Глава 21. Что-то начинается
Озрик
Когда Озрик пригласил Фейрим на танец, она сначала лишь смотрела на него, ничего не отвечая. А он проживал самый сложный момент своей жизни, для него прошло – как ему показалось – не менее десяти лет мучений и неизвестности, пока она, пожав плечами, не ответила:
– Ну хорошо.
На этом все должно было закончиться. Озрик никогда не собирался целовать ее губы и точно не планировал покрывать поцелуями ее шею. Они должны были просто потанцевать. Но она подняла на него глаза, и он заметил, что на ее мокрых волосах поблескивают пентаграммы звезд и что капельки дождя стекают по ее шее и складываются в ожерелье из лунных бликов. Будучи клептоманом, он ощутил непреодолимый порыв, которому он, слабовольный дурак, не смог не поддаться.
Когда он предложил избавить беднягу от его страданий, то вовсе не имел в виду Эйдана. Он говорил о себе.
Озрик слишком хорошо исполнял роль влюбленного идиота. Настолько хорошо, что сам поверил.
После поцелуя Фейрим сбежала от него, так и не дождавшись завершения мелодии, под которую они танцевали, и оставив его наедине со страхом.
Ему хотелось бы никогда не знать вкус ее губ. И не испытывать того, что он ощущал, когда покрывал поцелуями ее шею, а она замерла и дрожала в его объятиях.
Они снова оказались на грани, почти перешли границу, но она сбежала.
Она никогда не перейдет черту. А он теперь вынужден жить с воспоминаниями о трепещущем сердце и пьянящем возбуждении, а еще – с горечью сожаления.
Как ему хотелось вернуть время вспять и не целовать ее.
* * *
Через несколько дней после того, как Озрик вернулся домой, фамильяр Тристании, хорек в скверном расположении духа, передал ему приказ явиться в штаб-квартиру Ордена.
Благодаря заботе Фейрим он уже мог нормально ходить, не выдавая, что был ранен в живот коллегой – Тенью, который, кстати, пропал при загадочных обстоятельствах.
Штаб-квартира Ордена Теней переехала в заброшенную скотобойню. Место было идеальным: в здании находились помещения для обескровливания и хранения крови, и никто из соседей не обращал внимания, если появлялся неприятный запах.
На проржавевших воротах скотобойни красовался оптимистический девиз: «Мы убиваем, чтобы этого не пришлось делать вам!»
Под ним было вырезано изображение клыков адской гончей, символ Ордена.
В темной приемной скотобойни Сакрамор сортировал контрабанду.
– Удачи, дорогой, – поприветствовал он Озрика. – Мясник не в духе.
И почему же, задумался Озрик.
По коридору, выложенному потрескавшейся плиткой, он прошел в помещение для убоя, где застал Тристанию в компании леди Уиндермир. Вокруг них висели огромные крюки для туш, за которые вверх ногами были подвешены жертвы недавних допросов Тристании. Некоторые из них были еще живы. Один человек издавал хрипы и истекал кровью.
На стене висела табличка, с указанием количества дней, прошедших с момента последнего забоя: четырнадцать. Озрику показалось, что пришло время обновить цифры.
Тристания жестом пригласила его подойти ближе. На ней был огромный резиновый фартук и желтые сапоги.
– Очаровательный наряд, – заметил Озрик. – Непринужденный шик места преступления.
– Благодарю, – ответила Тристания. – Тут и карманы есть.
– Чем вы занимаетесь с этими замечательными джентльменами?
– Судебной бухгалтерией, – пояснила Тристания. – Вы получали какие-то вести от Брита в последнее время?
Леди Уиндермир, молча стоявшая рядом с Тристанией, судорожно вздохнула и смахнула слезу.
Озрик, идеально изобразив беспокойство, ответил:
– От Брита? Видел его на прошлой неделе в «Навреди».
– Все видели его в последний раз именно там, – сказала Тристания.
