Мы мертвые

25 Дрен

Повешение должно было начаться в полдень, и перед Домом Совета собралась толпа, чтобы за этим понаблюдать. Дрен думал, что за последние полгода им всем этого было более чем достаточно, но народ никогда не переставал его разочаровывать.

Он сидел на стене на восточной стороне площади, в двух шагах от виселиц, наблюдая за приготовлениями. Оставалось еще полчаса. Квист и Фалса были с ним, сумка лежала у них под ногами. Квист курил трубку, стараясь держаться как можно хладнокровнее, но девочка выглядела далеко не счастливой.

— Вы думаете, Ханран попытается их спасти? — спросила Фалса, ее голос был полон надежды. Глупый ребенок — она, вероятно, все еще верила в сказки и героев на белых конях. Дрен не потрудился ответить.

Девочка переводила взгляд с Дрена на Квиста и обратно, не желая оставлять эту тему. В конце концов, Квист сжалился над ней:

— Никто не попытается.

— П… почему?

Квист указал на другой угол.

— Посмотри туда, вниз по той улице. Там пара взводов Черепов, которые ждут, когда кто-нибудь достаточно тупой появится и попытается что-нибудь предпринять. — У Фалсы отвисла челюсть, когда она увидела солдат. Затем Квист указал на балкон. — И видишь там, наверху? У Черепов наготове куча арбалетчиков. И ты найдешь еще больше, если захочешь поискать. Может быть, даже одного или двух Избранных. Вряд ли кто-то настолько глуп, чтобы пытаться что-либо противопоставить таким силам.

Фалса подавила рыдание:

— Значит, никто даже не попытается что-нибудь сделать? Эти люди просто умрут?

Дрен вздохнул:

— Ага. Если ты не заметила, мы ведем войну, а в войнах гибнут люди.

— Но они не дрались, — запротестовала Фалса. — Черепа повесят их из-за того, что мы сделали той ночью. Сегодня из-за нас погибнет еще больше людей. Это наша вина.

Разозлившись, Дрен спрыгнул со стены и ударил Фалсу по лицу. Он сказал тихо, но так, чтобы она расслышала каждое слово:

— Это не наша вина. Это вина Эгрила — он к нам вторгся. Это вина старого толстяка Хэстера — он с ними сотрудничал. Это вина Шулка — они оказались чертовски бесполезны и сдались. И это вина этих бедных ублюдков, потому что они тоже ни черта не сделали, чтобы это остановить. Они должны сражаться. Все должны. Мы никогда не выиграем эту войну, если большинство людей просто пожмут плечами и будут делать все, что им скажут, и стонать о том, что жизнь уже не та, как раньше. Если ты решил быть овцой, то не удивляйся, когда окажешься на бойне.

— Н… но… — стала заикаться Фалса.

— Но ничего. Я — волк. Я охочусь и убиваю, — сказал Дрен, ткнув в себя большим пальцем. — Квист тоже гребаный волк. Тебе пора решить, кем собираешься стать ты.

Фалса опустила глаза, ее щеки были красными, как огонь, она избегала смотреть в глаза Дрену, но ему было наплевать. Он приподнял ее подбородок, увидел, как дрожат ее губы, а глаза наполняются кровавыми слезами. Было время, еще до войны, когда у Дрена все еще были родители, когда он был таким же, но не сейчас. На этой гребаной войне не было места слабости. Особенно в его команде. Он сжал руку в кулак, готовый вбить в нее хоть немного здравого смысла, когда Фалса подняла голову.

— Я желаю быть волком, — сказала она.

— Желание тут ни при чем, — прорычал Дрен. — Либо ты такая, либо нет.

Фалса выпятила челюсть и выпрямилась:

— Я одна из вас. Волк.

