Невозможно в это поверить, но…

Глава 18

К городку Тегриз я отправился в компании десятка головорезов, приставленных ко мне дедом для обеспечения безопасности. Но, после известного сна, в мою голову навечно вселилась мысль: не только для охраны, но и что-бы прирезать, если что не так пойдет. Не забываю об этом постоянно. Одеты охранники, ни дать, ни взять подобно боевикам из Сирии, только вместо камуфляжа местная одежда. Оружием охранники обвешаны с ног до головы, даже пара ручных пулеметов Звонарева с запасными дисками имелась. На их фоне я выглядел безоружным. Обычный мундир пехотного офицера без знаков различия, подпоясан хорошим кожаным ремнем, на котором подвешена сабля и две кобуры с револьверами. За спиной новый немецкий карабин «Маузер». Пришлось с карабином повозиться, пока привел к нормальному бою, отстреляв три десятка патронов. Ехать предстояло двое суток, поэтому мои сопровождающие взяли заводных лошадей, нагруженных полезными в походе вещами, в том числе имелся большой шатер, могущий вместить всех нас. На привалах горячую пищу не готовили, обходились сушеным мясом, лепешками и простой водой, сдобренной лимонными дольками. Первую ночь провели на лоне природы, не стали заходить в маленькое поселение. Старший моей охраны, неразговорчивый Ибрагим, изучил населенный пункт в бинокль, и сказал, что он совершенно пуст, нам там делать нечего, не исключено, что люди покинули жилища из-за болезней. По его словам три-четыре месяца назад в этих местах свирепствовал настоящий мор. Умерших людей не хоронили по мусульманскому обычаю, а сжигали на кострах, видно болезнь приключилась очень заразная. Если это так, то Ибрагим поступил правильно. Ничего страшного, переночуем на свежем воздухе, хотя осень о себе уже давала знать, днем было тепло, а ночи стали прохладными.

На второй день пути нас попытались попробовать на зуб конные разбойнички. Атаковали прямо в лоб с обнаженными саблями. Охрана натренирована отлично. Моментально спешились, пулеметы установили на флангах, открыли дружный огонь. Я успел выстрелить всего два раза, четко видел два попадания. Бандитов перестреляли быстро. Ибрагим приказал охранникам переловить целых лошадей, раненых людей и животных добить, собрать трофеи. Внимательно рассматривая лица убитых бандитов, Ибрагим предположил, что это были местные дехкане-таджики, доведенные до отчаяния нищетой. Убирать трупы людей и лошадей с дороги не стали. Правда, одну лошадь освежевали, прихватив с собой несколько кусков свежего мяса.

К вечеру без происшествий прибыли в Тегриз. Не стал искать себе свободный дом, приказал развернуть шатер, и готовить ужин. Сам же отправился разыскивать полковника Махваша, исполняющего обязанности командующего 1-й армией. Впустую потратил время, в городок прибыли только две кавалерийские роты, остальные войска должны подойти дня через два.

Свежеприготовленная на костре конина мне понравилась. Мясо жестковатое, но довольно питательное. Подчиненные Ибрагима даже похлебку с травами успели приготовить. Насытившись, улегся спать в шатре, устал я за эти два дня.

Утром следующего дня обошел городок, и выбрал под штаб армии самый большой дом, принадлежащий местному купцу Хуршиду. Несговорчивым оказался купец. Предложенную сумму за постой посчитал недостаточной, и наотрез отказался освобождать дом от своего присутствия вместе с родными. Я, не афишируя своего титула, купцу вежливо и доходчиво объяснил, что жилье мы занимаем временно, и постараемся не нанести ущерба. Уперся безмозглый ишак. Не хотел по доброму, тогда я приказал Ибрагиму очистить дом от посторонних. Чем мне нравятся восточные люди, так это желанием выполнить волю повелителя. Не прошло и полчаса, а мы уже занимали помещения. Бесплатно. Ибрагим выставил караул.

Первой прибыла кавалерийская дивизия. Полковник Джавед доложил, что люди и животные в полном порядке, и готовы выполнить любой приказ. Недолго думая, дав сутки на отдых, отправил кавалеристов на разведку трех перевалов, соединяющих Иран и Турцию, через них происходило снабжение турецких подразделений на нашей территории. Особенно меня интересовал высокогорный перевал Утреш, там имелась широкая дорога, по которой легко могли перемещаться повозки, автомобили и тяжелое вооружение. Приказал в стычки с противником не вступать, задача: вести разведку. На обратном пути кавалеристы должны собрать информацию по гарнизонам захваченных городков. Больше всего меня интересовал городок Батунас, там располагалась довольно хорошая крепость с гарнизоном около трех-четырех тысяч солдат. В свое время в крепости стояли иранские войска, однако, из-за трусости коменданта крепости полковника Гулшаща, её сдали неприятелю без боя.

1-я армия прибыла в Тегриз к исходу третьего дня моего здесь пребывания, не в полном составе. 4-я дивизия под командованием полковника Гулшаща где-то потерялась, хотя приказ о выступлении все получили одновременно. Что-то мне подсказывает, что полковник в этой должности будет находиться недолго, до первой нашей встречи. Мало того, что он Батунас сдал противнику, так и сейчас шляется с войсками неизвестно где.

Полковник Махваш представил мне всех командиров дивизий и полков, в том числе начальника штаба армии. Я, знакомясь с офицерами, выпал в осадок: начальником штаба армии назначен русский генерал-полковник граф Воронов Василий Михайлович, мой родной отец. Общался я со всеми исключительно на фарси через переводчика, чем похоже ввел родителя в некоторое заблуждение, хотя я видел его удивленный взгляд.

Полковника Махваша я назначил своим заместителем, и поставил задачу готовиться к боям. Первым пунктом было взятие крепости Батунас. Уяснив задачу, старшие офицеры стали покидать мой кабинет. Я поинтересовался через переводчика, владеет ли английским языком мой начальник штаба. Получив утвердительный ответ, попросил русского остаться для уточнения некоторых деталей предстоящей операции.

— Здравствуй отец, — произнес я шепотом по-русски, проверив закрытие двери. — Давно не виделись.

— Сынок, — крепко обняв меня, также шепотом сказал отец. — Как же так, ты же погиб в горах?

— Как видишь, я жив и здоров, слава Богу и Аллаху.

