Поток темного холодного огня стремительно понесся в сторону Милютина. Полагаю, тот сразу понял, что блокировать Завесой Льда будет бесполезно. Сорвавшись с места, он подпрыгнул и рывком толкнул собственное тело к краю арены.
Только вот конус пламени слишком широк. Да и Пламя Тиамат — не просто поток огня, заряженного маной Пустоты. Я без особого труда могу изменить его траекторию, перенаправив в противника. Что я и сделал.
Загнанно обернувшись, противник дернулся в одну сторону, в другую… а затем застыл на месте. Выпрямившись в полный рост, почти невидимый мне из-за поглотившего половину арены огненного хаоса, граф резко расставил руки — а затем с силой их схлопнул, выкрикнув так, что заглушило даже рев пламени:
— Первородная кровь!!!
И что-то в теле Константина неуловимо изменилось. Сперва неуловимо — а затем весь его силуэт смазался, потек, обращаясь в бурлящую алую жидкость.
Когда Пламя Тиамат наконец настигло шустрого мечника, он уже не походил на человека — весь обратился в бушующий кровавый ураган. Пламя мгновенно кровь, заставило ее отчасти чернеть, отчасти ссыхаться и отлетать отвратительными ошметками. Но сжечь врага не получалось.
— Надо же… — задумчиво произнес я, когда с ладони сорвались последние языки темного огня, оставив по всей руке рубцы и гноящиеся ожеги. Для меня обращение к такому объему чужой стихии не прошло бесследно — и вылечить, увы, я сумею не все.
Но мучался и Милютин. Да еще как! Окруженный теперь уже огненным кольцом, разбрасывающим вокруг мириады разрушительных искр, он вертелся кровавым сгустком, то и дело раздувая ярко-алый щит то с одной стороны, то с другой. Из силуэта то и дело выстреливали целые потоки жизненной силы, на лету обращающиеся уже в реки обычной воды. Граф пытался залить пламя, затушить его как обычный пожар — и успех его был сомнителен.
Но тут дуэльная система посчитала наконец мою атаку завершенной. Я ощутил легкий толчок со всех сторон, словно на мгновение мне загасили большую часть силы. Пламя вокруг Константина начало стремительно затухать — мана из него потекла рекой, вливаясь в накопитель, встроенный в поле битвы.
— Дуэль окончена. — разнесся по двору мягкий женский голос встроенного заклинания. — Победил барон Дмитрий Алексеевич Лихачёв. Для пострадавшего уже вызван медицинский отряд.
Граф рухнул как подкошенный — алый столб разбился о землю, забрызгав первые ряды зрителей ведрами крови. Купол-то уже исчез — и теперь девушки и юноши с брезгливыми и нервными криками тарались оттесниться подальше от арены.
В основном, конечно, девушки.
Я неторопливо подошел к лежащему на теплом камне человеку. Милютин выглядел очень плохо — бледная кожа, впалые щеки и черные пятна вокруг глаз. Он лежал и все время судорожно подергивался, силясь взять под контроль разом похудевшие конечности.
Но он пережил Пламя Тиамат! Далеко не каждый опытный маг на такое способен, куда уж там юноше. Камень площадки, специально созданный чтобы выдерживать атаки магией, спекся вокруг Милютина в стеклянистую черную корку — а он, поди-ка, живой!
— Первородная кровь, значит? — тихо спросил я, склонившись над ним. Приподняв непослушную голову, Костя смотрел на меня со смесью ненависти и страха. — Вот как они это назвали? Приятно, что эта техника прошла сквозь века и не затерялась во времени. Когда ты вырастешь как чародей, ты поймешь, какие перспективы она открывает. А итог боя, надеюсь, даст тебе понять что-нибудь еще.
Из дверей общежития уже выбегали организованные молодцы в белых халатах, так что дальше оставаться возле поверженного я не стал. Направился к своим, глядя, как меня пожирают глазами те, кто делал ставки на бой. Большинство — с неприкрытой враждебностью. Но некоторые — с обожанием.
