Непреодолимое желание влюбиться в своего врага

Глава 20. Тайная каллиграфия дождя

Аурианна

Как сложно относиться к нему с привычным презрением, думала Аурианна, стоя на балконе. Можно ли восхищаться чьими-то добрыми поступками, какими бы эгоистичными они ни были, и в то же время презирать этого человека? Аурианна считала невозможным придерживаться двух точек зрения одновременно. В конечном счете он оставался Тенью. И все же, и все же, и все же.

Мужчина, умирающий в ее постели, и его горячие прикосновения к ее рукам стали воспоминанием. Но каким. Его страдания должны были бы стать для нее лучшим зрелищем в мире, но ничего хуже этого она не видела: почему она не находила покоя? Да и разве могла найти в этой близости, которая установилась между ними после того, как он чуть не отдал жизнь, чтобы защитить ее, а она практически вернула его с того света.

Аурианна обожала категоризировать данные и теперь злилась из-за того, что понятия не имеет, к какой категории отнести Морданта. В нем невероятным образом сочетались черты чудовища и человека, злодейство и добродетель, подлость и благородство – и время от времени он совершал добрые поступки. Анатомическая схема Морданта, которую она составила в голове, больше ему не соответствовала. Ярлыки, которые она на него навесила, теперь не имели смысла. Содержимое найденных им бутылок, в которых мог оказаться вирус оспы, в этот момент изучали в Лебедином камне: если анализы подтвердят оспу, он получит еще одно очко в свою пользу и повод для благодарности, а она – еще одну проблему точной категоризации данных.

Аурианна взглянула на Морданта: он почти выздоровел и стал самим собой. Выйдя к нему на балкон, она обратила внимание на его спину, где пересекались подтяжки, подчеркивая мускулистые плечи, и на его рубашку, отличного кроя, вызывающе распахнутую на шее. Все в его образе и манерах было демонстративным и нарочитым – от небрежной позы, в которой он прислонился к перилам, пробивающейся на подбородке щетины и нейтрального «Всегда к вашим услугам» до рукавов рубашки, закатанных до локтя. Так небрежно. Продуманно.

Прикосновение его руки к ее заставляло Аурианну испытывать дрожь; как же предосудительно, неправильно, сладостно трепетать в предвкушении поцелуя. Ее сердце замерло.

– А знаете, хорошо, что я вас послушал, – заметил Мордант.

Аурианна, оторвавшись от своих размышлений, не смогла ответить ничего остроумнее:

– Хмм?

– Два бокала мне сейчас достаточно. – Мордант взболтал остатки виски. – Кстати, идеальный Эйдан вас ищет.

Аурианна проследила за направлением его взгляда и увидела, что Эйдан в самом деле осматривался, держа в каждой руке по бокалу.

– Бедняга, – сказал Мордант. – Его костюм выглядит так, будто кого-то на него стошнило. – Затем он повернулся к Аурианне и добавил: – Мы должны потанцевать.

Воцарилась тишина.

– Почему? – спросила Аурианна.

– Нужно убедить его, что вы решили двигаться дальше.

– С тем, кто торгует ножницами для эпизиотомии?

– С тем, у кого есть недостатки и не только.

– Не уверена, что это так уж необходимо.

– Посмотрите на него. Бедный, безответно влюбленный щенок. – Сочувствующие слова Морданта не соответствовали взгляду, который он бросил поверх перил. – Хотя. У идеального Эйдана есть недостатки.

– Какие? – спросила Фейрим.

– Вы видели его уши?

– И что с ними не так?

– Они громадные.

– Вовсе нет.

– Да вы только посмотрите. Они же поглощают все звуковые волны. Разве он не может оставить немного децибел и нам?

Почему единственным мужчиной, который смог рассмешить ее тем вечером, оказался Тень? Мордант мог быть прекрасным собеседником, если не думать о том, кто он такой. Забыть, кто он, возможно в той же мере, в которой возможно забыть о гравитации – реально, но только на короткое время.

В любом случае Аурианне не хотелось говорить об Эйдане. Желая поменять тему, она сделала несколько неуместных комментариев о погоде.

Мордант, проявив отсутствие интереса к погоде, заметил:

– Сегодня ваш друг я, и это означает, что вы должны мне танец. Если мы не потанцуем, другие гости просто не поймут.

– Как ни похвальна ваша готовность придерживаться легенды, – Аурианна подняла повыше туфли, которые держала в руке кончиками пальцев, – сегодня я больше не танцую. Я не смогла бы больше ни одной минуты оставаться в этих туфлях.

