Утро в особняке Лихачёвых выдалось нервным. Во всяком случае, кое-для кого.
— Господин! Но что вам делать в этой деревне, право же?
— А это, Афанасий, мое дело, разве нет? Уж что мне делать в моей деревне я найду. Не думаешь?
Поднятый мной ни свет, ни заря Афанасий не успел даже толком причесаться и лакировать свою шевелюру — так обалдел от моего заявления.
— Но Ваше Благородие! Вы в последний раз были там в детстве! Чего вам делать среди этих всех бедняков, воняющих рыбой?
Я на секунду опешил. Насколько же плевать было Лихачёву на своих людей, что он годами не мог пройти полчаса до своей вотчины? А тогда, на балу, он показался мне благородным и достойным человеком.
Видимо, благородством он щеголял лишь в высшем свете.
— А вот ты мне и расскажешь, «друг мой», почему мои люди — воняющие рыбой бедняки! И с кого мы там собираем налоги — тоже.
Глазки Афанасия чуть заметно забегали. Надо отдать должное самоконтролю этого фрукта. Иной бы и не заметил его нервозности — просто заботливый слуга, мягко оберегающий молодого господина…
— Подавай же на стол, друг Афанасий! — пробасил я максимально театрально. — Солнце восходит и дело не ждет!
Управляющий с кислой миной ушел из столовой в кухню. Вообще, особняк Лихачёвых представлял собой классическое двухэтажное здание с двумя большими балконами на втором этаже и застекленной террасой на заднем дворе. Первый этаж был занят «рабочими» помещениями — гостиная, столовая, кухня и подсобка, две уборных и большая ванная. Второй же этаж занимали две больших комнаты — бывшая комната родителей барона, длинная комната самого Дмитрия с шутливой вывеской «Кабинет» на двери, а также уже настоящий кабинет со множеством книг и хорошим компьютером. Видимо, рабочий кабинет покойного отца, или матери Дмитрия.
С тем, что я вчера почувствовал в саду, я предоставил разбираться Виктору. Неслабый маг-боевик, он без проблем прикончит какого-нибудь шпиона, или затаившегося грабителя. Да и скрытые заклинания с его слов находить умеет. Договорились с ним еще вчера.
Так что теперь нужно увести отсюда управляющего, предоставив поместье моим спутникам. Да и на то, как живут мои подданные, глянуть стоит. Чует мое сердце, раз сам барон не занимался их делами, кое-кто другой плотно занялся их карманами.
— Приятного аппетита, Ваше Благородие! Каша овсяная с ягодами и шоколадом-с, блины со сметаной и кофе по вашему обычному вкусу!
А вот и этот «кое-кто», с подносом и кофейником. Кофе я попробовал еще в больнице — раньше не знал такого напитка. Но мне понравилось, так что отказываться не стал. С удовольствием выпил чашку крепкого черного напитка.
А, позавтракав, недолго думая выдвинулись в путь. Свежий утренний лес, залитый летним солнцем — отличное место для прогулок. Так что, пройдя бодрым темпом каких-то полчаса мы оказались на вершине довольно крутого склона.
Леса здесь почти не было — явно вырублен. На склонах, поросших изумрудной травой, паслись коровы и несколько коз. Ничего серьезное, чье-то домашнее хозяйство. А внизу, у подножья холма, раскинулась река метров в сто шириной. И деревня на берегу.
— Мда, не очень-то воодушевляющее зрелище. — хмыкнул я. На управляющего было жалко смотреть — выражение моего лица ему явно не понравилось, и теперь он наверняка спешно соображал, как бы оправдать раскинувшуюся перед нами бедность.
А селение выглядело именно бедно. Местами это даже мягко сказано. Главную улицу, начинающуюся на той самой дороге, где мы стояли, и упирающуюся в каменный причал, окружали разноцветные бетонные коробки, обитые местами профнастилом. Магазин такой, магазин сякой — филиалы больших княжеских торговых сетей. Плюс неказистая больница, такая же убогая администрация, и относительно приличное — даже с какими-то колоннами — здание на самом берегу. Видимо рыболовное управление. В остальном же — одноэтажные деревянные, изредка каменные, дома, двускатные крыши, кривой-косой забор, вездесущие листы профнастила и грунтовые дороги, кривые и влажные после недавних дождей.
