Невозможно в это поверить, но…

Глава 11

Одиннадцать крупных груженых «под завязку» пароходов выходили из гавани Керчи. На транспорте «Казак» покидал родные берега и я. В море караван судов взяли под охрану пятнадцать миноносцев, окружив со всех сторон, как заботливые слоны своих слонят. Трюмы нашего «Казака» были загружены до самого верха, в основном минами и обмундированием. Поскольку на грузовом пароходе каюты отсутствуют, моряки помогли нам установить палатки прямо на палубе, получился плавучий палаточный городок. Перед отплытием капитан-лейтенант Владимиров провел нам подробный инструктаж, объяснил, что можно делать на судне и что категорически запрещается. Он в своем праве, на судне он второй после Бога.

«Казак» основательно вооружили, установив восемь автоматических орудий Орехова. Простые в использовании, скорострельные и неприхотливые в обслуживании орудия внушали надежду, что мы сможем отбиться от вражеских самолетов, если они вдруг решат нас атаковать. Капитан-лейтенант мне доверительно сообщил, что конечным пунктом нашего плавания будет порт Батум, но попросил об этом никому не говорить.

Утром вторых суток плавания расчеты зенитных орудий заняли свои места, подносчики складировали поблизости лотки со снарядами. Похоже, мы вошли в зону действия вражеской авиации. В бинокль рассматривал небо, но кроме высоких серых облаков ничего не обнаружил. Наблюдатель зенитчиков, тоже вертелся во все стороны, к счастью, тоже не увидел и не услышал рев вражеских самолетов.

Поднявшийся ветерок поднял на море легкую зыбь, постепенно разогнал тучи, освободил доступ солнцу к заскучавшим без него земле и морю. Солнце светило, но не грело, а еще настораживало: ведь именно в ясную погоду возможно с успехом использовать авиацию. Примерно через полчаса над нами, высоко в небе, завис самолет. Наблюдатель-зенитчик успокоил, сказал, что это наш высотный «Альбатрос» контролирует проход кораблей, и если появится противник — по радио вызовет помощь.

Враг появился через час. На высоте около двух километров к нашему каравану с юго-западного направления приближалось около полутора десятка самолетов. Сосчитать точно я не смог, самолеты хаотично перемещались. Странный, на мой взгляд противозенитный маневр, можно и самим пострадать, ведь нападение строем повышает вероятность поражения бомбами транспорта. А вообще, кто этих турок знает, они люди своеобразные.

Миноносцы охранения, подав сигналы мощным и продолжительным ревом сирен, отошли от каравана, и выстроились таким образом, чтобы совместно с транспортами создать завесу из артиллерийского огня перед вражескими самолетами. Глядя на приближающиеся самолеты я подумал, что нашему «Казаку» достаточно попадания, одной, даже маломощной бомбы. Пробив тонкий металл верхней палубы, бомба может вызвать детонацию минометных мин в трюме судна. А взрыв десяти тысяч мин, это, я вам скажу, очень громкий и мощный бабах, от которого, пароход разлетится на мелкие куски покореженного металла, экипаж судна и личный состав моей батареи превратится в новопреставленных обитателей царства небесного. Такое может произойти, но я не хотел бы торопить события, рано еще отправляться в вечную нирвану. Однако внутри противно похолодело от осознания возможности такого исхода нашего морского перехода к театру военных действий. И больше не от страха за себя, хотя в известной степени было и это, сколько за личный состав своей батареи, ответственность за который я осознавал в полной мере.

С облегчением заметил приближение с востока группы самолетов, я почему-то на сто процентов был уверен, что летят наши пилоты. Так оно и оказалось. Две группы, равные по силам сошлись в схватке справа по борту. Через минуту я наблюдал падение в море самолета, надеялся, что нашим летчикам удалось приводнить турка. Из общей свалки вывалился один самолет и, преодолевая заградительный огонь транспортов и миноносцев, стал заходить на головной транспорт. Господи, если потопят его, то наш полк может остаться без командира и штаба, именно на головном транспорте они размещались. Вот оторвалась от брюха самолета темная точка и, увеличиваясь с каждым мгновением, полетела к цели. Я смотрел за этим действом, затаив дыхание. Бомба взорвалась неподалеку от судна, обдав палубу сотнями килограммов холодной морской воды, но не смертоносных осколков. Турок не остался безнаказанным, артиллерийский снаряд его настиг, и он вспыхнул ярким факелом в небе, разлетевшись по сторонам горящими кусками. Мне хотелось кричать от радости, как это делали мои подчиненные, но я постарался сохранить невозмутимое лицо.