– Танцуйте без них, – предложил Мордант.

– Не глупите.

– Никто не сможет рассмотреть ваши лодыжки, ничего непристойного. А здесь всего лишь я.

– Всего лишь вы?

– Всего лишь. Мой околосмертный опыт сделал меня смирным и похожим на ягненка.

До них донеслись звуки музыки, когда зазвучали первые такты следующей песни. Мордант протянул руку Аурианне. Эйдан, который в самом деле выглядел как безответно влюбленный щенок, в этот момент взглянул наверх и заметил ее на балконе.

Если бы он увидел, что она не приняла руку Морданта, то мог бы принять это как скрытый сигнал, а Аурианна не собиралась подавать сигналы Эйдану. Или только о том, что она сделала свой выбор в пользу другого мужчины. В таком случае…

Аурианна отбросила туфли в сторону и взяла Морданта за руку:

– Ну хорошо. Буду танцевать без обуви, как задумала природа.

– Босиком, навеселе и с цветами в волосах.

– Вы будто пишете очаровательную картину.

– А вы собой такую и представляете.

– Я думала, что я высокомерная маленькая зануда.

Мордант вознаградил ее одной из своих неотразимых улыбок:

– Знаете, иногда я даже рад, что оказался не прав.

Они подошли друг к другу. Сняв туфли, Аурианна лишилась дополнительных сантиметров роста, ее глаза оказались на уровне губ Морданта.

Они танцевали медленно, поскольку он еще не мог двигаться быстро, а мелодия оказалась тихой лирической балладой. Все это ничего не значило – дурацкий танец в поддержку дурацкой легенды, – но ее сердце билось с невероятной скоростью. Она нашла спасение в медицинских вопросах. И принялась расспрашивать Морданта обо всех возможных симптомах, которые могли у него все еще проявляться: головокружении, спутанности сознания, учащенном сердцебиении, поверхностном дыхании, и наконец задала вопрос о мочеиспускании:

– Когда вы в последний раз мочились?

Мордант, который становился недовольнее с каждым новым вопросом, ответил:

– Вы серьезно?

– Что именно?

– Мы танцуем, а вы устраиваете мне допрос о мочеиспускании.

– Это важно, – возразила Аурианна.

– Вы действительно способны придать флер романтики любой ситуации.

– Какой еще романтики? Мы же притворяемся.

– И я получал удовольствие от притворства – и от сада, и от мерцания огоньков, и от музыки; все это дарит мне эстетическое наслаждение.

Аурианна лишила его этого наслаждения по щелчку пальцев:

– Жду ваш ответ.

– Да, я мочился, – ответил Мордант чуть заплетающимся из-за выпитого алкоголя языком. – Раз уж мы все портим вульгарной реальностью.

– И каким был объем мочи?

– Ну, я не замерял.

– Ничего необычного?

– Все как обычно. Боги.

– Превосходно. Вы достаточно окрепли, чтобы завтра отправиться домой. И нам больше не нужно будет придерживаться легенды. Теперь вы можете продолжать наслаждаться эстетикой.

Мордант так и сделал, переключив свое внимание на сверкающих драгоценностями гостей внизу:

– Ваши родственники любят драгоценности.

– Да, очень, – согласилась Аурианна, – Вы уже заметили что-то, что пришлось вам по вкусу?

– Кое-что.

– И успели украсть что-то из дома?

– Вы мне по-прежнему не доверяете?

– Нет, – сказала Аурианна. – Я знаю, что вы думали об этом.

– У вас невероятный дом. Настолько автоматизированный. Мой дом, должно быть, кажется…

– Примитивным, – предположила Аурианна.

– Традиционным, – ответил Мордант. – Ваша мать – настоящий эксперт в области часового дела.

– Она обожает проводить отпуск в Ла-Шо-де-Фон, если это о чем-то вам говорит.

Брови Мордонта поползли вверх при упоминании колыбели швейцарского часового производства:

– Теперь я испытываю еще большее искушение. Ее система сигнализации, должен признаться, заставила меня задуматься.

– Я права: вы обычный вор.

– Нет, не обычный. Точно не обычный.

– Неужели присвоение чужих вещей – ваше единственное удовольствие? – спросила Аурианна.

Мордант бросил на нее затуманенный взгляд.

– Есть и другие удовольствия, – ответил он, не вдаваясь в подробности.

– Я должна предупредить тетушек о том, что им нужно пересчитать свои бриллианты.

Пальцы Морданта крепче сжали ее талию.

