Муля не нервируй… Книга 6

Глава 23

От неожиданности я аж глаза вытаращил. Всего я ожидал от Маши, но не такого.

Пару мгновений длилось молчание. Наши лица отражали противоположные эмоции: Машино лицо — злость, злорадство и уверенность в собственной правоте, а моё — недоумение, изумление и гадливость.

Наконец, Маша первой нарушила молчание:

— Осуждаешь? — вызывающе спросила она.

Я пожал плечами:

— Кто я такой, чтобы осуждать тебя, Маша? Но отца жаль. Он-то по-настоящему любит тебя. И сейчас страдает: не ест ничего, заперся в комнате и страдает.

— Ничего с ним не станется! Это мне хоть караул кричи — беременность, плохое самочувствие, ребенок-безотцовщина и из квартиры родственники мужа меня, беременную, выгоняют! — она зло зыркнула на меня.

Я посмотрел на её наглое лицо, и вдруг светлая мысль пришла мне в голову:

— А ты знаешь, Маша, пожалуй, не буду я тебя выгонять на улицу.

И, не дав Маше торжествующе засиять, быстро добавил:

— Поменяешься с Мишей Пуговкиным местами. Пойдёшь жить в коммуналку. А он с женой и маленькой дочерью переселится сюда.

Глаза у Маши полезли на лоб:

— Я? В коммуналку? Ты в своём уме?

— А что тут такого? — поморщился я, — я же там жил. Причём долго жил.

— Но как я там буду с ребёнком?

— Очень просто, — развёл руками я, — как все советские люди живут. Там есть водопровод с водой, есть тёплый туалет, ванная и кухня с плитой. В моей комнате я оставлю тебе примус, чтобы ночью не бегать на кухню ребёнку смеси подогревать.

— Но я не хочу жить в коммуналке! — вызверилась Маша.

— А у тебя вариантов других нет, — пожал плечами я, — или в коммуналке, или в общагу. Да и то, я тебя пускаю в ту комнату только потому, что если выгоню тебя совсем на улицу — отец не поймёт. Он у меня слишком благородный…

— В отличие от тебя! — фыркнула Маша.

— Да, в отличие от меня, — подтвердил я и добавил, — так что собирайся. У тебя ровно два дня.

Оставив Машу в глубокой прострации, я отправился к Мише. В коммуналку.

Да, давно я тут не был. Знакомые декорации и антураж резанули по сердцу ностальгией. Хоть и малокомфортная среда здесь, но я привык к этим стенам, к этим людям. Старею, видимо.

И хоть телу Мули всего-то двадцать восемь лет, мне же, тому, настоящему — скоро к полтосу приблизится. Вот и размякаю.

В квартире было тихо. Чуть слышно звучал разговор за стеной «новых соседей», которые так и не стали здесь своими. Каморка Герасима была распахнута настежь. Оттуда слабо тянуло краской. Я заглянул — там было пусто, даже знаменитого старенького топчана не было, на котором когда-то и я спал.

На кухне стояла одна плита вместо двух, зато прибавился ещё один кухонный шкаф, выкрашенный голубой краской. Стол тоже был совсем новый, покрашенный белым и с красивой клеенчатой скатертью в крупную клетку. На столе стояла ваза с бархатцами.

Я улыбнулся — стопроцентно, что это Мишина жена старается. Потому что Белле всегда было плевать, Муза, скорей всего, уже давно переехала к своему Виталию, новые соседи живут, как кроты, не высовывая носа наружу, так что вычислить, кто тут порядки навёл, было совсем несложно.

Я подошёл до двери свой бывшей комнаты и постучал.

Дверь тотчас же распахнулась, словно меня здесь ждали. На пороге возник Миша в старых трениках с растянутыми на коленках пузырями, но зато в почти новой рубашке, застёгнутой на все пуговицы.

