Планы, планы, планы. Перспективы и возможности. Здесь, в парящем над облаками аэрополисе, пошатавшись по его улицам и посмотрев на жизнь местных, я прокрутил в голове не один десяток идей о собственном благоустройстве в текущих условиях. И первая из них, надо заметить, уже даже была опробована на личном составе Обсерватора. Другое дело, что тогда я и не думал о возможности хоть сколько-то серьёзного заработка на банальном лимонном ликёре. И лишь оказавшись в Эриксе и узнав о тотальной нехватке нормального алкоголя в аэрополисе, понял, что эта идея имеет все шансы если не сделать меня миллионером, то хотя бы обеспечить приемлемый доход.
Хотя сама причина, по которой любая приличная в плане вкуса выпивка здесь оказалась чуть ли не предметом роскоши, была понята мною только сейчас, и… ну скажем так, внутренне меня передёрнуло. Это не критично, но… В общем, все люди на Земле, не считая островитян-гриджо, да и с теми… как посмотреть, живут, по сути, «в убежищах». Да, здесь нет радиации, отравляющих газов, ядов и прочей веселухи, столь любимой авторами постап-фантастики моего прошлого мира, но фулгур с успехом заменяет всю эту «роскошь».
Вне убежища — смерть. И как называется это убежище — аэрополис, субмарина, подводный город или воздушный корабль — абсолютно не важно. Да, люди приспособились и живут, не замечая этого, при том их жизнь выстроена таким образом, что оказавшись здесь, в их обществе, я и сам не сразу осознал всей глубины той трещины, в которую ухнуло человечество. А вот когда дошло… меня реально пробрало до печёнок. Но, как пробрало, так и отпустило: ну не сидеть же, кручиниться о тяжкой судьбинушке человечества, в очередной раз загнавшего себя в глубокую дупу? Сделать-то я всё равно ничего не могу, а уровень жизни тех же аэров… Ну скажем так, пресловутые девяносто процентов населения Земли моего времени-мира живут хуже и намного меньше, чем все, кого я встретил с момента моего попадания на Обсерватор.
Да, ограниченное пространство. Да, нехватка ресурсов на роскошь. Но при этом — более чем достойный уровень жизни, кроме разве что четвёртого класса и клошаров. И могу честно сказать: на Эриксе не накопить денег, чтобы сдать экзамен на третий класс… это надо быть либо тупым, как задорновские американцы, либо просто не иметь желания выбраться из тёплой и уютной грязи, как приснопамятные бомжи, для которых теплотрасса — дом родной, а еду заменяет сивушная бормотуха.
Короче: люди Эрикса, в большинстве своём, не бедствуют, неплохо живут и даже не замечают то, что видно мне. А именно, во время становления того же аэрополиса убежищем, его первые обитатели попросту «забили» на роскошь. И вполне возможно, что сделали они это сознательно. Почему они так поступили — я понимаю, только что прочувствовал. Но в результате, как это обычно и бывает с толковыми идеями, палку «немного» перегнули. Те же лимоны, которых в здешних скверах и башенных садах тьма-тьмущая, используются местными жителями… как лекарство и источник витаминов. И всё. Тот же Бромбатти на обеде выдавал команде по половинке щедро посыпанного сахаром лимона, но, замечу, никаких интересных кулинарных вывертов с соком и цедрой не делал. Да и матросы, помнится, косились на меня с превеликим удивлением, когда я щедро заливал подсоленным лимонным соком ту порцию мяса, что досталась мне от пойманной капитаном фулгурнутой твари.
Впрочем, именно эта ситуация и позволяет мне заняться умеренным «прогрессорством», любимым занятием каждого уважающего себя попаданца. Нет, не изобретением-внедрением промежуточной башенки и командирского патрона, чем бы они ни были на самом деле, а тем, что и приятно, и доходно. Благо законы Эрикса в этом смысле мне благоволили. Скорее всего, сама возможность патентования таких вещей, как рецепты и напитки, появилась из-за герметичности общества, но… не знаю, может, и в моё время такое было, да все забивали на те патенты, а вот в Эриксе такая халява не прокатит.