— Хорошая девочка, — ответил Дрен. Он поцеловал ее в лоб, как обычно целовал его отец. Пусть она почувствует себя желанной. — Если хотя бы еще один человек в этой толпе сегодня разозлится, наблюдая, как вешают невинных людей, и решит сразиться с Эгрилом, значит, никто не погиб напрасно. Нам нужны разгневанные люди. Нам нужно, чтобы их кровь кипела. Нам нужно, чтобы они захотели что-то сделать с этой гребаной армией, захватившей нашу землю. Нам нужно, чтобы они поняли — недостаточно просто пережить еще один гребаный день. Нам нужно, чтобы Эгрил продолжал убивать наших, чтобы у нас было больше солдат. Больше волков. Это единственный способ победить.

Фалса кивнула:

— Теперь я понимаю. Я понимаю.

Дрен взглянул на Квиста, который подмигнул ему в ответ. Этот парень определенно знал, каким будет результат разговора.

Толпа зашевелилась. Эгрилы выводили заключенных. Отряд Черепов расчистил проход к эшафотам. Они стояли плечом к плечу в два ряда, белые доспехи сияли на фоне грязных лохмотьев джиан. От их вида у Дрена всегда все внутри переворачивалось. Он хотел, чтобы эти ублюдки сдохли. Он ухмыльнулся. Скоро.

Затем другие Черепа вывели заключенных. Они были жалкой кучкой — шаркали ногами, волоча за собой цепи, все плакали и всхлипывали, просили и умоляли о пощаде. Если когда-нибудь настанет очередь Дрена, он не доставит этим ублюдкам такого удовольствия. Он уйдет с высоко поднятой головой, чертовски гордый тем, что сделал.

Черепа соорудили всего пять петель, поэтому они выстроили по шесть заключенных за каждой из них.

Затем вышел барабанщик, выбивая та-та-та на свиных шкурах и давая толпе понять, что представление вот-вот начнется. По пятам за ним следовал старик-губернатор, сам лорд Эшлинг, седые волосы зачесаны назад, ястребиный нос задран кверху, как будто его оскорблял запах простых людей. Его длинный черный плащ скрывал руку Рааку, засунутую ему в задницу.

Дрен плюнул при виде него. Если когда-либо и был кто-то на вершине его списка убийств, то это лорд Эшлинг. Отец всех коллаборационистов. Он продал свой народ и сосал член Эгрила только для того, чтобы сохранить хоть какую-то иллюзию власти. Дрен понятия не имел, как этот человек спал по ночам. Вероятно, зажатый между двумя Черепами, по очереди делающих с ним то, что они хотели, при этом все время улыбаясь и говоря: Спасибо, да, пожалуйста, пожалуйста, сделайте это снова.

Эшлинг был не слишком популярен и среди остальной части публики. Они начали свистеть и шипеть, когда увидели его, и Дрен мог бы поклясться, что увидел, как губернатор вздрогнул. Поделом этому ублюдку.

К тому времени, когда Эшлинг занял свое место перед виселицами, толпа была по-настоящему взбешена. Не было даже слышно, как барабанщик отбивает свое та-та-та рядом с ним. Дрен рассмеялся, когда Эшлинг поднял руку, призывая к тишине. Жирный шанс, что это произойдет, мудак.

Мужик был очень близко, и Дрен пожалел, что у него нет кирпича, чтобы запустить в него. Увидеть, как разбивается его лицо. Так бы этому ублюдку и надо. Но у Дрена не было кирпича. Однако, у него были сферы.

Он подал знак Квисту. Пришло время. Дрен натянул перчатку, пригнулся, сунул руку в сумку, которую они принесли с собой, и достал бомбу. Он встал как раз в тот момент, когда Черепа переместились к виселицам, ощетинившись копьями.

Квист вытащил маленький нож, не больше его большого пальца, но достаточно острый. Дрен протянул другую руку, и Квист так сильно надрезал большой палец, что пошла кровь. Дрен прижал порез к черной поверхности бомбы, смазывая ее своей кровью. Он почувствовал, как сфера отреагировала, сразу же начав нагреваться. Серьезное дело, без дураков. Жидкость внутри закручивалась все быстрее и быстрее по мере того, как кровь просачивалась сквозь поверхность.

