Начальник милиции. Книга 4

Глава 25

Я был готов к такому раскладу, ведь сам специально его раззадорил. Вывел из себя.

Нет, не для того чтобы он напал на меня, нет. Для того, чтобы понял всю никчемность своего существования и использовал мой подарок по назначению.

Шаг назад. Чуть пропускаю противника на себя, вытягиваю его в пустоту, чтобы он лишился равновесия. Кинувшись к моей глотке и не найдя меня там, Чудинов немного заваливается. И только в этот самый момент я наношу удар. Прямой, резкий. Выбросил кулак, как пушечное ядро. Бам! И что-то хрустнуло в его челюсти. Чудинов упал мне под ноги и завыл. Он жалок и опасен одновременно. Он мразь, гадина, которую я раздавил. За тебя, Ася…

— Не забудь про подарочек, — я поднял плетеного чертика с нар и швырнул ему на пол. — Ты знаешь, что с ним делать.

Вышел из камеры и направился к себе.

Уже буквально минут через тридцать ко мне прибежал Баночкин.

— ЧП у нас, Саныч! Ох, бляха-муха! — дежурный ворвался ураганом в кабинет уголовного розыска и встал посередине, раздувая раскрасневшиеся щеки.

Странно, что он прискакал ко мне, а не к начальнику, видимо, действительно что-то серьезное случилось.

— Ну! — встретил я его спокойным взглядом. — Говори уже.

— Это самое… Чудинов повесился! На нейлоновом шнурке черного цвета. Удавился! Где его только взял, зараза? Ведь всё забираем! Что теперь делать-то?

— Удавился? — я повел бровью, будто удивляясь. — Ну так и хорошо, — хмыкнул я. — В аду ему давно прогулы ставят. Пора уже на сковородку.

Миха заморгал.

— Ну ты чего, это самое! Не понимаешь? Это же нам всем по шапке, а меня на вольные хлеба за такое ЧП. Не досмотрел, скажут, допустил! Сам же знаешь, как у нас принято… Ох… чую, пойду по своей первой специальности работать — на завод слесарить, чего уж теперь.

— Да не кипишуй ты раньше времени, — успокоил я дежурного. — Шнурок-то Чудинов где взял?

— Не знаю…

— Правильный ответ. Так и скажешь. А постовой кто был сегодня?

— Ну Юсупов числится, а пока нет никого, послал за отпускником. Сменить его.

— Значит, виноват кто?

— Юсупов? Так он…

— Никто, Миша, никто… Юсупова приняли, КПЗ оголили, а пока смену ты вызывал, он и повесился. Скажешь, что временно там смотрел за камерами, но разве за всем уследишь? У тебя и телефоны и звонки. А шнурок он взял именно на смене Юсупова. Женьке теперь все равно, ему срок немалый и без того корячится, так что не стесняйся, списывай всех собак на него. Он, кстати, заслужил, — я стиснул зубы, вспомнив Асю, лежащую в луже крови, — в милицию ему дорога навсегда закрыта, а так, может, щелкнет в башке что-то, поймет. Человеком выйдет.

— Точно! Так и сделаю, — оживился Баночкин. — Скажу, Юсупова задержали, отстранили — и вдруг бац! Этот хмырь повесился. Спасибо, Саныч! А оттуда Женька, думаешь, нормальным вернется? Не знаю даже. Оттуда никто нормальным не возвращается.

Я почувствовал, как напряглась, затвердела челюсть.

— Бывают исключения, поверь, Миха…

— Ладно, — он махнул пухлой ладонью, — пойду Кулебякину о суициде доложу, теперь не страшно идти. Но выговор-то всё равно повесят, как пить дать. Эх! Но выговор — не триппер, носить можно. Не в первый и не в последний раз, это самое…

Три недели спустя. Кабинет П. П. Кулебякина.