При виде меня он просиял:

— Муля! — воскликнул он радостным голосом, — как хорошо, что ты пришёл! Заходи, сейчас чай пить будем! Надюшка, ты глянь, кто к нам пришёл! Это же Муля!

Меня буквально втащили в комнату.

Я огляделся — привычная обстановка претерпела кардинальные изменения: вместо моей неширокой кровати и Дусиного диванчика сейчас была двухспальная кровать. Правда самодельная, сколоченная из досок, но, честно сказать, сделана была добротно. Между шкафом и буфетом была высокая и узкая этажерка с полками. На верхних стояли какие-то вазочки, фарфоровые статуэтки, салфеточки, а нижние были в два ряда плотно напиханы книгами. Книги лежали и на столе, который был ещё мой. Видно было, что хозяева комнаты с книгой дружили и читать любили.

В углу, где раньше Дуся держала короб с припасами, сейчас стоял небольшой столик-тумба, на котором стаяла ручная швейная машинка. А на месте Дусиного диванчика теперь была детская кроватка, где сидел плюшевый мишка с оторванным ухом.

Больше изменений я не заметил.

Надежда, супруга Миши, была в пёстреньком ситцевом платье с рюшами. Само платье и рюши были из разных тканей, видно, что хозяйка сшила это сама, из того, что нашлось под рукой. Но выглядело это довольно миленько и уютно. К слову сказать, занавески на окне были точно из такой же ткани, как рюши на платье.

— Здравствуйте, товарищи, — улыбнулся я и добавил, — от чая, пожалуй, не откажусь. Не успел поужинать.

— А у нас гороховое пюре и сосиски, — сообщила Надя, — я сейчас разогрею.

— Нет, нет! — категорически замахал руками я, — мне никак нельзя ни пюре, ни тем более сосиски, а то Дуся меня из дома выгонит, если я сегодня ужинать не буду. Она там что-то эдакое наготовила. Вы же знаете Дусю, какая она принципиальная насчёт этого.

Миша усмехнулся, Дусю он хорошо знал, ещё со времён наших первых выездов на природу с Большаковым, Козляткиным, Йоже Гале и Францем Штиглицем.

— Но чай же вы будете? — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказала Надя и коварно добавила, — с творожными ватрушками, между прочим.

От творожных ватрушек я отказаться не смог, это моя слабость. И уже через несколько минут с наслаждением наяривал вкусное угощение.

Миша и Надя сидели напротив меня за столом, рядышком и с улыбкой смотрели, как я пью чай. Они были явно рады моему визиту.

Наконец, посчитав, что официальный протокол гостеприимства выполнен, я сказал:

— Вижу, вы неплохо устроились. Очень даже красиво и уютно…

— Да! Спасибо вам огромное, Муля! — радостно всплеснула руками Надя, — нам здесь очень удобно. Много места.

— А где Лена? — спросил я.

— Она у Михайловых, — улыбнулась Надя, — там соседская девочка, хорошая такая. Так они теперь дружат. И пошли смотреть диафильмы. У нас то фильмоскопа нет.

— Через двадцать минут пойду забирать домой, — сообщил Миша и широко улыбнулся.

— Это он хитрит так, — засмеялась Надя, — пока Леночка с Галей прощается, он успевает немножко новости у Михайловых по телевизору посмотреть.

— Ну ничего, скоро и у нас свой телевизор будет! — гордо сказал Миша, — мы уже и в очередь встали.

— Да, мы накопили! — прихвастнула Надя, — но я считаю, что нужно в первую очередь холодильник купить.

— Да скоро зима, мы вполне можем немного ещё и без холодильника побыть, а в курсе новостей быть надо, — заспорил Миша, — и Леночка любит мультфильмы смотреть. Не надо по соседям бегать.

Видно было, что эти споры у них идут уже не в первый раз.

— Я вот по какому поводу зашёл, — сказал я и разговоры моментально затихли, — дня через два вы переедете.

— К-как? — побледнела Надя и жалким взглядом посмотрела на Мишу.