У причала стояла длинная баржа, обитая металлом. То, насколько она ржавая, видно было даже отсюда. Насколько я успел узнать, на этой барже местные раз в неделю уплывают вниз по течению — работать на рыболовных промыслах, принадлежащих князьям Строгановым. Ну ладно хоть не Меньшиковым, и на том спасибо!
— А это чей дом, Афанасий? — спросил я, указав на каменный особнячок, этаким сельским замком возвышающийся среди разноцветных деревянных домиков. — Старосты местного что ли? Или дача чья-то?
— Нет, Ваше Благородие, что вы. — тут же ответил управляющий. — Это дом торгового представителя господ Строгановых. Видите баржу? Это их ведь баржа. Своя у нас еще лет пять назад приказала долго жить. А починить тогда… ну, это… не смогли, в общем. Дефицит бюджета, сами понимаете. Ну и заключили с ними договор.
Все я прекрасно понимал. Интересно даже, самому Афанасию Строгановы денег занесли, чтоб на починку средств не нашлось, или кому-то из местных заведующих? Немудрено, что владелец баржи за пять лет себе домище отгрохал — рабочих-то постоянно возить надо, без этого полдеревни сразу вымрет. Да и продукты наверняка они же доставляют…
Я спросил об этом Афанасия. Он довольно подтвердил, не забыв похвастаться, как ловко это все налажено. Да уж, кто бы сомневался.
За следующие полчаса я прямо с холма потыкал пальцами в разные постройки, в зарастающие кустами поля у реки, в здание котельной, выглядящее как жертва какой-нибудь магической бомбардировки.
И все спрашивал, спрашивал, что, по чем и как. Пот со лба бедняги Афанасия катился градом. Глазки бегали. Видимо, не привык он к таким расспросам о «его» делах, ой как не привык. Ну да ничего, отвечал всё равно. Куда ему деваться.
Так и узнал я, что центральное отопление и электричество в селении есть — спасибо и на том. Пусть отопление и с перебоями, а вода есть не весь день, но всё-таки уже что-то. Что в моей собственности также отрезок реки во всю ширину и длиной в полкилометра, но изменять его ландшафт — делать запруды, плотины, загрязнять воду продуктами промышленности — мне разрешено лишь с согласия собственников низовий реки. То есть, Строгановых. Что в больнице сидит фельдшер да пара медсестер, а машина скорой помощи одна, и та вечно ломается. Что пожарных машин нет вообще. А все магазины — торговая сеть тех же Строгановых.
А еще наконец разобрался, кто платит нам основные налоги. Это, конечно, не простые местные, работающие в магазинах, больнице или на причале за гроши. Нет, это люди Строгановых. Держатель баржи, директора магазинов, патентованные Строгановыми рыболовы. А еще — молочный заводик, притулившийся на дальнем краю поселения. То стадо, которое я поначалу принял за чей-то домашний скот, оказалось заводским. И угадать, кто скупает и перепродает всю продукцию этого завода, было также легко, как сосчитать пальцы на руках.
Конечно же, Строгановы.
— Что в этой деревне вообще «моего», Афанасий? — задумчиво спросил я, когда мы неспешно побрели домой. Спускаться к людям я не стал — первичного осмотра мне пока хватило. — Завод, по сути, строгановский, причал, по сути, тоже, баржа их, магазины их, богачи живут — и те их.
— Как что, Ваше Благородие? Земля эта, сама деревня Бережки как населенный пункт. Вы с этого всего налоги собираете, уплачивая лишь государеву долю. А что само производство не вам принадлежит — ну так на таком положении небольшие дворяне уже больше века живут. Это неизбежно. Крупные объемы производства требуют единого владения, единого центра, откуда производство управляется, планируется. Да вот хоть рыбу взять. Один огромный рыбный комбинат, рассеянный на полстраны, но с единой бухгалтерией, единой системой учета, общей логистикой, огромной прибылью, позволяющей механизировать хозяйство… Такой комбинат может больше, чем миллион мелких рыбаков, чем тысяча мелких баронских промыслов. Давно уж на баронах один лишь сбор налогов висит, да и то — больше за то, что одаренных поставляют…
Афанасий вдруг сбился, опасливо глянул в мою сторону.
— Ох, простите, Ваше Благородие! Не сдержан я что-то, приношу извинения, если мои слова вас оскорбили.
— Да нет, не оскорбили. Да и с чего бы? Ты прав, Афанасий. Если бы было не так, как ты говоришь, люди просто жили бы все сами по себе, не создавая ни огромных империй, ни полей до горизонта, которые и тысяче пахарей не убрать, ни миллионные армии. Да, верно ты говоришь — бароном много не навоюешь. Надо вверх расти, расширять и укрупнять. А знаешь, друг мой, что нужно прежде всего, чтобы возвыситься над другими?