— Таким образом, старший инспектор уголовного розыска лейтенант милиции Морозов, — шеф продолжал зачитывать на утренней планерке приказ из главка, — используя навыки оперативной работы, сумел раскрыть серию особо тяжких преступлений, а именно убийства граждан Гребешкова, Ларионова, Миля и Пичугиной. Благодаря грамотным и умелым действиям Морозова и его служебно-розыскного пса был задержан и обезврежен опасный рецидивист Чудинов Степан Николаевич. Подозреваемый не успел дать признательные показания, совершил суицид, не вынес бремени совершенных преступлений. Однако доказательная база в подтверждение его вины была собрана основательная.

Далее в приказе перечислялись мои качества, как сотрудника советской милиции. Бумага эта восхваляла меня так, что впору памятник при жизни ставить. Бронзовый, как минимум, и в полный рост. Но в конце вместо памятника в приказе значилось:

— Наградить лейтенанта милиции Морозова ценным подарком.

Кулебякин выдержал интригующую паузу, а присутствующие затаили дыхание. Ведь ценные подарки были для них редкостью, и что там будет мне даровано — никто не знал. Интрига, однако.

Я хотел телевизор, ну или холодильник, на худой конец (раскатал, конечно, губу, в милиции, наверное, отродясь таких подарков не было) а прозвучало другое:

— Наградить охотничьим ножом с памятной гравировкой.

Раздались аплодисменты, а сияющий Кулебякин извлек откуда-то из-за стола основательный такой нож в кожаных ножнах с хлястиком и протянул мне.

Не телевизор, конечно, а все одно жутко приятно.

— Поздравляю! — Петр Петрович вытянул широкую ладонь и потряс мою руку.

— Служу Советскому Союзу! — гаркнул я, и, прежде чем сесть на место, вытащил нож из ножен, чтобы самому посмотреть и показать присутствующим.

Те с любопытством тянули шеи.

Клинок сверкал серебром так, что смотреться можно, будто в зеркало. Лезвие острое, плавно переходящее в хищное острие. На боковой поверхности клинка гравировка: «Тов. Морозову А. А. за отличие в службе».

На сердце даже потеплело. Никогда таких подарков у меня не было. Вроде безделушка, но почему-то радует, как пацана. И, судя по восхищенным взглядом коллег, я первый, кто удостоился ценного подарка в Зарыбинском ГОВД.

— Это еще не все, — хитро улыбнулся шеф, поправляя по-гусарски усы. — К подарку прилагается… премия в два оклада! Вот…

Снова аплодисменты. И снова приятно на душе. Хотя, признаться, ножу я рад был куда больше, чем премии. Деньги проем, а нож останется. Чтобы не тускнел, буду полировать его, стараться держать во всей красе. Как и свое служение в этой, когда-то чуждой для меня системе.

Эк понесло Сан Саныча. Хотя нет… не понесло. В этот самый момент я понял, что зэк внутри меня окончательно умер. Нет, его опыт и знания я буду использовать, конечно. Они очень ценны, но теперь я настоящий, а вовсе не временный и не случайный (как думалось поначалу) советский мент. И моя цель — служить людям и защищать этот город, ну и, конечно, двигаться дальше по погонно-карьерной лестнице.

— Это еще не все… — щурился Кулебякин, поглядывая то на меня, то на личный состав, словно он был дед Мороз с неиссякаемым мешком подарков. — Есть еще один приказ по личному составу.

И он стал зачитывать. Я, признаться, уже не так внимательно вслушивался, пропускал мимо ушей поток канцелярита из приказа, ведь самое главное я сегодня получил — признание коллег, а нож бережно сжимал в ладонях, но все же слышал голос шефа. Он вещал что-то типа: «… в соответствии с приказом таким-то о прохождении службы в органах внутренних дел присвоить лейтенанту милиции Морозову…»

И тут я вышел из приятного оцепенения, при этих словах — стал прислушиваться.

— очередное звание — старший лейтенант милиции! — с ударением закончил фразу Кулебякин.

