— Рассказов? Проходи быстрее, только тебя ждём, — произнёс Угрюмый, когда я показался в дверях спортзала.
Почему-то именно его маг выбрал для первой встречи командой первокурсников.
Оглядев собравшуюся честную компанию, я только глубокомысленно подвигал бровями. Врио препода по магическим дуэлям продолжал разработку Горшкова и ко, поэтому меня встретили три насупленных взгляда студентов красного факультета.
Вернее один насупленный — Гаврилы и два откровенно враждебных — Иванова и Эмы, до сих пор не знаю, как у нее фамилия.
— Преподаватель! — немедленно воскликнула последняя, тыкая в мою сторону тонким острым пальцем, — он что, тоже будет с нами?! Он… он… — она замешкалась, ища аргументы, видимо понимая, что одних эмоций будет маловато, — он же с жёлтого факультета!
— И? — хмуро поинтересовался Угрюмый, скрещивая руки на груди.
Он стоял между нами, с непроницаемым лицом переводя взгляд с меня на остальных студентов. По его реакции нельзя было понять, как он относиться к заявлению девушки, поэтому та чуть сбавила напор, но всё-равно, упрямо наклонив голову, произнесла:
— Все самые сильные болдары попали на боевой факультет, а жёлтые, как известно, ботаники и заучки с намного более слабым даром. Он будет самым слабым звеном.
Юпитер Фёдорович остался непроницаем, а вот Гаврила покосился на бывшую подругу с некоторым удивлением, видимо, в его понимании, ботаником и заучкой был кто угодно, но только не я, как и слабым звеном.
Это заметил и маг, но вновь осекать ту не стал, буркнул:
— Как бы то ни было, он член команды. Решения принимал не я, а комиссия во главе с ректором.
— А, ну всё понятно, — презрительно поджав губы покивал Эма, — пролез по блату? Или денег заплатил?
Это она произнесла уже в мою сторону. На что я только улыбнулся и ответил:
— Нет, ты что, натурой отдал.
Девушка, вспомнив свою неудачную попытку отдаться натурой мне, тут же зло и страшно завращала глазами. Волосы у нее на голове приподнялись и зашевелились, словно змеи Медузы Горгоны. Так, что даже оба её одногруппника опасливо стали отодвигаться в стороны.
— А ну прекратили! — рявкнул, вмешиваясь, Угрюмый.
Встал между нами.
— После турнира хоть глотки друг-другу перегрызите, а до этого, чтобы я подобного больше не видел! Вы команда и должны работать сообща.
Убедившись, что все притихли, он добавил:
— И в первую очередь знать возможности друг-друга.
Мы были в спортивной форме, и маг первым делом погнал нас бегать вдоль стены по залу. Первым Иванова, следом за ним Горшкова, потом меня и замыкающей Эму. Та вновь попыталась что-то вякнуть против, но была тут же заткнута преподом. Он хлопнул в ладоши, и мы побежали. Сам Угрюмый остался посередине зала, следя за нами и указывая на ошибки.
— Не части Такаюки, — говорил он, — шаг шире делай, беги размеренней, иначе быстро устанешь. Мы не на скорость бежим, важна выносливость на дистанции.
— Гаврила, молодец, только руками ритмичнее, ритмичнее, и поднимись на стопе.
— Эма, отлепись от Рассказова, держи дистанцию.
И только меня он демонстративно игнорировал. Умно. Лёгкими штрихами он показал, что не слишком доволен моим попаданием сюда, но если бы стал открыто проявлять негатив то это, конечно, одобрили бы Иванов с Эмой, но не одобрил бы Горшков. Значит фокус внимания именно на нем.
Круг, затем второй, потом третий, мы упорно бежали по залу, а Угрюмый и не думал командовать стоп.
Первой ожидаемо сдулась Эма, проповедование феминизма и вегетарианства не заменят физических тренировок.
— Я больше не могу, — задыхаясь прошептала она, отваливаясь и оседая на скамейку у стены.
— Не можешь, точно не можешь? — грозно вопросил ту Угрюмый.
Буквально насильно заставил пробежать её ещё круг. Затем, когда та вовсе упала, растянувшись на полу, кивнул:
— Теперь вижу, что больше не можешь. Хотя, ради приличия, могла бы и проползти с десяток метров.
Следующим к Эме присоединился Гаврила. Видимо там, где он до этого обучался и жил, ему не требовалось серьёзно бороться за свою жизнь.
Но боролся он до конца. Когда ноги уже не шли, двигался на четвереньках, когда устали и руки, продолжал ползти по пластунски. Поэтому Угрюмый его весьма искренне похвалил.
