Мы мертвые

17 Тиннстра

Взрыв сбил Бериса с ног и отбросил его на десять ярдов назад. Он ударился о землю и подпрыгнул, раз, другой, прежде чем скользнуть и остановиться. Из дыры в его груди повалил дым. В воздухе запахло горелой плотью. Нога Бериса дернулась, а затем замерла. Тиннстра смотрела, как умирает ее брат, и все еще не могла в это поверить. Не Берис. Идеальный Берис.

У него не было ни единого шанса. Не против Избранного. Ее брат мертв. Берис мертв.

Милостивые боги, нет. Нет. «Нееееееееееееееет!» Она выкрикнула это слово, позволила ему вырваться из ее нутра вместе со всем страхом и ужасом, которые она держала в себе в течение шести месяцев. Ее горло сжалось от боли. Как они могли убить Бериса? Я только что его вернула.

Череп схватил ее за руку и отвесил пощечину. Тяжелую:

— Заткнись.

Из-за боли слезы потекли быстрее.

Избранный повернулся и посмотрел на нее. В его глазах не было ничего. Никаких эмоций. Дубинка затрещала в его руке, готовая к повторному использованию.

Угроза пронзила ее страх. Она получила сообщение. Заткнись. Живи. Убирайся. Тиннстра проглотила свои крики. Она хватала ртом воздух, слезы и сопли текли по ее лицу. Она попыталась сделать шаг назад, подальше от Черепов, Избранного, брата, но солдат крепко ее держал. Они не давали ей уйти. Черт, они собираются меня арестовать. Берис умер ни за что. Она снова посмотрела на его обугленное тело, чувствуя, как поднимается желчь. По крайней мере, его смерть была быстрой. Ее смерть будет медленной и мучительной. Клянусь Четырьмя Богами… У меня нет его силы.

Избранный держал ее бумаги в другой руке. Он посмотрел на Тиннстру, затем на ее пропускное письмо, прежде чем вернуть его охраннику и пренебрежительно махнуть рукой.

Тиннстра стояла, потрясенно уставившись на него.

— Двигайся, — сказал Череп со своим сильным акцентом, протягивая ей письмо, но слова прозвучали как-то странно для ее ушей. Не имели смысла. Двигаться дальше? Они ее отпустили? Берис только что умер, и они ее отпустили?

Он сунул бумаги Тиннстре и подтолкнул ее. Она схватила их и прижала к своему телу, чтобы не уронить. Каким-то образом она заставила свои ноги работать и, спотыкаясь, сделала шаг вперед, потом еще один, потом еще. Проходя мимо барьера, она ожидала, что в любой момент ее позовут обратно или она почувствует, как в нее вонзается копье. В конце концов, именно так обычно и поступали эгрилы. Но каждый шаг уводил ее все дальше, и никто ее не окликнул, и ни одно копье не вонзилось в ее тело. И вот она пошла дальше, оставив Бериса мертвым на улице, от его тела поднимался дым.

На Астер-роуд, вне поля зрения Черепов, она остановилась, и ее вырвало прямо на мостовую, рвота обожгла ей горло. Слезы текли по лицу, она всхлипывала. Она прижала руку к щеке, куда поцеловал ее Берис, как будто это могло сохранить ему жизнь. Но он снова был мертв. И он умер за нее. Пусть Синь будет лелеять его вечно, но она не стоила его жертвы.

— С тобой все в порядке, любимая? — спросил мужчина. Тиннстра посмотрела на него влажными глазами и болью в сердце. Она не думала, что с ней когда-нибудь снова все будет в порядке, но кивнула мужчине и махнула ему рукой, чтобы он шел дальше. Никому нельзя доверять.

Тиннстра вытерла глаза и выплюнула привкус тошноты изо рта. Что ей делать теперь? Все внутри подсказывало: бежать домой и прятаться. Но чтобы это сделать, пришлось бы снова пройти через контрольно-пропускной пункт, и Черепа никогда не поняли бы, почему она вернулась. Она тоже не могла оставаться там, где была. Только не с поддельными письмами при себе. Ей нужно от них избавиться.

Она, спотыкаясь, пошла дальше, пытаясь заглушить боль, ища, куда бы их бросить. Это было бы самое лучшее — просто выбросить их, а потом притвориться, что ничего не произошло.

За исключением того, что Берис был мертв. Он умер за нее, чтобы спасти Тиннстру, чтобы она могла освободить Джию, помочь спасти короля. Если она их выбросит, то, получается, Берис умер ни за что. Если бы только он понял, что его жизнь стоит тысяч ее.

