— Ты уверен в этом? — спросил Дрен в двенадцатый раз. Он чувствовал себя дерьмово. Кто-то забинтовал его руку, но она все еще болела. Он провел языком по деснам и по промежуткам, где раньше были зубы. Он действительно надеялся, что Яс отравила ублюдка, который его пытал. Он надеялся, что тот умер в муках, катаясь в собственной моче и дерьме. Дрен пожалел, что не мог этого видеть. Может быть, пару гребаных раз наступил бы ему на голову для пущей убедительности.
— Если только у тебя нет плана получше. — Кейн висел между Дреном и Хасаном, когда они несли его вниз по лестнице из квартиры Яс. Каждый шаг отдавался болью в ребрах Дрена, но он ничего не говорил. Небольшая боль была ничем по сравнению с тем, что планировал сделать Кейн.
— Я согласен с парнем, — добавил Хасан. — Это кажется неправильным.
Они остановились внизу. Кейн посмотрел на них:
— Я тоже не хочу этого делать, но если Избранная жива, какая есть альтернатива? Если принцесса не доберется до Мейгора, мейгорцы не вступят в войну, а нам нужна их помощь, если мы когда-нибудь собираемся победить Черепов. Мы не можем позволить моему отцу выдать место встречи.
— Да, но… — сказал Дрен.
— Но ничего. У нас нет выбора. Нам нужно защитить место встречи.
— Я это ненавижу, — сказал Хасан.
— Как и я, — сказал Кейн.
Дрен открыл входную дверь и осмотрел улицу. Там было пусто, как и следовало ожидать после наступления комендантского часа. Идеально для безумия, которое они собирались совершить:
— Все чисто.
Кейн глубоко вздохнул:
— Давайте покончим с этим.
Выйдя на улицу во время комендантского часа, можно было быстро попасть под арест. Проблема была в том, что нужен был Череп, который бы увидел, как ты это делаешь. В нескольких улицах отсюда, на пересечении Хаусман-стрит и Кресс-роуд, был контрольно-пропускной пункт, поэтому они направились к нему.
— Спасал ли эту принцессу старик до того, как из-за меня его арестовали? — спросил Дрен. — Он продолжал твердить о каком-то важном деле.
— Да, так оно и было, — ответил Кейн. — Мы хотели создать у Черепов впечатление, что мы побеждены и не можем представлять для них никакой угрозы. Всегда кажись слабее, чем ты есть на самом деле — так ты сможешь застать врага врасплох.
— Вы определенно одурачили меня. — В голове у Дрена мелькнула мысль, и он рассмеялся. — «Всегда кажись слабее, чем ты есть на самом деле?» Ты ведь на самом деле не можешь ходить, ага? Потому что, если ты притворяешься, ты можешь перестать прямо сейчас. Тебя чертовски тяжело таскать.
— Поверь мне, я не притворяюсь, — с улыбкой ответил Кейн. — Меня сбросили со стены в Гандане во время вторжения, и я упал с высоты тридцати футов. После этого я никому не был нужен.
— Тебе повезло, что ты выжил в том бою, — сказал Хасан. — Я потерял свою сестру на второй день в Гандане. И многих друзей.
— Где ты сражался? — спросил Дрен.
Здоровяк посмотрел на него с грустью в глазах:
— Прямо здесь, в Киесуне — если это можно назвать сражением. Я был в казармах в Токстене. Не на дежурстве. Я спал в своей комнате, и вдруг начали взрываться бомбы, и мы оказались в дерьме.
— Я тоже был там — около казарм, — сказал Дрен. — Собирался нарисовать на стенах какую-то хрень. Потом появились Черепа.
— Ну, тогда ты знаешь, как все было плохо. Ты видел, сколько там было этих ублюдков. Мы поднялись и выбрались довольно быстро, но к тому времени нас уже окружили, — продолжил Хасан. — Нам повезло. Мы пробились наружу, но Черепа кишели повсюду. Избранные тоже взрывали все, что попадалось на глаза.
— То же самое было по всей Джии, — сказал Кейн. — Война была проиграна в ту первую ночь. Нам просто потребовалось еще восемь дней, чтобы с этим смириться.