— Я, как только увидел иранского принца, то подумал, что он очень похож на моего покойного сына. Борода сбивает меня с толку и язык. Ты же фарси никогда не знал. Расскажи мне все подробно, не томи.

Естественно, все рассказал, с момента расставания в Симферополе и до сегодняшнего дня. Отец слушал очень внимательно, заметил, что у него даже повлажнели глаза. Да, пусть я ему в свое время принес много неприятностей, но беспокойство за сына, с потерей которого он смирился, сказалась.

— Теперь мне понятна перемена настроения Анастасии Станиславовны, — улыбаясь, сказал отец. — Уезжала в Москву почерневшая от горя, а приехала обратно, святящаяся радостью и счастьем. И, заметь, чертовка, никому даже не намекнула, что ты жив. Мать твоя вся извелась, Тамара рыдала вместе с Анастасией неделю. Нельзя так, сынок, поступать с родными людьми.

— О моем «воскрешении» знают всего шестеро вместе с тобой, для всех остальных, я погиб при выполнении важного задания. Пусть все остается без изменений. Это не моя прихоть, так нужно для нашей Отчизны, так нужно правящему шаху.

— А дальше как все будет?

— Победим всех наших недругов, и будем нормально жить. Возьму в жены Анастасию Станиславовну, нарожаем внуков и внучек.

— В этом я не сомневаюсь. Кем будешь ты?

— Тем, кем есть сегодня — Искандером Пехлевани, сыном шаха Рустема, наследником престола, а в перспективе стану шахом Ирана. Рустем и Джахан Пехлевани признали меня своим сыном и внуком, сами обо всем меня попросили, правда, не без определенных намеков, поэтому и пришлось согласиться. Следовательно, путь к трону у меня открыт. Моя мать Гюльзар и сестры приняли меня, несмотря на долгое отсутствие с любовью, я им стараюсь отвечать взаимностью. Являть миру молодого графа Воронова не вижу смысла, пусть он спокойно лежит в крымской земле.

— А как же вера сынок?

— Как рекомендовал шах, я верю в Господа нашего Иисуса Христа, здесь ничего не поменялось, а для населения Ирана я — правоверный мусульманин. Такую роль мне приходится играть в интересах нашей Отчизны, она очень трудная и, согласись, очень полезная. Считай, что я выполняю разведывательное задание нашей императрицы, она с такой оценкой ситуации была согласна.

— А если тебя кто-то опознает?

— Родной отец не узнал, а люди, видевшие меня мельком, или общавшиеся от случая к случаю, и подавно не поймут, что к чему. Правда, в твоем штабе есть один человек, которого следует отправить в Москву в кандалах. Это полковник Трифонов, он участник заговора против императрицы Маргариты II. Кстати, приказ о моей ликвидации он лично передал Маркову. Полагаю, если его прижать, как следует, то он расскажет о многих участниках заговора, скрывающихся от правосудия. Думаю, эту скверну нужно выкорчевывать основательно.

— Александр, ты не ошибаешься? У Трифонова отличный послужной список, и отменные рекомендации. Он хорошо знает свое дело. Благодаря ему удалось значительно ускорить обучение местных артиллеристов.

— С полковником я столкнулся еще в Минске, и знаю, на что он способен. Поверь, подлая у него натура, гадить может исподтишка, но существенно. У тебя контрразведчик в штабе имеется. Возьмите Трифонова по-тихому, проведите ему допрос с пристрастием, уверен, узнаете много. А мне о его предательстве уже здесь поведал один из заговорщиков, лично «вырубивший» меня в горах и умышленно опознавший меня в неизвестном трупе, для того, чтобы продать меня в рабство. Мы его допрашивали совместно с шахом и его отцом во дворце, в подвале. Так что это достоверные сведения, только аккуратно используй эту информацию, пожалуйста, чтобы не «засветить» меня.

— А ты, сын, стал жестоким.

— Извини отец, жизнь научила. И это не жестокость, это реальная жизнь. Да, а кто тебя рекомендовал на должность начальника штаба армии?

— Был удостоен высокой чести общаться с нашей императрицей. Она сказала, что у меня достаточно опыта, чтобы оказать посильную помощь иранскому народу в борьбе с оккупантами. Она пространно намекнула, что у меня могут состояться в Иране неожиданные встречи, но толком ничего не объясняла, и от прямых вопросов уходила.

— Ну, тещенька, в своем репертуаре, решила присмотреть за мной по-родственному. Спасибо ей и тебе. Тогда будем служить вместе. Прошу, не сообщай маме обо мне, это не моя тайна, наступит время, все станет на свои места.

Последующую неделю я вместе со штабом занимался разработкой операции по взятию крепости Батунас, обрабатывал поступающую разведывательную информацию. К крепости направил пешую разведку и несколько русских офицеров-артиллеристов с целью привязки будущих целей к картам местности, да и провести общую рекогносцировку не помешает. Также пешие разведывательные группы отправлены к шести городкам, мне было необходимо получить общую картину расположения войск противника. На разведанные перевалы, которые, кстати, совсем никем не охраняются, направлена вторая пехотная дивизия с приказом, занять их и организовать круговую оборону. Никто на должен через перевалы попасть в Иран, и никто не должен уйти в Турцию, когда мы начнем активные боевые действия. К исходу седьмого дня работы над планом операции завершили, я собрал совещание.

— Первая пехотная дивизия генерала Шидеха в течение суток выдвигается на исходные позиции к крепости Батунас, — объяснял я план операции. — Войска расположить вне зоны досягаемости крепостной артиллерии. Утром направляем коменданту крепости парламентера с требованием о безоговорочной капитуляции. В случае отказа, используя складки местности, выдвигаем ближе к крепости артиллерию, и с закрытых огневых позиций уничтожаем вражескую артиллерию и пулеметы. Обращаю внимание артиллеристов, на чередование типов боеприпасов. Обязательно подкиньте туркам огонька зажигательными снарядами, осень на дворе, люди мерзнут. Третья пехотная дивизия полковника Дара, разделив силы равными частями, в том числе и артиллерию, блокирует гарнизоны в городках, они все указаны на картах. Задача дивизии: исключить поступление подкреплений в Батунас. Кавалерийская дивизия ведет непрерывную разведку, и по возможности уничтожает мелкие группы противника. Атаку крепости пехотой начинать только после подавления огневых точек врага, нам не стоит заваливать трупами наших солдат подступы к крепости. Более детальные инструкции по ходу операции получите у начальника штаба армии. Вопросы есть?

