Мы мертвые

^{Шесть Месяцев Спустя ДЕНЬ ПЕРВЫЙ} 5 Тиннстра

Священник начал читать молитву.

Тиннстра и остальные прихожане опустились на колени. Она подражала окружающим: хмурые брови, руки сложены вместе, губы шевелятся в такт словам, которые никто из них, кроме самой Тиннстры, не мог понять. Все ищут одобрения Бога, о котором никто из них не слышал полгода назад. Бога, который с радостью увидел бы их всех мертвыми. Она наблюдала за своими соседями, собратьями-джианами, гадая, кто из них на самом деле верит в этого нового чужеземного Бога, кто просто притворяется, а кто был шпионом Эгрила, ищущим кого-нибудь, кого можно предать.

Это мог быть кто угодно. Прямо сейчас предательство было единственным растущим бизнесом в Джии. Указывая пальцем и называя имена, можно было получить немного еды в живот или даже несколько монет в руку. Доносительство на неверующего могло сохранить собственную голову на плечах. Лучше, чтобы страдал кто-то другой, — такова была новая мантра.

Тиннстра попыталась молиться более усердно. Только набожные были в безопасности в новом мире, который Эгрил создал в Джии. В конце концов, Эгрил вторгся именно из-за их нового бога. Распространяя свое слово, обращая неверующих, падших. Эгрилы не верили ни в Ало, Бога Жизни, ни в Синь, Богиню Смерти, ни в Рууса, Бога Суши, ни в Насри, Бога Моря. Для эгрилов Четыре Бога были Ложными Богами, и их священной обязанностью было стереть все следы присутствия Ложных Богов с лица земли.

Они заново освятили храмы страны, изгнали все признаки того, что старые Боги когда-либо существовали, и поставили на их место Кейджа. Могущественного Кейджа, повелителя Великой Тьмы. Если хочешь жить, молись ему. Это был закон, которому подчинялась Тиннстра. Имена записывались при входе в храм, а при выходе имена вычеркивались. Неявка на молитву приводила к смерти, если тебе повезет. Падение с петлей на шее, и твой труп будет танцевать на ветру в центре города и гнить на солнце. То, что такая судьба считалась хорошей, многое говорило о нынешней жизни в Джии.

И все же большинство не хотело умирать. Особенно Тиннстра. Поэтому она явилась в назначенный ей храм в назначенный вечер, назвала свое имя — но не клан, — опустилась на колени, начала молиться и останется там до тех пор, пока ей не разрешат уйти. Затем она встанет и вернется в маленькую комнату, которую теперь называла домом, в безопасности еще на одну ночь, еще на один день. Возможно. Все еще жива.

Она опустила голову еще ниже, с большей целеустремленностью шевеля губами, произнося слова. Я верю в Кейджа, сказала она себе. Великий безжалостный Кейдж, сжалься надо мной. Я верю, я верю, я верю. Она надеялась, что, если Кейдж существует, он наблюдает; она точно знала, что эгрилы наблюдают из углов, ниш и темных уголков храма, высматривая неверующих, предателей, нечистых, дегенератов, высматривая любого, кто не вписывается в их новый мир.

Многие прихожане носили маски, заявляя об абсолютной преданности новому богу. Эгрилы верили, что свое истинное лицо надо показывать только Кейджу, поэтому ношение маски джианином было публичным заявлением о поддержке захватчиков.

Каждый раз, посещая храм, Тиннстра видела, как все больше и больше джиан надевают маски. Она подумывала надеть ее и сама, но повстанцы Джии — Ханран — быстро наказывали любого, кого заставали за этим занятием. Тиннстра не хотела и этого.

В храме было жарко, несмотря на то, что стояла зима. Удушающе-жарко. Эгрилы заложили кирпичом окна старого храма, двери были плотно закрыты. Великая Тьма не любила света, за исключением тошнотворно пахнущих свечей, из-за которых Тиннстре хотелось заткнуть рот.