Ну а мы с Ивановым, как два воспитанника “Последнего пути” продолжали свой бег. Он питаясь ненавистью ко мне, а я на замешанном энергетическо-витаминном коктейле, из тех, что запрещены в бездарском спорте. Но мы же маги, и на нас запреты не распространяются. Поэтому я вкинул последовательно мельдоний, триметазидин, адамантилбромфениламин, фонтурацетам, меклофеноксат, эпинефрин, эфедрин, адрафинил, эпоэтин-альфа и бефунгин.
Как одним местом чуял, что нам тест на выносливость устроят. А дышать как загнанная лошадь, чувствуя жжение в легких и ломоту с тяжестью в мышцах, при этом жутко потеть мне совсем не улыбалось. Поэтому фарма была наше всё.
Будь я обычным человеком, от такой смеси ноги бы протянул, но у магов чуточку иной метаболизм. Плюсом магия огня делала меня весьма устойчивым ко многим негативным воздействиям, таким как отравления и болезни.
Вот поэтому бежал я легко и непринуждённо, буквально паря над устилающими пол спортзала крашенными досками. Каждый раз, когда Такаюки оглядывался на меня, я сдержанно улыбался ему, отчего лицо парня мгновенно перекашивало от злобы. Впрочем, разок он засмотрелся дольше обычного, не вписался в поворот и со всего маху врубился в стену. Без особых, правда, для себя последствий. Только посыпалась отбитая штукатурка, да Угрюмый выматерился в голос и сказал, что вычтет стоимость ремонта из нашей стипендии.
В итоге мы бегали до тех пор, пока не надоело магу самому.
— Всё! — рявкнул тот, останавливая наш забег, — хорош.
Он махнул рукой, показывая, что можно прекращать, после чего Иванов рухнул как подкошенный и замер неподвижно на полу.
— Слабак, — произнёс я, остановившись рядом, — я даже не вспотел.
— Что ты там говорила, про жёлтый факультет? — услышал я шёпот Гаврилы и увидел как тот тыкает девушку локтём в бок.
Та только громко фыркнула, словно лошадь какая и отвернулась.
Угрюмый тоже подошел к нам, ткнул пару раз носком ботинка тело, ободряюще произнёс, обращаясь к Иванову, так, похоже, и не пришедшему ещё в сознание:
— Молодец Такаюки, не сдался, боролся до последнего. Так и на турнире борись.
Затем покосился на меня, но вновь промолчал, отошел, скомандовал:
— Полчаса на отдых, затем на арену, посмотрим на вашу магию.
Полчаса Иванову оказалось мало, поэтому Гавриле с Эмой пришлось его тащить. Ну вернее Гавриле пришлось его тащить, а Эма шла рядом и покрикивала, указывая как именно и куда нести. Судя по наглому выражению лица и прущему из всех щелей самомнению, оба парня так и не решились признаться, что были свидетелями её откровений со мной. Но если от Иванова другого и не ожидалось, то вот Горшков меня несколько удивил. Хотя, возможно, он просто решил не пороть горячку, а выждать и взвешенно решить, что делать и как дальше жить. Если это было так, а не было очередным проявлением куколдизма, то стоило парню похлопать за выдержку. Ну и за наличие мозгов. Импульсивность ещё никого до добра не довела.
— Я сам, я сам, — под конец пути, слабо промолвил Такаюки и, спустившись со спины товарища, на подрагивающих ногах поплёлся к арене.
Перестав донимать Гаврилу указаниями, Эма через плечо, гордо вздёрнув подбородок произнесла:
— Видишь, без тебя справились. Вот мы — команда, а ты — так, бесплатное приложение. Победим на турнире и без твоей помощи, главное, не путайся под ногами. Победой, так и быть, поделимся, мы не жадные.
— Да, да, — покивал я ей, — конечно, конечно.
Выйдя на песок арены, мы увидели Угрюмого вольготно расположившегося в кресле установленном прямо посередине площадки. Взмахом руки он подозвал нас к себе и ткнул в дальний конец арены, на стоящие там мишени, представляющие собой тюки с сеном, стянутые верёвками и установленные на деревянные козлы.
— Видите мишени? Ваша задача уничтожить их магией.
— Легкотня! — приободрился тут же Иванов, но сразу потух, как только маг добавил:
— Вот отсюда, — указывая на место подле себя.
— Извините, Юпитер Фёдорович, — тут же с серьёзным видом выступила Эма, — но тут, по меньшей мере, метров семьдесят…
— Семьдесят пять, — ответил Угрюмый всё так же невозмутимо.
