— Тулуш, — позвал я новенького. — Собирайся, твой первый выезд в качестве оперативника.
— Выезд хорошо, — кивал Салчак, — что там, Саныча? Порезал, убил, стрелять?
— Нет, сегодня без жертв, тьфу-тьфу, — поплевал я для виду, хоть и не суеверный. — Кирпич в окно залететь, башка больно будет, — ответил я на языке собеседника.
Сам не знаю почему, так получилось.
— Кирпич? — глаза Тулуша знатно расширились, теперь они не были похожи на щелки. — Несерьезна… Какой-такой кирпич? У нас на такой вызов никто не выезжать… Заявление в ведро, всё.
— Короче, долго объяснять, там потерпевшая особенная. Ехать надо. Я за собакой, а ты иди пока, возле машины жди. Возле крыльца бобик желтый с синей полосой и надписью «Милиция».
— Э-э… Саныча… — покачал головой парень. — Тулуш не дурак, знает, на чем милисия ездит. Там еще герб на двери нарисована.
— Отлично, — кивнул я, а про себя подумал, что действительно, по всему Союзу везде одинаковая раскраска милицейских автомобилей, даже в глухой Сибири, что-то я плохо о новеньком думаю, за дикаря считаю.
Ладно. Еще привыкну…
Подошел к вольеру и проговорил:
— Р-работа. Мухтар, работа!
— Гав! Гав! Гав! — отозвался пес и традиционно несколько раз с силой ударил передними лапами по сетке, напрыгивая на нее с разбегу. Смотрит на меня преданными глазами, язык по ветру.
Надел ошейник с поводком, сводил быстренько под куст. Мухтар, чинно задрав лапу, с чувством собственного достоинства гордо оприходовал один куст, потом второй, потом третий. Тем самым показывая, что вот это всё — его территория.
— Пошли уже, — потянул я его за поводок. — Потом будешь метки расставлять.
Мы вышли за ворота и тут же встали — ну что за картина маслом! Участковый и гаишник барахтаются на земле и крутят Тулуша. Тот оказался вертким. Сумел вырваться и, увидев меня, крикнуть:
— Саныча! Скажи — я милисия!
— Отставить, мужики! — крикнул я разгоряченным сотрудникам, которые еще пытались изловить моего подчиненного и заходили теперь на него с разных сторон. — Что здесь происходит?
— Тут покушение на сотрудника можно натянуть! — выпалил раскрасневшийся Казарян.
— Он на вас напал? — удивился я.
— Нет, на водителя, на Михалыча, — показал инспектор дорнадзора на распластавшуюся тушу шофера дежурной части.
Его-то я сразу и не заметил. Он с оханьем поднялся, потирая свежайший фингал под глазом.
Михалыч был здоровый, пузатый, и, по сравнению с напавшим на него Тулушем, выглядел слоном, но мой пострел его таки уложил. А вот как и зачем — очень хотелось послушать версии обеих сторон.
— Ну и чего вы тут устроили? — обвел я всех взглядом, полным укора. — Ты зачем Михалыча ударил?
Последний вопрос обратил Тулушу.
— Он тоже милисия? — удивленно округлил глаза Салчак.
— Да! — кивнул я. — Михалыч, вообще-то, наш водитель. Старшина милиции. Просто без погон сегодня.
На милиционера Михалыч в таком виде действительно похож, конечно, не был. В непонятных замасленных штанах и клетчатой рубахе с прожжеными дырочками от сигарет. В таком рабочем наряде Михалыч частенько ковырялся с УАЗиком. Ремонтировал, профилактировал, и иногда, чего греха таить, выезжал на место происшествия не в форменной одежде, а прямо так — из смотровой ямы вылез и поехал. Но уж тогда из бобика старался не выходить, чтобы не пугать граждан. Кулебякин его за это, естественно, ругал. Мол, на происшествии опергруппа — это лицо органов, все должны быть в форме и отглажены, а не как алкаши под забором выглядеть, а то от подозреваемых неотличимы. Но Михалыч особо не слушал никого. Возраст был пенсионный, и работал он, как сам говорил — чтобы дома не сидеть, и бабку свою не слушать.