Уже на ходу я начал понемногу залечивать раны — те, что не были видны стороннему наблюдателю. А оказавшись в кругу своих, стал исцелять и обожженные местами почти до костей руки. Все тело жутко болело и чесалось, но это ничего — у любого мага должна быть крепкая привычка терпеть боль.
Соратники встретили меня восторженно — Юля тут же бросилась обниматься, не заметив моего болезненного шипения. Вскоре к ней присоединились и остальные. Все наперебой поздравляли меня — и, конечно, задавали один единственный вопрос:
— Как, командир⁈ Как ты так просто, на ходу, обратился к Огню? Я точно видел, что ты наполнился именно огненной маной перед финальным заклинанием! Разве такое возможно?
— Возможно. — задумчиво протянула Маша. — Отец показывал мне, как управляет всеми доступными стихиями. Но ему вон уже сколько лет — а управляет он ими настолько слабо, что лучше вообще никак!
— В этом и суть. — произнес подошедший к нам Василий Шувалов, привлекая внимание. — То, что человек не ограничен одной стихией, не секрет для выпускников факультетов магической теории. Просто в девяносто девяти случаях из ста мультистихийноть на деле абсолютно бесполезна. Так что она остается плодом бестолковых опытов ученых-теоретиков… Оставалась, до сегодняшнего боя…
Я недоуменно пожал плечами:
— Ты-то чему удивляешься? Обратился я к Виктору. — Я ведь при тебе уже обращался, например, к Смерти. При чем не просто чтоб комара прибить, разве нет?
Немец задумчиво взглянул на меня, а затем аккуратно кивнул. Остальные, похоже, тоже поняли, о чем — а точнее, о ком — речь. Удивленный Шувалов, видя, что говорить ему никто ничего не собирается, устало махнул рукой и заговорил сам:
— Ты выжил, барон Лихачёв.
Я кивнул, подтверждая очевидный факт.
— И ты умудрился победить.
Новый кивок.
— Да так, что запись твоего боя теперь разойдется по всей стране, а то и шире.
Опа. А вот это уже неприятная новость. Разве мы соглашались включать запись?
— Это учебная площадка. — вздохнул княжич. — Здесь запись работает в каждом бою. Это в уставе общежития прописано, но вам его, вроде, выдать еще не успели.
Я нахмурился. Вот это — плохая новость. Может даже очень плохая. Интересно, знал ли об этом Милютин, когда использовал технику Первородной крови? Скорее всего, граф просто пытался выжить. Перед лицом смерти многое видится проще.
— Вижу, ты и сам понимаешь, что теперь будет. И я вот даже не знаю… орать на тебя, или же хвалить и чествовать?
Я усмехнулся.
— Ну, орать я, положим, понимаю за что. Хотя не стоит, я такого не люблю. А хвалить?.. Думаешь, увидев, какие тут у нас крутые маги, к нам повалят новобранцы?
Алиса фыркнула:
— Да скорее уж теперь к нам никто никого не отпустит — мол, вон, у них итак сильные бойцы, обойдутся!
Немного подумав, Василий был вынужден признать правоту Каховской. А раз теперь хвалить меня было не за что, а ругать не стоило, мы просто в молчании двинулись к общежитию. Соратники мои молчали гордо, бросая вокруг довольные взгляды. Шувалов — кисло, глядя в основном себе под ноги, а иногда, сердито, на меня.
Я же молчал задумчиво. Княжич говорил, что Милютины — один из первых родов России, кому была дарована магия после ее возвращения в мир. Все, что я об этом читал, овеяно бесконечными мифами, легендами, родовыми преданиями, в которых некоторые возводят себя чуть-ли не к апостолу Петру.
А иногда и прямо к нему.
Но только что я получил новое подтверждение в копилку моих мыслей о том, что магию «вернули» в мир мои замечательные родственнички. Ибо техника Первородной крови — одна из моих последних разработок. Помогал с ней мне лишь сын, даже Хилини ничего конкретного не знала.
Мы с Амар-Сином, единственным моим оставшимся в живых ребенком, искали ключ к физическому бессмертию. Кто ж из сильных магов на старости лет его не ищет? Я, конечно, мог прожить еще лет двести, может, триста — срок, почти бесконечный для простого смертного.