– Он пропал. – Леди Уиндермир обратила на Озрика взгляд потухших глаз. – Мой фамильяр не может с ним связаться, даже не находит следов его магии.
– Мой тоже, – сказала Тристания. – А это значит, что он разорвал с нами связь…
– Брит никогда бы так не поступил со мной, – яростно прошипела леди Уиндермир.
– …или же он мертв, – закончила Тристания.
– Мертв? Брит? – Озрик усмехнулся. – Невозможно.
Леди Уиндермир обхватила себя руками. Ее худенькая фигурка покачнулась.
– Где же он тогда?
– Альтернативные версии ограничены и неутешительны, – заявила Тристания. – Мало кому по силам было бы убить Брита. Не исключаю и des circonstancesinsolites – и нелепое стечение обстоятельств, которое привело к несчастному случаю.
– Я отказываюсь в это верить, – сказала леди Уиндермир. – Но вы правы: мало кто мог бы его убить. Если он мертв, мой список подозреваемых станет меньше. – Она так посмотрела на Озрика и Тристанию, что у него не осталось сомнений: они оба только что попали в этот список.
– Смотрите таким подозрительным взглядом на кого-нибудь другого, – отрезала Тристания, в качестве предупреждения коснувшись кончиком пальца рукояти своего клинка. – Может, ваш любовник и мертв, но я позволю себе напомнить, что я тоже потеряла одного из своих Теней, а Озрик – друга и коллегу.
Озрик, который нес личную ответственность за то, что его друг и коллега превратился в прах, мрачно кивнул.
Леди Уиндермир отвела взгляд.
Один из хрипящих, подвешенных вверх ногами мужчин – рыжеволосый и худощавый – вовремя отвлек на себя внимание, умоляя о пощаде. Тристания покопалась в ящиках, бормоча себе под нос что-то о кляпах. Она нашла в кармане фартука губную гармонику и засунула ее в рот мужчине.
– Вот так, – сказала она, погладив его по подбородку. – Ты можешь дышать с пользой. И создать нам атмосферу.
Комнату заполнили нестройные звуки губной гармоники.
– Как любезно с вашей стороны, – согласился Озрик. – Так уютнее.
– Я знаю, – ответила Тристания. – В конечном итоге я все-таки слишком мягкая и добрая. В этом моя беда.
Под замогильное звучание гармоники Озрик задал вопрос:
– Вы собираетесь искать Брита?
– Уиндермир будет руководить поисками, – сказала Тристания. – Бофор и Сакромор ей помогут.
– Если я узнаю что-то по своим каналам, немедленно сообщу вам обеим, – пообещал Озрик.
– Благодарю, – вздохнула леди Уиндермир.
Она ушла. Мелодия гармоники стала меланхоличной.
– Вы сказали, что в последний раз видели Брита в «Навреди»? – задала вопрос Тристания, когда леди Уиндермир их покинула.
– Да, Сакрамор тоже был там.
Тристания задумалась:
– В тот день он должен был выполнить задание. Я полагаю, что он мертв. Он просто не мог сбежать. Он должен был получить столько денег, сколько не получил бы больше никогда в жизни.
– Что за задание? – спросил Озрик.
– Такое, которое ни в коем случае нельзя было не выполнить, – ответила Тристания.
– Уверены, что не хотите, чтобы я поискал его?
– Нет, – отрезала Тристания. – Это не главное. Главное – завершить работу.
– Могу ли я взяться за эту работу? Мне очень нравится получать много денег.
Тристания прислушалась к печальной мелодии гармоники.
– Это задание не было обычным, и я бы не согласилась за него взяться в обычных обстоятельствах. Оно связано с другим Орденом.
– В самом деле?
– В порядке исключения я приняла особое решение.
– И что заставило вас сделать исключение?
– Деньги.
– Ну, разумеется.
Тристания бросила на него суровый взгляд:
– Вы что, не собираетесь задавать мне вопросы о целесообразности нападения на другой Орден?
– А Брит задавал?