Она шла по разрушенным улицам мимо изуродованных войной зданий, не переставая плакать. К счастью, в такой поздний час ее почти никто не видел. До комендантского часа еще далеко. Разумные люди прятались за запертыми дверями и закрытыми ставнями окнами, радуясь, что им удалось пережить еще один день.

Когда она добралась до «Согнутого Сука», зазвенел колокол комендантского часа. Потрепанная старая вывеска раскачивалась на ветру — достаточно разборчивая, чтобы сказать Тиннстре: она находится в нужном месте. Однако фасад гостиницы был заколочен досками. Долгое время в ней не было никакого бизнеса.

Тиннстра подергала парадную дверь. Заперто. Пройдя по переулку справа от гостиницы, она нашла боковую. Дверь со стуком открылась. Она замерла на пороге, даже сейчас не уверенная, сможет ли пройти дальше. Это просто еще одно пустое здание. Я побывала в дюжинах. Здесь нечего бояться.

Затем колокол перестал звонить. Воздух вокруг нее наполнился тишиной. У нее не было выбора. Ей нужно было уйти с улицы. Находиться на улице было равносильно смерти.

Она вошла в мрачный пивной зал. Больше там никого не было. Вокруг нее кружилась пыль, пойманная светом, пробивавшимся сквозь щели в досках, закрывавших окна.

Полгода назад гостиница была оживленным местом, таким, где местные жители встречались после тяжелого рабочего дня, чтобы обменяться парой шуток, но сейчас она была пуста. Бочки давно высохли, клиенты остались в далеком прошлом. От ее былой славы остались только слабый запах несвежего пива и несколько обшарпанных столов и стульев, покрытых слоем пыли.

Тиннстра присела на табурет, чтобы перевести дыхание, и сцепила руки в попытке унять их дрожь, но это была безнадежная задача. Желчь снова подступила к горлу, но она ее проглотила. Я жива. Я жива. Это уже кое-что.

Ей стало легко-легко, теперь, когда она была в безопасности, внутри и вне поля зрения; ей хотелось только свернуться калачиком в углу и горевать.

Если бы только это было возможно. Ей нужно найти Ханран. Отдать бумаги. Несмотря на то, что Берис был мертв, она чувствовала, что брат рядом с ней, подбадривает, умоляет не сдаваться, не подвести его.

Тиннстра поднялась на ноги и потащилась к другой стороне стойки. Она нашла там три спрятанных мешка. Один был набит дорожной одеждой разных размеров. В других лежали бурдюки с водой, немного холодного мяса и хлеб. При виде еды у нее заурчало в животе, но она снова закрыла мешки и оставила их там, где нашла. Не мои.

На кухне было так же холодно и заброшено, как и в пивном зале. В центре камина была навалена зола, а единственным украшением служила паутина. Тиннстре потребовалось несколько мгновений, чтобы найти люк, который был наполовину заслонен столом, заставленным стопками тарелок и мисок. Она осторожно обошла стол, не желая, чтобы все это рухнуло, а затем подняла крышку люка. Его ржавые петли застонали, снова воспламенив нервы Тиннстры.

Она замерла, прислушалась, помолилась. Но никто не услышал и не пришел разобраться. Она была одна. Глупая девчонка.

Лестница исчезала в кромешной тьме. Она огляделась в поисках фонаря или свечи, но ничего не нашла. Ей никогда не нравилась темнота. Ребенком она каждую ночь будила отца, пугаясь монстров, которые, как ей казалось, за ней охотились. Он улыбался и относил ее обратно в постель, все время повторяя, что таких вещей, как монстры, больше не существует. Как же он был неправ.

Дыра в полу смотрела на нее в ответ. Только Четыре Бога знали, что она найдет там, внизу. Темнота скрывала все страхи, которые она когда-либо испытывала. Что, если ее поджидает Эгрил? Что, если все это ловушка?

Она покачала головой. Ей девятнадцать лет. Как она может бояться темноты? Глубоко вздохнув, она начала спускаться вниз, не торопясь, нащупывая пальцами ног каждую ступеньку.

Она подумывала о том, чтобы приоткрыть люк, чтобы впустить хотя бы немного света, но не хотела оставлять следов на случай, если Черепа обыщут гостиницу. Здравый смысл подсказывал ей, что это нелепый страх. В гостинице уже несколько месяцев никого не было. Кроме ханранов. И Черепа их искали. Так что, возможно, это была не такая уж глупая мысль.

