— Китом на языке сидельцев называют вора-рецидивиста, если не ошибаюсь, — непринужденно проговорил я и отпил из бокала. — Других значений мне не известно.
— А еще — это некая вышивка на носовом платке, который вы нашли на месте преступления, — неожиданно заключил полковник.
— Да, припоминаю такое, — я отставил пустой бокал. — Там это, скорее всего — инициалы, а не аббревиатура. Не думал, что ваше ведомство интересуется обычными убийствами и в курсе таких мелких подробностей некоторых дел.
Честно говоря, если бы он не дал понять, что знает про платок, я бы ещё подумал, упоминать ли эту находку здесь.
— Бывает, что обычное убийство, Александр Александрович, становится совсем не обычным, — загадочно улыбнулся полковник. — Например, по нашим сведениям, в области имеется второй такой же случай. Очень похожий по способу совершения. Про убийство журналиста Владлена Афанасьевича Гребешкова вы слышали?
— Да… Совершенно случайно. Его племянник как раз заблудился в лесу, Мухтар его нашел, и я побеседовал с братом убитого журналиста. С отцом мальчишки, Семеном Афанасьевичем. Милый человек оказался, по крайней мере, на первый взгляд.
— Похвально… Так что же? Вы всё-таки усмотрели серию? Да? Официально — это разные дела, но… — полковник поднял палец вверх и сделал многозначительную паузу, — в такие совпадения я не верю.
— Я разговаривал со следователем местной прокуратуры, — поделился я. — Он отказывается видеть серию.
— Пусть пока так и будет, а у меня к вам просьба, Александр Александрович. Возьмите, пожалуйста, на негласный контроль ход расследования убийства Ларионова в Зарыбинске.
— Вы же понимаете, что контролировать я по должности не могу, тем более — это подследственность прокуратуры…
— Ну-ну, не прибедняйтесь, уверен, что вы найдете точки соприкосновения и с прокуратурой, и уж тем более с местным уголовным розыском. Не сомневаюсь, у вас получится. Мы со своей стороны тоже будем работать в этом направлении. Но сами понимаете, руки у нас несколько связаны, не наша компетенция, а вы там, на месте, близко и в гуще событий…
— Хорошо, я буду заниматься убийством Ларионова, даже больше, чем от того требуют мои прямые должностные обязанности. Есть у меня кое-какие мыслишки на этот счет. А позвольте спросить, почему вас это заинтересовало?
В ответе мне не отказали.
— Первое убийство было совершено месяц назад, — проговорил Илья Прокопьевич. — Жертва — журналист, а в недавнем прошлом журналист-международник. Товарищ Гребешков выезжал за пределы страны и, так скажем, был нашими глазами и ушами на территории идейных врагов… Но после анонимки даже мы не смогли прикрыть и отстоять Гребешкова, пришлось временно вернуть его на Родину, в Угледарск… Но… подчеркну, это было временно. Он должен был вернуться на международную арену, когда все уляжется. Однако вот не дожил, кто-то очень захотел его убить. Так захотел, что оставил на его теле десятки ножевых ранений. Понимаете, нам важно знать, связано ли как-то его убийство с сотрудничеством с нами, или это никакого отношения к его заграничным командировкам не имеет. Мы завели оперативно-поисковое дело, но… опять же, повторюсь, не наша стезя. Официально — одно уголовное дело расследует Зарыбинская прокуратура, а второе — Угледарская. Если вы сможете найти убийцу писателя Ларионова, готовь поспорить, он же окажется и убийцей журналиста Гребешкова. Кстати, убитые — однокурсники по институту.
— Одногруппники, — уточнил я. — Уже наводил справки.
— Похвально… а давайте еще по чуть-чуть? — предложил полковник, покачивая в руке бутылкой, настроение у него явно было отменным. — Ну… За сотрудничество!
— Не откажусь, — кивнул я, пододвигая пустой бокал хозяину кабинета. — Наливайте…
Я вышел из здания КГБ и сел в «шестерку».
— Ну что? Не расстреляли? — хохотнул Эдик. — Отпустили? Слушай, а я тебе уже хотел сухариков прикупить. Ты какие, кстати больше любишь? Из черного или из белого хлеба? Ну так, чтобы знать на всякий случай.
— Из мяса, — буркнул я. — Поехали, заводи, а то много болтаешь.
— Куда рулить, командир?
— Давай до телефона-автомата, а потом еще в одно место заскочим. К родителям надо наведаться.
— Да не вопрос, с тебя бензин.
— Легко, — зашуршал я купюрами, собираясь подкинуть фарцовщику на топливо.
