Широкими, стремительными шагами, не обращая внимания на редких слуг, мелькавших в коридорах и тут же спешно ретировавшихся, он нёс меня по коридорам поместья.
Завёрнутая в его мундир, я спрятала лицо на его груди, вдыхая его знакомый, дурманящий запах его кожи, смешанный теперь с запахом нашей страсти.
Стыд и восторг пылали во мне с новой силой, и единственным спасением было спрятаться в нём.
В изумрудной спальне он не стал зажигать свет, лишь опстил меня на мягкий ковёр перед камином. Его пальцы, твёрдые и нетерпеливые, раздели раздели меня, срывая остатки одежды. А затем, непрерывно целуя, он увлёк на кровать.
И тогда началась новая, долгая, безжалостная близость. Он любил меня языком и губами, заставляя кричать в полумраке, а потом вошёл в меня сзади, держа за бёдра, и доводил до исступления снова и снова, пока я не перестала понимать, где заканчиваюсь я и начинается он.
Прервались мы лишь лишь ближе к ночи. Оставив меня в постели, он, не утрудившись одеться, вышел в гостиную и вернулся с подносом, уставленным тарелками с нарезанными фруктами, сыром и холодным мясом.
Он расставил всё на столике, сдвинул его к камину рядом с креслом, а потом забрал меня из постели, посадил к себе на колени, голую, покрытую мурашками.
А затем взял с подноса кусочек спелой груши и поднёс к моим губам. Я покраснела ещё сильнее, но послушно открыла рот.
Это было так интимно… Мои щёки пылали, но мне пришлось принять эти новые правила генерала.
Мы кормили друг друга, и каждый кусочек, каждый глоток вина сопровождались поцелуями, а его ладони собственнически скользили по всему моему телу. Вскоре я уже вся пылала, позабыв о еде, и он, довольно улыбаясь, снова унёс меня в постель.
Утром я проснулась одна. Простыни пахли им, но его место было пусто и остыло.
Лёгкая грусть сменилась странным спокойствием. Я позавтракала в одиночестве, прогулялась по осеннему саду, дыша прохладным воздухом и пытаясь привести в порядок мысли и чувства.
Вскоре я снова сидела в своём кабинете, перед аккуратно прибранными документами по имению Кальер. Теперь, с новой силой и уверенностью, я погрузилась в цифры, выискивая закономерности, которые ускользали от меня вчера.
Было очень трудно. Нестыковки казались глупостью и наверняка объяснялись моей неопытностью. И всё же я старательно выписывала всё, делая пометки, не теряя надежды найти этому объяснение.
Когда голова уже нестерпимо гудела, я пошла гулять в сад. Я была так погружена в свои мысли, что не услышала его шагов на гравии садовой дорожки.
Испугано вздохнула, но тут же расслабилась, почувствовав его запах и знакомые сильные руки.
Он обхватил меня сзади, властно прижимая к своей широкой груди.
— Думала, спрячешься тут от меня? — его низкий голос прозвучал прямо у уха, и по спине пробежали знакомые мурашки.
Он развернул меня и захватил мои губы в стремительном, требовательном поцелуе, полном голода и обещания.
— В королевстве, всё очень сложно, Нея, но я вырвался к тебе. Проведу обеденное время с тобой, — заявил он, его янтарные глаза пылали знакомым тёмным огнём.
Наш совместный обед закончился в спальне. Стремительно и страстно, к нашему обоюдному удовольствию. Я уже начала привыкать к его напористой несдержанной страсти, честно признаваясь себе самой в том, насколько сильно мне это нравилось.
Потом была прогулка по парку, где мы молча шли рядом, каждый в своих мыслях.
Он держал мою руку, поглаживая большим пальцем мои пальцы, а я пыталась отогнать навязчивые мысли о своём наследстве. То, что я видела в бумагах, мне очень не нравилось, но мне надо было свести всё воедино.
Затем Рэналф сказал, что нужно потренироваться с моим контролем.
Мы пошли на тренировочную площадку, и погрузились в занятия.
Когда мой шар уже уверенно начал зависать в воздухе над моей ладонью, появился адъютант Рэналфа. Молодой подтянутый офицер извинился, вручил нахмурившемся Рэналфу сложенный лист бумаги.
Рэналф пробежал глазами по тексту, и его лицо стало каменным.
— Продолжим позже, — бросил он мне, отпуская адъютанта. — Буду работать из кабинета.
Он поцеловал меня, но мысли его явно были далеко.
— Конечно, я найду, чем себя занять, — улыбнулась ему я. — Поработаю с бумагами наследства
Рэналф кивнул и стремительно ушёл, погружённый в свои мысли. Я медленно пошла в свой кабинет, в мою тихую, светлую комнату.
Спустя несколько часов я сидела, разложив перед собой все отчёты за последние три года.
Я свела их воедино, строчка за строчкой, и сейчас передо мной была чудовищная картина медленного и незаметного, но систематического разорения.
Это не были случайные ошибки или неэффективность, как в доме Рэналфа. Это был продуманный, наглый и искусный грабёж.
Управляющий, которому отец доверял, после его гибели начал обкрадывал меня.
Пока я, убитая горем, училась этикету и танцам в гимназии, надеясь на удачный брак, который спасёт остатки наследства, он умело и последовательно представлял цветущие виноградники Кальеров как убыточные.
Я снова и снова просматривала свои выписки, сверяя их со страницами приходно-расходных книг своего имения.
С каждой строчкой я убеждалась, что не ошибаюсь. Цифры, аккуратно выведенные рукой старого управляющего Генриха, искусно скрытые, теперь кричали о лжи.
Продажа урожая элитного винограда по ценам ниже рыночных из-за якобы неэффективной артефактной подержки. Закупки удобрений и инструментов у надёжных поставщиков, а затем странные неустойки по внешне объяснимым, но на самом деле надуманным причинам.
И везде, в каждой незначительной детали, я виделал деньги, утекающие как песок сквозь пальцы, год за годом, пока я, убитая горем, пыталась собрать себя воедино в стенах гимназии.
Мое сердце билось сильно и часто от разочарования и гнева. Гнева за отца. За все, что он создавал, во что верил. Его наследие сознательно разворовывали, пока я была слишком юной и слабой, чтобы это понять.
Я не помнила, как оказалась у дверей кабинета Рэналфа.
В руках я сжимала папку с самыми вопиющими выписками.
Он был за рабочим столом, его могучая фигура, склонившаяся над картой, казалась воплощением сосредоточенной силы.
— Рэналф, — мой голос прозвучал хрипло и чуждо даже для меня.
Он мгновенно поднял голову. Нахмурился, посмотрев на папку, что я сжимала. А потом на бумаги перед собой, стиснув кулаки. Затем вскинул потяжелевший взгляд на меня.
— Нея, я занят.
От его жёсткого тона и тяжёлого взгляда, я невольно съёжилась, прижимая папку к груди.
— Извини, это подождёт, — тихо сказала я.
Я развернулась, чтобы выйти из кабинета, но замерла от его резкого оклика.
— Стой.
Застыв, я обернулась.
Он смотрел на меня со странным выражением на лице, его глаза сузились, а челюсти сжались, под скулами закатались желваки. После этого он резко встал, сдвинув свои бумаги в стороны.
— Иди ко мне, Нея, — с явным усилием смягчая приказной тон, произнёс он. — Что там у тебя?