Правда, были здесь и свои ограничения: явиться в правительственный квартал со словами «у меня есть охренительная выпивка!» можно. И её, скорее всего, даже попробуют. Да, наверное, даже скажут, что выпивка хороша, обзовут меня молодцом, похлопают по плечу… вот только ни черта не лицензируют. Для этого патентного надругательства надо, чтобы новый рецепт продавался в заведении общепита, которое, собственно, владельцем этого патента и становится. Аж на двадцать пять лет. Были и индивидуальные лицензии, но процесс их получения был каким-то совсем уж замудрённым. М-да, очевидно, бюрократия для первых жителей Эрикса оказалась важнее роскоши. А ведь могли бы и её под шумок запретить, а? Так, глядишь, и Город Солнца на свете появился, всё-таки. Вот бы старый монах порадовался… на том свете.
Впрочем, всё это лирика. А мне надо определиться с возможностью открытия производства божественного напитка по умеренным ценам. Итак. Время на осуществление — есть, спирт, лимоны и сахар я закупил и, получив от робота-дворецкого чопорное: «Если уважаемому гостю угодно перекусить или выпить, достаточно обратится к прислуге особняка», поставил ликёр настаиваться. В принципе, судя по имеющимся в лавках Эрикса специям и приправам, вполне можно возродить амаретто, кампари, апероль. Многое утеряно, тех же артишоков или мирт я здесь вообще не видел. Но, при этом, я не пробовал массу новых, имеющихся под рукой ингредиентов: может, вполне подойдут для настоек или ликёров. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду рад тому, что во время учёбы подрабатывал не курьером или втюхивателем билетов на посредственные спектакли, а барменом. А ведь радуюсь вот, потому как в противном случае чёрта с два я бы знал столь многое про интересные напитки… разве что про их употребление. И то, если бы меня в грузчики занесло. У них, судя по моим наблюдениям, этот процесс просто обязан значиться в должностной инструкции.
В общем, продукт готовится-доходит, а мне… мне теперь нужно было отыскать партнёра-владельца заведения, которое и получит соответствующий патент на напиток. И, чтобы не плодить сущности, в качестве такового я выбрал Фабио, громогласного и хлебосольного хозяина Остерии Пента. Да, сей аэронавт болтлив, но для местного вообще, и для бармена в частности, это скорее норма, если не достоинство, но при этом благожелателен и вроде бы честен… хотя, от составления договора между нами сие достойное качество не избавит. Но искать кандидатуру, более подходящую в партнёры, у меня просто нет времени… да желания, если честно, а сам дядька в целом вызывает симпатию. Правда, не ясно, согласится ли он со мной работать, и если да, то на каких условиях. Но об этом надо не лоб морщить в пустых размышлениях, а ехать в Остерию Пента и выяснять на месте.
Так что на следующий день после принятия окончательного решения я, прихватив дюжину бутылочек готового ликёра, направился в знакомую остерию. Само это заведение официально работало круглосуточно, но, по факту, раннее утро — не самое хлебное время. Клерки-конторщики ещё только усаживаются на рабочие места, и им не до перекусов и пьянок, да и старшая школота второй вторичной школы, несмотря на доказанную уже безбашенность, всё же вряд ли будет квасить в девятом часу утра буднего дня, даже если ей нальют.
Фабио Парлаторе оказался на месте, что было с его стороны очень мило. И на моё появление, несмотря на явно подуставший вид, он отреагировал в своём неподражаемом стиле.
— О, синьор Бланко! Добро пожаловать, прекрасно что вы навестили Остерию Пента! Я помню-помню, порция выпивки для вас с заведения, — подмигнул он мне. — Чего желаете?
— Доброе утро, синьор Парлаторе, — кивнул я. — Сегодня я сам предпочту угостить вас, — помахал я пластиковой сумкой, отозвавшейся глухим перестуком колб с ликёром.
— Но это… Впрочем, почему бы и не попробовать⁈ А что там у вас, синьор? — с интересом уставился он на мою поклажу.