В дальнем конце храма стояла статуя Кейджа, больше зверя, чем человека, монстра с отсутствующим глазом и ухом. Он был сражающимся Богом, Богом-воином, жаждущим крови и рабов, которые удовлетворяли бы все его потребности в Великой Тьме. Было легко поверить, что он хотел поглотить мир, но гораздо труднее было смириться с тем, что такое чудовище принесло жизнь из пустоты. Не тогда, когда он приказал эгрилам отправить туда столько душ, сколько они смогли.

— Всем встать, — сказал священник, голос Кейджа в этом мире. Он говорил на джиане, хотя его слова были плохо понятны из-за акцента и золотой маски, которую он носил.

Тиннстра и остальные прихожане сделали, как им приказали.

— Мы благодарим Кейджа, Повелителя Великой Тьмы, за то, что он дал нам жизнь. Мы знаем, что, служа ему в этой жизни, мы будем вознаграждены, когда вернемся, чтобы служить ему в следующей. Ибо мы будем стоять по правую руку от него, и неверующие будут нашими рабами навечно, как Ложные Боги теперь служат Кейджу.

Священник оглядел храм, лица собравшихся перед ним. Тиннстра заставила себя улыбнуться, как будто каждое слово приносило ей радость. Я верю, я верю, я верю.

Священник простер руки к чудовищной статуе:

— Как ты отправил мою душу из Великой Тьмы, так и я отправлю ее обратно к тебе.

— Как ты послал мою душу из Великой Тьмы, так и я отправлю ее обратно к тебе, — повторили прихожане.

— Как ты дал мне жизнь, так и я отдаю свою жизнь тебе, — сказал священник.

— Как ты дал мне жизнь, так и я отдаю свою жизнь тебе.

Из тени выступил послушник с ножом в одной руке и миской в другой.

— Как моя кровь питает меня, так она будет питать и тебя.

Тиннстра ненавидела эту часть больше всего. Пришло время сделать пожертвование. Время принести клятву. И все же это была небольшая цена за то, чтобы остаться в живых.

Священник поставил чашу на алтарь перед собой. Он поклонился статуе, а затем сделал небольшой надрез на большом пальце. Капля крови упала в чашу. Затем послушник поклонился и протянул руку священнику. Еще один надрез, еще одна капля.

Теперь настала очередь прихожан. Люди соскользнули со скамей и выстроились в стройную шеренгу перед священником. Тиннстра заняла свое место, опустив глаза, наблюдая, как ноги впереди продвигаются вперед, мельком замечая, как другие проходят мимо, выполнив свой долг, стремясь вернуться к своей жизни в этом мире.

Она подняла глаза только тогда, когда подошла ее очередь. Священник стоял перед ней с ножом наготове. Она поклонилась статуе Кейджа, а затем протянула ему руку.

— Ты даешь Кейджу свою кровь? — спросил священник.

— Да.

— Ты обещаешь служить Кейджу в этой жизни и в следующей?

— Я… — слова почти застряли у нее в горле, но она заставила себя солгать. — Да, обещаю.

Сверкнул нож, разрезав кожу на ее большом пальце. Порез небольшой, но глубокий. Образовалась капля ее крови и упала в чашу, смешавшись с уже находящейся там кровью. Это зрелище всегда вызывало у Тиннстры тошноту, но она напомнила себе, что это простая цена за жизнь. Она заставила свои ноги повернуться и направиться к выходу из храма. Она сосредоточилась на свете, проникающем через теперь уже открытые двери, позволила ему притянуть ее ближе, обещая то, что лежало за ними. Почти там, почти в безопасности.

Она понятия не имела, почему всегда задерживала дыхание на последних нескольких шагах, но она задержала его, ожидая, что кто-то положит руку ей на плечо, крикнет, приказывая остановиться. По мере того как она приближалась к выходу, внутри нее нарастало давление, нарастал страх, который она так хорошо знала. Она не убедила их своими молитвами. Они почувствовали ее сомнения, ее ложь, ее неверие. Кто-нибудь скажет им, укажет на нее. Эгрилы схватят ее, заставят исчезнуть, как они сделали со многими другими. Она боролась с желанием ускорить шаги, подавляя панику. Они не знают. Они не знают. Я в безопасности. Я в безопасности. Она могла видеть сквозь двери, видеть улицы Айсаира, видеть людей, занимающихся своими делами. Осталось всего несколько шагов. На нее упал свет, и она почувствовала холодный зимний воздух. Она прошла через двери. Никто не посмотрел на нее. Никто ее не остановил.

