Начальник милиции. Книга 4

Глава 7

Я вернулся к речке. На берегу нашел два подходящих камня и принялся швырять, стараясь одним попасть в другой. Не с первого раза, но получилось — один камень раскололся надвое и поблёскивал теперь острой гранью. Я подобрал его и вернулся к яме. Снял с березы кусок бересты, велел его держать пацанам и здоровой рукой нацарапал записку на податливом материале. Совсем как в старину.

Свернул послание в трубочку, вытащил шнурок из ботинка и привязал получившийся свиток к ошейнику Мухтара. Теперь самое главное — чтобы пес понял, что пойдет с важным донесением, но без меня.

— Домой! Иди! Где дом? — скомандовал я, направляя его не домой в ГОВД, а в обратный путь. Должен сообразить, что путь домой лежит через палаточный лагерь.

Мухтар было рванул, но, пробежав десяток метров, обернулся на меня и замер, навострив уши. Призывно гавкнул, мол, что встал, беги за мной, хозяин!

— Нет, — показал я жестами. — Ты один… Приведи людей. Не понял? Кулебякин, ядрена сивуха который! Крикливый такой! Любит из окна кабинета орать, помнишь? В погребе ты его еще нашел. Домой! Ну!

И Мухтар понял. Говорят, у овчарок интеллект ребенка — правда это или нет, никто доподлинно не знает, но мой пёс точно умом не обделен. Нырнул в чащу и скрылся.

Что ж… Без обузы в виде поводка и людей он доберется быстро. Оставалось ждать. Можно и передохнуть, а то рука разнылась.

Помощь пришла через три часа. Ресурсов не пожалели — прибыло отделение солдатиков с носилками и с моим псом. И к позднему вечеру мы все были в лагере.

— Женя! — вскрикнула какая-то заплаканная женщина и кинулась к спасенному.

— Мама! — пацаненок слез с носилок и поскакал к ней на одной ноге; на второй красовалась тугая повязка.

К ним подскочил еще мужчина, явно отец пионера. Он покраснел и тоже прослезился. После радостного воссоединения парнишку увели к машине скорой помощи, что дежурила здесь, а отец подошел ко мне.

Это был мужчина средних лет в туфлях и костюме — не самой лучшей одежде для леса. Туфли его запылились, а брюки собрали тьму колючек.

— Спасибо, спасибо вам, — тряс он мою руку, будто хотел выдернуть.

Спасибо, за гипс не взялся — в его состоянии всё было возможно.

— Это наша работа, — кивнул я.

— Не скажите… Вы на больничном, и все же откликнулись. Я ваш должник. Меня Семен зовут. Семен Афанасьевич. Но для вас просто Семен…

— Александр.

— Я знаю. Если что-то нужно будет, обращайтесь. Вот мой рабочий и домашний телефон.

Он протянул простенькую визитку. Сейчас редко у кого вообще водятся визитки, а у Гребешкова-старшего были. Я мельком прочитал, что он какой-то там главный инженер, сунул в карман на автомате, поблагодарил, не собираясь придавать значение его словам насчет «обращайтесь». Не за плюшки же я спас пионера.

— Вы не представляете, что вы для нас сделали, — инженер трясущимися руками закурил, предложив и мне.

Но я отказался, а про себя отметил, что сигаретки-то недешевые. Не простой инженер.

— Вы лучше Жене сильно дорогие вещи не покупайте, — посоветовал я. — На него сверстники косо смотрят, думают, что выпендривается.

Но тот махнул рукой.

— Да это не я… Это дядька его баловал. А теперь его нет… У нас недавно в семье произошло горе. Ух, навалилось разом. А тут еще Женька, шельмец, пропал…

Рука отца сжалась, будто схватила ремень, но, сделав затяжку, он разжал пальцы. Я стоял и слушал — сейчас для него выговориться было лучше всего.

— Что случилось?

— Брат мой погиб… Родной дядька Женьки… Они друг в друге души не чаяли…

— Сочувствую…

— И убийцу до сих пор не нашли, представляете? Вот если бы в области работали такие сотрудники, как вы, уверен, что этот гад уже был бы за решеткой.

— Убили? — уточнил я.

Не просто для продолжения разговора, а уже из профессионального интереса.