— Как я и говорил, синьор Парлаторе, я — матрос на воздушном судне…
— Си, синьор, я помню.
— Так вот, в своих путешествиях я сталкивался со многим, — многозначительно произнёс я, на что поджавший губы собеседник понимающе покивал. — Но и сам не сидел праздно! Не только в плане службы, но и досуга. И вот, после нескольких десятков экспериментов, — продолжил я, не уточняя что текущий момент от моих первых учебных попыток разделяют тысячелетия, — у меня вышло несколько замечательных напитков. Такие я не пробовал ни в благословенном Эриксе, ни… да нигде более! А, смею вас заверить, я много где бывал, синьор Парлаторе.
— И много что пробовали, как я понимаю, синьор Бланко, — подмигнул бармен, с задорной ухмылкой. — Что ж, вы меня заинтриговали. Но… это всё слова, а вы что-то говорили про угощение? — требовательно уставился он на меня.
Я кивнул в ответ и извлёк из сумки первую пластиковую колбу. Конечно, риск того, что распробовавший угощение бармен меня «кинет», точнее, просто сопрёт идею, был. Но не слишком большой… если, конечно, я не накосячил в определении его психотипа. Более того, у меня, на крайний случай, была тяжёлая артиллерия в лице донны Дельфины. Не в плане «в доступности», хотя я бы не отказался. Просто первой снявшей пробу с возрождённого лимончелло была именно она, что и могла подтвердить своим словом. А свидетельство донны второго класса в сословном обществе Эрикса — это много. Конечно, беспокоить Дельфину по этому поводу мне бы не хотелось, но, в рамках наших взаимоотношений, за ней всё ещё имеется некоторый должок. Было бы неплохо, чтобы так и оставалось, но, в случае если Фабио посчитает себя «самым умным» — вариант не дать нажиться на мне имеется.
— Ну-ка, ну-ка, — поболтал бармен наполненным стаканом, принюхался и тяпнул его, замерев на минуту. — Это… Бене! Белиссимо!! Синьор Бланко, это надо продавать! Лишать людей этого прекрасного вкуса — преступление!
— А лишать меня заслуженной прибыли открывателя? — поинтересовался я.
— Вот, я сразу понял: синьор Бланко — не только отважный, но и неглупый человек! Что вы хотите предложить старому Парлаторе? — поинтересовался он, моментально переключившись со славословий на деловой тон.
Ну, то что я к нему иду с предложением — вполне очевидно, так что вопрос закономерен. Озвучив же в общих чертах ответ, я тут же утонул в трескотне Фабио.
— Нет-нет-нет, синьор Бланко! Я, конечно, не отказываюсь продавать этот божественный напиток, буду рад, счастлив, доволен! Но Остерия Пента — небольшое заведение, с не слишком обширной клиентурой. Это остерия, а не ресторан. Так что ваши рассуждения насчёт договора и патента — совершенно верны, синьор. Только рецепт должен быть всеизвестен! И приносить вам прибыль!
— И сколько? — заинтересовался я.
— Зависит от количества ингредиентов при изготовлении, синьор. Чем меньше — тем больше вы можете получить. От пятнадцати до пятидесяти процентов с каждой порции. И это по закону!
— Но патент будет на ваше заведение, синьор Парлаторе.
— Си, я буду продавать без наценки.
— А заодно — вы будете проверять конкурентов. Я-то этим заниматься не смогу.
— Именно, синьор Бланко! За… скромную четверть от вашего дохода!
— Ваша скромность, уважаемый синьор Парлаторе, внушает опасения за целостность вашей уважаемой челюсти.
— Синьор, я обладаю очень прочной челюстью с прямо-таки стальной хваткой. Желаете, продемонстрирую? — Фабио ощерился в ухмылке и нарочито громко клацнул зубами.
— Пожалуй — откажусь, — хмыкнул я в ответ. — Давайте поговорим серьёзно, синьор.
— Давайте, синьор.