Квист отступил назад, давая Дрену немного места. До эшафота было рукой подать, перед ним выстроились Эшлинг и Черепа. Чертовски мило. Он отвел руку назад, подождал один удар сердца, затем бросил бомбу. Дрен, Квист и Фалса нырнули за стену.

Дрен заткнул уши, но все равно это было похоже на конец света, когда взорвалась бомба. Взрывная волна ударила в стену, и, на мгновение, ему показалось, что она вот-вот упадет, раздавив их всех. Грязь и обломки, огонь и гром — ничего другого больше не существовало. У него звенело в ушах от кровавой великолепной ярости всего этого, пока они прятались за маленьким барьером.

Хрен знает, сколько времени потребовалось миру, чтобы успокоиться. Пыли, чтобы лечь неподвижно. Звуку, чтобы вернуться в мир. Но, наконец, воцарилось подобие порядка. Миру не удалось предотвратить то, что сделал Дрен.

Дрен услышал крики первым. Крики раненых и умирающих, мольбы о помощи, мольбы к Богам, мольбы о милосердии. Он опустил руки и открыл глаза. Увидел, что Квист и Фалса уставились на него, оба покрытые пылью и грязью. Рядом с ними лежали тела, много тел. Земля была залита кровью. Мимо, пошатываясь, прошел мужчина, сжимая отрубленную руку. Женщина пыталась втянуть свои кишки обратно в живот.

Он встал на дрожащие ноги и выглянул из-за стены. Виселицы превратились в щепки и дым, Черепа — в груду трупов в почерневших доспехах. А Эшлинг? От него вообще ничего не осталось. Это сделал Дрен. Он чертовски хорошо справился с этим. Он достал ублюдка.

Скольких он убил — сорок? Пятьдесят? Больше, чем надеялся. И гребаные Шулка пытались его остановить! Какими же они были дураками. Мир изменился. Ему больше не нужны Шулка. Ему нужны Дрен и такие, как он. Новая порода воинов. Кто-то, кто мог бы довести дело до конца.

Чья-то рука схватила его за плечо. Дрен развернулся, готовый к драке, но это был всего лишь Квист:

— Нам пора идти. Сейчас. Скоро появятся новые Черепа.

Дрен кивнул, но остался на месте. Он не хотел уходить. Это был его момент, и он хотел им насладиться.

— Пошли! — крикнул Квист и потащил Дрена к южному выходу с площади. Фалса была с ними и снова плакала. Слишком много для того, чтобы быть похожей на Дрена и Квиста. Девчонка была гребаной овцой. Достаточно скоро она будет мертва, как и все остальные.

Люди разбегались во все стороны, толкаясь, отчаянно пытаясь спастись. Дрен отскакивал то от одного плеча, то от другого, прокладывая себе путь. Было легко затеряться в этом хаосе. Он просто позволил увлечь себя, чувствуя энергию толпы, преодолевая панику, которую сам же и вызвал. Он ухмылялся как сумасшедший, но не мог остановиться. Он чувствовал себя таким чертовски живым. Он разбудил весь город, показал ему, что можно сделать. Он сделал. Больше никто. Дрен из Токстена. Сын рыбака.

Когда они вернулись на улицы Токстена, было уже далеко за полдень, и небо окрасилось в багровый цвет. Разрушенные здания почти не защищали от ветра, который обещал холодную ночь впереди. Еще час или около того, и зазвенят колокола комендантского часа, но в поле зрения уже никого не было.

Квист плюхнулся на груду щебня. Он положил руки на колени и уронил голову:

— Я как выжатый лимон.

Фалса соскользнула вниз по куску стены, который все еще стоял, и села на землю рядом с ним. Она обхватила ноги руками и уставилась в ту сторону, откуда они пришли, на другой конец города, как будто все еще могла видеть устроенную ими бойню.

