Что и как я буду делать на турнире, я, честно говоря, толком не знал, ну просто потому, что было на него плевать с большой колокольни. Да и вообще, каждый день прозябания в этой, с позволения сказать, академии меня просто угнетал, поэтому я старался большую часть свободного времени проводить в клубе, где погружался в привычную и приятную атмосферу научного и технического процесса.
Вот и после устроенной Угрюмым проверки, я при первой возможности сбежал туда — в подземный мир торжества прогрессивных знаний над псевдомагическим невежеством.
Спустившись по ступенькам, и войдя под каменные своды я втянул еле уловимые, витавшие в воздухе характерные запахи, и мечтательно улыбнулся — дом, милый дом.
Обвёл взглядом копошившихся у столов людей, одетых в громко шуршащие полиэтиленовые костюмы и фильтрующие противогазы с маской на всё лицо, сам снял с вешалки у входа такой же, сноровисто оделся и, натянув противогаз, пошел смотреть у кого какие результаты.
— Не по часовой помешивай, против, — поправил я одного, — учитывай силу Кориолиса, так перемешивание будет эффективней.
— Не режь, а дави, — тут же схватил я за руку второго, — и чтобы обязательно в кожуре были, так лучше будут проходить диффузионные процессы.
— Кубиками, а не параллелепипедами, я же показывал, — это я выговаривал уж третьему, — чем быстрее они прореагируют с остальным веществом, тем лучше.
— Пропорции, в нашем деле важны пропорции! — веско поднял я в воздух палец, обойдя всех, — не забывайте пользоваться лабораторными весами, важен каждый грамм.
Понадобилось ещё полтора часа, прежде чем все работы были закончены. Посмотрев на маномер и данные термометра, я коснулся вентиля, открывая клапан. С легким шипением в воздух ударила струя пара. Рукой сделав пару махов в свою сторону, я втянул в себя запах и одобрительно кивнул — это было оно.
Сняв крышку с автоклава, я перемешал содержимое деревянной лопаточкой и, чуть отойдя в сторону, давая возможность остальным тоже подойти и посмотреть, гордо возвестил:
— Борщ, господа и дамы, самый настоящий борщ, можете убедиться.
Все тут же обрадованно загомонили, столпившись у автоклава, принялись делиться друг с другом впечатлениями от идущего от варева запаха.
— Я думала, будет сложнее, — поделилась со всеми умозаключением Яна, — а оказалось что даже проще получения несимметричного диметилгидразина из диметиламина.
— Вот кстати! — вспомнил я, пристально посмотрел на девушку, — что у нас с ним?
— Партия около пятидесяти килограмм готова, — бодро отрапортовала та.
— Мало, — чуть недовольно пожевал губами я, — а тетраоксида азота?
— Есть проблемы с хранением, — помедлив, виновато ответила та, — не получается собрать большой холодильник, а без него он сразу диссоциирует до диоксида азота.
— Мда, — я заложил руки за спину, чуть наклонил голову, — надо над этим подумать.
Но тут народ снова переключился на борщ.
— А может попробуем? — вдруг предложил кто-то, — проведём, так сказать, органолептический анализ.
— Попробуем, — кивнул я ему, — обязательно попробуем, и даже, скажу больше — съедим.
Народ тут же побежал за тарелками с ложками, а я, отправился к своему любимому креслу. В которое, с видимым удовольствием и уселся.
Предаться размышлениям мне, однако, не дали.
— Здравствуй, Дрейк, — прозвучало сверху и, подняв взор, я увидел нависшую надо мной Анюру.
Внешне Светлова была спокойна, но её поза и напряжение в голосе говорили о… Собственно пока было непонятно, о чём они говорили. Пока они говорили, в общем-то, только о позе и напряжении в голосе.
— Привет, — легко кивнул я, повел рукой в сторону соседнего кресла, — присаживайся.
