Непреодолимое желание влюбиться в своего врага

Глава 7. Превратности ненависти

Озрик

Озрик и Фейрим материализовались в Нетер-Кинк (паб «Туда-сюда») и выяснили, что это очаровательная маленькая деревня. Они окликнули женщину, которая пасла сонных упитанных овец, и спросили ее об Уиддершинсе.

– Вам нужен старый профессор? – Женщина указала на проселочную дорогу: – Вам туда. До сгоревшего дома. Удачи!

– Почему она нам понадобится? – уточнил Озрик.

– Так он же, профессор, не-здесь, – объяснила пастушка.

– Эээ, так его там нет?

– Да нет же, – ответила она так, словно разговаривала со слабоумным. – Он не-здесь. А так-то он там, конечно, но его все равно что нет.

– Он там, но его нет?

– Он водится с эльфами, ясно?

– С эльфами? – повторила за пастушкой Фейрим.

– Получил эльфийский удар^[49], – уточнила добрая женщина.

По лицам Озрика и Фейрим она пришла к выводу, что имеет дело с полными идиотами, и решила не тратить силы на дальнейшие объяснения. Она пошла прочь вместе со своими подопечными, бормоча под нос, что у любой из ее овец больше мозгов, чем у этих двоих вместе взятых.

Проселочная дорога привела Озрика и Фейрим к обгоревшему остову дома на окраине деревни. Озрик постучал в почерневшую дверь.

– Будем обращаться к нему как к профессору? – спросила Фейрим. – Он больше не профессор, конечно, после фиаско с языком фей. Полагаю, лучше просто Уиддершинс. Мистер Уиддершинс. Позвольте говорить мне, как мы и договорились. Не угрожайте ему.

– Как мы и договорились? Я ни о чем с вами не договаривался, – возразил Озрик.

– И все же вы согласились.

– Я согласен, что вы ничего не смыслите в том, как правильно собирать данные. Я не согласен с тем, что мы будем следовать вашему любительскому плану.

– Моему любительскому плану? Нам следовало бы поискать в архивах его старые публикации и постараться обнаружить хотя бы один экземпляр его отозванной статьи о Лунном камне, а не вытряхивать из него сведения в его доме посреди ночи. Это ваш любительский план.

– Я знаю, что вам нравится часами копаться в пыли, но я предпочитаю обратиться к первоисточнику.

– Вы используете устаревшие и жестокие методы.

– Ваш способ подразумевает столетия научной работы, а у меня нет на это времени.

– Если у вас так мало времени, зачем же мы тогда тратим его на пустые затеи, вместо того чтобы следовать протоколу?

– Протокол уже трижды мог бы показать свою эффективность, но каждый раз приводил к провалу.

– Я же говорила, что это особенность такого рода экспериментов, но вы настаивали.

– А мне казалось, вы утверждали, что экспериментом это называть не стоит.

Неожиданно кто-то громко откашлялся.

Озрик и Фейрим обернулись и увидели в дверях полного облысевшего мужчину.

На голове у него был дуршлаг, и это не вызывало доверия.

Фейрим вернулась к своей привычной невозмутимости. Она даже бровью не повела, увидев дуршлаг.

– Простите, что беспокоим в такой поздний час. Мы ищем мистера Уиддершинса.

– Я и есть мистер Уиддершинс, – сердито ответил мужчина, сделав акцент на слове «мистер». – Что вам нужно?

– У нас есть несколько вопросов о Лунном камне. Мы ведем неофициальное расследование.

– Расследование, вот как? – переспросил Уиддершинс. Его гнев угас. Он посмотрел куда-то над головой Фейрим и сказал: – От латинского vestigium – отпечаток ноги или след.

Фейрим восприняла этот неожиданный этимологический разбор как должное:

– Да. Именно так.

Уиддершинс моргнул и пришел в себя.

– И какая же у вас специализация? Вы рунологи?

– Нет.