– Нет, но для Брита нет ничего ценнее денег. Поэтому я и поручила это задание ему. Вы такой же ненасытный, я знаю, но в вас есть крупица разума и политическая проницательность.
– Целая крупица? – уточнил Озрик. – Вы мне льстите. Допускается ли выполнение этого задания без доказательства причастности к нему Ордена Теней?
– Разумеется, в этом и заключалась идея, – сказала Тристания. – В противном случае меня бы уже вызвали в Высокий камень держать ответ перед Главами Орденов и, вероятно, приговорили бы к смерти.
– И какой же Орден был целью?
– Вам это знать необязательно, – ответила Тристания. – Сакрамор сказал, что мне не следовало брать это задание. Он такой традиционалист. Тем не менее. Его возражения не имели бы смысла, если бы никто не узнал о причастности нашего Ордена.
– Кто же заказчик?
– Тот, ради кого можно и нарушить несколько правил. – Тристания, заложив руки за спину, бродила между подвешенными на крюках людьми, будто прогуливалась по тихому дзен-саду. – Какой-то sombre idiot[106] пожертвовал значительную сумму – двадцать миллионов – одному Ордену, в то время как клиент приложил все усилия, чтобы заблокировать возможные источники финансирования.
Как неловко получилось, если учесть, что этим самым sombre idiot был Озрик.
– А теперь Брит куда-то пропал, – продолжила Тристания. – Его не могли поймать. Если бы кто-то поймал Тень, меня бы уже вызвали в Высокий камень, чтобы объяснить, почему я решила нарушить Мирные Соглашения, которые никто не нарушал уже двести лет.
Озрик указал на залитых кровью слушателей:
– Не слишком ли много они узнали?
– Многовато, – согласилась Тристания. Ее внимание привлек рычаг на стене. – Как вы считаете, для чего это?
– Загадочный рычаг. Потяните за него, – предложил Озрик.
– Мне в жизни попадалось некоторое количество загадочных рычагов, – сказала Тристания.
Тристания потянула за рычаг. И человека рядом с ней разрезало на две части.
– Что ж, – проговорила Тристания, оценивая результат. – На вашем месте я бы не стала заходить в ближайшее время в пекарни поблизости.
– Благодарю за подсказку.
– Я вас отпускаю, – сказала Тристания. – Доложите, если услышите что-то о Брите. Я передам сведения леди Уиндермир. Как вы сегодня видели, она… весьма эмоционально воспринимает случившееся.
– Ясно. Но что же делать с заданием?
– Я возьмусь за него сама, – Тристания задумалась и отошла от Озрика, ступая по залитому кровью полу. – On n’est jamais si bien servi que par soi-même[107].
Что, как понял Озрик, почти не знавший французского, означало, что она собиралась взяться за это дело – каким бы оно ни было – лично.
И это значило, что Тристания начнет там, где закончил Брит, и отправится в Лебединый камень.
А еще – что Озрику срочно нужно увидеть Фейрим.
Несколько Теней слонялись по приемной, когда Озрик вышел из помещения для убоя. Сакрамор поинтересовался, не хочет ли он выпить с ними всеми в «Собачьей смерти». Озрик, охваченный паникой, сумел издать лишь булькающий звук – и, надеясь, что он прозвучал как убедительное оправдание, зашагал прочь.
Оказавшись на безопасном расстоянии от скотобойни, Озрик вызвал Золу, велел ей как можно скорее найти Фейрим и сказать, что им надо встретиться. Фейрим уверяла, что больше никогда не станет отказываться от встречи с его фамильяром, но несколько минут спустя Зола вернулась, чтобы сообщить, что не смогла поговорить с ней.
– Она либо игнорирует меня, либо крепко спит, – недовольно сообщила Зола хриплым голосом.
– Крепко спит? В половине третьего ночи? Абсурдно, – возмутился Озрик.
– Что вы хотите делать? – спросила Зола.
– Продолжай пробовать, а я отправляюсь в Лебединый камень. Возвращайся, если сможешь с ней связаться.