— Ваше Высочество, — поднялся с места полковник Дара, — мне разрешено атаковать блокируемые городки? — Или ожидать окончания сражения за Батунас?

— Проводить атаки городков считаю преждевременным, у нас резервы живой силы и вооружения незначительные, еще не прибыла четвертая дивизия.

— В отношении четвертой дивизии могу доложить, что мои посыльные ее разыскали, — доложил начальник штаба. — Она в двух днях пути от Тегриза, движется очень медленно с длительными привалами. Приказ увеличить темп передвижения проигнорирован.

— Ждать никого не будем, — как можно спокойней сказал я, хотя внутри меня кипела нешуточная злость, — переносить срок наступления не имеет смысла, мы превосходим по силам турок. С опоздавшими поговорим позже, по всей строгости военного времени.

Не удержался. Накануне наступления съездил и посмотрел крепость лично. Рассматривал Батунас в мощный морской бинокль. Довольно большой городок обнесен со всех сторон крепостной стеной, примерно в пять-семь метров высотой при двенадцати башнях. На верхних площадках башен установлены пушки. Как докладывает разведка, это знакомые мне французские полевые пушки системы Гринье. Серьезный противник, при хорошей дальнобойности. Стены крепости толстые, по верхней части спокойно проедет повозка. На среднем ярусе хорошо просматриваются пулеметные амбразуры. Крепость может вести круговую оборону. На стенах видны только караульные, остальных солдат не видно, по всей вероятности, размещены в казармах. Каменных домов в городке я насчитал всего два десятка, остальные построены из глины и всяких палок, а также подручных материалов. Надо будет аккуратней стрелять из пушек, чтобы не перебить тех, немногих жителей Батунаса, уцелевших за время оккупации. Крепкий орешек нам достался, но уверен, взять крепость нам под силу.

И вот наступил день, когда я, впервые выступая в качестве командующего армией, отдаю приказ о начале боевых действий. Волновался ли я? Конечно, волновался, и очень сильно. Боялся, что моих знаний недостаточно для управления такой огромной массой людей. Здорово мне помогал отец, подсказывая правильные решения сложных вопросов, на то он и отец, а еще начальник штаба армии. Нет, в нашем случае наоборот.

С нашими парламентерами турки разговаривать не захотели, вдобавок обстреляли из винтовок. Жаль, хотел, как лучше, а получится с большой кровью. Согласно разработанному плану артиллерия заняла позиции и открыла прицельный огонь. Турки пытались отвечать, но наши орудия располагались на обратных скатах холмов, и поразить их прямым попаданием было невозможно.

Находясь на наблюдательном пункте дивизии, я зафиксировал несколько удачных попаданий по артиллерийским площадкам турок, вызвавших детонацию боеприпасов. В этих местах в стенах образовывались, большие бреши в крепостной стене. Не скупились наши пушкари и на зажигательные снаряды, в городе начались пожары, разгорающиеся все сильнее с каждой минутой.

Когда ответный артиллерийский огонь турок почти утих, начальник артиллерии дивизии подполковник Аршак предложил установить несколько орудий на прямую наводку для подавления пулеметных точек. Пулеметы турок пока бездействовали, но разрушить места установки нам не помешает. Сам хотел это предложить, но чуть позже, похоже, не один я правильно оцениваю обстановку.

После пристрелки осколочно-фугасные и зажигательные гостинцы стали залетать в амбразуры. Представляю, какие разрушения они после себя оставляют! Основные ворота крепости снарядами превращены в груду пылающих щепок. По докладам с других направлений ситуация аналогичная с нашей, значит, правильная выбрана тактика.

Часовая артиллерийская подготовка закончена, теперь в дело вступит пехота.

Перебежками, под прикрытием ручных и станковых пулеметов, пехотинцы устремились к стенам. Турки открыли по наступающим солдатам жиденький ружейно-пулеметный огонь. Лучше бы сразу начали сдаваться. Выявленные цели прицельным огнем накрывала наша артиллерия. Вот когда иранцы подойдут непосредственно к стенам, пушкари уже не помогут, вся надежда на гранаты и меткость стрелков. Честно скажу, очень хотелось быть среди наступающих солдат лично помахать саблей, пострелять во врагов из винтовки, но чего нельзя, того нельзя, да и мой телохранитель Ибрагим, костьми ляжет, но не пустит меня в атаку.

Что происходило внутри крепости рассмотреть не удавалось, мешал дым от пожаров. Казалось, что солдаты подбежали к стенам крепости, а их как влагу впитала мощная губка. Потерплю, скоро начнут поступать первые доклады, хотя уличные бои — дело тяжелое.

Заметил, как в город укатила батарея наших орудий, похоже, где-то турки серьезно укрепились. Примерно через час поступил доклад, что город в основном захвачен, остался единственный очаг сопротивления в центре, его сейчас добивают из орудий.

Идти по улицам взятого города было тяжело. Везде валялись трупы турок и местного населения и кое-где наших солдат. От дыма глаза слезились, и першило в горле. Но больше всего досаждали запах крови, вывалившихся внутренностей, растерзанных взрывами снарядов противников, и горелой человеческой плоти. Мой организм, слава Богу, справился, не вывернуло наизнанку.

Наши солдаты методично, здание за зданием, производили зачистку города. При малейшем сопротивлении турки безжалостно уничтожались. Пленных турок сгоняли на центральную площадь, а местные жители были предоставлены сами себе. Когда закончим воевать, тогда и до них дойдет очередь.

В центр городка я попал минут через сорок. К этому моменту с гарнизоном было покончено, все дома проверены. Генерал Шидеха доложил, что турок уничтожено около трех тысяч, в плен взяли семьсот человек, из них пятнадцать офицеров разного ранга. Наши потери пока подсчитываются, но генерал полагает, что они не более полутора тысяч с учетом раненых. Сейчас войска заняты сбором трофейного вооружения и продовольствия.

Ну, что, можно нас поздравить, операцию провели, как по нотам, и с минимальными потерями. А если бы было время более тщательно обучить солдат, то могли бы обойтись еще меньшими потерями в живой силе.