— Да нет, я, пожалуй, постою, — произнесла девушка и оперевшись одной рукой о спинку кресла, нависла надо мной ещё сильнее.
И вновь для меня осталось загадкой её поведение, поэтому, я решил не обращать на это внимание. Ну хочет так стоять, пусть стоит.
— Ну как хочешь, — ответил я и вновь стал погружаться в размышления.
— Дрейк, — ещё более напряженным голосом произнесла она.
Поджав губы, я нахмурился и вновь посмотрел на Светлову.
— Да, Анюра?
— Я видела, как ты на арене обжимался с этой девкой с красного факультета! — произнесла она наконец.
— А, это, — я усмехнулся.
— Ты обещал мне, — её палец уперся мне в грудь, — что если… когда… в общем, я буду первой.
— Послушай, Анюра, — я посмотрел на её обтянутые сарафаном сиськи, почти упиравшиеся мне в лоб, — неужели ты думаешь, что я её обнимал для плотских утех? Она была не более чем орудием в моих руках. Я просто её использовал, как какой-нибудь предмет. Единственное отличие было только в том, что она была не из металла, а из плоти и крови. Ревновать к ней, это всё-равно, что ревновать к машине, или вон к тому осциллографу.
Я повернулся, показывая на прибор, увидел там копошащегося одногруппника. Поинтересовался:
— Эй, ты чего там делаешь?
— Да стрелку ищу, — пропыхтел тот, приподнимая прибор и заглядывая тому под низ.
— Нет там стрелки, — фыркнул я.
— Странно, — пробормотал тот, — я читал, что должна быть.
— Не всё чтение одинаково полезно, — поучительно произнёс я, затем вновь вернулся к Светловой.
— Вот, так что ничего такого не было.
— Ну у тебя может и не было, — чуть отодвинувшись, недовольно пробурчала девушка, — а у неё было. Я в туалете слышала, как она в соседней кабинке со стонами повторяла как ей было хорошо и сколько раз она от тебя кончила. Похоже она там ещё пару раз догналась — выползла оттуда еле живая.
— Хм, — задумчиво протянул я, — так вот значит, какой побочный эффект, а я думал она просто устала.
— Устанешь, после трёх-то раз. Использовал так использовал, на полную, можно сказать, катушку.
Светлова, наконец, отошла, усаживаясь в предложенное кресло, затем добавила:
— И понимаю, что ты с ней не спал, братик, но бесит, что какой-то сучке перепало оргазмов от тебя раньше чем мне.
Я только покачал головой, сказал с усмешкой:
— А ведь раньше такая скромная девушка была, в школе. Умница, красавица.
— Пока не связалась с тобой, — ответила та, ловя мой взгляд и прямо и требовательно глядя в глаза.
Да, как ни крути, но от зова пола так просто не избавиться. Какая бы ни была крепкая надстройка человеческого сознания, заложенные внутри инстинкты всё-равно будут брать верх, хотя бы иногда. Конкретно сейчас инстинкт продолжения рода толкал Светлову всё сильнее, потому что я, в её глазах, был лучшим из имеющихся вокруг, кандидатом для создания ячейки общества и заведения потомства. Потому что я умён, силён, победитель по жизни, как ни стараюсь это скрывать, и просто успешный человек из знатного рода. То, что я ещё и красивый, тут далеко не первый фактор, но и он тоже. Впрочем, в этом вопросе он значит меньше всего. Даже если она это вот так конкретно и не воспринимает, интерпретируя вот этот вот холодный и прагматичный расчет своего подсознания как любовь ко мне. И это перебивает даже морально-этический барьер нашего родства.
Тут я вспомнил, что по последним данным, уже её братом не являюсь. По крайней мере, физиологически. Правда, сообщать о таком было пока преждевременно.
— Здравствуй, Дрейк, — пробасил ещё один голос.
— Здравствуй, Николя, — кивнул я подошедшему Валуа, что, сам того не ведая, прервал становившийся опасным разговор.