Дрен промолчал. Было странно слышать об этом с другой стороны. Он знал только свою личную версию событий, в которой Шулка не оправдали своего мифа. Он не задумывался о том, каково это было для них, сколько из них погибло во время нападений. Тем не менее Шулка, которых он встретил, не казались раздраженными — они просто продолжали сражаться. Во время попытки спасения в Доме Совета Кара и другие не колебались, когда дело дошло до встречи с Черепами или даже Избранной. Они пожертвовали собой, чтобы Дрен смог сбежать. Даже сейчас Кейн собирался снова попасть в тюрьму и попытаться убить собственного отца, чтобы какая-то там принцесса, которую он никогда раньше не встречал, смогла сбежать на лодке. Все это не имело для него смысла. Это были не те люди, от потери которых ничего не потеряешь, вроде тех, кого он отправил умирать.
Они остановились на углу Кресс-роуд. Один поворот, и их увидят Черепа.
— Последний шанс, — сказал Хасан. — Нет ничего постыдного в том, чтобы вернуться.
Кейн покачал головой:
— После этого иди к мысу Раскан.
— Я так и сделаю. — Хасан сделал паузу. — Послушай, я…
— Все в порядке. Мы — мертвые, которые охраняют завтрашний день.
Хасан улыбнулся:
— Мы — Шулка, и мы — мертвые.
Дрен посмотрел на них обоих, не понимая, о чем идет речь, но он мог видеть мужество, стоящее за их словами.
— Удачи завтра, Дрен, — сказал Кейн.
— Пусть Синь позаботится о тебе, — ответил Дрен. Это казалось правильным, хотя он и не верил. В своей жизни он видел мало свидетельств того, что можно было бы назвать работой Богов, но, черт возьми, если они существовали, им всем нужна любая возможная помощь.
Они снова двинулись в путь. Завернули за угол. Контрольно-пропускной пункт Черепов находился на противоположной стороне улицы. Там стояли четверо ублюдков в своих белых как кость доспехах. Судя по тому, как они подпрыгнули, они не ожидали, что кто-то будет настолько глуп, чтобы оказаться на улицах.
— Эй! Ты! Стой прямо здесь! — крикнул один из них, его акцент был густым, как грязь.
В Дрене вспыхнуло старое желание, быстрое, как огонь. Он хотел пойти туда и убить их. Выпотрошить. Отрезать им гребаные головы. Но это не входило в планы. Однако это не означало, что он должен был молчать:
— Валите отсюда! Гребите в свою страну!
— Ублюдки! — закричал Хасан.
И вот так просто Черепа побежали к ним, даже не потрудившись взять с собой оружие. Хасан и Дрен тоже побежали, унося Кейна тем же путем, которым пришли. Они должны были сделать так, чтобы это выглядело хорошо — чтобы это выглядело по-настоящему.
Бежать с Кейном было нелегко — Черепа, конечно, могли это видеть, — поэтому они бросили его в конце улицы. Дрен на секунду заколебался, посмотрел на Кейна сверху вниз, думая, что ему следует сказать что-то еще. Но Черепа слишком быстро приближались, и у него не было другого выбора, кроме как бежать дальше. Все будет напрасным, если их поймают.
В конце концов, это было не соревнование. Пройдет много времени, прежде чем какие-нибудь Черепа в доспехах смогут обогнать Дрена в его собственном городе, даже если его так избили. Они с Хасаном разошлись в разные стороны, как и планировалось — и вот так Дрен оказался сам по себе. Он не оглянулся. Он вскочил на невысокую стену и пробежал вдоль нее, подпрыгнул, зацепился пальцами здоровой руки за край балкона и подтянулся на нем. Не остановился. Он запрыгнул на балюстраду, дотянулся до следующего балкона и подтянулся. Через несколько секунд он был на крыше, даже не вспотев.
Он посмотрел вокруг. Его королевство, его Киесун. Его охотничья земля. Он вернулся. Он наполнил легкие свежим морским воздухом, наслаждаясь привкусом соли, обещанием свободы. Он был счастлив видеть океан. Однажды он уплывет. Совсем как принцесса. Однажды. Однако до тех пор ему нужно было организовать хаос. Отомстить.