— Да шучу я! Убери! Мне все одно в Угледарск надо было по делам, а вдвоем веселее. Кстати, ты обещал меня взять на ночное дежурство как-нибудь. Помнишь? А лучше, чтобы с убийством… У-ух! — Эдик передернул плечами, видимо, слишком живо себе представил: ночь, фонарь, труп…
— А тебе зачем на дежурство? — поморщился я. — Того раза не хватило?
Вряд ли он забыл, как мы спасали из подпола Кулебякина.
— Сам не пойму, хочется — и все тут. И, знаешь, Саня, где-то внутри сидит червячок, который точит душу, потому что не тем я занимаюсь. Не тем… Вот будто неправильную дорогу выбрал в жизни. Когда-нибудь станут, к примеру, у нас в СССР качественный текстиль производить, и загнется моя фарца, и что потом? А на милиционера поздно будет учиться. Эх…
— Не загнется, — заверил я. — Фарцу просто потом легализуют, и это будет называться — бизнес.
— Ха! А ты откуда знаешь?
— Цыганка нагадала.
— Шутишь все… — он уставился на дорогу, будто мы не во дворе стояли, а ехали по оживлённому шоссе.
— Поехали уже.
— Давай, если тебе не к спеху, заскочим на мою точку сначала.
— Давай… — мне и самому любопытно было глянуть, как работает фарца в Угледарске.
Мы доехали до площади возле областного драмтеатра. Там крутилась стайка стиляг. Кто-то бренчал на гитаре, кто-то уплетал мороженое, киоск с которым торчал тут же. Казалось, это случайно собралась праздная молодежь, но на самом деле ребята были на своем рабочем месте.
Эдик свистнул и позвал пацанов. Те, завидев знакомую машину, направились к нам. Увидев меня, настороженно остановились.
— Да не ссыте, пацаны, это мой дружбан, — успокоил их Эдик.
— Уж больно на мента похож, — проговорил один из стиляг, с бакенбардами, как у Пушкина. — Взгляд такой… пронзает, будто насквозь.
— А, это у него всегда такой взгляд, он людей не любит, только собак уважает. Не обращайте внимания. Вот вам Левис, разгружайте, — раскрыл багажник фарцовщик. — Толкайте по двести сорок рэ минимум. Ясно?
— Да кто их брать будет за такие деньги? — застонала молодёжь. — Скажут, что в Москве за сто пятьдесят можно купить.
— Вот пускай в Москву и едут за джинсиками, а на эту партию никаких скидок. Ну, если только своим старым клиентам и номенклатуре. Поняли?
— Ага, — закивали бегунки, вытаскивая из багажника свертки из газеты, перевязанные шпагатом. Джинсы в Угледарске — товар ходовой. Их носила не только молодежь. Если в твоем гардеробе есть джинсы, значит, ты показываешь окружающим, что жизнь удалась, а как на самом деле обстоят дела с этой самой жизнью — уже неважно.
— Камынин! А ну стой! — из-за фонтана нарисовались два ППС-ника, они шагали прямиком к нашей компашке.
— Вот черт! — Эдик хлопнул багажником, нырнул в машину, а пацаны разбежались, побросав товар.
Эдик часть свертков успел пихнуть в салон, а часть осталась валяться на старинной брусчатке площади.
— Поехали! — крикнул фарцовщик, заводя машину.
— А джинсы? — оглядывался я в окошко, из машины я так и не вылез. — Оставишь?
— Щас примут меня, и совсем не смогу торговать.
— Да погоди ты! Это же мои коллеги, я договорюсь. Глуши двигатель.
— Да ну? Точно договоришься? Они меня знают, так-то, по фамилии, видишь, назвали. Сам не пойму, откуда знают. Ох, не к добру это, не к добру, Саня… Пряжку мне в пупок!
— Не ссы, разберемся, — кивнул я. — Пошли.
Мы выбрались из «шестерки», и к нам подошли патрульные.
— Сержант Бобров, — представился старший из них.
Второй просто стоял с ухмылкой, покачивая в руках кожаную планшетку.
— В чем дело, сержант? — улыбнулся Эдик и как бы между делом стал собирать свертки и кидать их в багажник.
— Что это? — ППС-ник выхватил один из свертков и порвал газету. — Джинсики? Подаришь?
— Купи, — насупился Эдик, поглядывая на меня, а я пока молчал, пытался понять, что за хлопцы — правильные или с гнильцой.
И мнение почти сложилось.
— Ты ведь, Камынин, так? — прищурился сержант.
— Ну, если и так.