От неожиданности тот аж чайную ложечку уронил, и она печально звякнула, упав на стол.

— Да-да, конечно, — упавшим голосом сказал Миша и добавил, — только боюсь, за два дня нам нашу комнату в общаге не вернут. Где-то неделя хотя бы нужна.

— Но мы можем пока вещи в чулан перенести, — заспорила с ним Надя, — тебе самому переезжать придётся. Я тогда Ленку к маме отвезу. А ты уж сам.

— Кровать туда не поместится, — расстроился Миша и вздохнул. — А жаль, очень хорошая кровать получилась. Сам делал.

— Да погодите вы! — шикнул на них я, — никто про общагу и не говорит. Наоборот. Миша, ты помнишь, что я квартиру получил на Котельнической? Ты же тогда ещё помогал мне переезжать…

— Да, двухкомнатную, — расстроенно кивнул Миша, новость явно выбила его из колеи. — Ты ещё потом с Фаиной Георгиевной поменялся.

— Ага, так и есть. Ей шум от хлебного магазина мешал. Так вот, она тебе нравится? Квартира, я имею в виду…

— Спрашиваешь! — хмыкнул Миша, — но и у меня такая когда-то тоже будет! Вот выйдет «Зауряд-врач» на большой экран и тогда посмотрим!

— Ты не ответил на мой вопрос, — напомнил я.

— Очень нравится, — кивнул Миша, — не квартира, а мечта!

— В таком случае, через два дня вы туда въезжаете и живёте, — сказал я, — будет лишь одна просьба, человеку, который переедет в эту комнату, ты поможешь с вещами перебираться. И разместить его здесь. Договорились?

— Да ты что?! — вытаращился в изумлении Миша, — Мы? На Котельническую?

А Надя громко ахнула и прикрыла руками рот. Глаза её наполнились слезами.

Надеюсь, это слёзы радости.

— Ага, — усмехнулся я, — ты же, надеюсь, пить бросил?

— Бросил он! Бросил! — горячо закивала взбудораженная Надежда.

— Вот и замечательно. Будет у вас своя комната, а у дочери — своя.

— Ыыых! — неожиданно взвизгнула Надя, бросилась ко мне, поцеловала в щеку и тут же смутилась своего порыва.

— А почему вдруг такой переезд? — полюбопытствовал Миша.

— Миша, ты за Леной не опоздаешь? — спросил я, — двадцать минут давно прошло уже.

— Ох! — хлопнул себя по лбу Миша, — Бегу! Это ж надо! Такие новости! Переезжаем!

Он торопливо схватился и принялся натягивать на себя пиджак.

— Да иди уже! Там Ленка ждёт! — сказала Надя, с улыбкой наблюдая за мужем.

Видно было, что в семье царят любовь и взаимопонимание. А ведь совсем недавно ещё разводиться хотели.

Мы остались с Надей вдвоём. Она смущённо захлопотала:

— Муля! Может, ещё чаю? А давайте я вам таки пюре подогрею? С сосисками…

— Нет, Надя, я уже ухожу, — сказал я и тихо добавил, — хорошо, что Миша ушёл, давайте посекретничаем.

Глаза Нади вспыхнули от любопытства:

— Давайте! — выдохнула она.

— Я при Мише не хотел…

— Он не пьёт, честно, — перебила она меня, — я слежу, и на съемках я Рину Васильевну просила присматривать. Да он и сам себя в руки взял. Очень переживал, что вы рассердились на него…

— Так ведь было за что, — сказал я, — но я не об этом. Слушайте, пока Миша не вернулся.

— Ага! — кивнула Надя и впилась в меня жадным от любопытства взглядом.

— Только между нами это?

— Клянусь! — приложила руку к сердцу Надя.

— Отлично, — кивнул я, — в общем, в эту комнату переедет Маша.

— Маша?! — ахнула Надя, — но она же…

— Да, она скоро родит, — сказал я, — поэтому я и не стал выгонять её на улицу…

— Ээээ… — пробормотала Надя, от изумления не могла сформулировать мысль, — но как же это?

