41 Дрен

Киесун

Дрен всегда верил, что он крутой. Его следователи показали ему правду. Дрен верил, что он мужчина. Эгрилы показали ему, кем он был на самом деле. Дрен верил, что он не боится умереть. Черепа показали ему, что это не так.

Его первый визит в комнату для допросов был простым: они задавали вопросы, а он все отрицал.

Они ему не поверили. Или, может быть, им просто было все равно.

За избиением последовали вопросы, за ними еще одно избиение, за которым последовали новые вопросы.

Они перебили ему пальцы.

— Что ты знаешь о Ханране?

Удар кулаком по ребрам.

— Ты в Ханране?

Удар в лицо.

— Что ты сделал для Ханрана?

Они выбили ему зубы и потоптали ногами.

А затем вернули его в камеру. Оставили его там, страдающего от боли и унижения.

Во второй раз они отрезали половину уха, потому что сказали, что он не слушал. Они хотели знать имена. Дрен не знал ни одного. Они хотели знать об оружии. Они хотели знать, кто убил губернатора. Дрен держал рот на замке. Все его хвастовство теперь казалось не такой уж хорошей идеей.

Как и сказал Джакс, боль только начиналась. Он держался, как мог. Проблема была в том, что это было не так легко, как он надеялся. Это было совсем не похоже на избиение, которому его подвергли Шулка. Теперь он понимал, насколько мягко они с ним обошлись.

При третьем посещении они избили его сильнее. Они знали, как причинить ему боль, но каким-то образом он придерживался своей истории. Дрен плакал и умолял. Он был вором. Лжецом. Уличной крысой. Он был никем!

Когда его бросили обратно в камеру, он лежал на полу, в вони и дерьме, и плакал, как ребенок. Чего бы он только не отдал, чтобы его мать еще раз обняла его и сказала, что все будет хорошо. Чтобы ее поцелуи прогнали боль. Но она была мертва, и никто не собирался его спасать. Он умрет в той комнате наверху. И это не будет легендой. Это будет медленно и болезненно, а потом они бросят его где-нибудь гнить. Забытого.

Он баюкал левую руку, поскуливая, поскольку каждый вдох вызывал у него дрожь агонии. Он ронял кровь на пол, проводя языком по промежуткам, где когда-то были его зубы. И он знал, что это еще не конец.

Дрен, должно быть, потерял сознание, потому что, когда он снова открыл глаза, Джакс вернулся, а его сына не было. Старик лежал, прислонившись спиной к стене, еще более избитый, чем раньше.

— Ты проснулся, — сказал Джакс.

Единственным ответом, который смог выдавить Дрен, было сплюнуть еще немного крови на пол и застонать.

— Не двигайся. — Джакс, пошатываясь, поднялся на ноги и подошел к Дрену.

Дрен вздрогнул. У него не осталось сил бороться:

— Чо… чо ты делаешь?

— Не волнуйся. — Дрена перевернули на спину и выпрямили. — Боль будет легче, если ты не будешь горбиться. Как твое дыхание? — Старик осмотрел его.

— Больно дышать.

— Я ничего не могу сделать с твоими ребрами, но я собираюсь исправить твой нос. Секунду будет больно, но потом станет лучше, и ты сможешь легче дышать.

Джакс рванул и нос Дрена хрустнул, прежде чем он смог ответить, поэтому вместо этого он закричал. Старик улыбнулся:

— Ты никогда больше не будешь красивым, малыш, но рана заживет хорошо — если они позволят.

— Какой в этом смысл? — Дрен потер лицо. Он ненавидел, когда Джакс видел его таким. Он должен быть сильнее. — Все кончено. Мы никогда отсюда не выберемся.

— Я этого не знаю, как и ты. Надежда все еще есть. Держись за нее и черпай из нее силы.

— Я не хочу умирать.

— Никто не хочет, малыш. — В глазах старика не было жалости. Только честность. — Но это произойдет. Рано или поздно. Здесь или там. Не прячься от этого и не поддавайся этому. Борись с этим. Каждый твой вдох — это победа. Каждой минутой, которую ты переживаешь, нужно дорожить, особенно в этой комнате. — Джакс прошаркал к ведру у двери и вернулся с чашкой воды. — Выпей это. Ты почувствуешь себя лучше.

Вода была старой, застоявшейся и горькой, но Дрен все равно выпил ее залпом:

— Почему ты так добр ко мне? Ты пытался меня убить. Ты меня ненавидишь.

Джакс покачал головой:

— Я не ненавижу тебя, малыш. Я был зол на тебя и хотел помешать тебе убивать невинных людей. Достаточно того, что нас убивают Черепа — и совсем не обязательно, чтобы мы делали это с собой.

— Идет война, и я на ней сражался, — сказал Дрен, но его пыл, его вера угасли. Он вытер кровь с подбородка.

— Есть разница между солдатом, сражающимся на войне, и убийцей, убивающим людей, потому что он ненавидят мир, в котором оказался. Я пытался сказать тебе, но ты не хотел слушать, и на карту было поставлено слишком много жизней, чтобы позволить тебе продолжать в том же духе. Ты не оставил мне выбора.

— Я не убийца.

— Скажи это семьям людей, которых ты убил, потому что они оказались не в том месте не в то время.