Как только люк над ней закрылся, остались только темнота, звук ее прерывистого дыхания и ощущение бешено колотящегося сердца.

Сойдя с лестницы, она провела рукой по влажному камню, продвигаясь вглубь комнаты, пока не добралась до дальней стены. Подвал был всего двенадцать футов в длину. Должен был быть другой выход, дверь, которую ей еще предстояло найти. Она продолжала ощупью пробираться вдоль стены, считая каждый шаг, как велел ей Берис. Насчитав пятнадцать, она нашла маленькое кольцо чуть выше уровня головы. Она потянула за него, и дверь распахнулась, открыв туннель, освещенный факелами. Внезапный яркий свет на мгновение ослепил ее, и ей пришлось прикрыть глаза, пока они не привыкли. Она шагнула внутрь, радуясь, что у нее есть свет, чтобы видеть. Ее путешествие, должно быть, почти закончилось.

Она следовала по туннелю, который извивался и поворачивал, сбивая с толку ее чувство направления. Тиннстра пыталась следить за своим продвижением, рисуя в голове карту Айсаира, но вскоре уже понятия не имела, где находится по отношению к городу наверху. Ее охватила паника. Она не хотела этого делать. Каждый шаг давался ей все труднее, она боролась со страхом, чтобы заставить ноги двигаться. Она то и дело оглядывалась, боясь, что кто-то может следовать за ней, и в то же время желая повернуть назад.

Она завернула за очередной угол и вскрикнула.

Рядом со стулом стоял огромный мужчина с мечом Шулка в руке. Она съежилась под его пристальным взглядом.

— Мы мертвые, — сказал он. Пароль, о котором рассказал ей Берис. Молитва Шулка.

— Которые смотрят в лицо ночи, — пискнула она в ответ.

Он кивнул и отступил в сторону:

— Остальные ждут прямо впереди.

Тиннстра уставилась на него с благоговением. Он выглядел так, как и положено Шулка. Она чувствовала себя такой слабой по сравнению с ним, такой недостойной:

— Спасибо.

Шулка поклонился:

— Мы мертвые.

— Да хранят тебя Четыре Бога, — ответила Тиннстра. Она знала, что это был неправильный ответ, но она не была Шулка. Она поспешила дальше по туннелю, слишком напуганная, чтобы оглянуться, не желая выдавать своей слабости.

Туннель с каждым шагом становился все уже и ниже, и в конце концов ей пришлось ползти на четвереньках. Стены и пол выглядели так, словно какое-то странное существо рыло через скалу. Неровные края впивались в нее и царапали. Факелы теперь были расставлены только там, где позволяло пространство, что создавало между ними карманы тени, по которым и ползла Тиннстра. Дышать становилось все труднее, что усиливало ее дискомфорт и клаустрофобию. Каждое препятствие вызывало искушение остановиться, но развернуться было невозможно. Только вперед. Она ненавидела Бериса за то, что он послал ее сюда, и чувствовала себя виноватой за это. Ей следовало быть дома, а не ввязываться в неприятности, к которым она не имела никакого отношения. И все же он отдал свою жизнь за нее, и этот долг толкал ее дальше.

Она была мокрой от пота и хватала ртом воздух, когда добралась до того, что выглядело как конец пути. Комната была большая и достаточно высока, чтобы в ней можно было стоять, слава Четырем Богам. Она соединялась с другими туннелями, которые вели в другие места Айсаира, и, на мгновение, Тиннстра запаниковала, что ей придется воспользоваться одним из них. Затем она увидела лестницу и стальной люк, который ждал ее наверху. Пожалуйста, пусть это будет концом.

Ее силы почти кончились, и Тиннстра с трудом поднялась по ступенькам. Она толкнула крышку люка; та открылась достаточно легко, и на нее хлынул свет. Она вскарабкалась в комнату наверху.

Меч опустился, остановившись в дюйме от ее лица:

— Кто ты?

Она застыла, уставившись на кончик лезвия, слишком напуганная, чтобы даже взглянуть на того, кто держал меч.

— Меня зовут… Меня зовут Тиннстра. Я сестра Бериса.

— Где Берис?

— Он мертв.

— Отойди, — крикнул другой мужчина. — Дай девушке выйти. Я ручаюсь за нее.

Тиннстра узнала голос. Она знала его всю свою жизнь. Она подняла глаза, когда мужчина, стоявший перед ней, отступил назад, и вот уже обладатель голоса проталкивается к ней. Генерал Харка. Ее крестный отец. Жив! Она не видела его с того дня в Котеге, когда… Ее глаза опустились, полные стыда и вины. Когда он исключил ее, и она сбежала, пока он в одиночку сражался с Черепами.