— Маша беременна не от моего отчима, — сказал я и Надя побледнела от такой новости и ошарашенно захлопала глазами, — но мало того, она выгнала его из этой квартиры, и он сейчас живёт у меня дома.

— Ого! — только и смогла выдавить из себя обескураженная Надя, она была, мягко выражаясь, в полном изумлении.

— Более того, она завела любовника. Ещё когда отца даже не выгнала, — окончательно добил Надю я, — сама понимаешь, после всего этого жить в моей квартире, да ещё с любовником, она не будет! Я просто не позволю этого!

— А ребёнок точно не Модеста Фёдоровича? — пробормотала Надя.

— Точно, — кивнул я, — там и по срокам получается, что не его, и она сама не отрицает. Да и Модест Фёдорович уже не так молод, чтобы детей заводить, — сказал я, тактично умолчав о его проблеме.

— Ну ничего себе, новости! — покачала головой Надя и нахмурилась, — вот же бессовестная!

— Так что я решил произвести вот такую рокировку, — сказал я, — непонятно ещё, когда вы собственную квартиру получите. И получите ли. А сейчас у вас есть возможность пожить в нормальных условиях.

— А как же ты?

— А я живу с Дусей и Модестом Фёдоровичем в четырехкомнатной квартире, — усмехнулся я, — так что эта квартира полностью свободна. Машка в ней точно жить больше не будет!

— Понятно! — кивнула серьёзно Надя, — вот как нам повезло на неприятностях твоего отца. Как он, кстати, справляется со всем этим?

— Пьёт, — вздохнул я и перевёл тему, — только я попрошу тебя, Надя, о двух вещах.

— Всё, что угодно! — заверила меня она.

— Первое, не говори ничего об этом Мише. Он-то парень неглупый и сразу догадается. Но ты всё равно не говори, ладно?

Надя кивнула.

— И второе, помогите Маше обустроиться здесь. А то, какая они ни есть, но в положении ей все эти переезды тяжело переносить будет. Да и мебель она же таскать сама не сможет…

— Но, может, всё-таки лучше, чтобы она там осталась? Пока ребёнка не родит, и он хотя бы до трёх лет не подрастёт? А то как она в коммуналке будет?

— Нормально она будет, — жёстко сказал я, — все дети растут в коммуналках. Вон у Пантелеймоновых сын здесь и родился, и вырос. И ничего. Прекрасно себя чувствовал. На велосипеде по коридору целыми днями гонял. Также и этот ребёнок расти будет. Наоборот хорошо, соседки присмотрят, если что. А больше всего я надеюсь на Беллу. Маша у неё под присмотром будет. Она дисциплину держать умеет.

— Ну, тогда да, это правильно, — согласилась Надя.

Она опять рассыпалась в благодарностях, а я торопливо засобирался, чтобы успеть слинять до возвращения Миши, и отбыл домой.

Дома Дуся набросилась на меня с упрёками:

— Муля! Ты где был?! Я уже два раза рагу разогревала! А тебя всё нет и нет!

— Мусор выносил, — отмахнулся я.

— Не выносил ты мусор! — возмутилась Дуся, — я и во двор выходила — там тебя не было!

— А отец что делает?

— Напился и спит, — буркнула Дуся и обличительно добавила, — вот если бы ты не ходил где-попало и вернулся, как я сказала, удалось бы его накормить. И может, он бы так пить не стал!

— Тише, Дуся, — сказал я, и, видя, что она готова метать громы и молнии, применил манипулятивный запрещённый приём, который на Дусю действовал всегда безотказно, — а у нас что-нибудь на ужин есть? Умираю от голода…

— Бегом мой руки и на кухню! — всполошилась Дуся, — рагу сейчас разогрею в третий раз и будешь ужинать.

— Не надо греть, — попытался скромно сказать я, но был разгромлен ураганом по имени Дуся.