— Ножом в собственной квартире прирезали, — хмуро пояснил тот. — Ни свидетелей, ни подозреваемых. Кому он мог помешать? Журналист. Правда, видный журналист, а в прошлом так вообще международник. Из-за границы не вылезал, а потом на него анонимку накатали. Проверку провели, нарушения не подтвердились, но на Родину его вернули. Знаете, как у нас бывает? На всякий случай… Вот он теперь в родном Угледарске трудился, в местной газете, но и этого мало — кто-то забрал его жизнь…

Инженер скрипнул зубами и стал прикуривать вторую подряд сигарету.

Этот случай заинтересовал. Я не сразу сообразил почему, но решил узнать подробности. После того, как понял, что мент во мне берёт верх, я вообще своё любопытство в узде не слишком держал — пусть работает, всё в дело пойдёт.

— А как его убили? Извиняюсь за прямой вопрос, не из любопытства интересуюсь, а как сотрудник.

Семён Афанасьевич горестно покачал головой.

— Куча ножевых по всему телу, изрешетил его маньяк.

— Вот как? — удивился я, вспомнив, что нашего местного писателя прирезали именно так, причём в собственной квартире. — А почему вы считаете, что маньяк?

Маньяки в СССР всегда были, хоть про них и не принято было говорить в официальных источниках. Все как-то замалчивалось и не просачивалось через цензуру, пока не расстреляют.

— Ну а кто еще? — изогнул дугой бровь собеседник. — Бил ножом с остервенением, как попало, будто в припадке. Виданное ли дело, человека кромсать! Это каким надо быть монстром…

Я в задумчивости попинал ногой ветку. И способ убийства похожий, и даже профессии у погибших смежные: писатель и журналист. Чую, связаны эти убийства.

— А вы не знали, случайно, Ларионова Макара Ефимовича?

— Писателя? Конечно… Его все знали. Он же местная знаменитость.

Через ворох эмоций Гребешкова пробивалось недоумение — зачем такой вопрос?

— Так вот, его тоже убили, вчера, — пояснил я.

Всё равно в газетах напишут, разве что без подробностей.

— Да вы что? Вот так новость… Не верится даже. За что?

— А ваш покойный брат не был с ним знаком лично? Не поддерживал отношения?

Тот кивнул.

— Они вместе филфак закончили в Угледарске. Одногруппники, пять лет вместе учились.

— О, как интересно… — задумался я.

— Почему? — искренне удивился Семен.

— Извините, я с профессиональной точки зрения сказал… Два одногруппника по институту погибли, способ убийства схож. Попахивет серией…

— Его тоже ножом? — ахнул Гребешков.

— Да, — кивнул я.

— Не скажу, чтобы они были товарищами, много лет не общались, дружили-то только в студенчестве, а про Ларионова Владлен, это мой брат, рассказывал, что тот зазнался, когда взлетел на писательской ниве. Это потом он немного спился и перестал выдавать книги. На прошлых лаврах пока выезжал, но слава его катилась в закат. А теперь и вовсе сгинул, получается…

— А слава вашего брата? — спросил я. — Не катилась в закат? Еще раз извиняюсь за прямоту, но возможно, эти убийства связаны.

— Катилась, — вздохнул Семен. — Сами понимаете, что значит после заграничных командировок наш Угледарск. Не по его таланту область. Отмучился… эх…

— А когда его убили?

— Месяц назад.

Я еще поспрашивал Гребешкова-старшего про брата, но больше ничего интересного не узнал.

Покойный жил один, как и писатель, остальное всё как у всех: работа, дом, да и выпивать пристрастился в последнее время на почве переживаний и горечи по былой жизни.

Для меня картинка складывалась в интересный пазл. Получается, это может быть серия убийств. Но доказательств нет, кроме схожести способа их совершения. Всё косвенное — мало ли кто ножами машет, мало ли дурачков. Но сигнализировать об этом, думаю, стоит.

Я попрощался с Семеном и нашел прокурорского следователя. Он тоже ошивался в лагере: пропажа человека — его подследственность, так что он даже успел оформить осмотр места происшествия, пока я выручал пионера из леса. Теперь отказной состряпает с чистой совестью.

— Думаешь, мало в Угледарске трупов с колото-резаными? — скептически пожал плечами на мой рассказ Федя. — Да там в неделю по два случая, это ещё минимум.

Я покачал головой.

— Но они с одного факультета, с одной группы.

— Да ерунда это, — отмахнулся следак. — Разница в целый месяц. В нашей глубинке каждый с кем-то учился, работал или того, — Федя хитро прищурился, намекая на более интимные связи, какие бывают между людьми.