Она перевела дыхание и улыбнулась. Все волнения напрасны. Она повернула налево и продолжила идти, опустив голову. Скоро стемнеет, скоро зазвонят колокола, возвещая комендантский час, а у нее еще много дел.

Она приехала прямо в Айсаир после вторжения, после того, что произошло в Котеге. Это была столица Джии и идеальное место, чтобы спрятаться. Идеальное место для создания новой жизни. Никто не знал, что она дочь знаменитого шулка. В Айсаире она была просто еще одной напуганной девочкой, пытающейся выжить.

Она пересекла Бокс-лейн, затем пошла по Фасслинг-уэй. На другой стороне улицы стояли четверо солдат-эгрилов в своих белых доспехах и шлемах-черепах. Четыре Черепа. Теперь их все так называли. Черепа. Не в лицо, конечно. Никто не разговаривал с Черепом, если только у него не было желания умереть.

Солдаты приставали к женщине. Тиннстра понятия не имела, зачем. Ей было все равно. Лучше, чтобы страдал кто-то другой. Она просто опустила голову и пошла дальше.

Тиннстре потребовалось еще десять минут, чтобы добраться до места назначения: Салин-стрит, небольшая улочка, отходящая от гораздо более оживленной Эджинг-роуд, всего с полудюжиной домов по обе стороны. Угловое здание превратилось в руины, разрушенное бомбой Дайджаку. Однако другие дома были почти целы. Они все еще были домами. Кто-то все еще жил в них. Во всех, кроме одного, на полпути с левой стороны.

Она заметила этот дом несколькими днями назад, когда гуляла. Сломанная дверь, разбитый замок. Все указывало на то, что Черепа пришли навестить того, кто там жил. И, если Черепа приходили, в десяти случаях из десяти они забирали того, кто там жил. И те, кто оказывался у Черепов, не возвращались.

Конечно, если бы владельцы уехали, кто-нибудь, возможно, уже воспользовался бы возможностью поселиться там — в конце концов, именно так Тиннстра приобрела свой собственный дом, — но она надеялась, что это место все еще пустует и созрело для сбора добычи.

Она подошла к входной двери и постучала, ее сердце бешено колотилось. Кто-нибудь ответит? Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, пусть он будет пустым. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Тиннстра понятия не имела, кому она молится. Четырем Богам? Кейджу? Любому Богу, который ее защитит. Быть трусихой означало, что ей на самом деле было все равно, кто за ней присматривает, пока кто-то такой есть.

Никто не подошел к двери. Она вздохнула с облегчением. Удача была на ее стороне. Она оглядела улицу вверх и вниз, но никого не было видно, поэтому она слегка приоткрыла дверь и проскользнула внутрь.

В доме было тихо и темно, его освещали только случайные полоски света, просачивающиеся сквозь грязные окна. Единственными движущимися предметами были пылинки, потревоженные ее появлением, единственным звуком — учащенное биение ее сердца. Понятно — в конце концов, она была напугана. Она всегда боялась, когда вламывалась в дом, но напомнила себе, что дом пуст. Какая бы опасность ни таилась в нем, она давно исчезла, унесенная туда, куда Черепа унесли исчезнувших.

Она двигалась быстро, ожидая, что в любой момент зазвенит колокол, предупреждая о комендантском часе. К тому времени она уже должна быть на пути домой. Все, кого ловили после комендантского часа, получали веревку на шею.

Она заметила несколько хороших вещей, которые можно было бы продать у скупщика краденого, но не было времени брать что-либо для продажи на черном рынке — Тиннстре нужны были деньги, которые она могла бы использовать немедленно, если она хочет купить еду до наступления комендантского часа. Она проверила выдвижные ящики, шкафы, коробки — везде, где кто-то мог спрятать экю или статер.

Внизу ничего не было, поэтому она поднялась на верхний этаж. Три двери, три спальни. В одной из них обязательно должно что-то быть.