– Филологи? Диалектологи? Этимологи? Семиотики^[50]? Археологи?

– Эмм… я Целительница, – ответила Фейрим.

Уиддершинса ее ответ разочаровал. Судя по виду Фейрим, его реакция показалась ей обидной.

– Если бы у Лунного камня была какая-то болезнь, ей понравилось бы такое внимание. А вы, любезный сэр, с глазом цвета спермы?

Такое пренебрежительное высказывание о Расплате Озрика могло бы стоить этому человеку легкого, но рядом была Фейрим и, несомненно, стала бы возражать.

– Считайте, что я заинтересованный наблюдатель, – элегантно подобрал ответ Озрик.

– Наблюдатель? – повторил Уиддершинс. – Вы что, как Один, отдали свой правый глаз^[51], чтобы левый мог действительно видеть?

– Не обращайте внимания на глаза моего… спутника, – вернулась к интересующей их теме Фейрим. – Некоторое время назад вы опубликовали статью о Лунном камне, но ее отозвали, а нам очень нужно ее прочитать…

– Да, ее отозвали, – не дал ей договорить Уиддершинс. – Знаете, что еще отозвали? Мое финансирование. Мою должность. Репутацию. Докторскую степень. Эта статья стала концом всего. Такова особенность научной деятельности, знаете ли. Вы не должны выходить слишком далеко за границы допустимого. Или можете все потерять.

Фейрим помрачнела:

– Я это знаю.

Озрик почувствовал, как ее обвинение окатило его волной, потому что это он был виноват в том, что ей пришлось выйти за границы допустимого.

– Что ж, зачем тогда Целительнице интересоваться Лунным камнем? – спросил Уиддершинс. – Ведь для таких, как вы, это всего лишь очередной археологический артефакт, верно? Или вы желаете погубить свою карьеру?

– Считайте, что это личное любопытство, – ответила Фейрим.

Уиддершинс изучал ее так, будто она была загадочным текстом, который ему предстояло расшифровать. Затем он сказал:

– Я дам вам, двоим невеждам, один совет. Совет, основанный на крайне негативном личном опыте.

Он жестом попросил Озрика и Фейрим подойти поближе. Они приблизились. Озрик даже сумел рассмотреть единственный седой волос Уиддершинса, вырвавшийся из отверстия в дуршлаге.

Уиддершинс поманил их еще ближе. Они наклонились к нему.

– Идите к черту, – рявкнул Уиддершинс, обрызгав их слюной.

И громко хлопнул дверью.

Фейрим уставилась на дверь. И провела кончиком пальца под глазом. Озрик схватился за нож.

Они услышали, как открылась и закрылась дверь где-то позади дома. Озрик и Фейрим взглянули друг на друга и бросились к саду на задворках, мчась по грядкам с лавандой.

За домом протекал ручей, к которому Уиддершинс и направлялся, надев высокие болотные сапоги. Он стянул с себя рубашку и шагнул в залитый лунным светом ручей, не снимая дуршлага с головы.

– У него нет сосков, – обратил внимание Озрик. Он крикнул Уиддершинсу: – Почему у вас нет сосков?

– Вы не должны спрашивать других людей, почему у них нет сосков, – возмутилась Фейрим.

– Лишился их во время пожара, – ответил Уиддершинс.

Он плескался в ручье.

– Мистер Уиддершинс, что вы делаете? – спросила Фейрим. По ее тону было заметно, что она беспокоится за профессора.

– Ловлю головастиков. Разумеется.

– Сейчас же середина ночи, – заметила Фейрим.

– Лучшее время для головастиков. А вообще идите к черту.

– Нам нужно получить копию текста вашей статьи, после этого мы с радостью отправимся к черту, – уверил профессора Озрик. – Вы можете нам ее дать?

– Статьи больше нет, – ответил Уиддершинс, продолжая плескаться в ручье. – Все сгорело.

– А о чем там шла речь? – спросила Фейрим. – Что именно вы обнаружили?