Он постарел за эти шесть месяцев. Глубокие морщины прорезали его лицо, а скулы стали еще более изможденными, чем когда-либо. Он носил длинные волосы до плеч, а его униформу заменила грязная уличная одежда. Он выглядел таким неухоженным, лишь бы не выглядеть, как Шулка. Однако на спине у него все еще был меч, несмотря на закон, запрещающий кому-либо, кроме эгрилов, носить оружие любого рода.

Она оглядела комнату. Харка был не единственным, кто нарушил этот закон. В комнате находилось около двадцати человек, и все они были вооружены. Готовы сражаться.

Харка помог ей подняться.

— Прошло много времени, Тиннстра, — сказал старик. — Должен признаться, не ожидал тебя увидеть. Я рад, что ты жива. — В его голосе прозвучала неподдельная привязанность.

Тиннстра поклонилась, ее щеки вспыхнули:

— Берис попросил меня прийти.

— Понял, — ответил генерал. — Я так понимаю, он…

— Он умер, сэр. Нас остановили на контрольно-пропускном пункте. Избранный проверил мои документы, и я подумала, что он собирается меня арестовать. Берис, должно быть, тоже так подумал. Он напал… он напал на Избранного… — Слова вырвались из Тиннстры, как и слезы. Она пыталась сохранить самообладание, но это было выше ее сил.

Подбежала еще одна женщина. Тиннстра узнала и ее — майор Маджас. Высокая, красивая женщина, она коротко стригла свои темные волосы. Шрам, старый и поблекший, тянулся от ее уха до подбородка:

— Где Берис?

Харка покачал головой:

— Мертв. Они встретили Избранного.

— А как же бумаги? Путевые письма? — спросила Маджас.

— Они… они у меня. — Тиннстра сняла пальто и протянула его Харка. — Документы спрятаны в подкладке. Один был потерян, когда умер Берис.

Харка положил руку на плечо Тиннстры:

— Ты молодец. Что произошло? Было ли что-то не так с твоими документами? Что тебя выдало?

— Я не знаю, — ответила Тиннстра. — Я даже не знаю, заподозрил ли он что-нибудь. Избранный просто держал меня за лицо. Было такое чувство, будто что-то прокрадывается в мой разум.

Харка взглянул на Маджас. Что-то невысказанное промелькнуло между ними, отчего Тиннстра испугалась еще больше.

— Что не так?

— Избранный мог быть телепатом, — ответил Харка.

— Телепатом? — повторила Тиннстра.

Маджас кивнула:

— Как много ты знаешь о наших планах?

— Берис… Берис сказал мне, как сюда добраться. — Тиннстра почувствовала, что съеживается под пристальным взглядом двух лидеров Шулка. — И то, что вы собираетесь сделать.

— Черт. — Маджас выглядела так, словно была готова убить Тиннстру. — Нам крышка.

— Мы этого не знаем, — ответил Харка. — Мы не можем быть уверены.

— Они отпустили тебя или ты сбежала? — спросила Маджас. — Подумай, девочка.

Тиннстра отступила на шаг:

— После того, как Избранный убил Бериса, он вернул мне документы и велел уходить. Череп фактически толкнул меня на мой путь.

— Зачем ему это делать? — Говоря это, Маджас сморщила нос, как будто ответ уже вызвал у нее отвращение.

Тиннстра не хотела отвечать. Ее щеки покраснели, когда она оглядела комнату, глядя куда угодно, лишь бы избежать пристального взгляда Маджас.

Но Маджас не собиралась отпускать ее так легко:

— Ну?

— Я была слишком напугана, чтобы пошевелиться.

— Клянусь Богами, — прошипела Маджас.

Харка шагнул вперед и разнял их:

— Полегче с девочкой. Она не одна из нас.

— Мне очень жаль, — ответила Тиннстра. — Послушайте, просто заберите письма, и я пойду своей дорогой. Я с самого начала не хотела в это ввязываться.

Маджас покачала головой:

— Ты никуда не пойдешь, девочка. Не раньше, чем все это закончится, так или иначе.

— Что вы имеете в виду? — спросила Тиннстра. — Я выполнила свою часть работы. Я принесла сюда ваши документы. Я хочу уйти.