— Погоди, Сан Саныч, — Михалыч пытался моргать фингалом, но морщился от боли. — Этот шкет — сотрудник? Кардан ему в ухо!
— Знакомьтесь, товарищи, — торжественно объявил я. — Салчак Тулуш Балданович. Старший лейтенант милиции и с сегодняшнего дня — инспектор уголовного розыска в нашем горотделе.
Стояли теперь рядком работнички — один в своей рванине, другой обут, как Хоттабыч, и все — встрёпанные и запыхавшиеся.
— Тьфу! Муха, дурная Цокотуха! — плюнул водитель. — Я-то думал, это баламут какой-то. Смотрю, в машину лезет, как к себе домой, даже не скрывается, гад! Вот, думаю шаромыжник какой! Дожили! Среди бела дня милицейский бобик обворовать хочет. Ну я и схватил его за ногу. Хотел вытащить, а он ка-ак лягнул меня. И в глаз! Шельмец…
Я вздохнул.
— Ты зачем Михалыча лягнул, Тулуш? — обратился я к своему подчиненному.
— Саныча, — начал тот свой рассказ. — Я сижу, жду тебя. Подходит грязный человек, нехорошо ругается, еще и за нога хватать — и тянет.
— Он не знал, что ты сотрудник, надо было сказать.
— Я говорил, но ксива нету, грязный человек не поверил.
— Это кто грязный? Эй? Батыр недоделанный? Да я только из-под моста вылез!
— Зачема под мостом жить? Крыша надо жить.
— Сам ты под мостом! — распалялся Михалыч. — Мост у машины, чинил я его, чукча!
— От чукча слышу! — парировал Тулуш с неизменной улыбкой на плоском лице.
Я пока для себя не понял — то ли он не понимал всех этих наших словечек, то ли противостоял нам неубиваемой вежливостью и позитивом.
— Ясно все, — заключил я, давясь от скрытого смеха. — отставить пререкания. Едем. Кирпич там… сам себя не понюхает.
Загоруйко я брать не стал, так как уже прекрасно знал — следы рук на камнях и кирпичах никогда не остаются. С таких объектов их можно снять только разве что в фильмах и в заблуждениях недалеких начальников милиции, которые требуют с подчиненных изъятий «пальчиков» с абсолютно любых предметов, хоть с жидкостей.
Подъехав к нужному дому, мы выгрузились. Я присвистнул себе под нос. Даже со двора уже было видно дыру в окошке. Стекло вылетело внутрь почти все, лишь деревянная рама ощерилась осколками, словно пасть монстра — зубами.
— Второй этаж, — оценил я обстановку и приказал участковому: — Георгич, иди обход поквартирный делай, свидетелей поищи, тех вон бабулек на лавочке поспрашивай, а я с потерпевшей поговорю и Мухтарчика по следу пущу.
Георгич — седой, как лунь капитан возраста наскальных рисунков Угледарских пещер, коротко кивнул и усвистал выполнять поручения.
Я с питомцами поднялся по лестнице на второй этаж. Звонить не пришлось, дверь была открыта настежь, тем самым хозяйка явно показывала, что ждет гостей, и вот они гости пожаловали: милиционер, пёс и коренастый степняк без лука.
— Здравствуйте! — всплеснула руками хозяйка, женщина в возрасте и с массивным клубком волос на голове.
Несмотря на июльское тепло — на плечах пуховая шаль, на ногах шерстяные носки. — Вы уже поймали хулигана? Это он кирпич кинул?
Хозяйка кивнула на Тулуша.
— Здравствуйте, Вера Олеговна, — улыбнулся я. — Это тоже сотрудник, просто сегодня первый день и без формы.
— А-а… Ой, извините… Ой, какой пёсик хороший… а можно погладить? Чаю будете?