— Я всё сделал, — произнёс здоровяк, протягивая мне пакет.
— Отлично! — я тут же выхватил свёрток, развернул внимательно рассмотрел содержимое, — прекрасно, как раз столько, сколько нужно.
— Зачем они тебе?
Здоровяк был какой-то смурной, я бы даже сказал — мрачный. Спрошивается, с чего бы? Неужели на него так повлияли те три десятка инсулиновых шприцов, что я попросил? Ну не брался бы их достать, если они ему так неприятны. Впрочем, дело своё он сделал, а остальное было уже маловажно.
— Для дела, мой друг, для дела, — ответил я, скатал их обратно в рулон и убрал в сумку, до поры до времени.
Их время должно было прийти позднее, когда я смогу воспроизвести тиопентал натрия. Работы уже шли, но вяленько, так как времени на всё не хватало. Но я привык думать на несколько шагов вперед и знал, что, так называемая “сыворотка правды” мне достаточно скоро пригодится.
Будем честны, предложение моего новоявленного отца могло бы быть заманчивым, если бы я был кем-то другим. Но я был я, и перспектива всю жизнь бегать от федеральной службы надзора по какому-то лабиринту, вместо того, чтобы впитывать знания, делать научные открытия и получать нобелевские премии, которых планировал взять штуки три, на первых порах, была совсем не так привлекательна, как ему казалось.
Но чтобы выведать всё, что нужно, для тихой ликвидации сети магов-ренегатов мне позарез нужен был тиопентал. Правда пока был затык в получении 2-тиобарбитуровой кислоты, одного из компонентов создания тиопентала натрия. Потому, что там нужно было предварительно получить диоксометилтетрагидропиримидин.
Нет, как таковой диоксометилтетрагидропиримидин не требовал слишком редких компонентов, всего-то ацетоуксусный эфир, мочевину, этанол и концентрированную соляную кислоту. Это всё можно было достать в кабинете эликсироведения. Но вот способ производства…
У меня банально не было вакуум-эксикатора, так необходимого для сушки смеси, который один, пусть весьма неплохой, но очень криворукий гражданин разбил. И теперь приходилось ждать, когда мне его пришлют снова. А это не раньше чем через две недели. Обидно.
Валуа хотел сказать что-то ещё, но тут, гремя посудой, вернулись остальные студенты, мгновенно выстроившись в очередь к автоклаву. Нам тоже взяли тарелки с ложками и, поднявшись, я взмахом руки позвал Николя и Анюру за собой. Пора было, как правильно выразился кто-то, провести органолептический анализ.
— Ну что, богатыри, — тут Угрюмый посмотрел на Эму, что старалась встать поближе ко мне и добавил, — и богатырки. Готовы? Направляемся не куда-нибудь, а в столицу. В Москву, под очи Императора.
Он оглядел нашу четверку выстроившуюся рядком с баулами возле ног.
— Всё собрали, что я говорил? Если что-то забудете, придется на месте покупать. Это у Рассказова денег куры не клюют, а на вашу стипендию не разгуляешься.
— А Академия, что ж, не возьмёт на себя вопрос обеспечения команды? — зевнув, спросил я.
— Какой умный, — даже восхитился маг, — можешь пойти и ректору этот вопрос задать.
Я бы может и пошёл, но ответ был риторический и меня никто ни к какому ректору, естественно не отпустил.
Потом мы строем прошли к пирсу, где нас ждал быстроходный катер и, загрузившись на него всем скопом, понеслись по Байкалу, рассекая гладь озера острым килем и вспенивая буруны за кормой двумя мощными движками.
— Потом пересядем в машину, — по-дороге продолжил, перекрикивая шум моторов и свист ветра Угрюмый, — и в аэропорт. Оттуда самолётом и через семь часов в Москве. Запас по времени есть, поэтому вас там ещё успеют на экскурсию сводить. Кремль покажут, ммм… — препод даже зажмурился, — красота! Царь-пушка, царь-колокол…
— Царь-тряпка, — подсказал я.