Уиддершинс не обращал на них внимания.

– Оставьте в покое этих чертовых головастиков и ответьте на вопросы, – рассердился Озрик.

Выражение лица бывшего профессора стало отсутствующим.

– Головастики. От poll – голова и wiglen – качаться, качающаяся голова.

– Вы предположили, что знаки на камне были языком фей, – продолжала Фейрим. – Вам удалось его перевести?

Уиддершинс взглянул в сторону.

– Перевести. От латинского transferre – перенести через. Есть еще и греческое слово metaphrasis. Говорить посредством – ведь все эти древности, знаете ли, разговаривают с нами, несмотря на то что нас разделяет пропасть прошедших веков и давно забытых языков.

Уиддершинс снял с головы дуршлаг и опустил его в ручей.

Озрик потерял терпение.

– Если этот жирдяй выдаст нам еще один этимологический разбор…

– Жирдяй, – подхватил Уиддершинс. – Слова, оканчивающиеся на – тяй/дяй, обычно обозначают особое качество и имеют уничижительный оттенок. К этой группе относятся такие слова, как разгильдяй, слюнтяй, лентяй. – Мечтательный взгляд бывшего профессора прояснился. – И, конечно, негодяй. Но с этим словом вы, молодой человек, разумеется, хорошо знакомы, ведь вы и сами великолепный пример того, что оно обозначает.

Озрик повернулся к Фейрим и проинформировал ее:

– Я на шаг от убийства этого человека.

– Мне не понятна такая мера измерения, – ответил Уиддершинс. Он тоже повернулся к Фейрим. – Так насколько близка моя неминуемая гибель?

Озрику было любопытно, что на это скажет Фейрим, но она проигнорировала вопрос. Она обошла Озрика и вышла на берег ручья.

– Давайте вернемся к Лунному камню и переводу…

– Поймал одного, – сообщил Уиддершинс.

Он показал Фейрим дуршлаг, в котором лежал головастик.

– Чудесно. Прелестный головастик. Но давайте все же поговорим о той статье. Что, если мы воспользуемся вашими выводами и докажем, что вы были правы?

– Да? И как вы это сделаете? Попросите какую-нибудь фею стать вашим доказательством?

– Если бы вы могли мне объяснить, что, по вашему мнению, говорит камень…

– Она не говорит. Скорее она передает в самом абстрактном смысле этого слова.

– Именно. Что он – она – передает. Ритуал исцеления, повторяющиеся элементы. Если бы мне удалось подтвердить, что в этом есть доля правды (что вы не ошибались, не заблуждались и не сошли с ума), тогда мы смогли бы устранить последствия невзгод, которые вам пришлось пережить. Отменить ретракцию^[52] статьи. Восстановить вас в должности профессора.

– Бедное, глупое создание, – проговорил Уиддершинс, обращаясь то ли к Фейрим, то ли к головастику. – Здесь не обойтись без ведра.

Фейрим подождала в нерешительности, прежде чем спросить:

– Прошу прощения?

Уиддершинс указал на заднюю часть сада:

– В сарае. Мой вклад в ваше безрассудное начинание, раз уж вы так безудержно стремитесь разрушить свою жизнь подобным исследованием.

– Могу уверить, что у меня иные намерения. Тем не менее, – она бросила красноречивый взгляд на Озрика, – обстоятельства сложились так, что у меня нет иного выбора.

– Тогда возьмите оцинкованное ведро, – продолжил профессор. – Можете оставить его себе. Утопите в нем свои печали, когда все закончится слезами.

Уиддершинс прошел дальше по ручью и скрылся под ветвями ив, росших на берегу.

– Оцинкованное, – слышался его голос, снова сонный и спокойный. – А придумал это Гальвани, так звали профессора, жившего в восемнадцатом веке. Он заставлял мертвых лягушек дергать лапками, как живыми.