— Нет, спасибо, мы…
— Чай будите, — закивал вдруг Тулуш, перебив меня.
— Вот и хорошо, — женщина, потрепав без спросу Мухтара по холке (тот на секундочку сделал вид, что он совершенно домашняя псина и никого никогда за руки-ноги не тяпал), скрылась на кухне и уже оттуда выкрикнула: — мойте руки и проходите!
— Нам бы кирпич понюхать! — возразил я. — Ну, то есть, Мухтару!
— А нету кирпича, его Петрович сосед забрал. Увез на дачу, ему пригодится — целлофан на парнике придавливать надо.
— Как забрал? А осколки вы тоже убрали? — я прошелся по квартире и обнаружил лютую чистоту, аж глаза режет.
Ни тебе следов, никаких улик.
— Конечно, убралась, — радостно известила хозяйка. — Неужто я милицию в грязную квартиру звать буду? Все вымела, вымыла. Окна только не успела.
— Вера Олеговна, — покачал я головой, — вы же все улики уничтожили. Нам даже зафиксировать нечего. Ни осколков, ни кирпича.
— А я не буду ничего писать! — ответила женщина, когда мы уже прошли на кухню. — Это сынок, Женя настоял, чтобы я вас вызвала. Но у вас и так много работы, чтобы еще хулигана искать и заниматься такой ерундой. Судьба его накажет, а мне все равно это стекло менять надо было, треснутое оно было, и зимой дуло. Вот теперь будет повод.
— Понял… Тогда сделаем отказной. Но вызов зарегистрирован в книге учета сообщений в дежурной части, поэтому мы все же соберем материал. Таков порядок, Вера Олеговна.
— Да пожалуйста, собирайте… Только сначала чай попейте.
Попить чаю на языке Веры Олеговны означало отведать жареной картошки на сале с хрустящими шкварками, котлет, салату из помидор и огурцов, ну и, конечно же, самого чаю — черного и густого с блинами вприкуску, которые нужно было обмакивать в стоявшие рядом чашечки с топленым маслом и медом.
Тулуш уплетал за обе щеки.
— Кушайте, кушайте, — не могла нарадоваться на гостя хозяйка. — Вот сразу видно, сколько человек работает, столько ест. А вы почему не кушаете?
Я как раз сидел с нею рядом, так что она повернула ко мне голову и, казалось, хочет ткнуть в меня пальцем, чтобы проверить, могу ли я ещё поесть.
— Я еще картошкой наелся, — отнекивался я.
А Тулуш, несмотря на тараканьи размеры, мёл все подряд, как пылесос «Буран». И куда только в него лезет?
Последнюю фразу, как оказалось, я проговорил вслух.
Напарник же снова не обиделся, а только довольно кивнул и пробубнил с набитым ртом:
— Тайга, горы, ночь, зима — кушать мало. Тулуш может неделю не кушать, сохатый следить. А перед этим надо покушать хорошо.
— Мы не в тайге же, — улыбнулся я.
— Мы, как на охота… Тот, кто кинул кирпич, — проговорил Тулуш. — Хуже зверь.
И прозвучало это очень серьёзно. Я чуть отставил чашку с чаем.
— Это почему?
— Мама сотрудник, кирпич в окно — не просто так.
— Думаешь, это связано с профессиональной деятельностью сына? — нахмурился я.
Признаться, мне и самому приходила в голову такая мысль, но я ее всерьез не рассматривал, кто там мог мстить Жене Юсупову — простому постовому в КПЗ. Кто-то, кого уже выпустили? Кто там на него в камере обиделся? Нужно будет проверить, кто недавно освободился из административников. Хотя как, отказной же по кирпичу. Я чуть подумал и сказал:
— Вера Олеговна, а вы точно не хотите заявление написать?
— Ой, сынки, не знаю, не знаю, — запричитала вдруг она. — Не хочу, чтобы Женя с этим всем сталкивался.