— Что?! — резко нахмурился Угрюмый.
Катер в это время чуть нырнул носом и нас окатило градом крупных холодных капель. Не ожидавшая подобного Эма, даже взвизгнула, и подпрыгнула. Что характерно, оказавшись почему-то у меня на коленях, обхватив руками за шею.
— Говорю — памятник Николаю Второму, ещё можно посмотреть, — любезно пояснил я, — сменившему абсолютную монархию на конституционную, в которой мы сейчас и живём. Правда, говорят, что он не слишком добровольно это сделал, а после того как из пулемётов покосили часть магов решивших защитить привилегии дворянства и императорской семьи, да так, что те даже сделать ничего не смогли. С тех пор у нас как у бриттов, император властвует, но не правит.
— Так, — ещё больше нахмурился маг, — во-первых, Эма, слезь с Рассказова, во-вторых, Рассказов, напоминаю, Николай Второй был прогрессивнейшим человеком своего времени и прекрасно понимал, что абсолютная монархия давно себя изжила и стране требуются перемены. Поэтому он и увековечен в памятнике как царь-реформатор.
— Естественно, он понимал, — улыбнулся я, — если бы не понял, то сейчас никакой монархии в России не было бы и в помине, а самозванные наследники русского престола от побочных ветвей, сидя по заграницам, только и могли, что пыжиться от важности, работая управленцами среднего звена в каких-нибудь предприятиях “Рога и копыта”.
— Хочешь сказать, ты это осуждаешь? — прищурился Угрюмый.
От него явственно повеяло угрозой и остальные тут же опасливо от меня отодвинулись, даже Эма, мигом решившая, что на её собственном месте как-то уютней.
— Ни в коей мере, — качнул головой я, — то, что абсолютная монархия тормозит прогресс, это ясно любому хоть немного знакомому с макроэкономикой человеку. Наоборот, мне жаль, что он был настолько слабохарактерным. Если бы проявил чуть больше жёсткости, то в России не то что императора, дворянства бы не осталось как такового и вообще ничто бы не мешало нормально развивать науки и технологии.
От такого откровения маг даже закашлялся, а мои краснофакультеткие сокомандники и вовсе стали смотреть как на сумасшедшего.
— Ты же сам дворянин! — произнёс внезапно Горшков.
— Пф… — фыркнул я, — это был не мой выбор, мне не посчастливилось им родиться.
На этом наш диалог закончился, но всю оставшуюся поездку Угрюмый нет-нет, но задумчиво на меня поглядывал.
На берегу нас ждал небольшой микроавтобус с водителем, в который мы быстро перегрузили вещи и вновь понеслись, только уже не по воде, а по асфальту.
Маг то и дело поглядывал на часы на руке и поторапливал водителя. А я, откинувшись на сиденье, решил полчасика подремать, выбрав самый задний ряд сидений, чтобы никто не буравил затылок злобным взглядом.
Это я сейчас про Иванова, если что. От него не укрылось, что их с Горшковым подружка, сменив гнев на милость, опять начала ко мне льнуть.
Спасибо Анюре, я теперь знал в чём причина, а вот Такаюки-кун, похоже, так и не догадался, страдая от такой изменчивости объекта своей неразделённой любви.
Но спустя минут десять, я почувствовал, как кто-то меня гладит в районе промежности.
— Такаюки, прекрати, — пробормотал я, не открывая глаз.
Услышал возмущённое шипение, разлепив веки, покосился на негодующую Эму, что, однако, руки не убрала.
Но надолго её не хватило и перестав дуться, она вновь прижалась ко мне.
— Больше так не шути, — проворковала она мне на ухо.
— Эма, чего тебе нужно? — со вздохом поинтересовался я.