Закинул ногу на ногу, сцепив ладони на колене, добавил:
— Прицельная дальность девятимиллиметрового пистолета бездарей, используемого армией и полицией, пятьдесят метров, дальность броска гранаты тридцать — сорок пять метров. Поэтому запас в двадцать пять метров, это то расстояние которое хоть как-то может гарантировать вашу безопасность. Вы должны уметь действовать на подобной дистанции.
— Юпитер Фёдорович, — ошарашенно произнесла девушка, чуть ли не шёпотом, — но мы же не собираемся воевать с полицией.
— Оружие может попасть и в руки злоумышленникам, — ответил Угрюмый, как-то недобро ухмыльнувшись. — Сказать тебе, сколько у меня пулевых ранений?
Та тут же побледнела и отрицательно замотала головой.
— Но считается, что эффективная дальность магических заклинаний двадцать пять метров, — негромко произнёс, Гаврила, яростно протирая платком единственную линзу так и не отремонтированных очков.
Парень, похоже, был ошарашен не меньше Эмы.
— Считаться может всё что угодно, — буркнул мужчина, — а дальше уже вопрос выживания. Захочешь жить, сможешь и на втрое большем расстоянии магию использовать. Кто не смог, тот давно уже червей в земле кормит.
— А хоть у кого-то получалось? — задал вопрос Такаюки, тоже слегка пришибленный поставленной задачей.
— Да, — лаконично ответил Угрюмый, — у меня.
— У вас телекинез…
Но маг тут же, опасно сощурившись, оборвал говорившего:
— Принципы магии едины для всех, вбейте себе это в башку.
Затем его взгляд упал на меня.
— Ну а ты, Рассказов, что молчишь, — язвительно поинтересовался он, — или тебе нечего сказать?
— Вы во всём правы, Юпитер Фёдорович, — покладисто ответил я, — тут не о чем спорить.
— Выкрутился, — хмыкнул Угрюмый, — ладно, кончайте разговорчики. Приступайте к делу. Пока не поразите мишень, хотя бы краешком не зацепите, хрен с ним, с уничтожением, отсюда не уйдёте. Даже если заночевать придётся.
Троица с красного факультета нерешительно переглянулась, затем первым вышел Иванов.
Расставив ноги пошире, он чуть присел, выставил обе руки вперёд, несколько раз глубоко вдохнул, а затем, с криком, — Дыхание огненного дракона! — выдал длинную струю практически плазмы в сторону мишени.
Сзади смотрелось впечатляюще. Рёв огня, почти метровый диаметр струй источаемых каждой рукой, жар долетавший до нас, казалось, для такой мощи нет преград. Вот только, стоило мне переместиться вбок, как я увидел, что вся эта сила, вся эта неукротимая бушующая стихия кончается метрах в пятнадцати от Такаюки.
Выдохшись, парень опустил руки, с надеждой глядя в даль, но только разочарованно вздохнул, увидев, что там и близко до мишени не достало.
— Низачот, — с ленцой произнёс Угрюмый, — следующий.
Следующей была Эма.
Встав по стойке смирно, она воздела руки к небу, провозгласила:
— Печать ледяного ветра!
Вокруг неё тут же закружился столб урагана, раздув сарафан, в который та успела переодеться, и задрав его почти до трусов, а затем, она перенаправила вращающийся вихрь от себя в сторону мишени. Попутно с головы сдуло кокошник, растрепав волосы, но та не обращая на это внимания, продолжала выкрикивать одно за другим, вливая силу в закруивающися поток воздуха:
— Врата урагана, дьявольский бора, роковой самум, режущий бриз, ревущий пассат, смертоносный муссон!..
В этот раз воздух ревел даже сильнее чем у Иванова, с каждым произносимым девушкой словосочетанием усиливаясь так, что грозил повредить нам барабанные перепонки.
Но стоило вновь сменить ракурс обзора и оказалось, что метров через тридцать, крутящийся в руках девушки смерч превращается в легкий, едва разгоняющий песок арены, ветерок.
— Низачот, — с видимым удовольствием повторил Угрюмый, посмотрел на Горшкова.
Гаврила, поджав губы, кивнул, вышел на то же место, приготовился, затем тоже крикнул:
— Песчаная волна!
Песок арены тут же вздыбился, понесясь вперед. Но и тут сил парню не хватило, и волна распалась на полпути к мишени, как он ни напрягался и не пытался толкнуть её дальше.
— Это невозможно, — согнувшись и упёршись ладонями в колени, устало выдохнул он, — они слишком далеко.