Сколько сбили турецких самолетов наши авиаторы я не смог определить, просто прозевал момент, когда воздушный бой закончился, и противоборствующие стороны стали уходить на свои аэродромы. В восточном же(это я подчеркиваю наших, ибо из абзаца не совсем понятно) направлении удалялось всего шесть быстро перемещающихся точек — значит, остальные российские пилоты, защищая нас, сложили свои головы, упав в неприветливое море. Шансы на спасение минимальны, и я не видел, чтобы с кораблей спускались спасательные лодки. Жаль отважных людей, пусть у них на небесах все будет хорошо.

— Капитан, страшно тебе было наблюдать за боем наших самолетов над морем? — поинтересовался, подошедший ко мне капитан-лейтенант Владимиров.

— По правде говоря, я себя уютно чувствую на суше, там твердая земля под ногами, не качающаяся палуба, как сейчас.

— Это еще мало прилетело турок. Месяц назад их было в небе, что мух над навозной кучей. Наши летуны многих в море кормить крабов направили, правда, и сами гибли десятками. Иной раз нам удавалось кого-то выловить, а сегодня, смотрю, не судьба. Больше налетов не будет, можете до порта расслабиться.

— Почему только до порта?

— Мы должны подойти к вечеру. Турки повадились осуществлять ночные нападения. Малый быстроходный кораблик с одной торпедой, ночью выскакивает на рейд, и с дальней дистанции отправляет ее в сторону причалов. Порт никогда не пустует, всегда под разгрузкой или под погрузкой стоят транспорты. Вот выпущенная абы куда торпеда, всегда находит цель. Флот, естественно, принимает меры, но за всеми мелкими лоханками не уследишь, тем более, ночью. Недавно гавань перегородили тройной завесой противоторпедных сетей, стало спокойней в порту. Так турки изменили тактику и стали бить суда на подходе. Бывали случаи, когда огнем зениток удавалось поджечь турецкие кораблики, и тогда экипажи направляли свои пылающие костры на транспорты и миноносцы.

— Да, ситуация.

— Не дрейфь, капитан, кому следует, уже выследили места базирования этих москитов, не пройдет и недели выжгут все до последнего гребного ялика. Наши морячки люди не злопамятные, но в долгу оставаться не привычны.

— Будем надеяться, что охранение каравана сработает грамотно.

— И не сомневайся. На миноносце под номером 017 находится капитан первого ранга Лютый, командир дивизиона миноносцев, а он большой специалист по туркам. Ты заметил, кто снял самолет, прорвавшийся к головному транспорту?

— Не знаю, стреляли все.

— Команда Лютого отличилась, это мне по радиосвязи сообщили.

Вечер я встретил с волнением, но все обошлось, видно, турки сегодня сделали перерыв, хотя, странно и непонятно — в руки шла такая богатая добыча, я бы все силы приложил, но воспрепятствовал завершению переброски войск, которые теперь, на земле, крепко вжарят по туркам. Миноносцы остались на внешнем рейде, выстроившись полукругом, а транспорты пропустили в порт к причалам. Затем в гавань вошли все миноносцы, заняв позиции между двумя линиями противоторпедных сетей. Это меня капитан-лейтенант Владимиров просветил. Когда «Казак» отшвартовался, я поблагодарил Владимирова за компанию и за успешную нашу транспортировку. Затем побежал разыскивать командира полка с целью получения приказа на разгрузку.

Батарея стала лагерем в пяти километрах от Батума. Не успел я проверить качество устройства лагеря, как был вызван к командиру полка на совещание, где были собраны командиры дивизионов и командиры всех батарей.