Зола кивнула и исчезла в облаке дыма.
Озрик воспользовался путеводным камнем, чтобы добраться до «Публикуйся или проиграешь», а оттуда поспешил к Лебединому камню. Замерзшие водные пространства по периметру замка, какими он видел их в свой первый визит в замок в феврале, растаяли и превратились в пруды и рвы, в которых обитали стаи лебедей, в это время мирно спящих. Они напоминали Фейрим: красивые, с отвратительным характером, и восхищаться ими лучше на расстоянии. Они заметили его, хотя он и передвигался, пользуясь тенями, и зашипели в его сторону.
Над головой замаячили зубцы на стенах белой крепости. Озрик скользнул в темноту, ожидая, что Зола вернется и он почувствует ее приближение по ощущениям в Знаке. Но она не вернулась. Озрик осмотрел крепостные стены, сияющие защитными чарами. Что ж: он снова посетит Фейрим.
Медленно, осторожно, используя все свое мастерство, чтобы увернуться от улавливающих чар Хранителей, он поднялся на крышу самой высокой башни Лебединого камня.
* * *
– Поверить не могу, что Фейрим не доверяет мне, – сказал себе Озрик, врываясь в ее спальню.
Ее окно было большим и круглым. С задвижкой он справился без труда. И распахнул окно. Но на случай, если кто-то попробует забраться внутрь, Хранители продумали дополнительные меры безопасности и поставили защитные чары, повторяющие форму окна и мерцающие темно-синим светом. Обойти или обмануть их не получилось бы. Озрик не смог бы незаметно проникнуть в Лебединый камень.
Но была и хорошая новость: Тристания тоже не смогла бы.
Он заглянул внутрь. Комната Фейрим оказалась больше, чем он думал: она была круглой, с высоким сводчатым потолком. Обстановка состояла из угловатой мебели и производила крайне неуютное впечатление. На всех поверхностях лежали книги, стояли флорариумы с растениями, а еще повсюду были разбросаны черепа. Из одного из флорариумов на него уставилась лохматая черная кошка. Озрик узнал котенка, которого он нашел в замке Уэллсли и отдал на попечение Фейрим. Неблагодарное создание встретило его шипением.
Фейрим лежала на кровати у дальней стены. Она крепко спала – беспробудным сном человека, которому требуется восстановление после перерасхода магических сил. Ее рука свисала с края кровати. Озрик обнаружил, что вид ее руки не всегда будит в нем вожделение. Она была окровавлена, подтверждая, что Фейрим настигла Расплата. Ее Знак светился и пульсировал, пока Зола пыталась с ней связаться.
Усилия его фамильяра увенчались успехом. Фейрим вздохнула, просыпаясь, приоткрыла один глаз, чтобы взглянуть на Знак, и развернула ладонь к полу.
Материализовалась Зола. Увидев тень огромного волка, кошка Фейрим спряталась.
Фейрим пробормотала хриплым после сна голосом:
– В чем дело?
– Добрый вечер, – сказала Зола.
– Всем привет, – поздоровался и Озрик, раз уж он тоже в некотором роде присутствовал.
Фейрим бросила невидящий взгляд на силуэт Озрика за окном.
– Я хочу проснуться и не видеть этот дурацкий сон, – заявила она. Затем, осознав реальность ситуации, резко села. – Не прикасайтесь к окну. На нем защитные чары…
– Я заметил.
– Вы с ума сошли, зачем вы пришли сюда? – Фейрим сбросила с себя одеяло. – Что-то случилось? С вами все в порядке?
– У меня все хорошо. Но новости плохие.
Он отпустил Золу, и она растворилась в облаке дыма.
Озрик выругался, поскольку Фейрим, даже не в простой одежде, с темными кругами под глазами и израненными руками, была, к сожалению, все так же прекрасна. Когда она не делила с ним комнату в доме своих родителей, то спала в тонкой сатиновой ночной рубашке, которая подчеркивала ее изгибы. Но так как ее выбор одежды для сна нисколько его не интересовал, он с энтузиазмом рассматривал свое колено, пока она надевала халат. Ее волосы были заплетены в косу, растрепавшуюся после сна и струящуюся по ее спине.
