Только вышел из дежурки, как напоролся на Кулебякина. Тот в непонятных расстроенных чувствах и с раскрасневшейся мордой отчаянно обмахивался сложенным вчетверо листочком.
— Морозов, зайди ко мне, — распорядился он.
— Некогда, Петр Петрович, позже — подозреваемого надо колоть, пока тепленький.
Но Пётр Петрович тепленькому подозреваемому не обрадовался.
— Не понял, я начальник или мартышка на пальме? Ядрена сивуха, — взмахнул он руками и листочком, а потом, разом успокоившись, тихо добавил: — Пошли, потрещим. Совет твой нужен, Саныч.
Мы поднялись к нему в кабинет.
— Что случилось? — спросил я, лишь только дверь закрылась.
— Не поверишь, развели меня, как пацана, Саныч… Позвонила баба какая-то и спрашивает. Как, говорит, Петр Петрович, у вас происходит работа по поимке серийного убийцы? Какие меры приняли? Я же не чухнул, что она левая, думал, это звонят с главка, интересуются.
— Женщина? С главка? — нахмурился я. — Сомнительно.
— Ну дык я ж подумал, может, какая штабистка или статистка информацию для доклада генералу собирает. Ведь в курсе была, коза, что у нас серия, а не одиночные убийства, а мы, заметь, в массах это нигде не афишировали. Ну зарезали писаку, ну пришили многоуважаемого заведующего магазином, из горожан никто особо не связал в одну цепочку, только в прокуратуре дела объединили. А тут такая осведомленность, ядрен погон!
Я нахмурился.
— И дальше что?
— Ну что? Выложил ей как на духу. Мол, работаем, есть подозреваемый, задержан, и с ним тоже работаем. Без подробностей, конечно, но поведал. Сам знаешь. Такие вещи по телефону не говорятся.
Я беззвучно хмыкнул. Дело-то тут было не в телефоне, Петр Петрович и сам не знал подробностей. Этим делом я занимался.
— Короче, поговорили, а она потом такая: спасибо, Петр Петрович. за содержательную информацию. И тут как током меня шарах — ни хрена она не из главка! Ну кто там так спасибкаться будет?
— И то верно. А кто это был тогда?
— А шут его знает! В общем, вот сижу и жду, откуда прилетит. Вот кому такая информация нужна была — не знаешь? Кто мог звонить? Ох, не к добру это, чую…
— Предполагаю… — вздохнул я.
— Ну? — с надеждой вопросительно уставился на меня Кулебякин.
— Похоже, Петр Петрович, к вам газетчики наведались.
— Ох! Блоху мне в усы! Вот напасть! Еще не хватало… — шеф сполз в кресле. Отстегнул резинку форменного галстука и зажевал ее кончик с крючочком. — Это что теперь будет? Если раструбят в газетах — хана мне начнется! Меня этот самый главк без всяких спасибо за одно и место подвесит! Да что главк? Из самой Москвы плюха такая прилетит! Виданное ли дело, по городу маньяк разгуливает, а мы не чешемся, и в газетенках про него уже вовсю трубят, прославляют. Ох, что делать, Саныч?
— Поймать убийцу раньше, чем выйдет статья.
Кулебякин, услышав это, вскочил.
— А! Вот и поймай! Что стоишь? Иди, работай! Лови, ядрён пистон!
— Так уже, — улыбнулся я и направился на выход. — Не переживайте, Петр Петрович, вы лучше коньячку тяпните, от нервов помогает.
— Так уже, — кивнул он, достал из-под стола начатую бутылку и сделал несколько глотков прямо из горла.
А я направился к себе. Кажется, я понял, кто именно звонил Кулебякину.
Вошел в кабинет. Тулуш и Гужевой уже вернулись с адреса.
— Нет там никого в квартире, Саныч, — разводил руками Ваня, а Салчак кивал ему в поддержку китайским болванчиком.
— Знаю, что нет. Потому как Черепанов в другом месте был. Я его привез. В дежурке сидит, к батарее пристегнут. Идите присмотрите за ним, мне срочный звонок надо сделать.
— Ты его взял? Один? — дивился Гужевой.
— Ну, что встали? В дежурку, бегом марш!
Подчиненные вышли, а я плотнее прикрыл дверь, поднял трубку и, покрутив диск, набрал номер редакции.
— Пичугина слушает, — важно, с некоторым достоинством проговорила на том конце провода Ася.
— Мне бы главного редактора, — проговорил я со сдерживаемой улыбкой.
— Слушаю вас… — она меня не узнала.