— Господа офицеры, — начал свою речь полковник Федоров, — приказом командования 2-й армии наш 22 — й артиллерийский полк придается 45-й стрелковой дивизии. Все три дивизиона выдвигаются к населенному пункту Арнут и по месту будут распределены. Я со штабом полка вначале буду находиться при штабе дивизии, а с открытием боевых действий переместимся ближе к передовым порядкам. Отдельная батарея тяжелых минометов капитана Воронова уходит в подчинение командира 9-го горно-стрелкового полка подполковника Светлова, базирующегося в Севани. Всем быть готовым к переходу не позднее завтрашнего вечера. Проверку проведу лично со всем штабом. Всех офицеров прошу получить у начальника штаба карты с нанесенной обстановкой. Внимательно их изучите, в особенности маршруты выдвижения.

— Ваше высокоблагородие, — обратился к командиру полка, теперешний командир бывшей моей батареи поручик Смирнов, — а как будет решаться вопрос снабжения полка боеприпасами и продовольствием?

— На местах дислокации дивизии и горно-стрелкового полка уже созданы полевые склады боеприпасов, сейчас завозится продовольствие. Те снаряды и мины, которые мы доставили транспортами, перевозят в указанные мною места, запасы наращиваются. Прошу обратить внимание на дисциплину и безопасность во время совершения марша. Считайте, что мы передвигаемся по вражеской территории, следовательно, необходимо озаботиться охранением флангов и тыла. Впереди разведку будут вести части 3-го полка Донских казаков. Еще есть вопросы, господа?

Вопросов не последовало, но по лицам видел, что их накопилось множество, но озвучить почему-то никто не захотел.

После совещания я подошел к полковнику Федорову и попросил выделить мне дополнительно двадцать армейских повозок для транспортировки дополнительного боезапаса. Они мне были необходимы, я из личной жадности взял дополнительно полторы тысячи мин — не понадеялся на интендантов, а решил еще пару боекомплектов прихватить на всякий случай. Да, кто-то посчитает меня жадным, но это неправда, я не жадный, я запасливый.

Возвратившись в расположение батареи, собрал своих офицеров и довел информацию, полученную на совещании. Радости на их лицах не увидел. Собственно радоваться было нечему. Нам предстояло по пересеченной местности, изобилующей большим количеством холмов, гор и перевалов, преодолеть сто восемьдесят километров. На карте все дороги обозначены, как проходимые, но надо готовиться к худшему. Жаль, конечно, что нам не досталось направление наступления вдоль побережья на Трабзон. Здесь холмики невысокие, лесистая местность, есть, где укрыться от глаз неприятеля, и выйти к намеченным рубежам скрытно. Но, как известно, приказы высшего командования не обсуждаются, а подлежат исполнению.

Полковник выполнил обещание, мне выделили повозки в нужном количестве вместе с ездовыми. Проверку, учиненную командованием полка, моя батарея выдержала с честью, замечания, конечно, были, но несущественные. Ранним утром первой выходила моя батарея, так как нам предстоял более длинный путь. Казаки нас должны поджидать при подходе к первой горной гряде, примерно километров через тридцать, до этого места маршрут был безопасен.

Походная колонна батареи, растянувшаяся почти на два с половиной километра, подобно змее ползла через горы. Сотник казаков Филипп Захлестов, полуэскадрон казаков разделил на три части. В голове колонны двигалось три десятка всадников, два десятка в центре и десяток замыкал колонну. Захлестов объяснил мне, что так он успеет отреагировать в случае опасности.

Я тоже приказал всем батарейцам винтовки держать готовыми к бою. Кстати о винтовках. Если проводить аналогию с моим прошлым миром, то используемые в современной российской армии винтовки и карабины системы Дмитриевского были очень похожи на винтовку господина Мосина, но только немного короче и изготовлены более качественно. А также имели примыкаемый снизу магазин на десять патронов. Штык практически такой же. Как ни парадоксально, но автоматическое оружие, я имею в виду, станковые пулеметы Алтунина, по своим конструктивным особенностям и принципу действия походили на пулеметы Максима с водяным охлаждением.

Ручные пулеметы конструкции Звонарева имелись только в пехотных ротах, по одному на взвод, сильно напоминали известный ДП-27, только с диском большей емкости. В свое время, рассматривая разнообразное оружие, я удивлялся: казалось бы, другой мир и, похоже, другая реальность, а так много схожести с моим, очевидно навсегда утерянным миром. И эта схожесть помогала нормально освоиться в привычной для меня армейской среде.