— Ну… если я скажу, что хочу, чтобы ты меня трахнул, — прошептала та, — это, конечно, будет правдой, но не полной. К тому же, зная твою принципиальность в этом вопросе, готова с этим предложением от тебя отстать. На время, — подчеркнула она, — но взамен я хочу, чтобы ты меня трогал.
— Как трогал? — уточнил я.
— Как тогда, на арене, — томно прошептала девушка.
Похоже у неё было весьма чувствительное тело, с большим количеством эрогенных зон. Ничем иным такое действие на мои действия я объяснить не мог. Опять же, тут ещё психология сработала. Она хотела меня, желала, явно много фантазируя на тему интимной близости, поэтому в том, что она кончила от моих прикосновений, в большей степени была виновата она сама. Будь она ко мне равнодушна, ничего бы и не произошло. Но я как-то этот фактор не учел и теперь приходилось признавать,что у неё начала вырабатываться уже психологическая зависимость, которая, если её не удовлетворить, будет мне всю дорогу здорово мешать.
— Значит ты хочешь, чтобы я тебя потрогал? — повернулся я к ней, смотря в глаза.
— Да! — с придыханием ответила Эма.
Когда через твои руки прошла не одна тысяча женщин, усреднённая карта женских эрогенных зон уже не является для тебя тайной за семью печатями. Просто везде своя вероятность. Соски девяносто восемь процентов, клитор восемьдесят пять. Да, да, меньше чем у сосков, поверьте старому ловеласу. Шея восемьдесят два, ступни шестьдесят девять и так далее. Были и экзотические места но там вероятности болтались на уровне один или два процента, а то и меньше. В общем, работай по самым вероятным — не ошибёшься.
Поэтому я двумя пальцами провёл по её шее, начав сразу за ухом и дойдя до ключицы, затем схватил мгновенно набухший и ставший торчком сосок, достаточно грубо выкручивая. Второй рукой огладил другую грудь и ладонью проехал по животу вниз, а затем нырнул в складки сарафана между ног.
Буквально через несколько секунд та затряслась закатывая глаза, а затем, с тихим стоном, обмякла.
Я помахал ладонью у неё перед лицом и удовлетворённо кивнул — вырубилась. Пробормотал:
— Ну теперь можно и поспать.
Оставшуюся дорогу эксцессов не было. С парковки у аэропорта мы быстрым шагом прошли в терминал, затем, пройдя его насквозь и показав выправленные удостоверения участников магического турнира, вышли на поле, где нас уже ждал электробус готовый доставить к самому трапу.
Самолёт, кстати, ждал нас не рейсовый, а, как выразился Угрюмый, специальный, зарезервированный именно под нас. Як-140, в деловом исполнении с увеличенными баками, которых с лихвой хватало пролететь четверть экватора.
Вот только стоило мне поставить на трап ведущий к открытой двери самолёта ногу, как внезапно послышались звуки сирен и прям по полю к нам понеслось несколько чёрных машин с проблесковыми маячками.
Резко затормозив, те распахнули дверцы и на бетонку стали выпрыгивать граждане в чёрных костюмах и солнцезащитных очках, наставляя на нас пистолеты. Последней показалась женщина тоже в деловом костюме, посмотрела в упор на меня, достала и развернула удостоверение, после чего сообщила:
— Имперская служба безопасности. Дрейк Рассказов, вы арестованы по подозрению в производстве и сбыте наркотических веществ синтетического происхождения. Положите вещи на землю и заведите руки за голову. Магию применять не советую, на крыше аэропорта находятся снайперы.
Я покосился на замершего Угрюмого, потом на Иванова с Горшковым приоткрывших рты от удивления, затем снова перевёл взгляд на женщину.
— Сопротивление бесполезно, — произнесла та вновь, — вы окружены.
В это время над головой послышался резкий гул и стрёкот винта. И боевой вертолёт принялся выписывать над нами круги. Ненавязчиво демонстрируя, что окружены мы и сверху в том числе.
Сумка с легким стуком ударилась о бетон, выпав из моей разжавшейся ладони.