Приблизился к группе турецких офицеров. Вид у них, конечно, жалкий. Мундиры изорваны, лица закопчены, глаза перепугано смотрят на меня и сопровождающих офицеров. Очень мне хочется пообщаться с комендантом крепости. Узнать, почему он отказался принять наших парламентеров? К сожалению, комендант погиб, его обязанности исполнял капитан, если сравнивать с нашим табелем о рангах. Ничего толком вразумительного капитан не сказал, просил сохранить жизнь ему и его офицерам ибо они выполняли свой долг. Собственно, я и не планировал предавать их смерти, пусть потрудятся в плену, работа в Иране для них найдется.

Уже хотел уйти, но заметил скопление возле нас большого количества женщин. От группы отделилась одна высокая и бойкая женщина лет тридцати-тридцати пяти, и подошла ко мне вплотную. Ибрагим сразу же оказался рядом.

— Принц, меня зовут Масха, — обратилась женщина, — позвольте мне говорить с вами, поскольку все наши мужчины давно убиты. — Не откажите в милости бедной вдове и несчастной матери.

— Говори, Масха, я тебя внимательно слушаю.

— Как вы намерены поступить с турецкими офицерами?

— Они пленные, отправлю вглубь страны на работы.

— Этих бешеных собак нужно убить, отдайте их нам, мы сами с ними разберемся.

— Пленники принадлежат шаху. А что они натворили?

— Здесь присутствуют матери девушек, которых эти звери растерзали. Комендант крепости в первый же день захвата города уничтожил всех мужчин, в том числе мальчиков старше пяти лет. Затем в доме купца Рашима устроил для офицеров бордель, куда доставляли наших дочерей. Мы — слабые женщины, не могли оградить своих детей от посягательств. Некоторые пытались, за что поплатились жизнью. Каждый день из борделя выбрасывали на улицу тело растерзанной мертвой девушки. Этот ужас продолжался до сегодняшнего дня. Вот поэтому я прошу отдать нам офицеров.

— Масха, дай мне время поговорить с турками, а потом я решу, как поступить.

— Надеюсь на ваше справедливое решение, принц, — со слезами произнесла женщина, поклонилась и поцеловала мне руку.

Пришлось вновь общаться с капитаном. От его рассказа у меня волосы на голове зашевелились.

Комендант майор Абдулло устроил в Батунасе настоящий геноцид для местного населения. Вырезав всех мужчин, взялся за организацию досуга офицеров, открыв «колесо фортуны». На улицах отлавливали молоденьких девушек, и доставляли в дом купца. Полонянок избавляли от одежды и привязывали обнаженных в различных позах к круглому столу. Абдулло выбирал первую шестерку счастливчиков среди офицеров и вертел на столе пустую бутылку из-под шампанского. Горлышко бутылки указывало на офицера, а донышко на девушку, которую тому надлежит насиловать. Истязания несчастных продолжалось до самого утра, большинство невинных девушек погибало, а некоторые теряли рассудок. Комендант не беспокоился, девушек в городе для развлечений было в достатке. Слушая капитана, я чувствовал, как во мне закипает ярость, сжимаются кулаки, еще чуть-чуть, я выхвачу саблю и порублю всех турецких офицеров до единого.

— Ибрагим, прострели каждому турецкому офицеру по одной ноге, и отдай их несчастным женщинам, пусть они их примерно накажут, — отдал приказ телохранителю.

Не стал дожидаться развязки, вместе со штабом решил покинуть город, знал, что обезумевшие от горя женщины не оставят никого вживых.

— Граф, Василий Михайлович! — услышал я крик женщины на русском языке, — остановитесь, пожалуйста!

Отец повернул голову сторону крика, а я прошел вперед на несколько шагов, поскольку официально плохо понимаю русский язык.

Ничего себе, подумал я, в Богом и Аллахом забытом городке, только что отбитого у турок нашлась женщина, знающая отца. Неужели в прошлую войну отец успел где-то наследить? А что? Он тогда был еще холостой и неженатый, здоровый и симпатичный полковник, вполне мог позволить себе интрижку. Хотя вряд ли, отец слишком порядочен, чтобы бросать на произвол судьбы женщину.

Ибрагим среагировал моментально и сопроводил к нам женщину в довольно потрепанной одежде с очень бледным лицом. На вид ей не больше шестидесяти. Лицо густо покрыто морщинами, из-под платка, накинутого на голову, выбивались пряди седых волос, а голубые глаза, казались выцветшими.

— Василий Михайлович, прошу вас, выслушайте меня, — сказала женщина, упав перед отцом на колени, целуя ему руку.

Отец опешил, но сразу же помог женщине подняться с колен.

Я быстро поискал глазами толмача, и помахал ему рукой, остальных офицеров отпустил в лагерь, пусть занимаются неотложными делами, а мы с отцом сами здесь попытаемся разобраться.

— Мадам, я прошу меня простить, но я вас не узнаю, — неуверенно произнес отец. — Чем я могу вам помочь?

— Да, Василий Михайлович, прожитые годы на чужбине не пошли мне на пользу, тяжело узнать в старухе молоденькую фрейлину императрицы баронессу Суздалову Серафиму Потаповну.

— Симочка, это вы?

— Когда-то меня так называли, а сейчас я ношу имя Фатима.

— Как вы здесь оказались? Вы так внезапно покинули Москву. Вас искали всем миром несколько лет, но безрезультатно.

— В России найти меня было невозможно, я уже пребывала в Иране.

— Давайте пройдем в наш лагерь, и вы подробно мне все расскажите.

— Я не одна, со мной еще двенадцать девочек и моя взрослая дочь. От недоедания они очень слабы. Если вы прикажете своим солдатам, я покажу, где я их укрывала все это время.

Всю беседу мне переводил толмач, поэтому я остановил унтер-офицера и приказал ему с отделением солдат поступить на время в распоряжение пожилой женщины.

— И кто это был? — спросил я отца по-английски.

— Ваше Высочество, эта женщина утверждает, что она баронесса Суздалова из России, я ранее знал даму с такой фамилией. Сейчас я не могу определенно сказать она это, или кто-то другой.

— Ладно, генерал, когда прибудете в лагерь, позовете, меня заинтересовала эта женщина.

Прибыв в лагерь, направился к штабной палатке, обязанности командующего армией с меня никто не снимал.

Начали поступать точные сведения о наших потерях. Оказалось у нас, восемьсот погибших и девятьсот раненых солдат, как по мне, так очень много. Война без потерь не бывает, но хотелось, чтобы погибших было меньше. Думаю, со временем, когда наберемся достаточно опыта, сократим число погибших.