— А это наш участок патрулирования. По схеме единой дислокации наш маршрут проходит по этой площади. Врубаешься?
— Не очень, — хмурился Эдик.
— Смотри, Леха, он не врубается, — гоготнул ППС-ник напарнику. — Тупой, наверное… Щас объясню.
— Может, в отделение их забрать? — предложил Леха в погонах рядового.
— Да возиться неохота, я тут попробую донести. Смотри, Камынин, мы, как настоящие милиционеры, о маршруте патрулирования справки-то навели, знаем, что здесь джинсу ты толкаешь, сдали тебя твои пацанята. Мы все понимаем, тебе надо кушать, вот и крутишься, как можешь, но и нас ты пойми — мы работой, считай, рискуем, репутацией, когда закрываем глаза на твою преступную деятельность.
— И что вы хотите? — насупился Эдик.
Милиционер наклонился и что-то шепнул Эдику.
— И вы меня не будете трогать и моих бегунков?
— Не будем, — улыбался сержант.
— Ну ладно… Мужики, это деловой разговор, — потянулся Эдик за кошельком в карман.
— В месяц, — уточнил сержант.
— Что? — опешил Эдик.
— Это взнос каждый месяц, не разовый. Мы же каждый месяц работой рискуем. Хе…
— Да вы что? Да откуда я столько возьму? Да… Эх…
Теперь мой выход. Я важно вылез из машины с гипсом наперевес, достал удостоверение и мельком его раскрыл, главное — фотку в форме застветить. А не текст, что я при собаке состою.
Махнул документом перед изумленной публикой в погонах.
— Инспекция по личному составу, лейтенант Морозов. Ваши удостоверения и маршрутные книжки. Что застыли? Быстро!
Последнее слово я так рявкнул, что милиционерики чуть не подпрыгнули на месте, раскрыли рты и потянулись за документами, тут же отдали их мне.
То, что я кинолог, а не из инспекции, они не разглядели, настолько мое появление было неожиданным и молниеносным. К тому же в СССР аферистов было не так много, как будет потом, народ привык верить людям на слово, особенно если у этих людей красные корочки с фотокарточкой лейтенанта на развороте. Лейтенанты не врут, я один такой, наверное…
— Так, Боров и Собачкин… — процедил грозно я, внимательно рассматривая ксивы ППС-ников. — Интересные фамилии, я вас запомнил. Зоопарк прям какой-то, фауна, жёваный крот. Ну так и как вы? Сами рапорта на увольнение напишете или по отрицаловке будем оформлять? А? Что застыли, мать вашу!
— Товарищ лейтенант, — пролепетал Боров. — М-м… Мы больше не будем…
— Детский сад, что ли? — рявкнул я. — Скажи еще, что он первый обзываться начал…
— Мы правда… Мы в первый раз…
— Ну-ну… Все вы так говорите… В общем, так. Вон, видите тех двоих, — я помахал рукой двум студентам, что сидели на лавке и с любопытством за нами наблюдали.
Студенты оказались отзывчивыми и помахали в ответ, просто так, а со стороны этот жест означал одно — это мои люди там сидят.
— Видим, — хором вздохнул горе-патруль.
— Так вот, это внештатные сотрудники милиции, а по совместительству — мои помощники и понятые. Они все видели. Камынина я опрошу, он тоже даст показания. Рапорт на вас накатаю, данные я ваши записал. Материал, считай, на вас готов, хоть сейчас с ним в прокуратуру. И не только с работы слетите, но и на уголовку еще нарветесь… Превышение должностных, ну или на вымогательство натянем.
— Но товарищ лейтенант… — взмолился уже тот, который Леха, который Собачкин.
— Но! — прервал я его. — Я пока материалец могу и придержать, не давать ходу… Вижу, вы парни молодые и глупые. Понаблюдаю за вами, у командира взвода вашего поспрашиваю, как вы службу ратную несете. И молитесь, чтобы он о вас хорошо отозвался. А иначе — поганой метлой из органов. Ясно⁈
— Так точно, товарищ лейтенант, — закивали враз ППС-ники. — Валерич за нас хорошо скажет, наш комвзвода, мы так-то на хорошем счету.
— Посмотрим, — пробурчал я. — И вот еще… Запомните этого человека. Фамилию уже запомнили, — я показал на Эдика. — Он здесь джинсы продает. Его не трогать. Так надо…
— А-а… Понимаю, — закивал Бобров. — Он ваш, типа, стукач, да?
— Не стукач, а осведомитель, — обиженно заметил Эдик. — Между прочим, я тоже внештатный сотрудник!