Я помолчал, но потом решил настоять.

— И всё же я бы проверил. Запроси подробности, проанализируй, сравни… Почерк, мне кажется, один и тот же…

— Ой, Морозов, не учи учёного. Давай ты будешь следы искать, а я дела шить. Вот будут железные доказательства, тогда и поговорим. Не было у нас в области маньяков, и теперь нет.

— Ну почему сразу маньяк? — не сдавался я. — А если просто серия? Маньяки, говорят, убивают, чтобы удовлетворить свои физиологические потребности. А тут запросто может быть другой мотив, практический…

— Какой?

— Ну, не знаю… Может, они что-то знали такое, за что и поплатились.

— Что знали? Что чиновники фарцу у Эдика покупают? Что Миль дефицитную продукцию налево через гастроном толкает? Что в областном ГАИ можно за денежку экзамен на права сдать? Это и так все знают, Морозов. Не ищи ведьм — наша область, можно сказать, вся — одна большая ведьма.

— А что, в ГАИ можно права купить?

— Я этого не говорил, — тут же открестился Федя. — Это так, к слову пришлось.

— Ну-ну, — понимающе кивнул я, но для себя запомнил этот момент.

Вернулся я на квартиру к Асе уже под ночь, голодный, грязный и исцарапанный.

— Саша! Ты с ума сошел? Где был? — встретила меня журналистка, как мать непутёвого сына.

— Долгая история. Накрывай на стол, расскажу. Я в ванну.

После душа сел ужинать. Ася хлопотала на кухне, выполняя каждую мою гастрономическую прихоть, будто я был совсем беспомощным со своей рукой.

— Ой, какая статья бы получилась, как ты мальчишку спас! — восхищенно щебетала она.

— Да не надо про это писать, — нахмурился я. — Лишний раз родителей и пацана тревожить. И так прославился.

— А этот Гребешков, про которого тебе рассказали, был видным журналистом… Он погиб, и он, получается, дядя этого найденного школьника?

— Да, откуда ты его знаешь?

— Я же журналистка, он нам как-то лекции читал на журфаке. Не в штате института был, а как приглашённый мэтр. А теперь вон что, скатился до областной газеты… Талантище, ему бы в Москву, — Ася мечтательно закатила глаза, но не от Гребешкова, а при упоминании столицы.

— Всё бы вам столица… — пробурчал я, черпая ароматный плов из тарелки. — А здесь чем плохо? Природа рядом, машин мало, люди душевные…

— Болото у нас, Саша, как ты этого не замечаешь? Раз уж такой разговор, у меня есть радостная новость. Ой! Не знаю, как тебе сказать!

— Как есть, так и говори, — насторожился я, рука с пловом зависла над тарелкой.

— Меня взяли на стажировку в Москву! Ура! Ты рад? Ну что ты молчишь?

— Конечно, рад. На какую такую стажировку? Ты ведь не стажёр давно…

— Я прошла отбор в журналистский состав, который будет освещать Олимпиаду-80! Представляешь? Мы будем учиться общению с иностранными гостями, на что делать упор в освещении международного события такого масштаба. Предполагаю, проверят всех на профпригодность. Не факт, что окончательно меня выберут, ведь всё продумано — отбор проводят заранее, с резервом кадровым. Но это уже что-то! И я улетаю в Москву на месяц.

— И ты молчала? — я сделал вид, будто недоволен, хотя знал, что по части женского внимания обделён не останусь.

— Я сама только сегодня узнала. Утвердили. Ой! Раньше не говорила, чтобы не сглазить.

— Ну что ж… Поздравляю… Рад за тебя, ты ведь всегда хотела в Москву.

— А поехали вместе? — Ася взяла меня за руку, и в глазах её мелькнула грусть; она прекрасно понимала, что никуда я не поеду. — Ты ведь на больничном?

— Видишь, на каком я больничном, — показал я ей своё лицо в царапинах. — И Мухтара не могу оставить.

— Ну, ты меня жди… Саша. Ладно?

— Конечно, — ответил я, хотя прозвучало это несколько легкомысленно.

— Живи в квартире…

— Нет, один я здесь точно не останусь. Да и до работы далековато, а я без машины. Давай так: ты в Москву, а я в общагу — всё по-честному.

— Угу, — кивнула Ася, посмурнев. Но потом с искоркой в глазах снова заговорила: — Но обещай, что как-нибудь приедешь ко мне на выходные.