Его район не изменился. С чего бы это. Его не было всего два дня. Но, тем не менее, Дрен чувствовал себя по-другому. Как будто у него открылись глаза. Как будто он каким-то образом повзрослел. Он изменился и вроде как ожидал, что мир изменится вместе с ним. Но нет, Токстен по-прежнему был разбомбленной дерьмовой дырой. Идя по своей улице, он взглянул на свой старый дом, наполовину ожидая увидеть мать, наблюдающую за ним из окна.
Пройдя еще одну улицу, Дрен вошел в заброшенный дом, где жили Квист и остальные. Куда бы он ни посмотрел, везде спали дети: в комнатах, в коридорах, на балконах. Все такие же, как он: просто пытающиеся выжить.
Дрен нашел своего друга спящим вместе с пятью другими в комнате на верхнем этаже. Фалса тоже была там, забившись в угол и накрыв себя обрывком одеяла. Дрен почувствовал укол вины за то, как он обошелся с ней в последний раз, когда они были вместе. Теперь его поведение не казалось таким уж умным. Может быть, он извинится позже, когда все это закончится. Может быть.
Он на цыпочках прошел через комнату, протискивая ноги в промежутки между телами, стараясь никого не разбудить, пока не добрался до Квиста. Дрен зажал мальчику рот рукой, чтобы тот не закричал. Тоже хорошая работа, потому что Квист проснулся в испуге, с выпученными глазами, дергаясь всем телом, пока не увидел, что это Дрен.
Дрен убрал руку и указал на крышу.
— Что, черт возьми, с тобой случилось? — спросил Квист, как только они оказались наверху и остались одни. — Я повсюду тебя искал. Я думал, ты умер. — Они обнялись.
— Я сам удивлен, что остался жив, — ответил Дрен, отступая назад. — Меня схватили ханраны и попытались утопить, потом меня подобрали Черепа и бросили в Дом Совета, допросили, я сбежал, и теперь я снова здесь.
Квист наклонил голову, чтобы как следует разглядеть лицо Дрена:
— Они хорошо поработали над тобой. Даже оторвали твое гребаное ухо! Ты выглядишь плохо.
— Я чувствую себя еще хуже.
Квист сел на груду щебня, качая головой:
— Черт. Черт. У тебя больше жизней, чем у треклятой кошки. — Он рассмеялся. — По крайней мере, ты жив, а? Рад, что ты вернулся, кузен. Я ни в коем случае не хочу нести ответственность за эту толпу внизу. Маленькие дети заморочили мне голову своими стонами: «Я голоден. Я голоден». Что ж, как и я. Как и все. Они, черт возьми, вполне могут сами пойти грабить, если им так много нужно есть, вместо того чтобы жаловаться на это мне.
Квист всегда заставлял Дрена улыбаться. Он был настоящим безумным сукиным сыном:
— Хорошо, что я вернулся, ага? И у меня есть работа для нас. Для всех нас.
— Хорошо, потому что мне стало немного скучно. — Квист хлопнул в ладоши. — Кого мы собираемся объебать?
— Весь город. Завтра ночью.
— Черт, ты серьезно? — Лицо Квиста просияло.
— Это даже не самое безумное, — сказал Дрен, улыбаясь. — Мы делаем это, чтобы помочь Ханран.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Квиста:
— Теперь я знаю, что ты издеваешься.
— Нет. На самом деле, нет. Мы собираемся спасти принцессу.
Квист выглядел так, словно только что съел что-то отвратительное:
— Что это? Какая-то сказка? Какая еще гребанная принцесса?
— На самом деле она королева. Мы должны вывезти ее из Джии.
— Почему мне должно быть не насрать на королеву или принцессу? А?
— Ханран нужно доставить ее в Мейгор, чтобы мейгорцы могли присоединиться к войне против Черепов.
— Еще раз — какое это имеет отношение ко мне? — Квист вскочил, повысив голос. — Почему меня должно волновать, что хотят эти гребаные ханраны? Что они приказывают нам сделать? Почему ты не сказал им пойти и спрыгнуть со скалы?