Тут уже коллеги не выдержали и повскакивали с мест. Потянулись лично жать руку. Кто-то даже из женщин поцеловал в щеку. Вроде трое — инспектор ПДН, Простакова и… Мария. Та тихо и грустно сияла, ожидая своей очереди, а после сдержанно чмокнула. Оно и понятно, теперь мы с ней просто коллеги, а они с Ваней готовятся к свадьбе. Тили-тили тесто…

Ваня тоже пожал мне руку. Крепко, но немного насупившись, ведь он успел увидеть прикосновение губ своей избранницы к моей гладко выбритой и холеной по такому случаю щеке. Но что делать? Я тут ни при чем. Пусть сам следит за своей женщиной, если такое не нравится. В конце концов, инспекторша ПДН вон тоже меня чмокнула. А вот бухгалтерша удержалась, говорят, она замужем — и муж очень ревнивый. Но не принципиально — я бы вообще не хотел всех этих поцелуев, а лучше обычные дружеские и теплые похлопывания по плечу. Вот как сейчас — кто-то хлопнул меня от души, сильно так, что я аж покачнулся.

— Ну Саныч! Это самое! Ну поздравляю! — гудел Баночкин.

Он даже сгреб меня в охапку и приподнял. Хотел уже было покружить, но, поймав на себе осуждающий взгляд Кулебякина, просто поставил на место и потряс руку. Хорошо потряс, так что вторая рука тоже у меня подергалась в такт.

— Ну все, товарищи, по местам! — по-отечески проговорил Кулебякин без лишней строгости и, повернувшись ко мне, добавил: — Ну а от виновника торжества, так сказать, ждем проставления. Обмывать есть на что — премию можешь сегодня же получить у бухгалтера.

— Да не вопрос, товарищ майор, проставимся, сделаем.

Я вспомнил, что и за должность ещё не закатил обещанную пирушку, как-то в свете последних событий совсем не до этого было. А теперь можно нормально, с толком проставиться за все поводы. Деньги у меня еще были — не премия моя свежеиспечённая, а те, которые у Купера отжал. На жизнь с маслом и на проставление с хорошей закуской вполне себе хватит. Только теперь я сообразил, что нет у меня таких воспоминаний — ни разу ни за что в своей жизни не проставлялся. Как-то не было таких поводов, да и не работал я в таких коллективах. Это будет мое первое проставление.

Как тут, в милиции, принято? Покопавшись в памяти и у Сашка, я ничего особо не выловил. Видать, он тоже не проставлялся. Тот еще тихоня был. Ну, значит, будем импровизировать. Вот бы придумать что-нибудь необычное и запоминающееся. Чтобы каждый на долгие годы запомнил, как Сан Саныч старлея получил. Кстати, теперь и зарплата у меня прибавится — оклад-то по званию выше стал. Ну что за день такой, одни хорошие новости!

После планерки ко мне подошла Мария. Мы задержались в коридоре, на выходе из кабинета Кулебякина. Она стояла с грустной улыбкой, а я всё держал наградной нож в руках, будто готовился защищаться. Но Мария Антиповна не нападала.

— Еще раз поздравляю, Саша… — она замялась, огляделась.

Видно было, что хочет пригласить меня в кабинет и там поговорить о чем-то, но не решалась, ведь где-то в растекающейся по коридору толпе идет Гужевой, и я спиной чую его взгляд на нас.

— Спасибо, Мария, ты что-то хотела? — я сжал зачем-то рукоять ножа.

— Вот… — пробормотала она и, опустив в пол глаза, протянула простенький, отпечатанный типографским способом маленький бланк на газетной бумажке, в заголовке которого читалось: «Пригласительный билет на свадьбу».

Далее шел стандартный текст — и адрес городской столовой, в которой планировалось торжество.

— Как и обещала, приглашаю тебя… — слова давались ей с трудом, а все ее тело, всё существо кричало, чтобы я порвал билет, схватил ее за руку и увел за собой. Без разницы куда. Куда угодно…

Но я взял билет и улыбнулся:

— Конечно, приду, спасибо, что пригласила. Кстати, а что вам подарить? Есть пожелания? Только не постельное белье и не посуду. Закажи что-то посущественнее, не стесняйся.