Примерно через час в палатку начальника штаба меня пригласил посыльный, сказал, что переводчика брать не надо.

— Серафима Потаповна, разрешите вас представить принцу Искандеру, наследнику престола Ирана, командующему армией, — стоя по стойке смирно, отрекомендовал меня граф Воронов, говоря на английском языке. — Вам, Ваше Высочество, представляю подданную России баронессу Суздалову Серафиму Потаповну.

— Рад знакомству, баронесса, хотя обстоятельства нашей встречи трагичны, — кивнул я головой. — Каким образом вы оказались в зоне боевых действий? Здесь было очень опасно, вы могли погибнуть от наших снарядов. Кстати, господин Воронов вас накормил?

— Да-да, Ваше Высочество, — торопливо заверила меня женщина, — Василий Михайлович, озаботился нами, мы сыты, все хорошо.

— Чем мы можем вам помочь?

— Если поможете мне и моей дочери вернуться в Россию, то мы будем за вас молиться до конца дней своих.

— И все же вы не ответили на первый мой вопрос. Повторюсь, как вы оказались в зоне боевых действий?

— Мне тяжело вспоминать годы, проведенные здесь на чужбине, но если вы настаиваете, то слушайте.

Я была фрейлиной императрицы МаргаритыII, выполняла все поручения, которые она мне давала, и проживала в Москве. Большую часть времени проводила в Кремле, так как работы было много. В тот злополучный день я отправилась в ювелирный магазин Либермана, чтобы подобрать украшение для дочери императрицы Людмилы, приближался ее день рождения. Помню, как зашла магазин, как осматривала драгоценности. Потом почувствовала укол в плечо, и все, наступила темнота. Сколько времени я провела в беспамятстве, не могу сказать, очнулась в неизвестном месте, меня насиловал неизвестный молодой человек. Это было таким сильным потрясением для меня, что я вновь отключилась. Пришла в себя спустя некоторое время от ударов по лицу и по телу. Снова подверглась насилию. Мое истязание продолжалось почти неделю, после чего меня оставили в покое и отправили к группе женщин, проживающих в доме. Попыталась выяснить, где я нахожусь, но языковый барьер не давал такой возможности. Подруги по несчастью не знали ни русского, ни английского языка, а я не могла понять местный. Только через месяц, когда к нам присоединилась девушка — турчанка, удалось определиться с местом заточения. Оказалось, что я нахожусь на территории Ирана, в ста километрах от Тегерана. Меня подарили молодому офицеру иранской армии Магруру Гулшащу. Рабынь, подобных мне, в доме было семеро, все из разных стран, и если внимательно присмотреться, то можно было заметить некую схожесть между нами, а именно: светлые волосы и голубые или светло-серые глаза. Ну, и естественно молодость, все девушки были не старше двадцати пяти лет.

План побега я стала разрабатывать с первых дней, но, к сожалению, осуществить его не было никакой возможности. Наши покои подобно цепным псам охраняли три евнуха, злобные и неразговорчивые. На ночь нас за одну ногу сковывали одной цепью. Стоило одной девушке подняться, просыпались все остальные. Извините за подробность, но даже пользование ночным горшком осуществляли все вместе, чтобы лишний раз не беспокоить подруг по несчастью.

За первые пять лет пребывания в неволе я родила двоих детей, мальчика и девочку. От кого они появились на свет, точно сказать не могу. Наш хозяин-мучитель часто устраивал в своем доме настоящие оргии, и делился нами со своими друзьями. О судьбе детей я ничего не знаю, их у меня отбирали через месяц после рождения, и снова продолжался кошмар. Последнюю дочь Валентину я родила восемнадцать лет назад. Роды были тяжелыми, думала, не выживу, и даже молилась, чтобы Господь избавил меня от мучений. Видно, со мной что-то все же произошло, я стала стремительно стареть. Удивительно, но наш изверг на этот раз ребенка у меня не отобрал, разрешил заботиться о дочери.

Десять лет назад Магрура назначили комендантом крепости в Батунасе. Условия содержания стали более мягкими. Большинство таких же несчастных женщин, как я, к тому времени умерли, их место заняли более молодые девушки, одна я продолжала жить. Магрур на меня уже не обращал внимания, приказал присматривать за гаремом. В крепости условия содержания были сносными, нас уже не так рьяно охраняли, поскольку бежать никто не пытался, даже я вначале отказалась от этой затеи, ждала, когда подрастет дочь.

Перемещаться по территории крепости я уже могла самостоятельно. Это мне позволило случайно обнаружить вход в крепостные подземелья. Как я обрадовалась! Появилась надежда, что я смогу по подземным ходам выбраться за пределы крепости вместе с дочкой и убежать подальше. Я по ночам со свечой в руке облазила все подземелья и выяснила, что покинуть крепость нет никакой возможности, ход в сторону высохшего ручья обвалился. Решила его откопать. Три года по ночам я копала и перетаскивала камни — адский труд, но у меня была цель, я хотела обрести свободу для себя и дочери. В одну из ночей я спустилась в подземелье, чтобы продолжить работу, и с ужасом увидела новый обвал. От такого удара судьбы я прорыдала больше часа, но потом вновь приступила к работе. Подземная каторга продлилась почти пять лет, но мне удалось откопать выход. Радость меня переполняла: вот он — выход на свободу, вот реальная возможность попасть на родину, хотя прекрасно понимала, что осуществить это очень сложно, ведь женщина в Иране бесправное существо, принадлежащее мужчине. И, тем не менее, я стала готовиться к побегу, заготавливала продукты и одежду. С деньгами была проблема, их не было совсем, у меня было всего два тумана, которые удалось по случаю стащить у Магрура.

Все эти ночные копания в подземелье и приготовления я проводила тайно от всех, в том числе от дочери. Я очень беспокоилась за Валентину, она с каждым днем подрастала и превращалась в очень симпатичную девушку. Мне очень не хотелось, чтобы она тоже подверглась насилию, поэтому одевала ее в обноски и заставляла мазать лицо пылью и грязью.