У Дрена в голове роилось слишком много мыслей, чтобы сесть или даже стоять спокойно. Он переминался с ноги на ногу, расхаживая по кругу. Ухмыляясь, несмотря на то, что в ушах у него все еще звенело от грохота взрыва, а кожу все еще покалывало от жара:

— Мы это сделали. Мы это сделали. Мы чертовски хорошо это сделали.

Квист поднял голову и выдавил из себя полуулыбку:

— Конечно, мы это сделали.

Фалса просто прижала подбородок к груди и выглядела так, словно вот-вот снова разревется. Это было последнее, что хотел видеть Дрен.

— Эй, Фалса, почему бы тебе просто не свалить обратно к своим родителям? — рявкнул Дрен. — Приходи и найди меня, когда вырастешь.

Она подняла глаза, маленький ротик дрогнул:

— М… мои родители мертвы.

— М… мои родители мертвы, — передразнил ее Дрен. — Клянусь яйцами Ало, ты мне здесь не нужна. Мне не нужна плакса, которая расстраивается из-за всего. Ты понимаешь? А теперь иди.

— Но… но мне больше некуда идти, — ответила она. — Прости. Я буду стараться изо всех сил. Я… Я… Я обещаю.

— Твои обещания хрен что значат для меня. — Он махнул ей рукой. — Давай… сделай одно… уходи… убирайся отсюда.

— Отстань, Дрен, — сказал Квист. — Дай ей прийти в себя.

— Не помню, чтобы я спрашивал твоего мнения, — сказал Дрен, не глядя на своего друга. Он не сводил глаз с Фалсы, пока до ее тупой башки наконец не дошло, что Дрен не страдает фигней. Он, черт возьми, имел в виду именно это. Он хотел, чтобы она ушла.

Она, шатаясь, поднялась на ноги, шмыгая соплями:

— Дрен, пожалуйста…

— Пошла. На. Хуй. Сейчас. — Он сунул руку за пояс куртки, где хранил нож. Он бы не стал им пользоваться, но она этого не знала. Он улыбнулся, когда ее глаза вылезли из орбит, а затем она сорвалась с места, спасая свою жизнь.

Дрен рассмеялся, глядя ей вслед:

— Чертов ад. Ты видел, как она смоталась? Она действительно думала, что я собираюсь ее пришить.

Квист не ответил. Когда Дрен повернулся к своему другу, у Квиста был такой же взгляд, как у Фалсы. Дрен отступил на шаг и поморщился:

— Ты же не думал, что я собираюсь ее грохнуть, так?

Квисту потребовалось мгновение, чтобы обрести дар речи.

— Не-а. На самом деле нет. Нет. — Он помолчал. — Ты же не собирался, ага?

Дрен не мог в это поверить. Это было похоже на пощечину:

— Черт. За кого ты меня принимаешь? Ты меня знаешь. Я бы не причинил ей вреда. Она сводит меня с ума, но она одна из нас.

Квист не выглядел убежденным:

— Конечно. Как скажешь, Дрен. Ты босс. Если ты говоришь, что не собирался ее резать, значит не собирался.

— Тогда зачем ты спросил? Почему ты так на меня смотришь?

— Я ничего такого не имею в виду, ясно? — Квист поднял руки, сдаваясь. — Не бесись.

— Почему? Ты боишься, что я и тебя порежу?

Квист поднялся на ноги так непринужденно, как только мог, все еще держа руки в воздухе:

— Я собираюсь прогуляться. Пусть все немного остынут. Ты не против?

Дрен повернулся к нему спиной:

— Давай, вали. Ты такой же плохой, как Фалса.

— Дрен, в этом нет необходимости…

Дрен игнорировал его до тех пор, пока до Квиста не дошло и он не свалил.

Оставшись один, Дрен какое-то время возмущался их глупостью. Он ожидал этого от Фалсы, но не от Квиста. Не после всего, через что они прошли вместе. Им следовало бы отпраздновать то, что они сделали сегодня, а не спорить по пустякам. Пустая трата времени!