— О чем задумались, ваше благородие? — прервал мои размышления поручик Марков, подойдя ко мне.

— Да вот, прикинул по карте, сколько суток мы будем двигаться к намеченной точке. Определил новые места привалов и ночевок. Такую массу народа надо разместить, накормить и спать уложить.

— Не много ли чести солдатам?

— Не много. От того, как они будут воевать, наши жизни зависят. Будут голодные, мечтать о куске хлеба — упадет общая боеспособность всей батареи, а значит, мы не сможем выполнить поставленные нам задачи. Людей погубим и сами поляжем.

— Странный, вы, ваше благородие. Раньше, насколько я осведомлен, вы смотрели на жизнь проще.

— Раньше мне не доводилось быть между жизнью и смертью, а побывав там, понял, что надо многое менять, в том числе отношение к подчиненным.

— Но это не помешало вам ввести в батарее драконовские порядки, когда нижнему чину без позволения командира, нельзя даже до ветру сходить, я уже не говорю о вине.

— Знаете, Василий Петрович, устав артиллерии писан кровью многих наших предшественников, и не учитывать их опыт мы не имеем права. Железная дисциплина — залог высокой боеспособности батареи.

— Заметил уже. Даже сейчас, на марше, командиры минометов и мой заместитель, унтер-офицер Мельников, ведут занятия с расчетами и разведчиками. Учат и подсказывают, как ловчее проводить работу с приборами, как быстрее наводить минометы и готовить боеприпасы. Замолкают только на привале, или когда рот занят пищей.

— Все так, пусть тренируются, будет польза.

Марков ушел ко взводу. Не понравились мне его рассуждения, да и за короткое время его пребывания в батареи я убедился, что багаж знаний, полученный в училище, Марков порядком подрастерял. Ничего, прибудем на место, возьму его в оборот, научу всем премудростям управления взводом, повышу его уровень знаний.

К исходу пятых суток мы наконец-то прибыли в Севани. Я разыскал подполковника Светлова, доложил о прибытии.

— Давай капитан, поговорим без чинов, мы здесь одни, — предложил подполковник, — меня можешь называть Иваном Федоровичем. — Представляешь, куда тебя занесло?

— Выполнил приказ командира полка, прибыл в ваше распоряжение, для участия в боевых действиях.

— Попал ты капитан, вместе со своей батареей в задницу аналога нашего черта, которого здесь шайтаном прозывают. Я уже в этой заднице торчу второй месяц и с места двинуться не могу, приказ о наступлении мне пока не передали, ни по радиосвязи, ни пакетом. Выполняю единственный приказ: веду активную разведку возможных направлений наступления, наношу интересную информацию на свою карту. Завтра с ней ознакомишься и перенесешь себе, что посчитаешь нужным. Мне еще повезло, а вот 8-й и 7 й полк нашей 3-й горно-стрелковой дивизии вообще сидят, подобно горным козлам по скалам. Там даже проезжих дорог нет, одни тропы. Вот такая у нас радостная картина. Озадачил я тебя?

— Завтра с утра проведу рекогносцировку местности, привяжу основные ориентиры, измерю все дальности. На основании этого построю карточки огня, а там, по мере получения новых сведений буду вносить коррективы, и решать задачи. У вас своей артиллерии нет?

— Есть батарея поручика Гладунова, только у него орудия Корнеева, пятидесятимиллиметровые, маломощные и громоздкие, их по горам не очень то и потаскаешь. В лучшем случае в разобранном виде можно куда-то поднять. Мы пару орудий, таким образом, затащили на самую высокую гору. Оборудовали огневую позицию, правда, доставка снарядов и провианта расчетам довольно трудное занятие. Честно скажу, я не представляю, как ты будешь свои трубы таскать по горам, повозки за этим перевалом могут пройти километров двадцать, не больше.

— У меня есть специальные вьюки для минометов. Можем перемещать их там, где пройдет лошадь, а потребуется, солдаты на себе потащат, тренировались мы усиленно.

— Тогда дам тебе в помощь Гладунова, он здесь все излазил, покажет, что ему удалось обнаружить.