Ей повезло в первой же комнате. Три экю лежали брошенными на маленьком столике рядом с кроватью. Она сунула бронзовые монеты в кошелек, радуясь, что на них сможет купить что-нибудь поесть.

Воодушевленная этим успехом, Тиннстра, не задумываясь, направилась в соседнюю спальню. Потом она увидела тело и закричала. Это была женщина. Или, по крайней мере, Тиннстра так подумала. Она не хотела подходить слишком близко, чтобы проверить. Разложение вернуло тело в его самую простую форму, кровь и разложившиеся органы, окрасили пол в черный цвет. Запаха не было, тело было покрыто пылью. Она мертва уже давно. Тиннстра повернулась и быстро ушла, не в силах смотреть в лицо покойнице, слишком хорошо зная, что однажды судьба этой женщины может стать ее собственной.

В третьей спальне не было жильцов — ни мертвых, ни каких-либо других — и никаких спрятанных денег тоже не было. Три экю — это хорошо, но недостаточно хорошо, совсем недостаточно. Она вернулась во вторую комнату, зная, что должна ее обыскать. Нужно только не обращать внимания на труп. Легче сказать, чем сделать. Она почувствовала, что падает в обморок просто стоя в дверях. Глупая девчонка. Испугалась мертвого тела.

Но она была глупа, поэтому Тиннстра попятилась из комнаты, спустилась по лестнице и вышла из дома.

Она прошла половину пути по Эджинг-роуд, прежде чем успокоилась и позволила себе улыбнуться. В кошельке у нее снова было немного денег. Маленькая победа, но, тем не менее, победа.

Ее счастье длилось до тех пор, пока она не добралась до булочной.

— Сколько? — спросила Тиннстра, не веря собственным ушам.

Лавочник пожал плечами и смущенно отвел взгляд:

— Один статер за буханку хлеба.

— Но на прошлой неделе она стоила два экю. И один экю за неделю до этого. — Тиннстра почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она этого не ожидала. Совсем. Не после всего, через что она прошла.

— Что я могу сделать? Ни у кого ничего нет, поэтому цена на то, что у тебя есть, растет. — Он выглянул через ее плечо на улицу, выглядя таким же испуганным, каким чувствовала себя Тиннстра. Удовлетворенный, он наклонился ближе и понизил голос до шепота: — Ты же знаешь, что Черепа забирают все самое лучшее, а потом Плачущие Люди забирают все, что осталось, на черный рынок. Мы между Эгрилом и бандами, и скоро всем нам крышка. Мне очень жаль, но цены такие, какие они есть. Если у тебя нет денег, я ничем не смогу помочь.

Тиннстра посмотрела на бронзовые монеты в своем кошельке, пересчитала их снова, в тысячный раз, и насчитала ту же жалкую сумму:

— У меня есть три экю. Этого почти достаточно.

Рот лавочника дернулся, и он нахмурился еще сильнее:

— Не хватает одного экю.

— Пожалуйста, пожалуйста. Я принесу тебе завтра еще один экю, если ты отдашь мне хлеб сегодня. Я обещаю.

Он покачал головой:

— Если у тебя есть деньги, иди и принеси их сейчас. Я никому не даю в долг. Я знаю, что завтра ты можешь быть мертва — или исчезнуть, как остальные.

Тиннстра выглянула в окно. Небо темнело, день почти закончился.

— Я не доберусь до дома и не вернусь обратно до комендантского часа, не говоря уже о том, чтобы снова вернуться домой. Пожалуйста, я умоляю тебя. У меня больше ничего нет из еды. — Тогда она дала волю слезам, быстрым и яростным, ее губы дрожали, когда она подавила рыдание. Она знала, насколько эффективным оружием могут быть слезы в подобной ситуации.

Лавочник долго и пристально смотрел на нее, вероятно, думая, какая она жалкая, проклиная свою удачу, но Тиннстра знала, что он у нее в руках. Конечно же, его плечи опустились, и он снова покачал головой.

— Я, должно быть, чертовски глуп. — Он взял буханку и положил ее на прилавок. — Ты должна мне экю. Я ожидаю его завтра.