— Ерунда! — Угрюмый вскочил с кресла, подскочил к Гавриле, ткнул тому пальцем в лоб, — здесь, здесь твои ограничения, в голове. Ты просто думаешь, что это невозможно. А ты не думай, просто не думай.
— Ладно, — он плюхнулся обратно в кресло, с ленцой произнёс, не глядя на меня, — Рассказов давай тоже отстреливайся по-быстрому, да на второй круг пойдём и я вам подробно объясню где у вас затык.
Я посмотрел сначала на него, затем на Эму с Гаврилой. Силы свои я оценивал вполне адекватно, явно это была ещё одна попытка Угрюмого показать какие мы неумехи, чтобы потом мы с большей отдачей работали на тренировках. Семьдесят пять метров это было нереальное расстояние. Он ведь правильно указал, что у полицейского пистолета прицельная дальность пятьдесят метров, именно потому, что это дает полиции преимущество против магически одаренных субъектов. Но и торчать тут несколько часов, пока, наконец, Угрюмый соблаговолит нас отпустить, желания не было. Я хоть и обязался ему помогать с Горшковым, но тратить своё время на глупые игры мне не хотелось совершенно.
— Простите, Юпитер Фёдорович, — произнёс я, — но мне что-то не хочется здесь задерживаться.
— Гаврила, — обратился я к парню, — сделай мне продолговатый снаряд, с воронкой в донной части.
Я примерно описал как должен он выглядеть и Горшков, не понимая, что я задумал, покосился на молчащего и с интересом наблюдающего за нами мага, после чего неуверенно кивнул, приступая к работе.
Когда болванка была готова, я обратился к девушке:
— Эма, создай воздушную трубу, ну как ты до этого смерч пускала, только меньше диаметром, чтобы она вращением воздуха держала снаряд внутри себя.
— И зачем? — вздорно поинтересовалась та.
Подчиниться мне просто так ей было поперёк горла. Но я знал нужные аргументы.
— Послушай, — приблизил я своё лицо к её, — ты хочешь отсюда пойти заниматься своими делами, или предпочтёшь и дальше пытаться выполнять заведомо невыполнимое указание этого махрового мизогинного шовиниста, спермобака, яйцетряса и хуемрази? Который готов устроить фемицид в ответ на любое заикание о женских правах?
— Рассказов, ты потише будь, берега-то не путай, — подал недовольно голос Угрюмый, — а то я не посмотрю на запрет магию не применять.
— Ладно, — скрепя сердце кивнула Эма, взмахнула руками, потоком воздуха поднимая болванку на уровень груди и закручивая её в воздушную спираль.
— Отлично! — я потер руки, пристроился к девушке сзади и взяв ту за плечи, начал наводить на крайнюю мишень, — левее, ещё левее, ниже, не так низко, чуть выше. Плавнее, плавнее, вот так. А теперь главное держи смерчем снаряд как можно дольше.
Прижавшись к ней вплотную, я выставил свои руки поверхеё и направил две огненных струи прямо в параболическую донную часть снаряда.
Ну а дальше всё произошло как и задумывалось, снаряд на таком импровизированном ракетном движителе разогнался в воздушной трубе и, набрав приличную скорость, на всех парах влетел в мишень, выбив из нее клок сена.
Таким же макаром мы поразили вторую, третью, а затем и четвертую мишень, выполнив указание преподавателя.
— Ну всё, готово, — довольно произнёс я, отлепляясь от Эмы, которую для точности наведения, чуть присев, держал одной рукой за талию, — Юпитер Фёдорович, ваше указание исполнено, все мишени поражены магией.
Девушка с легким стоном опустилась на песок, чуть подрагивая всем телом. Все посмотрели на неё, и я добавил:
— Выдохлась, похоже, наверное много магии влила.
— Гм, Рассказов, — задумчиво поглядев на разтребушенную солому, произнёс Угрюмый, — это, как бы, не совсем то, что я хотел увидеть. Но за смекалку, так и быть, ставлю отлично. Всем. Ладно, можете идти.
Оставив Иванова кружится вокруг Эмы, что продолжала сидеть на песке, я, не прощаясь, пошел к выходу. Но на полдороги меня догнал Гаврила.
— Дрейк, стой.
— Чего тебе? — приостановившись, полуобернулся я, глядя на догоняющего меня парня.
— Скажи, — произнёс тот, поравнявшись со мной и пытливо вглядевшись в глаза, — ведь это тоже, получается, победа, как ты тогда сказал — мозгами?
— Ну да, — улыбнувшись краешком губы, я с достоинством кивнул, — всё верно. Бездумно используя магию, результата бы мы не добились. Решает не сила дара, да и не дар, как таковой, а мозги.