Когда я накопила достаточно продовольствия и наметила день побега, случилось непредвиденное. К Магруру приехал какой-то мужчина, и они долго торговались, мне посчастливилось подслушать их разговор. Оказалось, что мой хозяин решил продать крепость и город туркам. Сошлись на двадцати тысячах туманов. Я сразу же убежала в комнату, собрала нехитрые наши пожитки, и спряталась вместе с Валентиной в подземелье. Надеялась, что когда иранские солдаты уйдут, у нас будет время выйти на поверхность и сбежать. Наивная. Через небольшое отверстие на выходе из подземелья я наблюдала, как крепость покидали иранские войска, а возле ворот уже стояла турецкая конница и пехота. Смена гарнизона прошла мирно, без единого выстрела.

Думала, что прошла все круги ада, но то, что стало происходить в Батунасе, передать словами невозможно. Турки перебили всех мужчин в городе, трупы долгое время валялись на улицах, разлагались. Смрад был такой, что невозможно было дышать. Потом турки согнали несколько сот женщин, и те свозили трупы в огромную яму. Многие узнавали своих мужей, братьев и детей. Вой и плачь над городом стоял несколько дней.

Мы с Валентиной продолжали прятаться в подземелье. Запаса продуктов нам хватило всего на две недели, а потом я стала выходить и, хорошо зная крепость, воровала продукты у солдат гарнизона. Спустя несколько месяцев я осмелела настолько, что могла ходить по городу. На жалкие два тумана накупила еды, перенесла в подземелье по частям. А потом я стала прятать в подземелье девушек по просьбе их матерей. Нам помогали, кто чем мог, оставляя припасы в определенном месте, я никому не говорила, где прячу девушек. Естественно, о побеге не могло быть и речи, вокруг крепости постоянно вертелись кавалеристы турок, и я не знала, как далеко пролегает оккупированная территория. Да и куда пойдешь такой толпой. Пребывание в подземелье очень плохо сказывалось на здоровье девушек, я боялась, что они все умрут. Девушка Феруз потеряла рассудок от сидения взаперти, и разбила себе голову камнем. Пришлось ее похоронить в самом дальнем ответвлении, опыт копания у меня был огромный. Примерно через полгода, я стала ночью выводить по очереди девушек на свежий воздух. В таких условиях прожили до прихода ваших войск.

— Да, мадам, тяжкая досталась вам доля, я под огромным впечатлением от вашего мужественного поведения и очень сожалею, что вам довелось встретить на своем пути недостойных, подлых жителей нашей замечательной страны. У нас запрещена работорговля, но преступники имеются во всех странах, хотя, впрочем, вам от этого не легче. Я приношу вам извинения и заявляю, что все виновные будут наказаны по строгому закону Ирана — сказал я, пытаясь сохранить невозмутимое лицо, хотя это давалось мне с трудом. — Господин генерал окажет вам всестороннюю помощь, а я напишу письмо отцу, чтобы он помог вам быстрее попасть в Россию и, насколько это возможно, компенсировать нахождение в рабстве материально..

— Спасибо, Ваше Высочество, — проронила баронесса, и попыталась поцеловать мне руку.

Я оказался быстрее, отдернул руку.

Оставив генерала Воронова разбираться с баронессой, пошел контролировать подготовку армии к дальнейшим боям.

После обеда занялись разработкой плана по освобождению остальных городков. От практики высылки к турецким гарнизонам парламентеров я решил отказаться, по словам пленных, туркам дан неоднозначный приказ, держаться любыми силами и не вступать в переговоры с нами. Ну, и ладно, сами подписали себе смертные приговоры.

Городки: Файсан, Требитун и Саид-мечеть, планировали освободить в ближайшую неделю. Приведем в порядок войска первой дивизии, пополним боезапасы и выступим. Мой штаб трудился, не поднимая головы, обрабатывая новые сведения, полученные от разведывательных групп. Кавалеристы и вторая пехотная дивизия сообщали, что через перевалы полностью парализовано снабжение турецких войск, захвачено несколько больших обозов с боеприпасами и продовольствием. Пехотинцы основательно закрепились, и уверенно отвечали на несколько попыток турок прорваться на территорию Ирана. Замечательно, одной проблемой меньше.

К обеду следующего дня наконец-то прибыла четвертая дивизия.

— Я смотрю, вы здесь славно повоевали принц, — заявил полковник Гулшащ, после приветствия, — надеюсь, вы мне выделите триста рабов для наведения порядка на моих землях.

— Полковник, потрудитесь объяснить, где столько времени вы пропадали? И где ваш начальник штаба? Кажется, у вас начальником штаба назначен русский офицер.

— А я всех русских велел арестовать, они мешали мне управлять войсками.

— Это русские помешали вам прибыть вовремя к месту ведения боевых действий? Это русские не дали вам возможность исполнить волю шаха Ирана?

— Не горячитесь, принц, куда спешить, турки никуда не денутся. А сейчас такая отличная охота. Степные козы нагуляли за лето жирок. Когда их запекаешь на углях, мясо становится сочным и вкусным.

— Полковник, вы не осознаете, что нарушили воинскую присягу и не выполнили приказ?

— Войска я привел, а днем раньше или днем позже, какая разница, главное они теперь в вашем распоряжении.

— Начальник штаба, — подозвал я генерал-полковника Воронова, — пишите приказ. — За невыполнение приказа шаха в боевой обстановке полковника Гулшаща разжаловать в рядовые. Определить рядовым солдатом в первую роту первого батальона первого полка первой пехотной дивизии.

— Да как ты смеешь, мальчишка? — покраснел от негодования Гулшащ. — Что ты себе позволяешь?

— Радуйтесь, Гулшащ, что я не привлекаю вас к ответственности за сдачу Батунаса без боя, и заработанные на этой сделке грязные деньги. Вы своей трусостью обрекли на гибель большинство мирных жителей этого городка.

— Ты кого собрался привлечь, щенок? — гневно произнес бывший полковник, пытаясь извлечь саблю из ножен.

Я был быстрее. Сократив расстояние, нанес несколько мощных акцентирующих ударов в голову. Не понравился Гулшащу мой радушный прием, опал под стол, словно осенний лист в беспамятстве.

— Ибрагим, — позвал я телохранителя, — эту мразь, лишив погон, повесить на центральной площади Батунаса.

— Начальник штаба, — повернулся я к отцу, — подготовить приказ, в котором указать, что за попытку нападения на наследника престола рядовой Гулшащ был подвергнут казни через повешение.

— Приказ довести личному составу первой армии. Арестованных русских офицеров освободить, командиром четвертой дивизии назначьте начальника штаба этой дивизии.

— Генерал, а приведите сюда освобожденную баронессу, она что-то там говорила о бывшем полковнике, — приказал я.