— Да ты как будто на год уезжаешь… И потом, столица — не ближний свет. Ну ладно, не кисни. Будет возможность, приеду.

— Я буду скучать, — Ася обняла меня, прижимаясь.

— Некогда там будет скучать… Это же Москва.

На следующий день я решил заглянуть в отдел с самого утра.

— Морозов! Вот неугомонная душа! Ядрёна сивуха, ты опять на работе! — Кулебякин оставил кружку с чаем и встал мне навстречу, когда я вошел в его кабинет.

— Мне здесь дышится лучше. А в общаге я как в камере — комнатка двенадцать квадратов, — улыбнулся я, пожал руку шефу. — Да и Мухтару уход нужен.

— Да смотрим мы за твоим псом. Он-то герой тот еще… Не забуду.

— Ну да, мальчика спас…

— Да причём тут мальчик? — Петр Петрович всплеснул руками. — Он меня в подполе учуял тогда! Вот если бы не он, страшно подумать, где бы я сейчас был. Эх… Ни за что бы не подумал, что у Пистонова крыша поедет, и он убивать начнет.

Я не стал говорить, что вовсе не из-за «поехавшей крыши» Пистон зачищал Зарыбинск, а, наоборот, продуманно и хладнокровно. Но я дал другой структуре подписку о неразглашении, поэтому лишь кивнул.

— На-ка, полюбуйся! — шеф выложил передо мной свежий номер «Красного Зарыбинска».

На первой полосе красовалась статья о спасении пионера, который якобы чуть не погиб, упав в яму. В статье даже была моя фотография с Мухтаром, уже не в первый раз мелькавшая в прессе. Похоже, Ася всё же написала статью, несмотря на мою просьбу.

— Ты от счастья язык проглотил? Про тебя статья, и глянь, — Петр Петрович ткнул пальцем в мелкие строки где-то в середине колонки и процитировал: — «Под чутким руководством начальника ОВД Зарыбинского горисполкома майора милиции Кулебякина П. П. к поиску мальчика был привлечен весь личный состав милиции и кинолог товарищ Морозов А. А.»

— Видал? Под чутким руководством, ядрёна сивуха! Короче, премия нам будет — тебе за спасение, а мне за чуткое руководство. Из главка звонили, подробности спрашивали, представление стряпают. Приказом генерала наградят.

— Премия… Это хорошо, — задумчиво кивнул я.

— В размере двух окладов, — мечтательно добавил шеф. — А лучше бы трёх… Кстати! А хочешь, ещё повесим тебя?

— В каком смысле?

— Ну, на доску почёта…

— Так у нас нет доски почёта, — пожал я плечами.

— Будет, — заверил шеф. — Я дам команду.

— Да не стоит из-за одного меня доску делать. Лучше организуйте нормальный кабинет. Лето кончится, и в сарае не посидишь.

— Будет тебе кабинет, Морозов, — шеф положил руку мне на плечо. — Только пока помещений нет свободных, но я думаю над этим, работаю, так сказать.

— Долго не думайте, Петр Петрович, осень скоро.

— Ну, до осени еще столько воды утечет, — махнул рукой шеф. — Может, кто уволится, и кабинет освободится. Инспектор ПДН вот в декрет собиралась…

— Она уже десять лет собирается, — ухмыльнулся я. — Но пока только говорит, что замуж надо сначала выйти.

— Может, ты это? — хитро прищурился шеф. — Её того? А? Бабу в декрет, а сам в её кабинет!

— Жениться я пока не готов, даже ради кабинета.

— Вот молодёжь пошла… Кто сказал, что жениться? Знаешь, сколько баб на свете — на всех женилки не хватит. Оглянись!

— Боюсь, если начну оглядываться, то ни на работу времени не останется, ни на себя. Тогда уж не до премий будет, Петр Петрович.

— Ну, как знаешь, — крякнул тот. — Я тоже, скажем так, с этим делом подзавязал. Ушел в спокойную гавань. Домашнюю…

На столе шефа зазвонил телефон. Он взял трубку с недовольным видом, что наш разговор прервали.

— Майор Кулебякин у аппарата! Что? Когда? Собирай личный состав, Баночкин, срочно!

Шеф громко шмякнул трубку на рычажки, и те жалобно звякнули.

— Что случилось? — спросил я и быстро добавил: — Если что, я на больничном.

— Трубецкого в городе видели, Саша… а он у нас в розыске, ядрёна сивуха!