Этой ночью спала я плохо.
Утро застало меня в огромной, незнакомой спальне, отделанной в изысканных изумрудных тонах.
Тяжелый балдахин кровати отбрасывал таинственные тени, а сквозь высокие окна, обрамленные парчовыми шторами, лился холодный солнечный свет.
Я провела беспокойную ночь, ворочаясь на шелках просторной кровати, прислушиваясь к каждому шороху за дверью, к отдаленным шагам в коридоре, к биению собственного сердца.
Надеялась, что Рэналф придёт, поговорит со мной, помолчит рядом, отругает за новый вихрь, сделает что угодно. Только бы не быть одной в этой роскошной клетке.
Но он не пришёл. И магия моя, к моему удивлению, оставалась спокойной, будто усмирённая самим этим пространством.
Тихая служанка с седыми волосами, убранными в строгий пучок, помогла мне одеться в простое, но невероятно мягкое платье из тонкой шерсти цвета утреннего неба. Одно из многих, что в несметном количестве заполнили гардеробную.
Она была молчалива, движения её были выверены и точны, а услужливость лишена какого-либо подобострастия, что выдавало в ней выучку высшего класса. Впрочем, я и не могла представить себе иное у генерала Рэналфа.
Спускаясь по широкой, покрытой бордовым ковром мраморной лестнице, я отчётливо ощущала на себе взгляды слуг, замерших в нишах и дверных проёмах. Взгляды почтительные, но исподволь изучающие. Я решила об этом не думать. Им придётся ко мне привыкнуть.
В солнечной гостиной, одна из стен которой представляла собой сплошное стеклянное полотно, выходившее в ухоженный сад с фонтаном, был накрыт изящный столик для двоих. И генерал уже был там.
Рэналф сидел, откинувшись на спинку стула, и изучал развернутый на столе пергамент с какими-то чертежами.
Он отложил его в сторону и поднял на меня взгляд. Он выглядел собранным, отдохнувшим и абсолютно невозмутимым, будто вчерашнего инцидента со взорвавшейся люстрой и разгромленной гостиной просто не существовало в природе.
На нём был тёмный, строгий камзол без лишних украшений, подчёркивавший мощную ширину его плеч и создававший образ делового, невозмутимого человека.
— Нея, — произнёс он, поднимаясь, и его низкий голос прозвучал вежливо и ровно, без единой эмоциональной ноты. — Садись.
Его пристальный, тяжёлый взгляд скользнул по мне, быстрый и оценивающий. Я молча кивнула, опускаясь на стул напротив, ощущая, как спина сама собой выпрямляется под этим взглядом.
Он сам придвинул мне стул, и вернулся на своё место.
Между нами был не просто широкий стол, уставленный фарфором и серебром, а целая пропасть невысказанного напряжения.
Слуга в белых перчатках бесшумно подошёл и налил мне в тонкую фарфоровую чашку ароматного чая. Пар поднялся к лицу, пахнущий бергамотом и чем-то цветочным, но не смог прогнать внутренний холод.
Рэналф вернулся к своему блокноту, и это молчаливое погружение в работу делало его ещё более недосягаемым.
Я отломила кусочек тёплого, только что испечённого хлеба с хрустящей корочкой, но не могла заставить себя его съесть. Одиночество и ощущение полной оторванности от всего мира сдавили меня.
Ведь я была здесь, в нескольких шагах от него, но чувствовала себя невидимой, прозрачной, словно призрак за этим столом.
— Сегодня мы начнём твои тренировки, — сказал Рэналф, откладывая блокнот. — Твой дар представляет опасность. В первую очередь, для тебя самой. Его необходимо взять под контроль. Как можно скорее.
Его янтарные глаза, холодные и ясные, оценивающе рассматривали меня.
— Я готова, — прошептала я, с трудом выдавливая из себя слова, чувствуя, как под его взглядом по спине пробегают мурашки.
Его взгляд скользнул по моему лицу, будто проверяя уровень моей готовности, а затем опустился к моим рукам, сжимающим салфетку.
— Прекрасно, — он отпил глоток чёрного кофе из своей массивной чашки. — Мой день сегодня полностью твой. Начнём после завтрака.
Меня кольнуло обидой от того, что вчерашний день… И тут же отмела эту мысль.
Вчерашний день прошёл. Я должна его поскорее забыть и стараться жить дальше.
Мы снова погрузились в тягостное, давящее молчание, нарушаемое лишь тихим звоном серебряных приборов.
Еда — воздушные омлеты с трюфелями, идеальные круассаны, свежие ягоды — была восхитительна. Но я едва заставила себя съесть больше, чем несколько вежливых кусочков, ощущая его молчаливое присутствие как физическое давление.