Но всем известно — как только ты получаешь что-то действительно ценное, например, время, тебе хочется еще и еще. А нежитью я становиться не планировал. Вот и искали мы способ сделать из обычной крови… что-то вроде Истинной Крови. Субстанцию, бесконечно наполняющуюся Жизнью, нерушимо связывающую астральное тело с физическим, не дающая увядать ни тому, ни другому.
Но в наших поисках мы открыли совсем другую грань — возможность обращать жизненную силу крови в целый океан маны, а окружающую ману — в жизненную силу.
Это не бессмертие — даже не близко. Но этот своеобразный вампиризм позволяет резко наращивать мощь в бою, обращая в магию все свое тело, становясь этаким «элементалем маны» на основе из крови. Именно так выжил Милютин — растворил тело в крови, а кровь почти полностью перевел в астральный план. Как итог — ему нужно было сопротивляться лишь духовной силе Пламени Тиамат. Обычный, скажем, огненный шар, действующий лишь на физический мир, ему не навредил бы вообще. Пламя Тиамат навредило, да еще как. Но он — умелый маг, очень умелый. И сумел себя защитить.
Судя по тому, что я видел вокруг, подлинное бессмертие в итоге обрела Хилини. Мне бы очень хотелось с ней повидаться. Побеседовать… о науке и природе вещей…
Но вот техника Первородной крови — именно под таким названием! — при жизни была известна лишь мне и сыну. А в чудесные совпадения, в случайное переоткрытие этой силы под тем же названием, я что-то не верю.
Вечером того же дня я, в накинутом на новый мундир белом халате, стоял у входа в больничную палату. За дверью лежал израненный Милютин. Никакого сострадания, или жалости, я к этой крысе, конечно, не испытывал. Но и допускать напрасного озлобления с его стороны — глупо.
Так что я решил зайти поговорить. Быть может, заодно узнаю, к кому себя возводят его предки. Вообще, в дальнейшем стоит проследить, что известно о судьбах моих предполагаемых потомков и родственничков.
Постучался.
— Входите… — раздался из-за двери негромкий слабый голос графа.
Я тихо вошел. Дежурившая в палате женщина средних лет после утвердительного кивка Константина покинула нас, оставив наедине.
Милютин лежал на койке, с перебинтованными конечностями и целым букетом трубок, тянущихся к венам. Лицо его по прежнему походило на маску смерти, глубоко запавшие глаза смотрели холодно и враждебно.
— Пришел поглумиться? — кривился он. — Еще бы! Какой-то барон без рода и племени одолел в бою гения, надежду рода и страны! Тьфу!..
— А что, разве не одолел? — чуть улыбнулся я. — Или считаешь, что я как-то не так сражался? Не по-рыцарски?
Глумиться я не собираюсь, конечно. Но видеть эту ребяческую спесь на лице графа даже после поражения довольно занимательно. Неужели, у него настолько высокое самомнение?
Несколько секунд Константин молчал, буравя меня колючим взглядом. Затем хрипло вздохнул и ответил:
— Нет, ты победил заслуженно. Я видел подобную технику лишь раз в жизни. Вообще, я заподозрил бы, что ты тоже из наших — но я пробил твой род до самого основания. За четыре века — ничего выдающегося или подозрительного.
Вот как? Даже я сам не интересовался тем, насколько род Лихачёвых древний. А вот, оказывается, по местным меркам он очень стар. Древнее, чем новая история магии в мире. Удобно оказаться именно в таком теле — теле обычного, ничем не примечательного паренька из ничем не примечательного рода.
— Из ваших? — приподнял бровь я. — Из Старого Дома что ли? Ну уж нет, я бы побрезговал. Да, если что, глумиться я не собираюсь. Свое превосходство я ясно показал на поле боя — ни к чему закреплять его в лечебнице.
По тому, как Милютин дернулся при упоминании Старого Дома, я понял — попал в точку. Значит, слухи, о которых говорил Василий, не врут. Что ж, отличный способ узнать об этих людях побольше. Изнутри, а не по досужим сплетням.