Приближаясь к Озрику, широко раскрыв глаза и пытаясь привыкнуть к темноте, она казалась непривычно уязвимой. И ему захотелось быть с ней особенно нежным.
– Хранители наложили защитные чары на все окна и двери замка? – спросил Озрик, с неудовольствием указывая на синее свечение.
– Да. Хранители обратились за помощью к Тенет.
– Кому?
– Эксперту по защитным чарам.
– Разве они не все эксперты по защитным чарам?
– Да, но она эксперт среди экспертов. Ее специально направили в Лебединый камень. Она внесла в список сейд-подписи каждого обитателя замка: каждого Целителя, каждого рядового сотрудника, каждого стражника и каждого пациента. Если в Лебедином замке окажется человек, которого нет в списке, сработает тревога, и, возможно, этот человек лишится одной из конечностей. Это обошлось нам в целое состояние, но вы же велели нам принимать меры, не привлекая внимания.
– Вы впервые последовали моему совету и причинили мне массу неудобств, – вздохнул Озрик и сел, устроившись на крыше поудобнее.
Фейрим отодвинула в сторону несколько флорариумов с цветами и, с минуту поколебавшись, взобралась на широкий подоконник и села так, чтобы ее и Озрика отделяло лишь пространство открытого окна.
– Красивые цветы, – заметил Озрик.
Фейрим переставила на подоконнике один из флорариумов.
– Орхидеи. Я их обожаю: они очень долго цветут.
– О, – удивился Озрик. Какое разочарование: он-то думал, что их цветение эфемерно.
– Расскажите, что происходит, – потребовала Фейрим.
– Возникли осложнения.
Озрик сообщил обо всем, что узнал от Тристании: о вопросах, которые всплыли после исчезновения Брита, о возмутительно неприличной сумме за выполнение задания и о таинственном заказчике, который намеренно заблокировал финансирование Ордена Целителей.
Фейрим впитывала каждое слово Озрика, прижав пальцы к губам. Когда он закончил, она некоторое время молчала и смотрела на него.
– Меня пугает то, что вы боитесь Тристании.
– А ее стоит бояться.
– Почему она вас так пугает?
– Она француженка.
– Хватит шутить.
– Все, что я умею, она может сделать лучше, быстрее, безжалостнее. Ее умение виртуозно перемещаться из тени в тень стало легендой. Она может перебраться из одной тени в другую, даже если их разделяют десятки, а не несколько метров, как в моем случае. Клинком она владеет как собственной рукой. Она погубила более трех тысяч душ – и только в этой жизни. Я уже говорил, что некоторые считают, что она сама Хель. Богиня мертвых, живущая среди смертных.
– Какой же тогда план? Как нам готовиться? – спросила Фейрим.
– Новые защитные чары – хорошее начало. Хотите отпугнуть ее, заставьте ее дважды подумать, прежде чем сунуться в Лебединый камень. Она не пойдет на риск, если поймет, что может оказаться в руках Хранителей. Наложите защитные чары везде, где только можно, не только на входы в замок. Мост, который соединяет Лебединый камень с большой землей. Водные каналы под замком. Люки. Кухонные лифты. Дыры в крыше. Сточные трубы. На все, что может отбрасывать тень. Она грозный противник, но вы заранее предупреждены. Обычно у ее жертв не бывает такого преимущества.
Они разговаривали. И случилось невероятное, ведь в кои-то веки их разговор не был ни спором, ни переговорами, ни провокацией, ни авантюрой – они вступили в терра инкогнита и разрабатывали план вместе.