— Скажите, товарищ главред, а кто вам разрешил вводить в заблуждение начальника Зарыбинского ГОВД и обманным путем выуживать у него служебную информацию?
— Ой, Саша, это ты! Не узнала тебя, — радостно воскликнула девушка. — Никого я не обманывала! Поспрашивала — и все.
— Он принял тебя за штабистку из области.
— Да? Ой, точно! Я же представиться забыла ему. А я вот и думаю, какой милый этот ваш Кулебякин, так отчитывался передо мной, так распинался, будто я не из газеты, а из министерства.
— Ася, ты для чего спрашивала? Мы с тобой договаривались, что никаких статей. Помнишь?
Я слышал, как она тихонько фыркнула в сторону.
— Ой, да ладно, что ты такой цензурный вдруг стал, Саша?
— Дело не в этом. Цензура не убивает. Тот, кто это сделал — очень опасен… и…
— Ну ты же его скоро поймаешь? Или уже поймал… А я материал заранее готовлю. Ты же мне ничего рассказывать не хочешь. Вот приходится выкручиваться, начальнику твоему звонить.
Хоть я и взял Черепанова, да и второй подозреваемый всё ещё в камере, но душа у меня пока не на месте.
— Никаких статей, Ася… Слышишь? Ты себя подвергаешь опасности. Город у нас маленький, думаешь, убийца не узнает, что ты про него гадостей написала?
— Ладно. Ладно… выпущу материал, когда ты его поймаешь и дашь мне отмашку, — тон у неё слегка приувял. — Ой, а тогда можно будет у него интервью взять?
— У кого?
— Ну, у серийного убийцы.
— Не дели шкуру неубитого маньяка. Все, пока…
— Погоди! Ты вечером придешь? Я картошечки потушу.
— Приду, — ответил я и положил трубку.
Куда деться, я был немного зол на своенравную Асю. Москва ее совсем с толку сбила, хочет теперь всему миру доказать, что она лучшая журналистка на свете. Вот только где мир — и где Зарыбинск…
Дверь в кабинет с грохотом раскрылась, и внутрь влетели Гужевой и Тулуш с выпученными глазами.
— Сбежал! — крикнул с порога Ваня.
— Кто? — спросил я, хотя сам уже понял.
— Черепанов сбежал!
— Твою дивизию! Ищите, бл*дь! — негодовал я. — Что ко мне прибежали? За ним!
— Саныч, мы всю округу уже проскакали. Нигде нет его, будто растворился.
— А как же он наручники снял?
— А это ты у Баночкина лучше спроси.
— Твою мать! Ротозеи! Бездельники! — громыхал я, спускаясь на первый этаж.
— Саныч! — на встречу из «аквариума» выскочил Баночкин, прикрывая рукой глаз. — Это самое… Он убежал! Я это… извини!..
— Как⁈ Скажи мне, как пристегнутый к батарее подозреваемый мог сбежать?
— Сам не понял… Он ка-ак дал ногой мне по мордам! Бам! И я в отрубе! Смотри! — Баночкин убрал руку, показывая назревающий синяк. — Гля, какой фофан. Я упал, а он тикать…
— А наручники?
— Сам посмотри, — мы зашли в дежурку, и Миха показал висевшие на батарее браслеты. На одном кольце, что свисало с батареи и было теперь пустым, осталась кровь и что-то похожее на фрагменты содранной кожи.
— Ни хрена себе, — задумчиво проговорил я, осматривая наручники.
— Он себе палец выставил, ну или сломал, чтобы освободиться, — продолжал рассказывать дежурный. — Я сижу, слышу хруст, оборачиваюсь, а он уже кольцо сдирает с руки вместе с кожей. Ну я ему в бубен хотел прописать, на вид-то он квелый, даже стул не стал брать. Подхожу, а он как даст ногой. Я даже не ожидал и не думал, что у человека такие длинные ноги могут быть. Как достал! Еще и в воздухе. Вот…
Миха виновато выдохнул и опустил глаза в пол.
— Эх ты, стулом, стулом… А пистолет тебе для чего? — грозно спросил я. — Для красоты под пузом висит?
— Так говорю же, не ожидал. Очнулся, а его и след простыл.
— Ясно… Войско, блин… В общем, так, я к Кулебякину, ты пока ориентируй личный состав. Будем ловить гада.
На следующий день я пришел на работу пораньше. Вчерашние поиски Черепанова ничего не дали. На планерке я еще раз проинструктировал коллег, особенно участковых и инспектора ПДН, ведь они на земле с людьми работают. Обрисовал им задачи. Еще вчера на поиски я задействовал дружинников, сегодня собирался привлечь еще больше общественности. Зарыбинск — город маленький, рано или поздно найдем… Но вот если Черепанов смылся в область или вообще за ее пределы, то дело труба.