Мой спутник посмотрел на меня удивленно. Видимо, такой переход от болтовни о насущных делах к философским вопросам стал для него неожиданностью.
— Э… Смею предположить, Ваше Благородие, что нужны правильные связи и капитал, которым нужно умело распорядиться?
— Несомненно, это так. Полагаться только на внутренний потенциал глупо и недальновидно. Но прежде, чем думать, где раздобыть капитал, с кем стоит связываться, а с кем не стоит, нужно еще кое-что.
— О, и что же, Ваше Высочество?
По лицу управляющего было видно, что беседа со мной ему уже порядком надоела. Ну ничего. Я не собирался слишком долго утомлять его своим обществом. Особняк уже виднелся сквозь еловые ветви, идти осталось недолго. Но я всё-таки ответил — не зря ведь задавал вопрос.
— Нужно быть уверенным, что всё, что ты обретешь, не сожрут крысы.
— Крысы, господин?
— Именно. Прежде, чем начинать любое серьезное дело, стоит избавиться от крыс вокруг себя.
Глаза Афанасия недобро сузились. Похоже, он сразу понял, о чем именно я говорю.
— Полагаете, что нам с вами пора расстаться, господин? — спросил он. От былой улыбчивости и подобострастия не осталось и следа. — Что ж. Вы правы. Вы мне порядком надоели. К тому же задаёте слишком много вопросов!
Выкрикнув последние слова, медлительный и расслабленный Афанасий вмиг сжался как пружина и резким прыжком бросился на меня. Он не был магом, но магия ему не требовалась. В руке мужчины сверкнул длинный узкий кинжал, полыхнувший огнем. Зачарованное оружие!
Только вот такими детскими игрушками меня не убить! Не став дожидаться удара, я встречным прыжком приблизился к нему в упор и, отбив удар кинжала мгновенно материализовавшимся Клинком Пустоты, впечатал ладонь в худую грудь Афанасия. И одним мощным магическим импульсом, разрушившим висевшую на нем защиту, остановил его сердце. Самый близкий к Пустоте аспект — Смерть. И ей я владел лишь немногим хуже своей основной стихии. Бывшему управляющему не помог ни атакующий артефакт, ни защитный.
— Ну вот, родной. Отправляйся на заслуженный отдых. — поймал я осевшее тело управляющего. И тут же оторвался от земли. Лететь нужно было быстро — ни в коем случае нельзя допустить начала серьезного некроза тканей. Это тело мне еще было нужно.
— О, вы уже вернулись, барон? — помахал мне рукой Виктор, довольно стоящий у крыльца моего поместья. — Добро пожаловать домой!
Прохор сидел тут же, на крыльце, и молча курил, то и дело нервно почесываясь. А у их ног лежало еще чье-то тело. Низенький полный человечек, издалека похожий на мешок тряпья защитно-зеленой окраски.
Приземлившись, я бросил труп управляющего сверху.
— Вижу, этого ты уже заморозил? Отлично. Подморозь-ка и нашего бывшего управляющего. Нельзя, чтоб началось разложение. Давно этого приговорили? Кто это вообще такой?
— Да хрен его знает. В глубине сада прятался, как вы и указали. Мы его попытались взять, допросить, а он выхватил пистолет да как давай палить в нашего бедного Прохора. Ну я его тут же без лишних слов и успокоил. Насовсем. Немного времени прошло, минут пятнадцать.
— Отлично! — довольно потер я руки. Этого пока морозь, но не сильно. А вы, Прохор, если не привычны к неприглядному зрелищу, лучше в доме полежите. Отдохните, чайку налейте себе. Ничего приятного глазу тут происходить не будет.
Я не преувеличивал. Бегом влетев в личный кабинет Дмитрия Лихачёва, я стал сгребать все, что хоть отдаленно напоминало его личные вещи. Серебристую расческу, колоду игральных карт, висящую в шкафу школьную униформу, фотографию с родителями, стоящую на письменном столе, покрытую золотистой вязью флягу. Последняя мне понравилась самому, но, подумав, я все-таки бросил ее в общую кучу.