— Эй, послушай меня, — сказал Дрен. — Я провел с ними время, со стариком и его сыном. Теперь я понимаю, что они делают. Почему мы должны помочь. Это важно.
Квист отмахнулся от него:
— Какого черта. Ты и я важны. Важно убивать Черепа. Ничто другое не имеет значения.
— Нам нужно это сделать, если мы когда-нибудь собираемся избавиться от Черепов. То, что мы делали, даже не причиняло им вреда. Но вместе…
— Кто хочет избавиться от Черепов? — перебил Квист. — Я доволен тем, как обстоят дела. Я рад, что они вторглись. Потому что я свободен. Нет семьи. Нет работы. Нет гребаных Шулка. Я не встаю на рассвете, обливая жопу потом на какой-то вонючей рыбацкой лодке. Я встаю, когда хочу, беру то, что мне нужно, и убиваю любого, кто встает у меня на пути. Я чертов волк — такой же, как ты.
— Мы живем в дерьмовой дыре, — сказал Дрен. — В руинах. Что в этом хорошего? Черепа маршируют взад и вперед по улице, арестовывая людей, потому что им не нравится, как мы выглядим. Это неправильно. Мы заслуживаем лучшего. Вся Джия заслуживает лучшего. И мы можем помочь этому случиться. Разве это не то, что стоит сделать?
Квист усмехнулся и странно посмотрел на Дрена:
— Ты уверен, что ты — это ты? Потому что ты чертовски на себя не похож. Тебе было насрать на всех, когда ты взрывал площадь или отправлял детей умирать с бомбами, привязанными к их груди, но теперь ты хочешь поступить правильно?
— Я был неправ. Я был очень неправ, когда все это делал. Теперь я это вижу.
— Да? Что ж, может быть, ты был прав, и теперь гребаный Ханран заморочил тебе голову? Может быть, именно это и произошло.
— Я не понимал. Мне казалось, ты захочешь поступить правильно. Мы можем помогать людям.
— Я помогаю себе. Потом тебе. Потом тем детям внизу — и даже к этому я отношусь спокойно. — Квист провел рукой по волосам. — И вообще, чего они хотят от «нас»?
— Из Мейгора приплывет маленькое судно. Группа Шулка везет принцессу, чтобы посадить ее на это судно. Они не хотят, чтобы Черепа или Дайджаку пришли за ними, поэтому мы собираемся занять их здесь. Мы собираемся взорвать бомбы по всему городу, чтобы эгрилы не знали, в какую сторону повернуть. Они будут слишком заняты погоней за нами, чтобы преследовать лодку.
— Итак, дай мне прояснить ситуацию. Ты, или, скорее, Шулка, хочешь, чтобы мы вышли и разбомбили все, чтобы Дайджаку гнались за нами, а не за Шулка? Ты бы предпочел, чтобы они убили нас, а не гребаных Шулка? — Квист даже не взглянул на Дрена. Он был слишком занят, качая головой и приходя в возбуждение. — Ты, блядь, сошел с ума. Они выбили из тебя разум — они действительно это сделали.
Тон, прозвучавший в голосе Квиста, заставил Дрена забеспокоиться настолько, что он посмотрел, есть ли у его друга под рукой оружие. Драки начинались из-за гораздо меньшего, и впервые в своей жизни Дрен увидел, что между ними назревает угроза насилия. Он заставил себя говорить спокойным голосом:
— Поверь мне. Мы должны это сделать.
Квист хотел что-то сказать, но остановился. Он глубоко вздохнул, взглянул на Дрена через плечо, не скрывая ярости в глазах:
— Хорошо. Ты сказал, что мы это сделаем, и мы это сделаем. Как я уже сказал, я не заинтересован в том, чтобы быть чьим-либо лидером. Но не превращай это в привычку. Я не состою ни в чьей армии.
Дрен поднял обе руки:
— Конечно. Я обещаю. Только один раз.
— Тогда пойдем расскажем остальным хорошие новости, — сказал Квист и направился обратно вниз, оставив Дрена одного на крыше. Он знал, что Квист переменит свой образ мыслей. Он только надеялся, что это произойдет скорее раньше, чем позже.