— Мы не можем рисковать, — сказал Харка. — Ты слишком много знаешь. И эгрилы, возможно, уже в пути. — Он повернулся к Маджас. — Удвой охрану снаружи. Если Четыре Бога с нами, король и его семья скоро будут здесь, и мы сможем уйти до того, как это место будет обнаружено. У нас есть письма. Если мы будем действовать быстро, то все еще сможем вывезти всех из города. Фургоны готовы и стоят в конюшнях на Гаррет-стрит. Затем до Врат останется четыре дня. Мы все еще можем придерживаться плана.

Маджас поклонилась:

— Будет сделано.

Тиннстра смотрела, как Маджас уходит, чувствуя себя более потерянной, чем когда-либо:

— Пожалуйста, Берис обещал, что я смогу уйти, как только отдам письма.

— Просто подожди, Тиннстра. Постарайся немного отдохнуть, — ответил Харка. — Скоро ты сможешь отправиться в путь. Через минуту я пришлю кого-нибудь забрать бумаги.

Он ушел. Тиннстра, сжимая в руках пальто, отступила в угол и сползла на пол. Лучше никому не мешать и надеяться, что все скоро закончится.

Тиннстра оглядела других людей в комнате. Она узнала Мать Розину. Верховная жрица Четырех Богов была одной из самых разыскиваемых Эгрилом людей. Она была невысокого роста, но широкоплечая, с темными волосами, собранными сзади в конский хвост, открывавший выбритые края черепа. Татуировки из священных писаний тянулись от ее подбородка вниз по шее до тяжелых шерстяных одежд, демонстрируя ее первостепенную преданность Ало, Богу Жизни. Эгрил заплатил бы за ее голову золотом, которого хватило бы на год жизни. Она оглядела Тиннстру с ног до головы, и на ее лице было ясно видно разочарование.

Рядом с Розиной стоял мужчина, и на мгновение Тиннстре показалось, что у него на лице краска, но второй взгляд убедил ее в обратном. Это были татуировки, похожие на те, что были у жрицы, но не в честь Четырех Богов. У мужчины на щеках были вытатуированы слезы. Много-много слезинок. Он был Плачущим Человеком.

Дрожь пробежала по телу Тиннстры. Плачущие Люди были заклятыми врагами Шулка. Они были организованными преступниками, которые контролировали незаконную работорговлю по всей Джии, а также действовали как ростовщики, контрабандисты и многое другое похуже. Они были единственными, кто процветал после вторжения. Они взяли под контроль торговлю продуктами питания на черном рынке. Когда люди голодали, морковка стоила месячной зарплаты. Она слышала рассказы о людях, добровольно продающих себя и свои семьи в рабство за обещание регулярного питания и защиты от Черепов, и Плачущие Люди пользовались этим отчаянием. Но поссорься с Плачущими Людьми, и был большой шанс, что тебе перережут горло. Они отмечали каждое убийство новой татуировкой — слезинкой на своем лице. И тот мужчина с Розиной был весь в них. Милостивые Боги, что я здесь делаю?

Подошла молодая женщина с повязкой на глазу, заставив Тиннстру вздрогнуть:

— Я пришла за путевыми письмами.

— Вот… — сказала Тиннстра. Она протянула девушке свое пальто.

Люк открылся.

В комнату чуть ли не ввалился шулка с мечом в руке, его рубашка была испачкана кровью, а лицо покрыто порезами. Не обращая внимания на пальто Тиннстры, девушка бросилась к нему и помогла сесть на ближайший табурет.

За ним последовал еще один мужчина, неся на руках девочку.

— Аасгод! — закричал Харка и подбежал к нему.

Тиннстра уставилась на него, открыв рот. Лорд-маг. Аасгод был советником нескольких поколений членов королевской семьи, но выглядел не старше сорока. Он был хорошо сложен, широкоплеч. Пот блестел на его лысой голове, как кристаллы на темной коже. И кровь, тоже — на его лице, на его одежде. Он тяжело дышал. Девочке на его руках было не больше трех или четырех лет, длинные темные волосы закрывали ее лицо, и она явно оцепенела, потому что крепко прижималась к Аасгоду. Ее красивое платье было неуместно в этой комнате. Она, должно быть, была дочерью Кариина.

Появилась еще одна шулка, женщина по имени Лира, которую Тиннстра знала по Котеге. Ее меч тоже был обнажен и окровавлен. Она захлопнула за собой люк. С ними больше никого не было. Ни короля. Ни королевы. Ни других детей.

Аасгод поднял взгляд, его глаза сияли в темноте:

— Нас предали. Король мертв.