— Обещаю. — Сопя, Тиннстра полезла в кошелек, дрожащими пальцами достала монеты и бросила их на прилавок рядом с буханкой. Одна из них откатилась и упала на пол, так что пекарю пришлось наклониться и поднять ее. На какой-то безумный миг Тиннстра подумала о том, чтобы схватить буханку и остальные деньги и убежать, но нервы взяли верх, поэтому она подождала, пока он выпрямится и передаст ей хлеб.

— Завтра, — повторил он, тыча в нее пальцем.

— Завтра, — повторила Тиннстра, вытирая слезу одной рукой и засовывая буханку под мышку. — Спасибо тебе.

— Возвращайся скорее домой, — сказал владелец магазина. Он подарил ей улыбку бесплатно. Они оба были потеряны, он и она. Они оба просто пытались выжить в безумном мире, в котором оказались.

Где-то прозвенел колокол, оповещая о приближении комендантского часа, а ей еще слишком далеко идти. Страх затрепетал у нее в животе, и она ускорила шаг, стремясь снова оказаться за своей дверью. Не то чтобы это имело какое-то реальное значение с тех пор, как Эгрил вторгся в страну. Черепа могли прийти и вышибить ее дверь в любое время. Им не нужна была причина.

Вдалеке виднелся королевский за́мок, весь в разрушениях и шрамах. Здание было создано магией, возведено в самом сердце Айсаира, и оно возвышалось надо всем. Ходили слухи, что король Кариин был заперт там вместе со своей семьей. Она понятия не имела, почему Черепа оставили его в живых — они убили всех остальных, кто представлял хоть какую-то угрозу. Она надеялась, что они его не пытали. Ей всегда нравился Кариин. Тиннстра встречалась с ним несколько раз — когда ее отцу и их клану было поручено защищать королевскую семью, они жили в замке. Кариину тогда было около пятнадцати лет, и он был всего лишь принцем, будущим королем, но он был добр к Тиннстре, хотя она и была надоедливой пятилетней девочкой.

За́мок был окружен Старым Городом. Согласно легендам, когда-то на этих улицах жили самые могущественные маги, которые хотели быть поближе к королевской семье. Здания тоже были построены с помощью магии и возвышались над остальным городом, формируясь из самой земли во всех цветах радуги. Каждый маг стремился превзойти других, так что не было двух одинаковых строений. Она до сих пор помнила, как отец впервые взял ее туда и она бегала по улицам в благоговейном страхе перед домами, которые бросали вызов гравитации, изгибаясь то в одну, то в другую сторону. Это было одно из ее самых счастливых воспоминаний, и сейчас мысль об этом разбивала ей сердце.

Конечно, она не была в Старом Городе с тех пор, как вернулась в Айсаир. Это было небезопасно. Ходили слухи, что Черепа забрали всех, кто там жил, за одну ночь. Тысячи людей просто исчезли за считанные часы. Никто не знал, куда они делись. Никто не осмеливался спросить. И Тиннстра, естественно. Единственными существами, которые теперь скрывались в Старом Городе, были призраки. Вероятно, в пустых зданиях была богатая добыча, но у Тиннстры не хватало духу пойти и посмотреть.

Она крепко прижимала хлеб к груди, боясь, что кто-нибудь попытается его украсть. Лавочник был прав, сомневаясь в ней. У нее не было лишнего экю, чтобы заплатить ему, и, когда она в следующий раз найдет немного денег, они понадобятся ей на еду, а не на погашение долга. Ей было неловко лгать ему, но таков был теперь образ жизни в Джии. Ты делал то, что должен делать. Пекарь не будет таким милосердным в следующий раз, когда кто-нибудь придет с мольбой о еде, но это не было проблемой Тиннстры.

Она подняла глаза и увидела вокруг себя изможденные лица с испуганными глазами. Все были в одинаковой ситуации. Ищу еду, избегаю неприятностей. Просто пытались пережить этот день и эту ночь — оставаясь в живых любым возможным способом.

Тиннстра узнала кое-кого из тех, кто шел по улице, но не обратила на них внимания. Продолжала двигаться. И вообще, что бы она сказала? Лучше промолчать и остаться незамеченным.