Ночь окутала их темнотой и прохладой, но нагретые солнцем камни замка излучали накопленное за день тепло и не давали Озрику и Фейрим замерзнуть. Как же приятно было сидеть так, прислонившись к башне со своей стороны окна, в то время как Фейрим удобно устроилась со своей, подсказывая друг другу варианты и подыскивая решения. Это было особенным удовольствием. Ему показалось, что она тоже наслаждается происходящим: ее слова были скорее воодушевляющими, чем резкими, ее взгляды – обнадеживающими, а кивки – довольными.
Фейрим внезапно что-то вспомнила:
– Боги, было столько дел, что я не успела отправить к вам фамильяра с новостями.
– Какими новостями?
– Я получила результаты исследования вещества в бутылках из замка Уэллсли.
– И?
– Это оспа.
– Мы так и думали.
– Да, к сожалению, мы не ошиблись.
– И я ее почти выпил.
– На вас бы вирус не подействовал. Заразиться могут только дети и подростки. – Лицо Фейрим омрачилось. – Я думаю, бутылки используют для хранения вируса. В подвале возможно поддерживать нужную температуру. Не уверена, что понимаю, как вирус распространяется. Вы представляете, насколько это ужасно? Вы знаете, сколько детей со смертью мозга мы пытаемся вернуть к жизни и держим на карантине в замке? Сотни. И это только в Лебедином камне. Повсюду есть те, кому удалось выжить, но они способны выживать, только если кто-то станет о них заботиться. Они никогда не смогут снова жить по-настоящему.
– В погребе Уэллсли хранились целые ящики таких бутылок.
Фейрим внезапно оживилась и выпрямила спину:
– Элоди запускает программу вакцинации. Наш ведущий вирусолог, – добавила Фейрим, заметив непонимающий взгляд Озрика. – Теперь, когда стало известно, что вспышка оспы была преднамеренно спровоцирована, мы поняли, почему у нее такая высокая вирулентность. Но появилось еще больше новых вопросов, например зачем кому-то это делать? Зачем Уэллсли понадобилось провоцировать вспышку малоизвестной и практически исчезнувшей болезни? С какой целью? Если то, что сообщила вам Тристания, правда, то Уэллсли работал на кого-то другого. Кого-то более могущественного, кто перекрыл все возможные пути финансирования ученых, которые могли бы остановить распространение оспы, – и кто теперь в ярости из-за того, что мой Орден сумел обойти все препятствия. Кого-то, кто заплатил не один миллион за то, чтобы вовлечь в это дело Тристанию. Вы понимаете, насколько это безумно? Непостижимо. Абсурдно. Что может стоить таких денег?
– Единственное, что когда-либо могло стоить таких больших денег – и требовать таких больших расходов и ресурсов, – война, – заявил Озрик.
– Какая война? Между кем? Уэссексом и Кентом?
– Я знаю, что ваш Орден аполитичен, но вам следует быть ближе к реальности, – отметил Озрик. – Выбирайте любые два из Десяти Королевств, которые граничат друг с другом. Хотя иметь общие границы необязательно. Просто бросьте два дротика в географическую карту.
– Что это за война, на которой могут сражаться дети, чей мозг умер? – спросила Фейрим.
– Я не знаю, – ответил Озрик.
– Не могу представить солдат хуже, – продолжила Фейрим. – Какая от них может быть польза?.. У них, бедняжек, не осталось душ: они просто пустые оболочки, у которых сохранились лишь биологические функции…
Фейрим оборвала себя на полуслове.
На ее лице медленно проступил ужас.
– Мордант?
– Что?
– Как… как становятся Жнецами?
Они надолго замолчали.
Озрик сказал:
– Черт.
Фейрим прижала израненные руки к побледневшим щекам.
Вечер был наполнен таинственной, сверхъестественной тишиной. Растущая луна чертила белую дорожку на неподвижной темной глади моря. Ни малейшего дуновения ветра. И только их разговор нарушал тишину: сдержанный шепот голосов то затихал, то нарастал, выстраивая между ними мостик привязанности – тихий, но многозначительный шепот, предвещающий начало чего-то нового.