— Впрочем, я мало знаю об этом вашем Доме. — продолжил я. — Мне, как я понимаю, все равно по роду не положено к нему присоединиться. Однако, я был бы благодарен, если бы ты просветил меня. Кто вы вообще такие и чего хотите?
Константин смерил меня подозрительным взглядом. Пожевал тонкие бескровные губы. Его лицо, и в нормальном состоянии худое и какое-то слегка крысиное, теперь напоминало высушенную голову чучела. Неприглядное зрелище.
— Ты прав, барон. — негромко произнес он. — Тебя это не касается. Так что и знать больше, чем можешь узнать сам, тебе нечего. Это все, чего ты хотел?
Граф бросил настолько красноречивый взгляд на часы, мерно щелкающие на стене, что не понять его мог только совсем дурак. Но я предпочел оставить этот жест без внимания. Если человек хочет мне что-то сказать — пусть говорит словами, а не обезьяньими ужимками.
— Ну, нет так нет. — махнул я рукой. — Вообще-то я пришел по другому поводу. Во-первых, ответь, что тебе от меня надо? Зачем были нужны эти нелепые провокации? Что твоя, что той бабы. Да брось! — перебил я его, когда он попытался что-то возразить. — Мы оба прекрасно понимаем, что это твоих рук дело. Не делай из меня дурака. И из себя тоже.
— К чему, к чему… — пробормотал раздраженно граф. — Тебе-то что⁈ Было и было! Просто кое-кто слишком много о себе возомнил, барон. Решил, что может публично унижать достоинство людей, куда более благородных. Решил, что он — пуп Земли, собирающий все лавры на поле битвы. При том что сам — совершенно мутный тип с неясными намерениями…
— Погоди, погоди. — прервал я его тираду. — Ты хочешь мне сказать, что ты так мстил за то, как непочтительно я поставил на место нескольких дворянчиков после бойни на выпускном турнире⁈ Ты серьезно⁈ Что за чушь, граф?
— Это не чушь! — резко вскинул голову Милютин. Его растрепанные волосы разметались по лбу, покрытому испариной. — Если для тебя многовековой дворянский уклад — чушь, как ты смеешь зваться подданным Его Величества⁈ Если считаешь, что нижестоящий может спокойно макать лицом в дерьмо вышестоящего, да еще на глазах у всякой черни — какой ты дворянин⁈ Известно ли тебе, что после того случая слухи о том, как ты «поставил на место» целого князя со свитой и отрядом, как тебя в этом поддержала императорская гвардия, породили целый всплекс подобных демаршей⁈ Что…
— Да мне как-то на это наплевать, веришь?
Милютин осекся, начал глотать ртом воздух, как выброшенная из воды рыба. Похоже, он готовил свою гневную речь для встречи со мной. Ожидал, что я засмущаюсь, или почувствую вину. Не на того напал.
— Пле… вать?..
Юноша неверяще уставился на меня. Боги, даже удивительно, что бывают молодые люди, столь фанатично преданные иерархии. В мое время молодежь творила всякую дичь, а старики бухтели, мол, все пропало и настают последние времена. Судя по тому, что я узнал об этом времени — за сорок веков мало что поменялось.
И тут на тебе — такой фрукт!
— Абсолютно. — утвердительно кивнул я. — Ты не подумай, я не сторонник общественной анархии, или еще чего-то такого, бунтарски-глупого. Общество нуждается в гласных и негласных соглашениях. Только вот они ничего не стоят, если под ними нет силы. Нет общего интереса.
Я подошел к зеркалу, висящему у окна. Глянул на свою заурядную физиономию, красноватую в лучах заката. Вспомнился я прежний — смуглый, с широким скуластым лицом и ручьем волос, черных как ночь, спадающих по плечам. В свои две с лишним сотни лет я и близко не был седым.