Она свернула на Эстер-стрит. Раньше это была красивая маленькая улочка с цветочными ящиками на подоконниках и красочными рыночными лотками, торгующими тем или иным товаром. Теперь цветными были только флаги Эгрила, развевающиеся на каждом здании, кроваво-красные с одним черным глазом — глазом Кейджа, — наблюдающего за всеми.

Повсюду она видела маленькие шрамы, оставшиеся с той ночи, когда погибла Джия: руины, которые когда-то были домом, разбитое окно, которое так и не починили, покрытые алыми пятнами булыжники, которые не отмоет никакой дождь, еще одна сломанная входная дверь — ей надо будет не забыть вернуться и проверить, что внутри.

Холодный ветер преследовал ее, пощипывая тело сквозь поношенную одежду. Мимо проплывали снежинки, возвещая о приходе зимы. Как будто нужно что-то еще, чтобы усугубить ситуацию. По крайней мере, согреться не будет проблемой — у нее есть, что сжечь. Кому нужны стулья, когда единственный другой выбор — замерзнуть насмерть? Выживание — вот все, что имело значение. В следующий раз, когда она будет осматривать дом, она поищет какую-нибудь теплую одежду.

В толпе впереди нее произошло движение, и Тиннстра мельком увидела что-то черное. Она остановилась как вкопанная. Посреди дороги стоял мужчина и наблюдал за домом в конце улицы. Люди шарахались от него в сторону, давая Тиннстре возможность все хорошо разглядеть. Страх пронзил ее, перехватывая дыхание. Нет. Нет. Нет.

У нее чуть не подкосились ноги. Каким-то образом она, пошатываясь, добралась до двери лавки, не в силах отвести глаз от мужчины. На нем была черная униформа Избранных Императора, элиты вооруженных сил Эгрила. Ему не нужны были доспехи. Дубинка, висевшая на петле у него на поясе, и маленькие серебряные черепа, поблескивающие на воротнике, — вот и вся сила, в которой он нуждался.

Несмотря на то, что черная маска закрывала его глаза, а белые волосы были коротко подстрижены, Тиннстра могла сказать, что он молод. Может быть, не намного ее старше. Но это не имело никакого значения. Невозможно было ошибиться в силе, исходившей от этого человека. Опасность. Страх. Из всех монстров Эгрила Избранные были худшими.

Тиннстра должна убраться отсюда.

Бежать.

Она попыталась войти в лавку, но дверь была заперта. Дверь задребезжала в раме, засовы держались крепко. Испуганные лица смотрели на нее из окна, но никто не пришел на помощь.

Позади нее Черепа возводили баррикаду в конце улицы. Идти было некуда. Спрятаться негде. Она опустилась на колени. Она была в ловушке.

Дорогой Ало, Бог Жизни, я не хочу умирать. Пожалуйста, защити меня.

Теперь улица была пуста, если не считать Избранного. Слезы текли по ее щекам, пока она смотрела. Молитвы слетали с ее языка, как будто они могли ее уберечь.

Затем она услышала хлопанье крыльев. Посмотрела вверх. Увидела, как по улице пронеслись Дайджаку. Их было четверо, четверо демонов, черные фигуры, прорезающие белый снег. Сплошная чешуя, когти и сверкающие клыки, их крылья покрывали улицу от одной стороны до другой. Дайджаку из мифа обрели плоть. Демоны, вызванные из Великой Тьмы, чтобы помочь Рааку в его работе. У всех, кроме одного, был ниганнтанский клинок. Она перестала молиться и начала кричать.

У ведущего Дайджаку было что-то в руке. Что-то, что светилось красным яростным светом. Бомба. Существо швырнуло его в дом в конце улицы, а затем демоны взлетели прямо вверх и улетели прочь.

У Тиннстры было как раз достаточно времени, чтобы закрыть глаза, прежде чем дом взорвался.