Договорились мы быстро. Демонстрируя серьёзную заинтересованность, Парлаторе, несмотря на все свои заявления о бульдожьей хватке и готовности торговаться за каждый медяк, в состоявшемся торге, можно сказать, и не давил вовсе. Да и я не старался выжать из него максимум. Впрочем, думаю, здесь не последнюю роль сыграло то, что я, пусть и без особой конкретики, но озвучил, что имею ещё несколько идей-рецептов напитков не худшего вкуса. Мол, посмотрим, как пойдёт с лимончелло, и если всё сложится удачно… Понятный расклад и, судя по блеску глаз бармена-остерщика, он заинтересовался. Вызвали государственного нотариуса: удивительный для меня факт, но в Эриксе эти персоны, подчас необходимые для составления и оформления документов, были бюджетными чиновниками, а не левыми коммерческими товарищами. На составление договора между нами времени тоже ушло совсем немного. Определили права использования, доли и прочие моменты, нотариус в нашем присутствии распечатал на тонком пластиковом листке сам договор, получил на нём наши подписи, после чего шлёпнул печать и сунул документ в ту же прорезь принесённого им с собой переносного терминала. Миг — и каждый из нас владеет собственной копией. Четвёртая же, как я понял, моментально ушла в информаторий. Точнее, ту его часть, что отведена для городского нотариального реестра. Готово дело. Я что-то говорил про бюрократию? Хм… М-да.
Десяток бутылок лимончелло я тут же оставил Фабио, сообщив что данный напиток вполне уместно, а в ряде случаев даже необходимо разбавлять водой. Парлаторе на это умудрённо покивал и, задушевно попрощавшись, выставил меня прочь. Точнее, выставился я сам, чтобы отправиться по лавкам. Пока не будет патента, открывать рецепт «изумительного ликёра» я не собирался, так что надо бы сотворить соответствующий запас для Остерии Пента.
А через пару дней я уже хвалил себя за предусмотрительность… хотя даже с её учётом, мне пришлось отдать довольному Фабио пяток заныканных для себя бутылочек: Остерия Пента, не без помощи сарафанного радио местных клерков и работников самого заведения, переживала небывалый наплыв посетителей. Я, как понятно, в заведение заглядывал, будучи обнимаем и целуем (хорошо, что не в дёсны) ликующим Фабио. В общем, лимончелло эриксианам пришёлся по вкусу, и выпить стаканчик ароматного пойла сюда заскакивали уже явно не только окрестные конторщики.
Следующая партия подоспела (хорошо, что брал с запасом), отдана ликующему бармену. Хотя после, тот начал со своей типичной экспрессией жаловаться на поставщиков:
— Представляешь, Тони: у меня возникли затруднения с закупками! Хорошо, что наш прекрасный ликёр пользуется таким спросом, а ты доставил его достаточно, — с искренней приязнью погладил он горлышки бутылок. — Видимо — происки конкурентов, — поджав губы и с мужественным лицом заявил он.
— А они у тебя есть, Фабио? — преувеличенно внимательно уставился я на площадь-пентагон.
На последнем даже самый глазастый наблюдатель не смог бы обнаружить заведение «конкурентов», а клиенты остерии были, как понятно, завсегдатаями.
— Есть, Тони, — ничуть не смущаясь, ответил бармен. — У любого представляющего из себя хоть что-то пристойное синьора всегда есть конкуренты! А то, что их сразу не видно — просто показывает, как талантливо они скрываются! Но вот перебои с поставками выявили их подлую натуру! — торжествующе поднял он палец.
При этом, до «патентного срока», то есть, до набора необходимого объёма продаж патентуемого продукта, оставалась пара дней. Клиенты появлялись, и Фабио, стоило мне появиться в его заведении, с готовностью делился прибылью, хотя патент ещё получен не был. Вопрос этот в нашем с ним договоре, кстати, не оговаривался, так что тут моему партнёру выходил ощутимый плюс в карму за честность: имея возможность придержать выручку, он не стал жлобить и честно делился наваром на торговле ещё не запатентованным продуктом.