— Мне ничего не надо! — фыркнула кадровичка, развернулась и зацокала каблучками прочь.

Унося с собой и часть меня. Я проводил её долгим взглядом, наблюдая, как пружинят старательно накрученные локоны в её прическе, как она с каждым шагом всё больше распрямляет тонкие плечики и инстинктивно покачивает бёдрами. Хороша Маша, да теперь не наша.

Но лучше ее отпустить сейчас, чем уйдет потом. Неизвестно вообще, останусь ли я сам в Зарыбинске. Я уже немного успел помечтать о ментовской карьере.

Вот сейчас я главный в угро, а таких, как показывает практика, продвигают частенько. Из прошлой жизни я знал, что огромная плеяда МВД-шных руководителей вышла из оперативников. Ну а что? Я молодой, здоровый, перспективный. Годиков через пять, глядишь, и продвинусь на место Петра Петровича, когда он на пенсию соберется. Еще пять годков поработаю — и в Главк можно стартовать. Вот только Мухтарчика не оставлю. Всегда будет со мной.

Я про себя даже рассмеялся, представив себя седым полковником, на кресле в представительном кабинете с красной ковровой дорожкой, прямо посередине которой по-хозяйски отдыхает тоже уже седой Мухтар.

— Саша! — приятный девичий голосок вывел меня из грез. — Саша, ты, что ли? Саша Морозов! Ой, ну ты ведь! Чего молчишь?

В коридоре нарисовалась сотрудница прокуратуры. Нетрудно было догадаться о ее принадлежности к этой структуре — темно-синий цвет юбки и кителя с черными петлицами смотрелся здесь чужеродно и даже словно бы слишком ярко в нашем сером царстве. Впрочем, женский китель принято называть жакетом, но для меня все одно — это китель.

А прокурорская хороша… Жгучая смуглянка. Черные, словно перо вороны, волосы схвачены в непокорно вьющийся длинный хвост, выгодно обнажая дивную шею с великолепным загаром. Этот тёмно-синий ей очень шёл и даже подчеркивал женственность, несмотря на казенный блеск петлиц, которые по рангу соответствовали старшему лейтенанту, если судить по ментовским и армейским меркам.

Лицо, к сожалению, незнакомое, но привлекательное и молодое. Даже красивое. Про таких говорят, что и косметика не нужна. Смесь жгучей испанки или цыганки с русской красавицей. Сама девушка темненькая, а глаза голубые — очень редкое сочетание. Я было поначалу подумал, что это линзы цветные, для форсу, только откуда ж им в нашем времени взяться?

— Ну что встал, как неродной? Сашка! Не узнал, что ли?

Девушка решительно подошла, притянулась ко мне, чуть встав на цыпочки, и поцеловала меня в щеку.

— Ой! Я тебя замарала! Хи-хи! — она достала платочек, скрутила кончик, лизнула его и принялась оттирать губную помаду с моей щеки.

— Соколова! Вера, ну ничего себе ты выросла! — наконец, память подсказала нужное имя. — Ого…Ты что, прокурор?

— Следователь прокуратуры, — кивнула она. — Вот приехала в Зарыбинск помогать вашему Криворожскому. Один следователь на весь город не справляется.

— Прямо так сама помогать захотела? В нашем -то захолустье…

— Ну нет… Это долгая история, — Вера понизила голос и подмигнула. — В ссылке я, Саша. Была вакансия в Зарыбинске, и теперь я здесь. Но знаешь, как говорят, все, что ни делается, все к лучшему. Вот видишь, тебя здесь встретила. Ну смотри-ка, какой ты теперь! Ты здесь кем? Слышала, что собачником? А почему без формы?

В коридор чинно вывалился Кулебякин с кружкой чая в руке:

— О, я смотрю, вы уже познакомились с нашим руководителем уголовного розыска, Вера Андреевна.

— С кем? Сашка — начальник угро? Обалдеть… — ахнула следачка.

— А вы его, выходит, знали раньше? — Петр Петрович перед красоткой в форме вышагивал павлином. Подбоченился, втянул пузо и застегнул китель, в общем, старался держаться настоящим полковником, но все равно через брючный ремень и нижние пуговки кителя выпирал майор.