После планёрки меня позвала к себе в кабинет Мария. Сказала, дело срочное и важное.
— Саша, — проговорила она, и я заметил, что дверь она прикрыла, но закрывать не стала. — Мне надо кое-что сказать…
— Мария, давай скорее, я тороплюсь, — ответил я, чуя неладное.
Уловил в глазах женщины грусть, и вид у нее немного виноватый будто.
— Мне Ваня предложение сделал, — выдохнула она и с надеждой посмотрела на меня.
— Что, опять? — нахмурился я. — Вот сейчас совсем не до этого.
— А когда до этого? Скажи, когда? Что молчишь?
— А что я должен сказать? — сжал я губы.
— Хоть что-нибудь… Тебе все равно?
— Маша, ты девочка взрослая, и должна сама принимать решения. Буду с тобой честен, да и не раз признавался тебе… Я лично пока не готов к семейной жизни. Прости, если грубо сказал, но зато честно. Нам хорошо, но я не романтик, Маша. И если тебе нужно нечто большее… то…
Я задумался, подбирая слова помягче.
— Значит, я тебе совсем не нужна? — слезинка не удержалась и скатилась из ее глаза.
— Почему же? Нужна… Ну так разве это важно? Ведь тебе самой, вижу, нужно другое. Что ж… Так бывает.
Проговорил я это мягко и решительно. Не буду мешать птичке-кадровичке вить своё собственное гнёздышко.
— Тогда я выйду замуж за Ваню… — еле слышно и с какой-то грустью и одновременно с вызовом проговорила Вдовина. — Прости…
— Тебе незачем просить прощения.
Я поцеловал кадровичку, давая понять, что разговор окончен, и вышел.
Направился в дежурку.
— Саныч! — Баночкин светил на меня фингалом из-под бровей домиком. — В общем, звонков сегодня столько, устал отвечать. Аврал, это самое…
— Что ещё-то случилось?
— То возле магазина видели этого убийцу, то возле общественной бани, то в парке… Люди звонят, истерят, дескать, убийца по городу разгуливает, примите меры. Конечно, фуфло все это. Со страху им привиделось. Теперь в каждом прохожем маньяка видят. Но задолбали меня звонками, я уже личный состав задергал реагировать на них. Последние звонки так вообще не регистрирую и не реагирую на них. Хоть трубку не бери.
И в подтверждение слов дежурного на его пульте затрезвонил телефон.
— Как это звонят? С какого перепугу? — удивился я. — Откуда они прознали? Мы не трубили по всему городу, только ориентировали добровольные отряды, да проверили вокзал, и на выезде Казарян дежурит с внештатниками. Никакой паники быть не должно, что за фигня творится, Миха?
Я, конечно, знал, что он мне не ответит, кто растрещал новость по городу.
— Вот и я думаю, — чесал складки затылка Баночкин. — Вот и хотел у тебя спросить, чего делать-то?
— Работай, как работал… Что ж теперь…
— А со звонками чего?
— Не регистрируй сообщения, говори, что наряд выехал.
— Угу, понял, — кивнул Михаил. — Кстати, сегодня арестованному Чудинову передачку принесли.
— Какую передачку? — я насторожился. — Кто принес?
— Да тетка какая-то. Сказала, что из гастронома продавец. Ну из того, где Чудинов мясником работал. Собрали, говорит, ему передачку с работы от коллег. Дескать, жалко им его стало. Говорит, кто, как не мы, ведь, якобы, родственников у Степана нет.
— Ты у этой тетки документы спросил?
— Нет, зачем?
— Посылку проверил?
— Ну конечно, Саныч, ты за кого меня принимаешь? Все стандартно — жрачка да курево.
— Хорошо проверил?
— Ну-у… — замежевался дежурный, пожимая плечами. — Как всегда.
— Ох, Миша… Не нравится мне твоя неуверенность. Пошли посмотрим этого Чудинова. Бери ключ, — я кивнул на гвоздик, где висела связка. — И уже придумай место для ключей понадежнее, чем гвоздик. Сейф тебе сюда надо поставить.
— Да я же всегда здесь, Саныч, — оправдывался Баночкин, — и гвоздик под присмотром.
— Ну да…Когда каратист слинял, ты тоже здесь был, так-то.
Под виновато-оправдательный бубнеж Баночкина мы спустились в подвал. Открыли камеру Чудинова.