Деньги с продаж были, конечно, не запредельными. Но вполне пристойными, что в сочетании с жалованием на Обсерваторе (знать бы ещё сколько я там получаю), ну или хотя бы с жизнью-кормёжкой под началом Фачилле, делает будущее куда более интересным и красочным. А что ещё нужно в моём-то положении?
В общем, посмотрим, унял я внутреннее ликование, шагая по сумеречному парку и прикидывая: наведаться ли мне в бордель или ну его нафиг? Вообще не помешало бы, но мало того, что не люблю профессионалок, так ещё с учётом местного колорита… Чуть не засмеялся вслух, представляя проститутку, неостановимо тараторящую в процессе выполнения служебных обязанностей. Но досмеяться не успел: сзади послышался тяжёлый топот, причём не от одного человека. Опять Конци, придурок поротый, промелькнула мысль, рука дёрнулась к хёрбату и… я поздоровался физиономией с лужайкой и травой. Это ещё повезло, что с ними, а не с металлической прочности пластиком дорожки! Башка кружилась запредельно, меня вертолётило, при этом боли не было. А были тяжёлые шаги и остановившиеся у моей распластанной по дорожному покрытию морды, металлизированные сабатоны.
— Ты не перестарался? — послышался один голос, источника которого я толком не видел — голова не слушалась.
— А куда? — послышался ответ. — Он в защитном костюме, только в голову. Жив, оклемается скоро.
— Метательное оружие в Эриксе… — срывающимся, хриплым голосом проскрипел я, хоть так пытаясь высказать свой протест, потому что при послушном вроде бы теле, голова моя вдруг оказалась совсем никакущей, я ей даже вращать толком не мог.
— Урбанты Эрикса, аэр третьего класса, — с насмешкой ответил голос. — Ты задержан. Можешь подать на нас в суд, гы-гы!
— А сказать не могли…
— Время ещё на тебя, бандита, тратить, — отрезал голос и меня поволокли под руки.
— Куда вы меня тащите, урба… бараны позорные⁈ — возмутился я. — И за что⁈
Ответом стал неприятный тычок в почку, вроде не слишком травматичный, но болезненный.
— Задержание произведено по распоряжению Говерно Урбано, — последовал ответ. — Будешь трепать языком — окажешь сопротивление. Зачем — не наше дело. Доставим — там и спрашивай.
— Так у кого он будет спрашивать? — удивлённо уточнил голос второго.
— А тебе не до абиссо?
— Ну так-то да, — и замолкли, урбанты… вот, точнее не назовёшь. Пытаясь резче шевелить заплетающимися ногами, чтобы не повиснуть меж тащивших меня меднолобых, я мысленно матерился. Выругался бы и вслух, но меня не то что язык, губы слушаться перестали. Словно всю голову и шею новокаином обкололи. Ур-роды.
М-да уж, ситуация — закачаешься! Что я, с нарушенным центром равновесия и координацией движения и делал: качался, будучи прикован наручниками к центральной скобе ментокрылого мусоршмидта этих козлов-урбантов! И… ничего в голову не приходит, да и голова варит неважно, после, видимо, парализатора: электроразрядника какой-то сложной конфигурации, образчики которого были и на Обсерваторе. Меня Спата учил такими пользоваться…
Тем временем платформа подлетела к центральному шпилю Эрикса, и, не сбавляя хода, резко подалась вниз, почти к самому дну чаши города. Тут же меня подхватила парочка этих медноголовых и поволокла по коридору, мимо явных охранников в доспехах. Куда? Так в тюрягу же… точнее, некое место предварительного заключения: голова пусть и кружилась, но хотя бы соображать начала… хоть как-то. Так что, осмотрелся я по сторонам, и догадался, да. Была это здоровенная комната, разделённая на клетушки массивными решёткам. Не сказать, чтобы переполненная, но и не пустующая, точнее некая «основная часть» с нарами в три яруса содержала десяток сидельцев. А вот несколько камер, таких же открытых в плане стен-решёток, но явных одиночек — пустовали.