— Спасибо, Иван Федорович. А как обстоит дело со снабжением?

— Мин для тебя и снарядов для Гладунова в достатке, с этим нет проблем. Всяких круп и сухарей тоже запасено прилично. Вот с мукой и со свежим мясом пока не очень. Приходится пользоваться тушеными продуктами, в основном говядиной.

Вечером, сидя в палатке, написал письмо родителям, в котором сообщил о своем успешном прибытии к местам будущих боев. В конверт положил письмо для Анастасии. Её я заверил в своей любви, указал, что сильно по ней скучаю, что было правдой. Я действительно за Анастасией соскучился. Пока писал ей письмо, непроизвольно сжимал в руке подаренный кулон. Обычно перед сном, я открывал его, и целовал прекрасный лик — это был своего рода ритуал.

— Турки на этом перевале сидят около полугода, — просвещал меня поручик Гладунов утром следующего дня, — окопы, сами понимаете, копать они не стали, укрытия для пехоты, пулеметные гнезда и позиции артиллерии выстроили из камней. — Кое-где камни обсыпали землей. Маскировка, так себе, мы все, что смогли, заметили и нанесли на карту. За левой горкой у них развернут лагерь, выстроены временные жилища, тоже из камня. Турок здесь не более батальона. Собственно, зачем держать больше? Позиция очень удобная для обороны. Если мы попытаемся их атаковать, то перекрестным огнем из разных направлений наши наступающие роты турки быстро уничтожат. У турок хорошие французские орудия в семьдесят пять миллиметров. Если я правильно понимаю замысел турецкого командования, то главная задача не дать возможность нашим войскам пройти вглубь территории. Ведь в сорока километрах отсюда, наша дорога упирается в высокие горы, и расходится в западном — к поселку Харнук и в восточном направлении — к Трабзону. Если мы прорвемся, то можем, оказаться в тылу крупных группировок, готовящихся к наступлению по побережью Черного моря, и в направлении старой дороги на Баку. Других пригодных для масштабного наступления путей не существует.

— А вы, Степан Степанович, хорошо знаете территорию противника, — удивился я. — Поведайте, откуда?

— У нас есть взвод пластунов из Терских казаков, командир у них есаул Трофимов. Они лет пять назад здесь крутились, иногда ходили в «гости» к туркам, кое-чем поживиться. Многие тайные тропы Трофимову известны. Вот он со своими казачками нас свежими сведениями и снабжает.

— А наш командир еще не прорабатывал план возможного наступления?

— Иван Федорович? А то как же, прорабатывал и неоднократно, и всегда выходило, что потери у нас будут значительные. Потому-то вашу батарею и запросили на усиление. Кстати, далеко трубы бьют?

— На полном заряде шесть километров.

— Мои «корнейки» и то десять километров дают, а у вас калибр больше, и всего шесть.

— Зато мои могут поражать противника на обратных скатах высот, вот как в данном случае. Турки хорошо укрыты. Вы можете выбить только прямой наводкой пулеметные гнезда, порушить укрытия турок на передовых позициях, в лучшем случае, а позиции артиллерии и резерва пехоты вам недоступны. А если там рванет шестнадцатикилограммовая осколочно-фугасная мина, то живых останется мало.

Поручик Марков и унтер-офицер Мельников с отделением разведки тщательно исследовали с помощью дальномера и буссоли укрепления противника, наносили на карту выявленные цели. По правде говоря, работали солдаты и унтер-офицер Мельников, а Марков только поглядывал, пытаясь что-то подсказывать. Я им не мешал, потом сам все перепроверю, пусть стараются. Один раз я чуть не въехал Маркову в ухо, когда он уронил на камни бинокль и разбил его вдребезги. Ну, разве можно быть таким безруким!? Нельзя, что ли, на ремешке носить, как все нормальные офицеры? Все, гад, пижонит. Не знаю, как я удержался, но злость во мне кипела. У меня возникло желание сбить Маркова с ног, и долго и вдумчиво пинать ногами. Странно, раньше я за собой такого не замечал.

Три дня вели разведку, слава Богу, нам никто не мешал, да и мы старались действовать скрытно. За три ночи подняли, по согласованию с подполковником Светловым, на господствующие высоты все «корнейки» — оттуда им будет удобней вести огонь. Подполковник приказал хорошо замаскировать орудия, чтобы турки до начала атаки не смогли их обнаружить, пусть будут они неприятным сюрпризом.