— Конечно, знала. Еще как знала. Мы же с ним за одной партой в школе сидели. Я все ждала, когда Морозов за косичку дернет, а он за столько лет так и не дернул. Такой скромняга был, даже списать стеснялся. А сейчас, глядите-ка — начальник угро…

— Ну, под моим чутким руководством старший лейтенант Морозов, так сказать, оперился. Я ему весь свой бесценный опыт передал, — хорохорился шеф.

— Старший лейтенант уже? Так быстро?

— Ну я же школу милиции закончил, — улыбнулся я, краем глаза наблюдая, как «павлин» пошел с другого боку, поправляя усы. — Да и ты дослужилась до петлиц немаленьких.

— Да что я? Юрфак, а после никакой жизни. Работа, дела, материалы, вещдоки… Уф… А так хочется еще в детстве побыть, а не вот это все, — широким жестом Вера указала на здание милиции и на свои петлицы одновременно, как бы обращаясь ко всей правоохранительной системе СССР. — Слушай, Сань! Ты чего сегодня вечером делаешь? Покажешь город? А ты где, кстати, живешь? А можно твоего песика погладить, говорят, он сильно-сильно умный.

— Вера Андреевна, — закашлял в кулак Кулебякин. — Витя, то есть Виктор Степанович, ваш руководитель, сказал, что вы поручения привезли? У нас секретариата нет, так я могу принять бумаги. Пройдемте ко мне, прошу.

— Да, конечно, Федор Петрович, я сейчас.

— Петр Петрович, — поправил шеф.

— А, да? У меня на имена память не очень, я нашего прокурора до сих пор не могу запомнить, вот если бы вы имя его сейчас не сказали…

Девушка повернулась ко мне, улыбнулась и проговорила:

— До вечера, Саш, жду в семь у кинотеатра.

И следачка упорхнула внутрь кабинета Кулебякина. Шеф проводил ее взглядом оголодавшего мартовского кота, потом повернулся ко мне и тихо проговорил:

— Морозов, и когда ты уже женишься?

— А что это вас так волнует, Петр Петрович?

— Ходишь, понимаешь, холостой-неприкаянный, девок с пути сбиваешь. А ты лицо органа, так сказать. Руководитель, ядрёна сивуха.

— Ну так у лица все прилично, — пожал я плечами, потирая подбородок и показывая гладкость выбритости. — Орган тоже в порядке. Разберемся, товарищ майор.

— Разбирайся, Саша, разбирайся, — Кулебякин придвинулся ко мне поближе и заговорщически прошептал: — Я тебе по секрету скажу, Морозов… Ухожу я скоро. Дай бог все срастется, тьфу-тьфу…

— На пенсию? — удивился я.

— Типун тебе на язык, какая пенсия? Я еще ого-го, — и Кулебякин снова посмотрел в раскрытую дверь своего кабинета, где на фоне окна соблазнительно вырисовывался точеный силуэт моей одноклассницы. — Туда собираюсь… — шеф ткнул пальцем в небо.

— Вот теперь вам типун на язык, — покачал я головой. — Рано вам еще о смерти думать.

— Тьфу ты, Морозов! — уже почти по настоящему плюнул начальник. — Ты что хоронишь меня?

— Ну так вы выражайтесь яснее, Петр Петрович. А то тычете в небо, будто помирать собрались. Этот жест имеет только два значения: на облачко вознестись или в Политбюро попасть. И первый вариант, хочу заметить, более реалистичный.

Кулебякин не выдержал и выпалил разом:

— В Угледарск меня забирают, Саша. Начальником городского ОВД. На повышение!

И тут же, опомнившись, прикрыл рот рукой. А я с удивлением посмотрел на него — а потом перевёл взгляд на дверь его кабинета, на котором блестела именная табличка.

Друзья! Читайте продолжение по ссылке прямо сейчас! Пятый том уже вышел: https://author.today/work/396871