— В общую? — послышалось от одного из тащивших меня баранов.
— Сдурел? — послышалось от второго, после чего меня втолкнули в одиночку и захлопнули дверь.
И, слова плохого не говоря (о хорошем я даже не мечтал), эта парочка утопала. А я, стараясь не крутить головой во избежание ещё одного приступа морской болезни, окинул взглядом окружающую «роскошь» и поплёлся на слабых ногах к узкой койке, куда и рухнул, едва не зашипев от поднявшейся в голове мути.
Прислонив затылок к прохладному решётчатому ограждению, я прикрыл глаза и застыл, стараясь размеренно дышать и не дёргаться, следуя советам всё того же Спаты. Он как-то продемонстрировал на мне действие такого парализатора, «для учёбы», ага.
— И кто ты таков, мил человек? — вкрадчиво, с паскудной ухмылочкой на морде спросил один из «соседей» по заточению, чуть ли не просовывая своё крысиной хлебало через решётку.
На последнее я постарался сделать морду повысокоморднее, мазнул по ряхе взглядом и молча уставился в никуда. Морда полминуты выдержала, скривилась ещё паскуднее, да и выдала:
— Да ты, никак, нас не уважаешь, мил человек?
— Нет, — не смотря, в фачилле-стайле, бросил я.
Морда перекосилось мыслью и, зыркая на меня, отодвинулась от решётки. Вот и хрен с местными уголовниками. Вот только какого чёрта я вообще тут делаю? Какие законы нарушил, что на меня натравили урбантов-баранов с парализаторами?
Думалось хреново, а результаты не радовали ввиду их полного отсутствия. Делать было нечего, так что я приглядывал за местным криминалитетом в местах естественного обитания: жаргон, «типа понятия» и прочая хренотень. Информация, как ни неприятно, не самая бесполезная: обращать внимание на фантазии уголовников в жизни никакого желания нет, но вот в деле, вполне возможно, что и пригодится. Например, чтобы понимать, что под невинным названием цветка местные урки понимают выпускание кишок ближнему своему, и прочая мелочёвка в том же духе. А эти деятели на меня не обращали внимания, кроме первого «переговорщика». Приняли за аристо, к чему я и стремился, да и разговор с каким-то молодым гопником гопника пожилого был пусть слаборазличим, но слышим.
— А чего, мы этого петуха в лавр не завернём?
— Дурень ты, Камил, — ответил старший. — Аристо — не урбанты, задерживать-судить не будут. Выпустят кишки, да в бездну выкинут. Оно нам надо?
— Так какой он аристо, если в каталажке⁈
— Ты барахло корабельное не видел? И морду его, придурок?
— Морды у всех могут быть, Граццо. А что корабельный — так сколько мы таких щекотали?
— Ему отдельное место дали. Рожа… чёрта с два ты такую рожу скорчишь, если среди аристо не рос. Может, он и бастардо…
Последнее, судя по читаному мною, было не «ублюдком» в прямом смысле слова, а обозначением отпрыска аристократического рода не владеющего магией.
— Вот, Граццо!
— А какая тебе разница, он тебя расцветёт или его родичи? В каталажку его урбанты сунули, но род-то заступится. Так что сиди и не жужжи, Камилл.
Через некоторое время уголовники угомонились и расползлись по нарам. И я прилёг — делать всё равно нечего. И даже довольно быстро заснул. А разбудил меня лязг двери, за которой стоял урбант в безликой форме… но при полной защите, не хуже чем у тех уродов, что меня в парке приняли.
— Поднимайтесь, вас ждут для беседы, — пророкотал он.
Я молча поднялся и последовал за полицаем: спину он мне подставлял бестрепетно, да и что с этой одоспешенной тушей можно сделать голыми руками? А главное: не «допрос», а беседа. Или я с терминами путаюсь?
Ответа я не нашёл, а через несколько переходов безликими коридорами провожатый встал сбоку от двери, пророкотал «Вам сюда». Вариантов «не ходить» не наблюдалось, так что я шагнул за отъехавшую в сторону дверь.