— Если один маленький инцидент… — продолжил я. — Одно частное нарушение обычая, или какого-то правила, способно породить целую волну бунтов, значит за этим обычаем и правилом нет силы. Значит в обществе нарастает недовольство им. Судя по тому, что я знаю, Россия пережила немало чудовищных бедствий. Орды варваров из степей, иноземное иго, армии Европы, выжигавшие страну подчас до тла. В конце концов — великая бойня столетней давности, потеря прежней столицы и почти тридцати миллионов подданных. А смотри-ка, до сих пор стоит Россия, стоит на пятой части мира. И что же, ты считаешь, что она рухнет от того, что в ней перестанут раскланиваться перед титулованными стариками и бормотать «Ваше Сиятельство»?
На последних моих словах Милютина вновь перекосило.
— Дело не в чьих-то конкретных словах! — прошипел он. — Дело в системе! Ты прав в том, что все, за чем нет силы, рушится. Но сила аристократии — в ней самой. В ее древней крови и священных обычаях. Раньше люди верили, что и над нами стоит всемогущий Господь, и сила была в нем. Это давно в прошлом. Аристократы сильны лишь до тех пор, пока сами считают себя таковыми, считают себя одной кастой, одной семьей. А в семье все должны находиться на своих местах… барон. Нет никого, кто придет свыше и скажет — ай-ай-ай, не ругайтесь, достойные! Только мы сами имеем право карать и миловать друг друга. Но тот же князь Шувалов не мог наказать тебя…
—.Потому что мы не семья, граф. — прервал я его рассуждения. — Не бывает так, что огромная, гигантская страна с полумиллиардным населением, жила по семейным законам. Князь Шувалов не мог публично выступить против меня потому что… есть высшая сила. Она стоит над каждым отдельным дворянином. И ты даже верно ее обозначил — это не бог. Это интересы всего дворянства. Ради интересов всех каждый отдельный дворянин поступается своими, а иначе он быстро станет изгоем, парией.
— Я ведь об этом и говорю! И ты нарушил…
— Но! — вскинул я ладонь, продолжая мысль. — Существование общего интереса не отменяет интереса частного. И, как я уже сказал, бывают ситуации, когда соблюдение общего интереса означает поражение для отдельного лица. А бывает наоборот — частные амбиции губят всех. Так вот, Константин. Я считаю, что перед лицом грядущей катастрофы все эти игры в благородство — пыль.
— И что ты предлагаешь⁈ — аж приподнялся с постели граф. Из уголка его рта выступила капля крови. Сплюнув прямо на белоснежную простыню, он продолжил. — Без высшего дворянства, без его руководства, Империя не выстоит! Играть сейчас на дудке частного интереса всякой мелочи — это…
— Это спасение для всех, кретин. — холодно прервал я егопылкий возглас. — Ты, кажется, пока не понял. Сила теперь будет сосредоточена не в Москве и прочих крупных городах. Сила — за теми, кто стоит лицом к лицу со смертью. Оглянись вокруг, посмотри на тех, с кем тебе предстоит сражаться бок о бок. Много ли ты видишь среди них старых политиканов? А торгашей, владельцев мегакорпораций? Облысевших от бесполезных опытов «теоретиков магии»? Очнись, идиот! Все эти князья и высшие графы будут трястись лишь над своим имуществом как сказочный Кащей. Ваш бог недаром гнал торгашей из храмов. Вскоре главным в жизни всего мира станет война. Величайшая битва за будущее мира. И первыми встретят удар именно тысячи, десятки тысяч рядовых магов, мелких нетитулованных и баронов.
— Тебя послушать, так у Японии наивышие шансы победить!
— Брось, граф. Смысл армии Японии в том, чтобы низшие маги навсегда остались низшими. Больше того, стали друг без друга совсем немощными калеками. Их девиз — сильная власть, слабый народ. А я говорю ровно об обратном. Закончим на этом. Ты выглядишь неважно, а мне нужны здоровые бойцы.
— Не зазнавайся, Лихачёв! — бросил Милютин мне в спину. — Нами командует княжич Шувалов, а не ты!
— В наше время все меняется очень стремительно, Костя. Не упусти ход истории.
С этими словами я аккуратно закрыл дверь палаты, оказавшись в пустом вечернем коридоре.