Для моей батареи оборудовали несколько позиций, сложили высокие «дворики» из камня, укрытия для личного состава и боеприпасов. Турки не дураки, шевеление на наших позициях наверняка зафиксировали, возможно, даже опознали позиции минометов. Мне показалось странным, что у турок минометов нет вообще в этом месте.

Вечером третьего дня подполковник Светлов собрал всех офицеров в штабе на совещание.

— Получен письменный приказ о начале боевых действий, — сказал подполковник, потрясая в руках бумагой. — Наша задача: освободить перевал от турок и продолжить продвижение до развилки дорог. Достигнув этой точки, нам надлежит закрепиться и ждать подхода основных пехотных частей. Легкой прогулки не обещаю, противник у нас серьезный и хорошо вооруженный. По данным, полученным от нашего вездесущего есаула Трофимова, за этим перевалом, на удалении двадцати километров, турки оседлали перевал пониже, но загнали туда два батальона. Позиции еще до конца не оборудованы, они надеются, что у них будет достаточно времени, поскольку мы здесь увязнем надолго. Но я, поработав с картами и обсудив обстановку с нашими разведчиками, решил турками подложить свинью, которую они на дух не переносят.

Есаул Трофимов со взводом пластунов уходит на территорию противника. Оседлав возвышенности в тылу противника, перережет ему коммуникации. Трофимов выделяет десяток пластунов-проводников, которые скрытно проводят на вражескую территорию взвод стрелков-снайперов подпоручика Грушевского, задача которых с близкого расстояния в двести-триста метров уничтожать офицеров и обслугу орудий.

Поручик Гладунов занимается уничтожением пулеметов и разрушает позиции пехоты. Капитан Воронов засыпает минами позиции вражеской артиллерии и пехотного резерва. Не жалейте мины и снаряды, засевайте обильно.

После получасовой артиллерийской подготовки, я надеюсь, вы, пушкари, давно с целями разобрались, в бой вступают солдаты-горно-стрелки.

Предупреждаю всех командиров стрелков: передвижение по пересеченной местности перебежками, обязательное прикрытие ручными и станковыми пулеметами. Старайтесь выбивать живую силу точной стрельбой, не надейтесь на штыковые атаки.

— Ваше высокоблагородие, разрешите? — взял слово командир батальона капитан Григорьев. — Может, пластуны в тыл врага проведут пару рот наших стрелков? Тогда турки не выдержат двойного удара.

— Спасибо, капитан, за ваши слова. Думал я над этим. Мысль хорошая, но нельзя забывать, что турки давно находятся здесь и наверняка перекрыли тропы.

— А как же тогда есаул со своими людьми? — не успокаивался Григорьев.

— Есаул и его люди обучены передвигаться скрытно в темноте и они вырежут все посты и секреты на пути взвода снайперов, которые тоже, с учетом своей воинской профессией, приучены к скрытному передвижению. Большая масса солдат создает много шума и может быть обнаружена, о последствиях я лучше умолчу, сами знаете, что станется с нашими воинами. Трофимов и Грушевский выходят со своими людьми в полночь, мы начинаем атаку все одновременно с восходом солнца. Сейчас прошу всех пройти в свои подразделения и еще раз проверить готовность.

— Ваше высокоблагородие, — поднял я руку, — с вашего разрешения выскажу просьбу. — Поскольку снайперы подпоручика будут в непосредственной близости от противника, прошу обозначить свое место тремя ракетами красного, желтого и зеленого цвета.

— Разумное предложение, — согласился подполковник. — Кто еще хочет высказаться?

— Господа, я человек мирной профессии, — встал с места доктор Гольдберг, — в ваших премудростях не понимаю, но хочу попросить оказывать помощь санитарам в выносе раненых.

— Яков Гершевич, обязательно наши солдаты помогут вашим санитарам, — заверил Светлов, — но только после занятия позиций неприятеля. — А пока этого не случиться — обходитесь наличными силами.