Он оглядел улицу, вернее, то, что осталось от его улицы. Воронки, обломки, разрушенные дома и черт-те что еще. Тут и там были установлены странные палатки или навесы, чтобы можно было хоть немного защититься от ветра, но больше ничего не было сделано, чтобы устранить раны, нанесенные Эгрилом. Он мог видеть прохожих вдалеке, но, кроме них, место было пустынным. Дрен был один.

Ну, и пошли они все к черту. Он поднялся по лестнице на крышу. Как только стемнеет, возможно, он пойдет и устроит еще какую-нибудь пакость. Он ни за что не сможет заснуть после того, что сделал.

Он тяжело опустился в углу водной башни рядом с грудой шлемов-черепов. После сегодняшнего дня к его коллекции должно присоединиться гораздо больше. Он уничтожил два отряда и гребаного губернатора — не хухры-мухры. Люди забудут об этом старом одноруком дураке Джаксе, который слишком напуган, чтобы посрать. Они больше не будут рассказывать истории о Шулка. Нет. Теперь легендой будет Дрен.

Он бросил камень в один из шлемов. Когда тот со звоном отскочил от металла, он поднял другой.

— Какое здание?

Дрен остановился на середине броска. Мужской голос. С улицы внизу.

— Это. — Дрен узнал голос. Монон.

Дерьмо.

Он вскочил на ноги и перебежал на другой угол, откуда мог видеть улицу. Монона, долговязого ублюдка, было легко заметить, и с ним был настоящий зверь. Они пришли за ним. Наверняка.

Если бы Монон появился один, Дрен был бы более чем счастлив сразиться с ним, показать ему, насколько остер его нож, но против гиганта, которого Монон привел с собой, шансов не было. Он вжался обратно в тень, мысли его метались. Он не мог спуститься. Не мог и оставаться там, где был.

Оставались только крыши. Легко. Он уйдет еще до того, как они преодолеют половину лестницы. Эти дураки не найдут ничего, кроме пустой крыши.

Он обогнул водную башню. Он добежит до конца улицы и перепрыгнет через щель на соседний дом.

— Вечер, Дрен.

Дрен мгновенно остановился. На крыше уже был человек. Один из парней Монона. Чертов шулка.

— Босс подумал, что ты, возможно, пойдешь здесь. Послал меня помешать тебе уйти, — сказал мужчина с самодовольной улыбкой на лице.

Дрен одарил его своей собственной самодовольной ухмылкой.

— Можно подумать, что, после того пинка, который вам дал Эгрил, вы, гребаные Шулка, научились не быть такими самоуверенными. — Он бросил камень, который все еще держал в руке и попал тупому ублюдку прямо в глаз.

Мужчина отшатнулся, схватившись за лицо:

— Ты, маленький засранец…

Но Дрен уже обогнал его, мчась по крышам.

Дрен провел большую часть своей жизни на крышах, и даже сейчас, в полумраке и полуразрушенные, они не внушали ему никакого страха. Он перелезал через стены, перепрыгивал через дыры и огибал обломки водонапорных башен. Это был его дом, его территория.

Шулка бежал следом, спотыкаясь и натыкаясь на предметы. Крыша скрипела там, где он оступался, и стонала, когда он приземлялся не в том месте. У него не было надежды.

Дрен добрался до конца ряда. Он даже не притормозил, просто отскочил к торцевой стене и перелетел через щель.

Он приземлился на соседнюю крышу, согнув колени, чтобы принять удар, перекатился вперед, чтобы погасить инерцию, а затем снова сорвался с места и побежал. Слишком треклято просто. Он рассмеялся, не заботясь о том, услышит ли его шулка. Это было именно то, что ему было нужно.

Что-то ударило его в грудь. Тяжело. Сбило с ног. Выбило воздух из легких. Он попытался встать, но ботинок угодил ему под подбородок, разбивая рот, сотрясая череп. Его зрение затуманилось. Он сплюнул кровь.

Перед ним стоял Монон:

— Пацан, ты настоящая заноза в заднице.

— Пошел ты на…

Монон снова пнул Дрена по голове. Мир погрузился во тьму.