Фейрим наблюдала за уходящим профессором. Между ее нахмуренными бровями появилась вертикальная складка.

– Неужели я закончу так же, как он?

– Как? Совершенно чокнутой?

– Отвергнутой. – Фейрим прикусила губу. – Лишенной всего, что имеет для меня значение.

– Можно не беспокоиться, пока вы не начнете купаться в лужах в поисках головастиков.

– Шутить у вас не получается.

– Зато у вас получается не сходить с ума. Перестаньте об этом тревожиться.

– Я пока не схожу с ума. Но опасаюсь, что время, проведенное с вами, подталкивает меня все ближе к этому.

– Ха, – только и ответил Озрик, оценив, как деликатно она выразилась. – Давайте найдем это ведро.

Они прошли через заросший сад профессора и нашли полуразрушенный сарай. Там, среди сломанных лопат, порванных резиновых сапог, плесени и ржавчины, нашлось ведро. В нем лежало около дюжины больших, серо-белых, рассыпающихся элементов из… чего-то. Мела?

Озрику хотелось бы первым догадаться, что это было, но, конечно, Фейрим его опередила.

Она опустилась на колени рядом с ведром и достала из него один из элементов. Провела пальцами по едва заметным отметинам.

– Гипсовый слепок с Камня, – сообразила Фейрим.

Она достала остальные слепки и разложила их на полу. Пока Озрик, пытаясь понять, что она собирается делать, опустился на колени рядом с ней и рассматривал детали, она закончила складывать пазл.

Перед ними лежали фрагменты гипсового слепка Лунного камня.

– Как вы смогли так быстро это сделать?

– Я рассматривала Лунный камень часами, – объяснила Фейрим. – О, смотрите.

То тут, то там к гипсовым деталям были прикреплены булавками небольшие листы бумаги, исписанные угловатым наклонным почерком.

– Заметки профессора по переводу, – сказала Фейрим и начала шарить руками вокруг в поисках своей сумки. – Полагаю, не окончательная версия. Пожалуйста, прочитайте их мне вслух. Начните сверху, вон там.

Она достала из сумки блокнот. Озрик уже видел раньше эту потрясающе отвратительную вещь на ярко-розовой спирали с кошкой дивного оттенка фуксии на обложке.

Озрик читал разрозненные фрагменты текста в переводе профессора:

– Дети луны. Царство фей. Средство от всех бед – с тремя вопросительными знаками – не думаю, что он был уверен, перевел ли это точно.

– Ясно, – сказала Фейрим, отрывая взгляд от записей. – Дальше?

– Когда начинаются рассветы и заканчиваются вечера. Кхм. Затем он переходит к собственно лунному календарю. Морозная Луна – январь – эксил^[53]. Голодная Луна – февраль – струящийся свет…

Он читал далее, Фейрим делала быстрые пометки неразборчивым почерком и в итоге составила таблицу.

(– Что это такое? – спросил Озрик. – Это должно быть цифрой? Пять или три? Четыре? Три?)

– Я надеялся, что инструкции будут более точными, – сказал Озрик. – Почти не за что зацепиться.

– Нет, – возразила Фейрим. – Мы получили много зацепок.

– В самом деле?

– Конечно, если мы предполагаем, что перевод верный, – продолжила она. – Некоторые из этих фраз подтверждают мои худшие опасения. Правда, я понятия не имею, как профессор сумел все это перевести. Насколько я могу судить, этот язык является изолированным. Он не входит ни в одну языковую семью и не имеет лингвистических связей ни с одним известным нам языком. Могу предположить, что профессор не смог убедительно преподнести эту информацию коллегам.

– Возможно, ему подсказали головастики.

Фейрим была поглощена записями в блокноте.

– Но это уже прогресс. Мы можем составить что-то похожее на план. Эти заметки помогут значительно сократить количество возможных локаций. Посмотрите на инструкции в день Цветущей Луны: теперь мы знаем, что нам нужен утес или пляж, что-то, что можно назвать краем. Я могу просмотреть свои таблицы и вычеркнуть все ненужное.

