. Дельфина (чёрт знает, почему) окинула меня недоверчиво-прищуренным взглядом, но после недолгих колебаний всё же извлекла из ящика… ну что-то типа писчей доски со стилом. Доска была явно технологическая, даже кнопка и верньер были, для стирания всего изображённого-написанного вообще и отката последней линии в частности.

Ну и я бодро написал алфавит латиницей, все двадцать шесть букв. И назвал их, без искажений «как читается». Дельфина смотрела на это с некоторым удивлением, как будто думала, что я неграмотен. Протянула руку за доской, стёрла несколько букв, заменив их своим написанием, после чего добавила ещё добрый десяток иных символов, причём в некоторых случаях она называла два раздельных звука, а иногда даже три. Дальше — сочетания, одно из которых меня искренне повеселило. Как, кажется, и Дельфину. Она хоть и хмурилась, но губой дёргала, явно пытаясь задавить улыбку.

Дело в том, что набор дополнительных букв символов, ею написанный и озвученный, был эклектичен. Тут и греческая омега, и какие-то странные «эльфийские» закорючки и явная кириллица. И буква ѣ была, так и звучала в алфавите «ять». А вот повеселившее меня буквосочетание выглядело как ѣѣ. И читалось, произносилось, да и несло смысл, судя по нахмуренно-смешливому виду Дельфины, именно так, как и звучало.

Но это просто отдельный занятный момент. А вскоре мы перешли к словам, с которыми в письменном виде у меня было ГОРАЗДО меньше проблем, чем с восприятием на слух. Большая часть слов стала понятна, хоть и звучали непривычно. Английский, немецкий, видимо, французский, испанский и славянские — часть слов явно были не в «русском» понимании, но не менее явно из славянских языков. Этакий суржик… хотя, возможно и искусственно созданный язык, типа эсперанто. Но после письма и разъяснения терминов я стал хотя бы в общих чертах понимать Дельфину, а она меня. Впрочем, на этом наше общение и закончилось:

— Отлично, Тони. Хорошо, что ты умеешь читать и писать буквы, — одобрительно произнесла она. — Но тебе надлежит отдохнуть, а у меня дела. Направляйся за мной.

И провела по коридору… ну не в конуру, конечно, но роскошными хоромами комнатушку в два метра длиной и высотой, на метр с мелочью шириной, не назовёшь. Даже для камеры тесновато, хотя занимавшая практически всё пространство этой конуры лежанка была оснащена довольно мягким матрасом, что для мест заключения совсем несвойственно… м-да.

— Здесь — спать. Здесь — звать, — указала Дельфина на широкую пластину у двери с внутренней стороны. — Добрый сон.

— Хорошей работы, — постарался я быть вежливым, что вроде вышло: дамочка кивнула в ответ, вышла из комнатушки.

Тут же со щелчком закрылась сдвижная дверь. Более того — послышалось металлическое клацанье, которые ничем иным, как звуком запирания замка, и быть не могло.

— Замуровали, демоны, — констатировал я. — Хотя… ладно, вообще, всё, что на той долбанной косе я успел понапридумывать о происшедшем со мной — ГОРАЗДО хуже, чем есть на самом деле.

Ну а куча вопросов… как бы основные уже решены: в суп меня обитатели пирамиды точно не отправят. В настолько эстетствующих каннибалов, которым подавай непременно умеющий читать и писать ужин — я вот вообще не верю. И в целом убивать меня обитатели корабля не собираются. Ладно лечат, типа: консерва дольше сохранится. Но выделенная одежда и обучение языку, всякие «нас всех сожрут» опровергает в корне. Вопросов, конечно, тьма тьмущая, и на часть из них, типа «а как я вообще тут оказался?» — может вообще не быть ответов. А значит, суетиться, накручивая себя, без толку и пользы, не стоит. И вообще… день был долгим, день был тяжким, но он прошёл. Пора бы отдохнуть и выспаться, тем более, что я действительно вымотался и устал как собака, несмотря на то, что практически весь день провалялся, зарывшись в песок. Да и освещение каморки тускловато для бодрствования…

С этими мыслями я устроился на лежанке поудобнее и довольно быстро заснул.