— В каком смысле? — не понял я.
— Хмурый он в последнее время какой-то ходит, сам не свой… Что-то неладное у него на работе, еще вот этот кирпич прилетел. Не хочу его беспокоить, тревожить лишний раз.
— Вообще-то, — заметил я. — Ваш сын милиционер, и сам должен принимать участие во всех семейных делах, тем более, когда дело касается безопасности квартиры, вас и разбитых окон. Потом, вы сами говорили, что он уже в курсе.
Хозяйка тут же кивнула.
— Я напишу… А вы, Александр Александрович, присмотрите, пожалуйста, за Женей, он мальчик хороший, только не смелый. Зря он в милицию пошел.
— Обязательно присмотрю и выясню, что там так его беспокоит. А вы как сами думаете? В чем причина?
— Не знаю, говорить вам или нет, — вздохнула женщина.
И губы поджала, смотрит с вопросом. Вроде как, разрешения спрашивает. Я прочистил горло.
— Конечно, раз начали… Если что, я никому не скажу. А Тулуш тем более, он плохо говорит. Кхм, пока.
Вера Олеговна ещё посидела, решаясь, и произнесла:
— Как-то Женя жаловался, что Чудинов Степа ему досаждает… угрожает все…
— Мы, вроде, с ним разобрались, — нахмурился я. — Женя ему показал, кто главный.
— Он про этот случай рассказывал… — покачала головой Вера Олеговна. — Вы тогда велели ему его ударить, проучить, дать отпора — а он не смог.
— Как не смог? — опешил я. — А мне сказал, что…
— Женя — мальчик добрый, он вас обманул… Он мне все рассказывает. Ой, что-то я уже лишнего наговорила… Перед Женей теперь неудобно будет.
— Ничего, ничего, Вера Олеговна, я же сказал, что всё это — строго между нами. Понял вас. Действительно, Жене лучше в милиции не работать.
— Лучше, лучше, — вся в расстроенных чувствах, снова закивала она. — Ну вот он и хочет уволиться, когда все из отпусков летних повыходят. Не хочет подставлять товарищей, я же говорю, добрый.
— М-да… Слишком добрый, — хрустнул я костяшками пальцев. — А с Чудиновым я разберусь… Не сомневайтесь… А вы его откуда вообще знаете? Явно не только из Жениных рассказов?
— Ну так он наш сосед был… Пока не посадили. Плохой человек. Раньше всегда при деньгах был и при параде, любил наряжаться. А с зоны вернулся — и не узнать. Бич бичом… А помнится, по молодости, он со стилягами все крутился. В их компании был. Я же их возраста, считай, все мы учились в Угледарском институте. Потому-то его Миль на работу и взял.
— А вы еще и Миля знаете?
— Говорю же, все мы студенты из одной альма матер. Матвей Исаакович по молодости за мной ухаживал даже…
— О как!
— Что, разве не похоже? Я тогда была, знаете… — Вера Олеговна чуть зарделась, вспоминая молодость.
— Я не о том, — отмахнулся я. — Выходит, Матвей Исаакович был в студенчестве знаком с Чудиновым?
— Конечно… Вот как раз Миль и был заводилой у стиляг. А Степан Чудинов был его лучший друг. Да их там не так много, парней, было в компании, но я уже и не вспомню.
Вот так поворот… Оказалось, что Чудинов и Миль — друзья молодости. Но арестованный мне об этом не говорил. Миля за отца-благодетеля выставлял. Утаил? Зачем? Теперь понятно, почему Матвей Исаакович взял зэка на работу. Получается, что не из чистого благородства души, а по старой дружбе…
Собрав-таки административный материал по хулиганке в квартире Юсуповых, мы вернулись в отдел,
— Тулуш, — сказал я. — Тебе срочно надо в область, и получить в ХОЗО форму. Чтобы никаких казусов не было.