В палатке я вместе с поручиком Мутных распределял цели между огневыми взводами, старался, чтобы нагрузка между всеми была распределена пропорционально. Подпоручики внимательно слушали, заносили мои распоряжения в блокноты, сверялись с картой. Один Марков не принимал участие в обсуждении предстоящего боя. Приказал использовать осколочно-фугасные и зажигательные мины, пусть взрывается все, что взрывается, и горит, что может гореть. По моей просьбе командиры взводов повторили поставленные задачи и я убедился, что меня они правильно поняли. Подпоручиков и поручика отпустил, а Маркова оставил.

— Василий Петрович, ты извини, что я так с тобой без чинов общаюсь, — сказал я, когда мы остались одни. — Не могу я тебя понять. То ты рвешься в бой, стараешься везде успеть, проявляешь кипучую деятельность, то безучастно присутствуешь на совещании перед боем. Даже свою задачу не уточнил. Признайся, тебе страшно?

— Тебе признаюсь, страшно, до дрожи в коленях, я же ни разу не участвовал в бою, и не знаю, как переживет это мой организм. Говорят, что иногда от страха происходит неконтролируемая реакция, так сказать, наступает полный конфуз.

— Ты не слушай организм, займи голову работой. Тебе завтра считать и наблюдать доведется много. Постарайся загнать свой страх подальше и поглубже, а его адреналин использовать в боевых целях.

— Легко говорить тому, кто уже стоял под вражескими снарядами и ранение там получил. Я пока только на полигоне рядом с орудиями познакомился, все больше бумажной работой занимался.

— Зачем тогда в действующую армию попросился?

— Приказали.

— Ладно, поручик Мутных и я буду на наблюдательном пункте, смотри за нами, учись преодолевать страх. Большая просьба, как бы тебе не было страшно, никогда не показывай этого подчиненным.

С первыми лучами восходящего солнца мы начали войну. В положенное время снайперы обозначили свой передний край, теперь главное не закинуть мину к ним. «Корнейки» веселились по пулеметам. Гладунов, похоже, дал команду установить взрыватель шрапнельных снарядов на удар, сейчас отчетливо было видно, как влетавшие в амбразуры снаряды разрывались с характерным звуком и тучей белого дыма. От ста шариков, в каждом снаряде, прилетавших в пулеметное гнездо, не укроешься.

Мои тоже молодцы, крошили неприятельские позиции, ведь все цели разобраны. Чередование типов боеприпасов привело уже к возгораниям на вражеской позиции. Интересно, что может гореть, если вокруг преимущественно камень? Наверное, нашлось, да и плоть человеческая неплохо горит, когда на нее попадает горючий заряд мины. Темп стрельбы батарея выдерживала средний, пять-шесть выстрелов в минуту. Из-за твердой поверхности, приходилось постоянно подправлять прицел — и это мы еще под опорные плиты подложили мешки с землей, а то вообще бы наши минометы ушли бы в скачки. Первый боекомплект улетел за десять минут, но дефицита в минах взводы не испытывали, еще со вчерашнего дня были образованы бригады подносчиков из числа ездовых.

Турки тоже начали отвечать нам из своих орудий. Первое успешное попадание было на позиции «корнеек», которые были установлены давно, видно, турки их обнаружили. Жаль: погибли, по всей видимости, ребята, а позиция у них была отличная. Несколько снарядов разорвались на позициях батареи, похоже досталось третьему взводу. Узнать, что там произошло, не удалось, телефонная связь оборвалась. Сейчас связисты занимаются восстановлением.

Унтер-офицер Мельников, несмотря на сильную задымленность позиций врага, засек направление, где может располагаться орудие, нанесшее нашим порядкам урон. Проведя вычисления, приказал второму взводу с максимальной скорострельностью обработать участок. Молодец, подпоручик Чуин, мины положил отлично и куда-то удачно угодил, там вспух большой оранжевый гриб.

Полчаса пролетели, я строго смотрел за временем. Взлетели в небо две красные ракеты, в атаку пошли стрелки, наша задача: в случае необходимости поддержать наступление и подавить огневые точки, если они уцелели.