— Здрасьте, начальники, — скалился Степан желтыми зубами. — Никак выпускать меня пришли.
— Губу закатай! — буркнул Михаил. — Встать! Вещи к досмотру готовь. Передачка сегодняшняя где?
— Так вот же, — арестант показал на авоську.
Я проверил ее содержимое. Ничего особенного: колбаса, конфеты и прочая гастрономия. Еще сверток был из газеты. А в нем сыр. Я повертел его в руках и хотел было отдать сверток обратно, но глаз зацепился за кричащий заголовок в газете, которая служила оберткой. Я вытащил сыр и развернул газетку.
Мясник заметил, как я стою и пялюсь на мятый газетный листок, как на предателя.
— Хе… Читал, начальник? — лыбился Чудинов. — Оказывается, у нас в городе целый маньяк орудует. Это он порешил литератора вашего и Матвея Исааковича, земля ему пухом. А вы меня тут почём зря прессуете. Так что выпускайте.
— С каких хренов тебя выпускать? — ткнул его локтем Баночкин.
— Ну дык в газете же написано. Не пойман убийца. Гуляет. Значица, не виноват я!
Я к тому моменту уже пробежал газетку глазами. Твою ж за ногу! Ася-таки выпустила вчера эту скандальную статью и пропесочила серийника. Вот почему сегодня граждане как с ума сошли и беспрестанно звонят в ноль-два. Все ясно… Вот черт!
Непослушная девчонка решила поиграть в главреда — сама напишу, сама выпущу. Ну, теперь препираться с ней поздно и некогда, потом отчитаю.
— Ну так что, начальник? — крикнул Чудинов, когда мы уже выходили из камеры. — Когда меня выпустят? У вас доказухи ноль! Выпускай уже!
— У тебя есть день, чтобы признаться, — бросил я через плечо.
— А потом выпустят?
— Расстреляют, — выплюнул я.
Мы вышли и заперли камеру. А я направился к эксперту.
— Привет, Валентин, — оторвал его от работы.
Он старательно набивал на пишущей машинке заключение эксперта. Печатал сразу в двух экземплярах, под копирку.
— Сан Саныч! — встал он и пожал мне руку. — Ну как? Есть новости? Поймали Черепанова?
— Пока нет, ищем… я тебе тут объект исследования принес. Ну-ка глянь.
Вытащил из кармана листок с той самой запиской, что Тулуш нашел в квартире Чудинова, на шкафу вместе с фотками.
— Старое письмецо, — разглядывал ровные буковки эксперт. — А чего сделать надо? Следы рук поискать?
— Нет, они ничего не дадут через столько времени. Почерк посмотри.
— Хорошо, а с чем его сравнивать?
— Да пока не с чем… Так. Глянь, может, особенности какие увидишь. Или еще что-то…
— Понял, сегодня же займусь. Только экспертизу допечатаю. Я сегодня все равно допоздна.
— Отдыхать, Валя, тоже нужно, — заметил я. — Слишком часто ты задерживаешься.
— Так я и отдыхаю. На работе. — и добавил в ответ на мой вопросительный взгляд: — А дома, не получается, дома — мама.
— Ладно, через часик зайду, скажешь, что там с письмом.
— Хорошо, Сан Саныч.
Но сутки выдались насыщенные и к Загоруйко я не зашел. Ночью, пришлось смотаться еще на пару краж с Мухтаром, и домой я сегодня не попал, отработал сутки, как дежурный опер. Свой личный состав не дергал, пусть спят, им опять с утра до ночи искать Черепанова.
Я вернулся с происшествия в пустой кабинет почти под утро. В голове крутилась непонятная мысль, будто я что-то упустил из виду. То, что лежит, вроде, и на поверхности, но замаскировано. Стал перебирать последние события в голове. Откинулся на стуле и закрыл глаза. Сложил ноги на стол и сам не понял, как задремал. Немудрено, в последнее время спать приходилось по три-четыре часа, организм подвымотался.
Всё это я домыслил в одну секунду, проснувшись под сигнал тревожно звонящего телефона. Дребезжал аппарат так, что трубка тряслась.
Вздрогнув и чуть не свалившись со стула, я потянулся к трубке, невольно озираясь со сна. Глянул на часы — время шесть утра.
— Розыск, Морозов, слушаю!
— Саныч! — оглушил меня встревоженный голос Баночкина. — Уу нас убийство… Множество ножевых…
— Где? — сон как рукой сняло.
Баночкин запинающимся голосом назвал адрес, а меня как током шибануло.
— Повтори! — рявкнул я в трубку.