Посыльный привел баронессу Суздалову. Несмотря на худобу и слабость Серафима Потаповна мгновенно набросилась с кулаками на пришедшего в себя Гулшаща. С большим трудом удалось оттащить ее от избиваемого перса. Потом я попросил Суздалову повторить рассказ, услышанный мной ранее. Серафима Потаповна успокоилась, и монотонным голосом начала повествование.

— Теперь всем понятно, почему я поступил так, а не иначе? — обвел я взглядом всех офицеров штаба после рассказа баронессы.

В помещении была абсолютная тишина. Никто и слова лишнего сказать не пытался, просто офицерам армии ранее не доводилось видеть меня в гневе. Жестко я поступил, но иного пути поддержания железной дисциплины я не видел. Если так посудить, то бывший полковник совершил воинское преступление, своевременно не исполнив приказ о выдвижении в район сосредоточения. А еще он встал на путь предательства. Издевательства над женщинами в своем личном гареме, никто во внимание не примет, здесь это в порядке вещей. Можно было заняться судебными делами и тому подобное, но я пошел по пути наименьшего сопротивления, имея почти неограниченную ничем и никем власть, поступил так, как поступил. Надеюсь, дед и шах одобрят мое решение, тем более, что Гулшащ не принадлежит к влиятельным родам страны.

Обсуждение плана дальнейшей операции закончилось ближе к полуночи. Всех офицеров я отпустил, а мой отец задержался, собирал со стола бумаги и снимал со стен карты.

— Да, Александр, никогда не думал, что увижу тебя таким жестоким, — качая головой, сказал отец, — но жестокость считаю оправданной, врагам и предателям не место среди живых.

— Мне нужна железная дисциплина в армии, здесь не институт благородных девиц. Никому не позволю игнорирование приказов в боевой обстановке. Наши люди гибнут под стенами сданного Гулшащем неприятелю городка, а он в это время охотится на коз.

— Да, обойтись более мягкими мерами было невозможно, каждый получил то, что заслужил.

— Я будущий шах Ирана, мне не возбраняется быть суровым, но справедливым. Я всегда стараюсь принимать взвешенные решения, и даю понять всем офицерам, что всегда буду добиваться выполнения приказов шаха.

— Все прекрасно понимаю. И хорошо помню попытку переворота в России. Императрица никого не жалела, даже своего мужа прилюдно казнила.

— На этом все разговоры, касаемо этого случая прекращаем, у нас много дел впереди, а тебе еще баронессу с дочкой отправлять в Тегеран, письмо отцу я уже написал.

За две недели боев удалось освободить все захваченные турками городки, уничтожив гарнизоны. Пленных захватили всего три сотни, остальные отправились к Аллаху, наши солдаты не оставляли за своей спиной даже раненых противников.

Дед прислал мне в помощь три десятка специалистов шахской стражи. Эти шустрые ребята занимались выявлением пособников турок. С пойманными изменниками поступали очень просто, секли головы, без суда и следствия.

Выйдя к перевалу Утреш, дал войскам отдых, подтянули тылы. Планировал через неделю, после проверки освобожденной территории и распределения пограничной стражи на ответственных участках, двинуться в обратный путь к столице. Доклад шаху об успешном завершении операции я уже отправил.

— Ваше Высочество, — обратился ко мне отец, войдя в мой кабинет, если таковым можно назвать комнату в простом глинобитном доме, — нами получена интересная информация. — В десяти километрах от перевала на турецкой территории у населенного пункта Мирше располагается огромный полевой склад. Разведчики насчитали триста новеньких орудий, сотню бронированных автомобилей, несколько пирамид с артиллерийскими снарядами. Все дома в поселке забиты снаряжением, ящиками с патронами и продовольствием. По словам местных жителей, это склады французов, которые ушли из этих мест два месяца назад. Охраняют склады из рук вон плохо, наши разведчики смогли туда проникнуть и кое-чем поживиться. Взяли десяток ручных пулеметов системы Драстина, патроны к ним, пятьдесят единиц винтовок «Маузера» и всякой мелочи. Предлагаю, пока турки не усилили охрану, двумя полками захватить склады и вывести в Иран.

— Заманчивое предложение, тем более оружие никогда лишним не бывает. Сложно будет угнать броневики, управлять ими никто не сможет, а оставлять противнику не стоит. Уничтожить — рука не поднимется, ведь используя их, можно начать формирование легкобронированных подразделений.

— Броневики можно выгнать в Иран в несколько этапов. Практически все русские офицеры-инструкторы имеют опыт вождения автомобилей. Человек сорок-пятьдесят отправим туда за техникой. Обратно вернутся на лошадях.

— Хорошо, готовьте приказ, выступаем завтра утром.

— Вам, Ваше Высочество, отправляться с полками нет смысла, направим в Мирше проверенных офицеров и солдат из первой пехотной дивизии, они быстро управятся.

— Ладно, тогда озабочу интендантскую службу армии, пусть готовятся к приему техники и вооружения. Прошу вас, генерал, пусть забирают все, найдем, где разместить и где использовать.

Десять суток, днем и ночью через перевал тянулись в Иран караваны лошадей, грузовиков и броневиков. Склады выметались подчистую. Нам еще повезло, что склады охраняли турки солидного возраста. Они полностью сохранили все поголовье лошадей, которые были закреплены за складами. А это ни много ни мало, более полутора тысяч крепких и упитанных животных. В качестве жеста доброй воли, после очистки складов, турок отпустили домой живыми.

Переработать такое количество боеприпасов и вооружения за короткое время мы, естественно, не могли, поэтому начальник штаба армии разработал график отправки трофеев вглубь страны к местам формирования новых частей. В первой армии решили оставить три десятка броневиков, будем начинать строить бронеходные войска. Пока суд да дело, направил всю армию ближе к столице.

Меня разбудил дежурный по штабу, прибыл офицер связи с посланием от шаха. Странно, вчера уже доставляли почту из столицы, в том числе и от шаха. К чему такая срочность? Неужели у деда что-то сорвалось? Что я себе ломаю голову, ознакомлюсь с посланием, буду знать. В пакете находился приказ о срочной передислокации первой армии к городу Ахаджар. Там мне надлежало вступить в контакт с известным мне человеком, и принять меры по предотвращению возможного вторжения британских войск.