— А можна я фурашка надеть, и так ходить? Фурашка есть. Красивый фурашка…
Я поморщился:
— У вас что там, в райотделе, как попало ходили? Смешивали гражданскую и форменную одежду?
— Зачем смешивали, форма бесплатно давали, все в форма ходили, и поверх свитер, когда холодна…
— Еще унты и лыжи, — подытожил я.
— Унты не давать, валенки давать. Валенки хорошо.
М-да… Ну чего я с него хочу? Если у них вся милиция кто в чем ходила. Ладно… Привыкнет. Надеюсь, когда будет в форме — у окружающих к нему поменьше вопросов будет.
Разобрав текущие дела, я решил наведаться сегодня к вдове Миля. Поспрашивать про давнюю дружбу ее мужа и подозреваемого. Тулуша брать с собой не хотел, но он сам навязался. Ну, как навязался? Так вышло… Салчак сказал, что будет помогать разбирать бумаги в кабинете, так как без дела не привык.
Но пару документов он умудрился порвать, а один потерять. Гужевой и Прошкин умоляюще на меня глянули, и я все понял. Нельзя Тулуша допускать ни к каким бумагам, пусть лучше со мной болтается, преступления на земле раскрывает.
На том и порешили. Коля и Ваня возятся с бумагами и подбивают дела оперативного учета, пишут в них недостающие справки и отвечают на поручения следователей, которые накопились бюрократическим грузом по глухим темнухам. А мы с батыром идем раскрывать убийство Миля.
Я взял жигуль нашего розыска. За руль мне не хотелось, думал поразмышлять в дороге. Поэтому посадил за баранку новенького. Он же начальника возил, значит, должен уметь.
Тулуш несказанно обрадовался, что ему доверили машину. Сел за руль и некоторое время его гладил.
— Хорошая, хорошая машина, — приговаривал он.
— Да поехали уже, заводи, — проворчал я. — Первый раз, что ли, за рулем?
— Первый раз, что ли… — эхом повторил он.
— Шевели колготками. Поехали.
Парень завел двигатель, выжал сцепление, переключил передачу — и жигуль, дернувшись, захлебнулся.
Бывает, подумал я. Отвык батыр от коня… Вторая попытка, и снова жигуль «сдох».
— Ездить разучился? — вскинул я бровь.
— Счас, счас, Саныча… — заверил Тулуш, а я уже напрягся.
В этот раз он даванул на газ сильнее. Гораздо сильнее, и машина дернулась вперед, как раненный стрелой медведь. С рыком и резко.
Руль Тулуш вывернул, но почему-то не в ту сторону, в которую нужно. Машина крутанулась, и тут на дорогу перед нами выскочил телеграфный столб. Он кинулся прямо на нас, норовя разбить жигуль в хлам.
— Тормози! Бл*дь! — выкрикну я, но Тулуш почему-то нажал на педаль газа, а не тормоза.
И столб побежал к нам еще быстрее. Я мгновенно принял решение и, чуть подскочив на сиденьи, молниеносно просунул ногу к водительскому месту и топнул по педали тормоза.
Скрип, пыль, дым. Смешалось все. И кони, и люди…
Бах! Удар все же был. Столб нас догнал. Но не так сильно ударил — если б я не успел надавить на тормоз, нас бы на этот столб прилично намотало.
— Твою мать! Солонца кусок! — орал я так, что Тулуш втянул голову в плечи, отчего стал похож на окуклившуюся гусеницу. — Ты чего творишь? Ты же сказал, что возил, что умеешь!
— Я не уметь на жигуля, — виновато улыбался Тулуш.
— Чего?.. ты… ты же начальника возил!
— Возил, — кивал Салчак. — Конь возил, трактор возил… Жигуля не возил. Не пройдет у нас жигуля. Дорога нет.
— Таежные пассатижи! Откуда ты такой взялся?
Я вылез из машины, чтобы осмотреть повреждения, а со стороны крыльца ГОВД уже слышался вопль Кулебякина.
— Моро-озов!!!