– Я перед вами в долгу – мы перед вами в долгу, – у меня не хватает слов, чтобы выразить благодарность, – шептала Фейрим. – Только благодаря вам Элоди смогла работать над созданием вакцины. Если бы не вы, мы бы не узнали о вирусе в бутылках. Вы убили одного из своих, чтобы защитить мой Орден…
– Чтобы защитить вас, – мягко исправил Озрик.
– …и вы помогли мне разобраться в возможных причинах этой ужасной эпидемии.
Она посмотрела на него взглядом, полным удивления.
Какой же колдовской притягательностью обладают бездонные темные глаза.
– Почему вы мне помогаете? – спросила Фейрим.
– В Лебедином камне кто-то умрет, и я не могу допустить, чтобы этим человеком стали вы, – ответил Озрик.
Фейрим, на которую защитные чары на окне не действовали, сжала пальцами его руку, отчего, как обычно, по его телу пробежала дрожь. А ведь было время, когда она старалась избегать прикосновений.
– Благодарю вас – от всего сердца.
Затем еще более волнующим тихим голосом она спросила:
– Вы не заняты в следующую пятницу?
– Почему вы спрашиваете?
– Это же полнолуние. И мы собираемся проникнуть в Фарвундор.
Озрик уставился на нее, не скрывая изумления:
– Вы… вы собираетесь это сделать?
– Вы никому не позволите нас поймать, – заявила Фейрим. Помолчав, она добавила: – Я вам доверяю.
Эти слова поразили его в самое сердце, проникли глубоко в душу, заставили испытывать еще больший трепет.
– У нас уже получилось замедлить процесс дегенерации, – продолжила Фейрим. – Давайте попробуем полностью от нее избавиться. Это меньшее, что я могу сделать, после всего того, что сделали вы.
Ее глаза сияли как звезды и, возможно, даже втайне улыбались.
Озрик почувствовал, что оказался в шаге от принятия невыразимой, горькой правды.
Они надолго задержались у окна, расположившись где-то между – и не внутри, и не снаружи. Они позволили себе поддаться очарованию июньской ночи. Вокруг них в темноте кружили искры белых мотыльков – собирались в созвездия, перетекали друг в друга, стремительно сжимались и растягивались в пространстве, пока не взмывали ввысь, сливаясь с ночным небом. Облака на востоке уже мерцали рассеянным светом нового дня.
Они говорили до тех пор, пока не погасли звезды.
Сидящая на подоконнике Фейрим, озаренная серебристым светом луны, стала точкой фокуса, а свет и тень – монохромной палитрой. Все неважное сделалось важным. Ее ресницы рисовали тени на щеках. Лунный свет эффектно подсвечивал волосы. А ее рука лежала на подоконнике так близко от руки Озрика, что их пальцы соприкасались.
Прикосновение ее пальцев наполнило его ощущением болезненной, хрупкой красоты. И стало точкой невозврата. Осознанием. Пониманием, которое пронзило его восторженным, судорожным, мучительным трепетом.
Он и она сидели в свете луны как влюбленный и его возлюбленная.
Раньше он не обращал внимания. Каким же он был глупым – боги, таким глупым. Он понял, что его сердце больше не принадлежит ему.
Похитительница и не знала, что совершила преступление. Она спросила:
– Что-то случилось?
Впервые в жизни Озрик засомневался, что сможет легко солгать. Ложь была слишком грандиозной. Он покачал головой и стиснул зубы, чтобы не выдать правду.
Это осознание стало переломным моментом. Перед ним открылись миллионы невозможностей и бесконечная красота каждой из них. То, что он чувствовал, было отчаянным безрассудством. Печалью оттого, что все закончилось, не успев начаться. Новым кругом страданий. Раной, которой он не мог не наслаждаться. Радостью, омраченной горечью отчаяния. Блаженством, сопряженным с болью.
Он не влюбился в нее с первого взгляда, но зато до последнего, боги, до последнего…
Высоко в небе над ними вечным обещанием висела луна.
Конец