Стрелки приблизились к неприятельским позициям метров на четыреста и попали под пулеметный огонь. Я успел насчитать четыре пулеметные точки. Гладунов, сразу же перенес огонь на вновь обнаруженные цели, и мы всей батареей поддержали его. Пять минут интенсивного обстрела, и все, пулеметы молчат, стрелки пошли в атаку. На этом наше выступление можно считать оконченным, стрелять невозможно, накроем своих солдат.

Минут через сорок я обходил позиции батареи. В принципе, все в норме, в первом и втором взводе никаких проблем, минометы исправны, личный состав цел и невредим. В третьем взводе дела хуже. Убиты шестеро подносчиков, легко ранен наводчик седьмого миномета, а вот подпоручику Медведеву — не повезло, ему большим камнем перебило обе ноги. Батарейцы успели его вынести в лазарет, где его сразу же уложили на операционный стол. Чуть позже доктор Гольдберг мне сказал, что левую ногу подпоручику спасти не удалось, сильно она была изломана и почти оторвана, пришлось удалить ее до колена. Правую ногу доктор сложил, и надеется, что она срастется. Медведев эвакуирован в Севани, а когда наберется сил, его переправят в госпиталь.

Затем я побывал на взятых турецких позициях. Везде следы разрушений, валяются пока не убранные трупы солдат противника, от кое-кого остались только фрагменты, похоже попали под близкий разрыв мин, которые любят рвать добычу острыми зубами осколков. Меня больше интересовала позиция турецких орудий. Выяснилось, что их было всего четыре штуки. Известная мне французская полевая пушка системы Гринье. Хорошее орудие, скорострельное, с большим ресурсом ствола, но для ведения боевых действий в условиях горной местности не очень подходит — вес приличный. Если представить, что орудие можно переместить в разобранном виде, то сборку его могут осуществить только квалифицированные оружейники, силами расчета выполнить эту операцию нереально.

На командном пункте батареи, рядом с трупом офицера, я подобрал целый ворох карт. Пересмотрел их внимательно. Турки не зря ели свой хлеб, все наши позиции были очень аккуратно нанесены на карту. К счастью, позиций моей батареи не было, чем и объясняются мои незначительные потери. Карты спрятал в сумку, пригодятся на будущее.

У поручика Гладунова потери значительные. Полностью погибли два расчета, и орудия приведены в полную непригодность, единственное, что уцелело — это прицелы, все остальное — металлолом. Другим расчетам «корнеек» тоже досталось изрядно, много раненных. Таким образом, боеспособность батареи Гладунова значительно снизилась.

Горно-стрелки тоже не избежали потерь, предварительная численность погибших составляет семьдесят четыре человека и почти полторы сотни раненных. А вот снайперы и пластуны, действовавшие в тылу турок, не пострадали совершенно.

Вечером, после обработки всех раненых и погребения погибших, подполковник Светлов проводил разбор боя.

— Повоевали мы, господа офицеры, хорошо, — спокойным голосом сказал уставший Светлов, — потери понесли, но значительно меньше ранее прогнозируемых. — Спасибо всем, кто старался сохранить жизни солдат. Поставленную задачу мы выполнили, сбили противника на первом рубеже. Действия всех подразделений полка и приданных сил считаю успешным. По радиосвязи я доложил командующему армией результаты боя, он высоко оценил наш успех. По его приказу к нам направлена батарея полевых орудий, которая должна повысить нашу огневую мощь. Пополнение пока не подойдет, а если и прибудет, то исключительно из 8-го полка нашей дивизии, у них там тишина.

Наша последующая задача: взятие перевала Урти. Если он окажется в наших руках, то открывается путь к тылам противника. Предварительные сведения неутешительны. Турки собрали на перевале не менее полка пехоты, установили две полнокровные батареи орудий. Сколько будет установлено пулеметов, я пока сказать не могу, боевые позиции противника в стадии строительства. Одно могу с уверенностью сказать, будет нам очень трудно. Мы должны связать боем турецкий полк до подхода нашей пехотной дивизии, это займет не менее пяти дней. Вот, думайте, господа офицеры, как будете воевать. Штаб полка сейчас занимается разработкой плана наступления. Ведем интенсивную разведку неприятеля. Думаю, два-три дня у нас есть, если турки не помешают. У кого есть дельные предложения, прошу подать рапорт письменно начальнику штаба. Подполковник Радионов внимательно их изучит.