— Вы ничем не лучше. По крайней мере, я хоть что-то делал. Вы, гребаные Шулка, просто сидели и несли всякую чушь. Вы тоже позволяете людям умирать. Если бы вы сделали то, что обещали… — Дрен моргнул. Он ни за что не собирался плакать перед Джаксом. — Мои мама и папа были убиты Дайджаку, потому что вы не смогли их остановить. Весь мой район разрушен. Город потерян. Почему я должен доверять тебе сейчас?

— Я сожалею о твоих родителях. Много людей погибло во время вторжения. Гораздо больше после. И их будет еще больше, прежде чем все закончится.

— Тогда, черт возьми, сделайте что-нибудь, вместо того, чтобы ходить вокруг да около и притворяться, что вы все еще главные.

— Малыш, если бы ты знал, что происходит… на самом деле происходит… Мы пытаемся освободить страну, а не просто собрать несколько шлемов в качестве трофеев. Я должен был бы сейчас быть там и пытаться добиться успеха, вместо того чтобы торчать здесь из-за тебя.

Дрен повернул голову, посмотрел на Джакса и его избитое лицо:

— Не жди, что я извинюсь.

— Никто от тебя этого не ожидает, но, клянусь Четырьмя Богами, парень, я надеюсь, ты начнешь видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Мне бы не помешала твоя помощь — твоя и всех твоих друзей, — но раньше я должен тебе поверить. Ты должен выполнять приказы.

— И делать что? Вы никогда ничего не делали, только сидели и разговаривали.

— То, что ты не видишь город в огне, совсем не значит, что мы ничего не делаем. Последние несколько дней мы провели, доставляя семьи, ложно обвиненные в том, что они входят в Ханран, в безопасные места. Мы собираем оружие, разведданные, проникаем к врагу. Твои атаки на Черепов для них не что иное, как небольшие раны, царапины. Мы делаем то, что может действительно навредить им, в долгосрочной перспективе.

Эти слова задели Дрена. Он судил о Ханране только по количеству убитых. Он не думал ни о чем другом. Он не рассматривал картину в целом — только то, что было у него перед глазами:

— Теперь уже слишком поздно. Нам не выйти из тюрьмы.

— Пока не сдавайся. Ты все еще жив. Я все еще жив. Ничего не кончено, пока мы не умрем.

Когда Дрен сел, тысяча ножей вонзилась ему в грудь.

Джакс помог ему лечь обратно:

— Лежи спокойно. Пока не дави на ребра.

— Я все испортил.

— Да — но ты молод. Именно это и делают молодые люди. Вопрос в другом: сможешь ли ты извлечь из этого урок?

— Что они собираются с нами сделать?

— Не думай об этом. Думай только о настоящем. Отдыхай. Пей больше воды. Что будет, то и будет. Беспокойство ничего не изменит. На самом деле, твои мысли сделают все только хуже.

Деревянные двери в конце коридора со скрипом открылись, заставив их замолчать. Шаги приближались. Звук, словно кого-то тащили по полу. Черепа открыли дверь камеры и бросили Кейна внутрь. Он промок по пояс и был почти без сознания. Джакс бросился к нему:

— Гребаные ублюдки. Вам приятно избивать калеку?

В ответ он получил удар ботинком в лицо, затем Черепа схватили Дрена.

— Нет. Нет. Оставьте меня в покое. — Он извивался и пытался вырваться. Бронированный кулак врезался ему в грудь, скручивая Дрена и ломая ребра. Он бы закричал, если бы в его легких было хоть немного воздуха. Вместо этого он рухнул, и они потащили его наверх. Внезапный свет резанул по глазам, мольбы о пощаде сорвались с его губ. Каким большим человеком он был. Король гребаного ничто.

Офицер ждал его в комнате. Пол был мокрый. За стулом с ремнями стояло большое ведро с водой. Дрен уперся пятками, чтобы его не затащили внутрь, но удар дубинкой по ноге положил этому конец.

Офицер улыбнулся:

— А. Другой молодой человек. Скажи мне… ты когда-нибудь тонул?

— Пожалуйста… пожалуйста… — взмолился Дрен. — Все это большая ошибка. Я просто глупый вор.

Черепа привязали его к стулу и заняли позицию рядом с ним.

— Мы знаем, кто ты и что сделал, — сказал офицер. — Другие рассказали нам все. Я хочу только одного — чтобы ты подтвердил факты.

— Я пытался украсть из их магазина, вот и все. — Дрен перевел взгляд с офицера на Черепа и обратно. — Вы должны мне поверить.

Офицер кивнул Черепам. Стул Дрена откинулся назад, и его голова погрузилась в воду. Он бился, но Черепа держали его крепко. Гул в его голове быстро нарастал вместе с потребностью дышать. Когда его бросили в море было не так. Здесь не было спасения. Не было ножа.

Они подняли его, и он хватал ртом воздух. Вода текла по его лицу, скрывая слезы.

— Итак, — сказал офицер. — Что ты хочешь мне сказать?

— Пожалуйста, — взмолился Дрен. — Я был голоден. Мне нужна была еда.

Офицер кивнул. Они опустили голову Дрена обратно в ведро.

Не теряй надежды, сказал старик.

Вода сомкнулась над его лицом.

Надежды на что?

Загрузка...