– Тогда вас не будет здесь, чтобы за мной присматривать. В любом случае вы не можете пока уйти: мелодия не закончилась. Это будет выглядеть так, будто мы поссорились.

– Мы постоянно ссоримся.

– Остальным не обязательно знать неприглядную правду, – ответил Мордант и в медленном вращении развернул Аурианну лицом к себе. – Эти несколько дней стали приятной интерлюдией, какими бы притворными они ни были.

– Возможно, но меня будут продолжать расспрашивать о вас, пока я не скажу, что между нами все кончено.

– Какую же причину вы придумаете, чтобы объяснить, почему я бесславно лишился вашего расположения?

– Только правду, – ответила Аурианна. – Я расскажу, что вы были слишком самодовольным, слишком высокомерным, слишком уверенным, что вы всегда правы, – и что это задушило все то, что казалось мне в вас привлекательным.

– Все перечисленное в равной степени применимо и к вам, – заметил Мордант.

Он был прав, поэтому Аурианне не оставалось ничего, кроме как невозмутимо возразить:

– Что за ерунда.

– И что же казалось вам привлекательным? – уточнил Мордант.

– Я не могу ничего придумать, но сделаю вид, что вы обладаете и привлекательными качествами.

Шрам на губах Морданта вздрогнул:

– Я напрашиваюсь на комплименты, а вы, вместо того чтобы притвориться, будто поняли мой намек, практикуетесь в сарказме.

Аурианна сильнее сжала его левую руку:

– Я знаю, что здесь прячется, и это затмевает любые достоинства.

– А если бы у меня был другой Знак? – поинтересовался Мордант. – Смогли бы вы тогда найти во мне что-то привлекательное?

Его вопрос казался колким, но Аурианна успела заметить искреннее любопытство в глазах Морданта, прежде чем он опустил взгляд. Мгновение спустя от него не осталось и следа. И снова появилась эта его усмешка.

– Ваш Знак перечеркивает все. Я бы не смогла ответить на ваш вопрос, – сказала Аурианна.

– Даже если представить его как мыслительное упражнение?

– Мыслительное упражнение? Такого уровня сложности? Во время танца?

– Попробуйте.

– Вены на руках, – сказала Аурианна.

– Вены на руках? – повторил Мордант.

– Я бы с удовольствием проделала в ней большое отверстие, – провела пальцем по самой яркой из вен Аурианна.

– Вы безнадежны.

Сегодня Мордант пользовался ее мылом, она ощущала знакомый запах. Он был так близко. Разве они начинали танцевать, прижавшись так тесно друг к другу? А если нет, то кто их них сократил расстояние. Может быть, и она. Но Аурианна надеялась, что это сделал он. Она смотрела на впадинку у основания его шеи. И чувствовала то же, что и тогда на маяке: желание быть рядом, естественное отвращение, движение вперед и назад.

Пошел дождь.

Из сада послышались возгласы, музыка прервалась на несколько секунд, пока исполнители отступали под навес. Снова послышались звуки музыки и шум голосов, приглушенные мягким стуком капель легкого июньского дождя. Они рассыпались по Морданту и Аурианне сверкающими искрами, подсвеченными зелеными и золотыми огнями из сада.

– Идет дождь, – сказала Аурианна.

– Я знаю, – ответил Мордант.

– Разве нам не следует зайти в комнату?

– Вам обязательно быть такой рассудительной?

– Кто-то из нас должен.

Но они оба не хотели быть рассудительными.

Они танцевали под дождем.

Аурианна ощущала босыми ступнями то холодный камень на балконе, то теплые паркетные доски спальни, снова и снова. Брызги залетали внутрь, свет из спальни выплескивался на балкон, дождь стирал различия. Струйки воды бежали по шее Морданта, по лифу платья Аурианны, по его вискам и по ее губам и выводили на них слова давно забытых языков.

Их тени тоже исполняли танец, смыкаясь и отступая друг от друга на перилах балкона и белых занавесках, их подсвечивали то лампы в спальне, то сияние растущей луны. Пространство между ней и Мордантом стало подобием сверкающей, усыпанной каплями дождя ткани; они то растягивали, то сжимали ее с каждым вращением танца.

Что же между ними происходило? Прилив и отлив, любопытство и вина, дерзкая мечта, которая обернется новыми шрамами.

Снизу донеслись отголоски восторженного смеха, когда гости заметили, как Аурианна и Мордант танцуют в струях дождя. Послышались аплодисменты – чествование того, чего не было и никогда не будет.