Армию подняли по тревоге. Для охраны трофеев оставили один пехотный полк из четвертой дивизии. Как ни давила жаба, но большую часть броневиков, пришлось тоже оставить, взяли с собой всего полтора десятка, нам предстоял длительный и спешный марш.

Проработав маршрут, выдвинули вперед два кавалерийских эскадрона в качестве передового дозора и разведки. Если поступил мне такой приказ, то вполне возможно, что британцы тоже озаботились разведкой. Не хотелось столкнуться с возможным противником на марше, наши войска еще недостаточно обучены, чтобы с ходу вступить в бой.

Армия двигалась быстро, по шестнадцать часов в сутки с остановкой на прием пищи и отдых. Отставших и заболевших солдат грузили на повозки, я требовал, чтобы мы не потеряли ни одного солдата на марше. Как ни гнали мы солдат, но более пятидесяти километров в сутки пройти не удавалось, есть же предел человеческим силам. Людей нужно кормить и поить, животные тоже не железные, им также уход требуется. Восемь суток непрерывной гонки и мы к вечеру вышли к окраинам городка Ахаджар.

— Ничего себе! — воскликнул я, когда увидел объем развернутых фортификационных работ и количество людей занятых этими работами.

Люди сновали подобно муравьям, копая окопы, огневые позиции для артиллерии, строя блиндажи. Две линии обороны города хорошо просматривались с возвышенности, на которой я задержался на некоторое время. Похоже ситуация обострена до предела, раз предприняты такие меры обороны.

Деда разыскал на вилле управляющего провинцией, я туда отправился вместе с начальником штаба армии в сопровождении Ибрагима и его головорезов.

— Здравствуй, дед, — приветствовал я Джахана, радостно обнявшись с ним. — Разреши тебе представить начальника штаба первой армии, генерал-полковника графа Воронова Василия Михайловича.

— И я рад тебя видеть, Искандер, и начальника штаба тоже рад видеть, — глядя на меня красными, похоже от недосыпа глазами, сказал дед. — Я так понимаю, генерал доводится отцом погибшему в горах капитану Воронову?

— Да, это его отец.

— Именно этот генерал разработал план по освобождению нашей территории от турок?

— Руководимый им штаб успешно управлял войсками, и нам удалось с незначительными потерями очистить от врага нашу землю.

— Отлично. Но сейчас нам предстоит не менее важная задача. Без объявления войны, Великобритания осуществляет высадку пятитысячного войска в порту Бушир. Соединившись с расквартированными там полками, британцы движутся к городу Ахваз с целью захвата нефтеносного района. По дипломатическим каналам шах Ирана обратился к мировому сообществу, сообщив об агрессии в отношении нашей страны. Германия, Франция, Россия и Соединенные штаты Америки осудили действия Великобритании и призвали ее прекратить нарушение норм международного права. Но, как обычно, правительство Великобритании отмалчивается. По этой причине мы вынуждены предпринимать срочные меры по созданию серьезной линии обороны у Ахаджара, чтобы не допустить захвата Ахваза.

— А в столице у британцев не получилось?

— Они смогли перебросить в пустующие казармы вблизи столицы шестьсот человек. Оружия навезли на целый полк и взрывчатки почти две тонны. Когда туда прибыл Пол Джефферсон с группой лиц, для проведения инструктажа, казармы неожиданно для всех взорвались. Подозреваю, что британские граждане курили рядом со взрывчаткой. Шахская стража к моменту взрыва уже захватила большинство пособников в Тегеране. К большому сожалению, от рук неустановленных лиц погиб отец шаха — Джахан Пехлевани. Его коляску подорвали мощной бомбой, идентифицировать останки не представилось возможным, поэтому обряд погребения прошел по сокращенному ритуалу. Здесь, при помощи русских фортификаторов, мы возводим прочную оборону. Твоя армия завтра занимает готовые позиции, проводит их совершенствование и освоение. В ближайшие несколько дней ожидается подход второй армии. Она меньше по численности и опыта боев не имеет. Но вооружена не хуже.

— Британцы, узнав о готовящейся встрече, могут просто обойти стороной Ахаджар и ударить в другом месте.

— Ты взгляни на карту, — подвинул мне лист карты дед, — обход невозможен, все проходимые тропы и дороги перекрыты нашими войсками и местным населением. — Британцев мы загоняем в своеобразный мешок. Кстати, вторая армия будет находиться вдали от Ахаджара, а когда британцы увязнут в боях с твоей армией — совершат обходной маневр, окружив войска противника. Совместными усилиями сможем переломить ход предстоящего сражения в свою пользу.

— Британцы — не турки, они дисциплинированные и хорошо обученные вояки. Полагаю, недостатка в вооружении не испытывают.

— Не спорю, ты прав. Но нас больше и кое-чему успели научиться.

— Если мне позволено сказать, — обратил на себя внимание мой начальник штаба, — то я бы создал несколько маневренных групп, чтобы контролировать продвижение противника и наносить беспокоящие удары по войскам, находящимся на марше. Этим мы снизим темп его продвижения и получим дополнительное время для совершенствования обороны.

— Отличное предложение, генерал, — сказал дед. — Вам его и предстоит выполнять. Командование всеми силами, сосредоточенными в этом районе, я передаю Искандеру и вам. Окажу посильную помощь, но на многое не рассчитывайте, что возьмешь со старика, тем более мертвого.

— Дед, не говори глупостей. Ты нам нужен, тем более на моей свадьбе тебе произносить главную речь. А скажи мне, почтенный Джахан, почему не воспрепятствовали высадке британцев? Ты говорил, что были какие-то наметки.

— Мы узнали состав британской эскадры и дату выхода в море из Цейлона. Сведения сообщили французам своевременно, но вмешалась погода. В океане разыгрался шторм, и французские корабли пришли в порт Бушир с опозданием на сутки. Морского сражения как такового не получилось. Французы потопили два британских крейсера, сейчас они лежат на мелководье, и пять миноносцев. Сами тоже потеряли один крейсер и десяток миноносцев. Этим и ограничились. Но наши пираты не успокоились. На протяжении недели осуществляли подрывы брандеров, пришвартовав их ночью к бортам вражеских кораблей. Повредили еще один крейсер, он лишен хода, и утопили два миноносца. После этого британцы открывают огонь даже по рыбацким лодкам.

— Весело, однако.

— Веселиться будем позже, а сейчас приступайте к планированию обороны, все исходные данные у вас есть.