Я отчаянно искала хоть какую-то точку опоры в этом ледяном спокойствии, хоть что-то, что помогло бы мне понять этого загадочного, пугающего человека, ставшего моим мужем.
И тогда я, повинуясь внезапному импульсу, позволила себе то, чего никогда раньше не делала сознательно.
Я слегка приоткрыла свои магические чувства, тонкий внутренний радар, всегда сканировавший пространство, и направила его на него.
И ахнула про себя. От него исходило ровное, мощное, как гранитная скала, сияние его собственной магии — сдержанной, плотной и находящейся под абсолютным контролем.
Но под этим монолитным слоем… Под ним, словно под тонкой плёнкой, вибрировали другие, чужие отголоски. Резкие, колючие, рваные. Следы не его защитных заклинаний, а обломки магических щитов, принявших на себя чудовищный удар и треснувших под напором.
И ещё тонкий, едва уловимый, но оттого не менее отталкивающий налёт чего-то тёмного, липкого и едкого. Это был несомненный след чужой, враждебной магии, с которой он недавно столкнулся лицом к лицу.
— Вы… вы были в бою вчера? — сорвалось у меня, прежде чем я успела обдумать последствия своего вопроса.
Он замер с чашкой на полпути к губам. Его пальцы, обхватывающие ручку, сжались чуть сильнее, суставы побелели.
Генерал медленно, слишком медленно, поставил чашку на блюдце. Фарфор звякнул о фарфор, и этот звук прозвучал в тишине неестественно громко и резко.
— Откуда такой вывод? — спросил он, и в его ровном до сих пор голосе проступили опасные, стальные нотки, а взгляд стал пронизывающим, почти осязаемым.
Я сглотнула, чувствуя, как жар заливает мои щёки, а сердце начинает стучать сильнее.
— Я… я чувствую. Остатки магии на вас. Чужой. Она… колется. Как иголки. И ваша… она сейчас плотнее, будто сжимается, сглаживает эти неровности, запечатывает их внутри.
Он несколько секунд молча смотрел на меня, его лицо было совершенно непроницаемой маской, но в глубине глаз я уловила проблеск чего-то. Но не гнева, а скорее острого, живого интереса.
— Любопытно, — наконец произнёс он, и в его интонации появился лёгкий оттенок профессионального интереса, сменивший прежнюю холодную вежливость. — Большинство чувствует лишь грубую силу, уровень. Различать следы, их структуру, характер… это редкая и ценная способность.
После этого он наклонил голову и усмехнулся. А я застыла, увидев в его глазах внезапное и редкое тепло.
— Неяра, ты до сих пор называешь меня на вы?
Я покраснела. Опустила голову.
— Я твой муж. Придётся привыкать. На ты. По имени.
— Хорошо, — кивнула я и вскинула на него осторожный взгляд.
Он рассматривал меня со странным выражением на лице, которому я никак не могла дать определение. Не знала, как реагировать. Поэтому просто смотрела на него, ожидая его слов.
— Да, ты права, — наконец ответил он. — На одном из гарнизонов было нападение на конвой с ценным грузом. Я едва успел в самый разгар сражения. Только поэтому отбились. Но были потери.
Его взгляд снова стал тяжёлым и пристальным, когда он продолжил.
— Поэтому, Неяра. Никаких балов, никаких светских визитов, встреч с подругами. Тебе придётся оставаться в пределах нашего дома, пока не будет изготовлен амулет для контроля твоей силы. И пока я не разберусь с угрозами в королевстве для тебя.
— Я не люблю балы и светские визиты. И у меня нет подруг, — тихо, но чётко ответила я, глядя ему прямо в глаза.
Генерал помолчал, пристально глядя на меня, и в его взгляде снова мелькнуло что-то, что я не смогла распознать.
— Нея, ты умная, — медленно, с лёгким ударением на слове, прознёс он, не сводя с меня испытывающего взгляда. — Но на всякий случай повторю. Ещё раз. За пределами этих стен, опасно. Выход без моего сопровождения исключён. Ты поняла меня? Ты же не будешь делать глупостей?
Я закусила губу, и его взгляд тут же, мгновенно, упал на мои губы. В глубине его янтарных глаз на секунду полыхнуло то самое жадное, горячее пламя, от которого у меня перехватило дыхание.
Стиснув пальцы, я покраснела от того, как на его взгляд отозвалось моё тело, и тут же опустила глаза.
— Я не буду делать глупостей, — тихо, но твёрдо ответила я.
Рэналф отодвинул от себя тарелку, его движения снова обрели ту резкую, решительную энергию, что была ему свойственна.
— Поешь, Нея. Хоть немного, — его тон по-прежнему не допускал возражений, но в нём, к моему изумлению, проявилась едва уловимая, суровая забота. — Тебе понадобятся силы. Я буду ждать в саду, у фонтана.