– Как вы считаете, средство от всех бед подразумевает и дегенерацию сейда? – спросил Озрик.

Фейрим посмотрела на него, не меняя положения:

– Если бы это являлось средством от всех бед, оно было бы смертельно опасным.

– Ой.

– Но, если это и так, мы этого никогда не узнаем.

Фейрим сложила гипсовые детали обратно в ведро.

– Вы забираете ведро с собой?

– Да. Собирать свои слезы, или что там сказал профессор, когда эта авантюра неизбежно обернется полным крахом. – Она прижала ведро к бедру. – Я ухожу. Свяжусь с вами перед следующим полнолунием, обсудим, как мы будем лунатить дальше.

– Ужасный каламбур, – скривился Озрик. – И эта авантюра не обернется полным крахом.

Фейрим раздраженно махнула блокнотом в сторону Озрика.

– Это не наука. Это не медицина. Это воздушные замки, причуды, галлюцинации, несбыточные мечты, фантазии. И завершится полным крахом, потому что неправильно все, что с этим связано.

– Все получится, или мы оба погибнем страшной смертью.

Озрик заметил, что оскорбил этими словами Фейрим и что она выглядела особенно разозленной.

– Это вы погибнете страшной смертью. Я продолжу жить, счастливая и свободная от Теней.

И вот так обсуждение обернулось ссорой. Они вышли из сарая. Поднялся резкий ветер, взъерошив прическу Озрика и освободив кудрявую прядь из пучка Фейрим.

– Вы меня вылечите или умрете вместе со мной.

– Да? Теперь вы угрожаете?

– Это не угроза, а мотивация.

– Меня мотивирует только то, что вашим лечением мне поручила заняться Целительница Занти. И только поэтому я не отдала вас на растерзание Хранителям.

– Возможно, следовало бы. Пусть лучше меня разрубят на части, чем я буду иметь дело с такой высокомерной и педантичной занудой.

– Возможно, я и отдам. Очень хочется избавиться от бессмысленного ганглиона^[54], которым вы и являетесь.

– Ганглион? – повторил Озрик.

– Зануда? – переспросила Фейрим.

Они уставились друг на друга: Озрик – с откровенной неприязнью, чтобы она поняла, что она самая несносная женщина в мире, а Фейрим – с категорическим осуждением, чтобы ему стало ясно, что у него (по ее мнению) нет ни мозга, ни моральных ценностей.

Фейрим его не боялась и провоцировала продолжать. Они стояли так близко друг к другу. В этом и заключается особенность войны: каждая битва, каждое столкновение делают вас все ближе. Их дыхание смешалось.

Это было неправильно и чувственно.

Щеки Фейрим вспыхнули. Озрик понял, что судорожно сглотнул. Внезапно глазам стало недостаточно видеть, губам нестерпимо захотелось прикоснуться.

Больше они не обменивались дыханием, потому что оба перестали дышать. Над ними висела изувеченная шрамами луна. Лунный свет мягко падал на раскрасневшиеся щеки, на прядь волос, которая прилипла к губе Фейрим. Ее глаза сияли как звездное небо. Ветер кружил вокруг сухие лепестки лаванды и, подобно соломе, уносил прочь.

Фейрим отвела взгляд и отстранилась. К ней вернулась ее обычная невозмутимость, но вместе с ней появилась и непривычная уязвимость. Она завернулась в дорожный плащ, бросила на Озрика прощальный взгляд и скрылась, не попрощавшись.

Озрик подождал, пока она исчезнет за поворотом, прежде чем последовать той же дорогой к путеводному камню. Он не торопился: после встречи с Фейрим он ощущал особое недомогание и ему требовалось время, чтобы с ним справиться.

Какой же колдовской притягательностью обладают бездонные темные глаза.

Как жаль, что эти глаза – ее.