Поэтому, не споря, пошёл мыть руки.

Когда я вернулся, Дуся уже накрывала стол.

— Пока ты где-то там шлялся, я тебе ещё блинчиков нажарила, — свирепо проворчала Дуся и неодобрительно посмотрела на меня.

— Я к Маше ходил, — сказал я.

Дуся охнула и от изумления выпустила тарелку с блинчиками. Тарелка с грохотом разбилась, осколки вперемешку с блинами веером разлетелись по полу.

— Ох ты ж, божечки мои! — всплеснула руками Дуся, — как же это так! Разве ж можно такие новости под горячую руку говорить!

— Дуся, у тебя что-то горит, — заметил я, учуяв характерный запах.

— Рагу! — вскрикнула Дуся и бросилась спасать ужин.

В результате ужинать мне пришлось вчерашней кашей, остатки которой рачительная Дуся планировала пустить утром на ландорики.

Но ничего, она поджарила её на сковородке, да ещё с салом и луком. Так что очень даже вкусно было. Съел за милую душу.

— А теперь рассказывай! — ворчливо велела Дуся, которая всё ещё дулась на меня за рагу и блинчики.

— Я к Маше ходил, — повторил я, — перед этим заглянул к Глаше…

— Обе вертихвостки! — припечатала строго Дуся, которая не могла простить Глаше, что та пыталась командовать нею, когда я был в Югославии, и она жила на Котельнической.

— В общем, если кратко. Про ребёнка — это правда, это не его ребёнок, — я кивнул по направлению кабинета Модеста Фёдоровича.

— Охохонюшки, — сокрушенно покачала головой Дуся.

— А ещё Машка хахаля завела, — сказал я и, глядя на потрясённую Дусю, добавил, — когда отец на конференциях был, она с хахалем прямо там, дома, встречалась.

— Божечки святы! — перекрестилась Дуся и сердито процедила, — а я сразу сказала, что жаба она бородавчатая! Недаром она меня выедала и из этой квартиры, и из той.

— И Ярослава она тоже поэтому и выставила, — согласно кивнул я.

— Бедный парень, — всхлипнула Дуся, — голодает там, сердешный.

— Так ты же ему только позавчера торбу продуктов передала, — хмыкнул я, но Дуся недовольно отмахнулась.

Правда жизни у неё была посконно своя.

— Надо его сюда забирать, — решительно сказала она, — негоже ему там, в общежитии этом жить!

— Да почему это негоже? — возмутился я, — нормально ему там жить будет. Пусть поживёт со сверстниками, кормить там будут, порядок комендант следить будет. А вместе с ребятами и веселей и есть кого спросить, если с уроками что-то получаться не будет…

— И что ты там с Машкой этой говорил? — не повелась на мою защиту Дуся. — Надеюсь, не просил её помириться с Модестом Фёдоровичем?

— Нет! — покачал головой я, — наоборот. Я выгнал её из квартиры.

— Да ты что! — всплеснула руками потрясённая Дуся, и тут же сердобольно добавила, — беременную? На улицу?

— Нет, не на улицу, — пояснил я, — в коммуналку она поедет. Поменяются с Мишей Пуговкиным. У него семья, как раз им там хорошо будет. Всё равно свою квартиру они ещё нескоро получат. А она пусть в коммуналке поживёт. Я ещё Белле скажу, чтобы присмотрела.

— Ха! — рассмеялась Дуся и от радости даже захлопала в ладоши, — ты такой же, как покойный Пётр Яковлевич! Тот бы тоже что-то такое провернул!

Она была очень рада.

Я дописал чай (который, между прочим, уже остыл из-за всех этих разговоров), когда Дуся сказала:

— Модесту Фёдоровичу ничего не вздумай говорить! Ему и так нелегко!

Не успел я кивнуть, как от кухонных дверей послышался голос Мулиного отчима:

— О чём мне нельзя говорить?