Вообще, кабинетом эту длинную комнату на втором этаже назвать было трудно. Скорее уж личная комната юноши, в которой он хранил и складировал все, что ему нравилось — от детских фотографий до компьютера и плакатов с какими-то разодетыми качками. В общем, здесь было много всего подходящего для моих целей.
Нахватав так самых разных вещей, которые хоть в теории могли носить отпечаток личности Лихачёва, я распахнул окно и выбросил это все во двор. Виктор еле успел отскочить от потока всевозможного шмотья.
— Э, а это еще зачем? Затеяли генеральную уборку?
— Сам увидишь. — крикнул я на бегу, выхватывая из подпространства Черную Книгу.
Многие маги, особенно низших ступеней мастерства, искренне полагают, что магия — это когда из рук вылетает всякое сверкающее, разнося все на пути, или когда ты можешь менять реальность одной своей волей.
В общем, под магией вообще подразумевают лишь индивидуальное чароплетение.
Только вот оно — лишь базовая ступень волшебства. А следом за этой ступенью идет следующая — ритуальная магия. Именно ритуал я и планировал сотворить. Притом такой, за который и в мое время можно было легко угодить на виселицу, ибо мы сами посчитали такие знания слишком античеловеческими. А уж теперь, судя по беглому поиску последних дней, о нашем древнем искусстве если кто и знает, то знание это лежит за семью печатями.
Я собирался заниматься некромантией. Тем, что противоречит вообще всей современной теории мироустройства, стоящей на том, что связи между живыми и мертвыми нет вообще или почти никакой.
Но тысячелетия, проведенные за гробом, очень обогатили мои познания, так что теперь я уверен в своих силах. А одно из заклинаний, найденных мной в Черной Книге, мне с этим очень поможет.
— Даже интересно, чем вы удивите меня на этот раз, барон! — хмыкнул Виктор, когда я вышел с книгой и стал раскладывать вещи Лихачёва в несколько кругов, расходящихся от хорошо утоптанной площадки перед самым крыльцом. Сохранившиеся детские игрушки, книги, одежда, личные мелочи — в дело пошло все, что я смог найти. А в центр круга я аккуратно положил самую ценную свою находку. Личный дневник Дмитрия Лихачёва.
Когда все было закончено, я встал на ступени крыльца так, чтобы видеть все три получившихся круга, и начал проговаривать развернутую формулу. Увы, без нее уйдет слишком много маны.
— Памятью родного дома, дорогими сердцу вещами, честью древнего рода, общей кровью по венам, важностью моего дела, данной покойному клятвой и мощью великого мага я к миру взываю! Повелю я открыться вратам между жизнью и смертью, вратам, ведущим за край небосвода, вратам туда, где не видят света дневного, где нельзя испить чистой водицы и отведать теплого свежего хлеба! Откройтесь, о врата, для одного человека! Не из плоти и крови и не памятной тени! Духа, недавно почившего, я призываю! Явись в наш мир в зримом обличье и здравом рассудке, барон Российской Империи Дмитрий Алексеевич Лихачёв, последний из рода Лихачёвых!
И моя воля исполнилась. Абсолютная, гробовая тишина повисла на миг над поместьем. А затем в ушах словно что-то тихонько лопнуло. Я моргнул, а когда открыл глаза, в центре круга стоял… Нет, парил в воздухе, чуть-чуть не касаясь земли, мой точный близнец.
Только одетый так же, как был одет на том самом балу, очень бледный, а еще полупрозрачный. Но это уже мелочи.
— Я… Где я? — потерянно произнес призрак. Виктор же вообще ничего не говорил, только разевал рот, как выброшенная на берег рыба, и молча смотрел то на меня, то… тоже на меня, но полупрозрачного в центре круга.
— Что, барон, неужели не узнаешь родного поместья? Вон, смотри, сколько я тебе твоих личных вещей тут разбросал. Рад, что все сработало как надо.
Радость моя была искренней. После ритуала я остался почти без собственной маны. И если б моих сил не хватило, если б явилась кровожадная тень, безумный дух или, не дай боги, какая-нибудь призрачная тварь из мира мертвых, я сумел бы оказать сопротивления, но было бы тяжко.
Но, судя по прояснившемуся взгляду Дмитрия, явился он действительно в ясном уме.
— Ты… А почему ты выглядишь, как я?
— Потому что я — это ты. Ты ведь еще не успел забыть о том, что произошло на том балу? Я обещал сделать все для спасения тех дворян? Я сделал. А теперь у меня к тебе есть деловое предложение. Как насчет вернуться в мир живых?