Аурианна искала взгляд Морданта, чтобы узнать, как долго он намерен притворяться, но он не отрывал глаз от их соединенных рук. Их Знаки, обреченные на несовместимость, в тот момент стали единым целым. Магия Орденов текла в их жилах с такой же непреложной достоверностью, как и их кровь.

Он держал руку над головой, вращая ее в танце то от себя, то к себе.

Что же между ними? То, что раньше было театром военных действий, стало нейтральной территорией. Они сумели превратить неприязнь во взаимную привязанность. Исцеляя и убивая, убивая и исцеляя.

Музыка становилась все громче, создавая напряжение. Мордант был таким теплым: Аурианна чувствовала его тепло через ткань платья там, где прижималась к его груди своей, и через перчатку там, где соприкасались их руки. Он казался непринужденным и раскованным; он так близко склонил к ней голову, что она почувствовала легкое прикосновение его колючей щеки к своей нежной коже. Рука, которая до этого чинно лежала на ее талии, скользнула на поясницу. Сквозь тонкую ткань она ощутила, как его кольцо касается ее спины.

Их лица оказались слишком близко друг к другу. Мордант смотрел на ее губы так, словно хотел поцеловать ее.

Какой же он хороший актер.

Для зрителей внизу их поцелуй стал бы ничем не примечательным событием, даже ожидаемым. Эйдан нашел, кому вручить бокал, но все равно смотрел на Аурианну.

– Давайте избавим беднягу от его страданий, – предложил Мордант, а она скорее чувствовала тепло его голоса, чем слышала слова, которые он произносил.

Ложь – вот что было между ними.

Их щеки соприкоснулись. Его взгляд стал пылким, страстным.

– Я не целую пациентов, – сказала Аурианна, практически прикасаясь губами к его губам.

– Я думал, что я не пациент, – возразил Мордант.

– Верно, вы лишь рычаг давления.

– Вы должны мною воспользоваться.

И, раз уж Эйдан смотрел – и только потому, что Эйдан смотрел, – она встала на цыпочки и провела по волосам Морданта затянутыми в шелк пальцами.

Он не стал колебаться и не дал ей времени передумать. Притянул ее к себе, обхватил рукой ее шею и приподнял голову.

Их губы встретились, и наступил нежный апокалипсис.

Она почувствовала губами его шрам, ощутила, как отвердела его рука на ее шее и что у его губ вкус виски, шоколада и лжи. Ее тело не знало того, что знал ее мозг. Ее сердце стучало в груди как сумасшедшее, ей приходилось заставлять себя дышать: неровные вдохи и выдохи, выдохи и вдохи между прикосновениями мокрых от дождя губ.

Пока это длилось, поцелуй казался вечным.

Этот поцелуй значил слишком много и слишком мало, он был и нечестивым, и священным.

Она ощутила тепло на своей шее. Мордант собрал губами капли дождя, стекающие с ее лица. Он сделал глубокий, прерывистый выдох, продолжая касаться губами ее кожи. Он прижимал ее к себе слишком требовательно для поцелуя, который ничего не значил.

Зрители внизу вздыхали над тем, чего не существовало.

Аурианна замерла. Музыка не смолкала: скрипки сливались в восторженный хор с мелодией, которую отстукивали капли дождя. Она убрала руки с плеч Морданта, но он не перестал обнимать ее за талию. И не отпускал ее ладонь. Его близость, поцелуй, бурлящая кровь – все обострило ее восприятие, и так же, как тогда на маяке, она заметила в его взгляде внутреннюю борьбу: уязвимость, тоску, безнадежное несчастье.

Защищать себя он предпочел ироническими замечаниями. В его серых глазах появился металлический блеск.

– Не думал, что вы станете меня целовать.

Аурианна немедленно пожалела об этом поцелуе: потому что он еще больше размыл границы, потому что он был собой, а она – собой.

Она моргнула, смахивая с ресниц капельки дождя. Ей нравилось, когда все поддавалось категоризации. Ей нравились вещи, свойства и функции которых не приходилось угадывать. Ей нравились контрасты. Ясность. Четкое понимание, где она и зачем.

Ее не интересовала загадочная каллиграфия дождя.

Она сказала:

– Мне лучше уйти.

Он ответил:

– Если вы так считаете.

Аурианна отвернулась. Она резко отпустила его ладонь с отвратительным Знаком.

Он же медленно отпускал ее руку. Кожа его перчаток скользнула по шелку, ладонь – по ладони, кончик пальца коснулся кончика пальца, и то, что объединяло их, с треском разорвалось и разлетелось на части.