Дерево, стекло и камень дождем посыпались на улицу. Тиннстра съежилась в дверном проеме, не желая видеть, как смерть придет за ней. В ушах у нее звенело от ярости всего этого. Стена жара с ревом пронеслась мимо, обжигая ее кожу, как будто подземный мир пришел забрать Айсаир. Она задохнулась от дыма, пронесшегося мимо, но по-прежнему держала глаза закрытыми. Она прикрыла голову руками и свернулась калачиком, став такой маленькой, как только могла.

Тиннстра понятия не имела, как долго она оставалась в таком состоянии, завернутая в клубок страха. Только услышав биение своего сердца, она поняла, что все еще жива. Она открыла глаза, всхлипывая от облегчения. Я жива. Я жива.

Улицу было не узнать. Пыль, грязь и обломки разбросаны по всей дороге. Сломанные балки и выбитые двери. Землю усеивали осколки стекла. Тела лежали, раздавленные камнями. От здания в конце улицы остался только цокольный этаж.

Улицу заполнили Отряды Черепов. Выживших вытащили из руин и поставили на колени, связав им руки за спиной. Большинство из них выглядели уже полумертвыми, из многочисленных ран текла кровь, окрашивая красным землю вокруг них. Черепам было все равно. Такими джиане им нравились. Рядом было брошено множество оружия — мечи, ножи, луки. Их было достаточно, чтобы приговорить того, кто находился в том доме, к смертной казни.

Избранный наблюдал за всем этим. Он стоял невозмутимый, несмотря на хаос, с улыбкой на губах. При виде его холод пробрал Тиннстру до костей. Этот человек был чистым злом. Хуже любого демона. Она могла только надеяться, что Боги сжалятся над его пленниками и даруют им быструю смерть.

Черепа погрузили пленников в два фургона с клетками. Только после этого Избранный задвигался. Он обошел каждый фургон, осматривая свой улов через решетку. Не переставая улыбаться. Удовлетворенный, он подал знак кучерам трогаться с места. Черепа уехали вместе с фургонами, образовав эскорт с обеих сторон — не то чтобы кто-то был настолько глуп, чтобы попытаться их остановить.

Оставшись один, Избранный повернулся и направился обратно к Тиннстре. Она вжалась в угол дверного проема, стараясь казаться как можно меньше. Она прикусила губу, чтобы сдержать слезы, и взмолилась всем богам уберечь ее. Пожалуйста, не показывайте ему меня. Пожалуйста. Я хочу жить.

Быть может, ее молитвы принесут хоть что-то хорошее.

Избранный остановился, когда поравнялся с ней. Остановился и посмотрел прямо на нее, как будто все это время знал, что она здесь. Его улыбка стала шире, сверкнула белыми зубами. Он наклонил голову и отсалютовал двумя пальцами. Страх выбил воздух из ее легких. Она видела зло в его глазах. Она видела, что он был смертью. Вот оно. Я сейчас умру. Милостивые Боги, я уже мертва.

Но Избранный просто рассмеялся и зашагал прочь. Он знал, что она не представляла угрозы.

Тиннстра сидела в мусоре и грязи, пытаясь отдышаться, унять дрожь. Она не могла поверить, что выжила.

Она сидела там до тех пор, пока не прозвенели колокола, возвещающие комендантский час. Пора убираться с улиц, и смерть любому, у кого хватит глупости не прислушаться к их призыву. Колоколам было наплевать на травму, которую только что пережила Тиннстра, на те ужасы, которые она видела. Не было никаких оправданий, никаких извинений за нарушение комендантского часа. Если Череп ее остановит, это будет виселица — или что похуже. Ей нужно вернуться домой.

Каким-то образом Тиннстра поднялась на ноги и побежала изо всех сил.

Ее дом находился через две улицы отсюда, комната на третьем этаже здания, очень похожего на то, которое она видела разрушенным. Она взбежала по лестнице, чувствуя, как горят легкие, отперла дверь и ворвалась внутрь. Она захлопнула дверь, заперла ее на ключ и задвижку, затем подтащила стул через всю комнату, чтобы прислонить к ней. Только тогда она опустилась на пол. Снова полились слезы. Вырывающиеся из груди рыдания. Вопли. Она была в безопасности, но, во имя четырех богов, это было близко. Слишком близко.

Именно тогда она поняла, что потеряла свой хлеб.