— Так чего ж ты сразу не сказал? — вытаращился на него Бобров. — Почему молчал? Удостоверение внештатника бы показал и все…
— Буду я еще всяким сержантам докладываться, у меня, про между прочим, задание секретное… — важно надулся фарцовщик.
— Разговорчики, — зыркнул я на Эдика, пока тот не наговорил лишнего.
Но получилось достоверно, и ППС-ники проглотили легенду.
Теперь за бизнес Эдика на этом участке можно было не переживать, по крайней мере, какое-то время, пока эти гаврики на этом маршруте ходят.
— Разрешите идти? — спросил Бобров.
— Идите, — кивнул я. — Но помните, что я за вами наблюдаю…
Милиционеры козырнули и зашагали прочь.
— Ого, как ты их… — восхищенно пробормотал Эдик. — А ты что? Теперь не кинолог, что ли? Как ты сказал? Инспекция по лишнему составу?
— По личному, — поправил я.
— Ты там теперь работаешь? Класс!
— Дурак ты, Эдик, я там же, где и был, просто немного приукрасил.
— А-а… — одновременно восторженно, но в то же время с небольшой ноткой разочарования (наверное, что я не инспектор по лиШнему составу) протянул Эдик. — Супер! Теперь они ко мне не сунутся. Может, их вообще надо было заставить уволиться?
Ишь, как мечтательно прозвучало — взять бы да все патрули отменить! Ага, сейчас.
— Другие придут, всех не уволишь, — хмыкнул я, спуская его с небес на землю.
— Ну, да, ты прав, а так они меня уже знать будут.
— И вообще, Эдик, ты говорил, что у тебя в клиентах важные шишки всякие, а тут какие-то ППС-ники чуть к ногтю не прижали. Что за дела? Уж не сочинял ли ты?
Теперь хмыкнул Эдик.
— Есть важные, всякие есть, но сам понимаешь, что не будут они меня прикрывать. Это для их репутации нехорошо. Случись что со мной, станут отрицать, что вообще хоть раз в жизни меня видели. Один ты такой, не чураешься фарцовщика… я удивлен, канеш. Уважаю, братец…
— Фарцовщики тоже люди, — улыбнулся я. — И вообще, скоро спекуляция и фарца перестанут быть незаконными…
— Откуда сведения? А-а, понял… Цыганка нагадала.
— Она самая.
Мы сели в машину и поехали в Зарыбинск, а по дороге я размышлял об этих двух гавриках. Если вовремя им по рукам не дать, могут по наклонной пойти. Может, и вправду наведаться к их командиру? А может, они вообще мне еще пригодятся когда-нибудь в будущем. Чувствую, что ниточки с убийством Ларионова и Гребешкова ведут далеко за пределы Зарыбинска. Неплохо так-то иметь в милиции Угледарска своих людей. Пусть даже это будут всего лишь Боров и Собачкин.
«Шестерка» подъезжала к Зарыбинску. Эдик курил в окошко, лениво и вальяжно подруливая одной рукой.
— Давай в к Милю гастроном заскочим, — предложил фарцовщик. — Тут как раз по пути, мне закупиться надо, скоро день рождения.
— Ого, — вскинул я бровь на товарища. — Хороший праздник. Пригласишь?
— А то! Вот думаю, с рестораном договориться или на природу выезд организовать.
— На природу, конечно, чего летом в ресторане париться?
— Ну, там тоже свои плюсы, — мечтательно улыбнулся Эдик. — Девочки хотят нарядные быть, в платьишках, на каблучках, а в лесу что? Кеды, комары и трико?
— Какие девочки? — спросил я и почему-то вспомнил про приезд женских студенческих волейбольных команд.
— Да есть там знакомые, — туманно ответил фарцовщик.
Тем временем мы подъехали к магазину.
— Ты пойдешь? — спросил меня Эдик.
— У меня сосед все закупил пару дней назад, я его сюда же и посылал с деньгами, — ответил я. — Здесь подожду.
— Я быстро, — кивнул Эдик и скрылся в магазине.
Вернулся он действительно быстро. Вернее, не вернулся, а буквально выпрыгнул из магазина, сбив ещё при этом с ног какого-то интеллигента.
Эдик подскочил к машине и, ловя ртом воздух, как рыба на берегу, пролепетал:
— Там… Там… Саня… Ах, бля-а! Рваный кед!
— Чего?
— Сам посмотри! — Эдик протянул вперед руки.
Я прищурился на солнышке. Руки его были не белые и не загорелые — они были залиты кровью почти по локоть.
Я понял, что это была не его кровь… Нехорошее предчувствие прошлось холодком по затылку.