Муля не нервируй… Книга 6

Глава 12

— Бубнов! — выпучил глаза товарищ Иванов.

— Приятного аппетита, — пожелал ему я и отправился накладывать свою утреннюю тарелку (здесь завтраками кормили по принципу «шведский стол»).

— Стой, Бубнов! — рыкнул товарищ Иванов и устремился за мной.

— Слушаю вас, — ответил я, наливая себе кофе из большого кофейника в чашку и щедро разбавляя всё это дело молоком.

— Ты что вчера устроил?! Ты зачем это затеял, а сам сбежал?! — обличающий перст товарища Иванова уставился на меня, — где ты баб этих придурошных берёшь только?

— Вы о чём?

Оказалось, что вчера умничка Лёля, сообразив, как она только что всех нас спалила, не нашла ничего лучшего, как вбежать в комнату и уцепиться в волосы Мирке. Та и себе допёрла, что дело пахнет керосином, и дико завизжала. В общем, диалог был на повышенных тонах, с элементами рукоприкладства и тасканием друг друга за волосы. Товарищ Иванов еле-еле смог разнять их. Девочки отработали так, что даже Фаина Георгиевна с её комически-драматическим репертуаром и то, нервно курит в сторонке.

И теперь товарищ Иванов даже сочувствовал мне.

— Эти бабы словно взбесились, — жаловался я ему, щедро намазывая сливочным маслом большой кусок свежеиспечённого и ещё тёплого хлеба, — они же ради ролей, всё что угодно придумать готовы. Нигде от них спасу нет.

— А ты их на три буквы посылать не пробовал? — дал ценный совет товарищ Сидоров, который присоединился к нам за завтраком, и был в курсе всей этой ситуации.

— Ох, что я только не пробовал, — пожаловался я печальным голосом донельзя уставшего от этого всего человека.

— А сбегать нехорошо, — попенял напоследок товарищ Иванов.

Я клятвенно пообещал, что больше сбегать не буду, и не буду оставлять товарищей наедине с бешеными бабами, которые хотят ролей в фильме и ради этого готовы пойти на всё.

О госконтракте товарищ Иванов так и не спросил. И я не знал — он отложил этот вопрос в долгий ящик и предъявит его мне по возвращению на Родину или же просто не обратил внимания.

Хотя во второй вариант я почти не верил.

А потом, на выходе из ресторана, меня подловил Миша Пуговкин.

В последние дни он постоянно прятался от меня. Я сначала сердился, пытался его выловить, а потом — плюнул. Нельзя насильно причинять добро. На съемках он появляется трезвым, съемки не срывает, играет хорошо. Даже очень хорошо. Так что претензий к нему в этом плане вообще нет никаких.

А то, как он проводит своё личное время меня вообще касаться не должно.

Успокоив себя таким образом, я прекратил всякие попытки с ним пообщаться. А когда Рина пыталась подбить меня провести с ним воспитательную беседу, я только качал головой и отказывался. Вы все тут взрослые люди, а я вам не нянька.

А тут он сам, добровольно, взял и подошёл. Точнее караулил меня, пока я позавтракаю.

— Муля, — сконфуженно сказал он. Вид у него был изрядно пришибленный.

— Говори, только быстро, я тороплюсь, — ответил я и демонстративно посмотрел на часы. — Автобус вот-вот подъедет.

Миша покраснел.

Но мне не было жаль его. Хватит. Время для примирений и церемоний давно закончилось.

— Муля, ты на меня сердишься, — сказал Миша и посмотрел на меня с виноватым видом.

— С чего ты это взял? — удивился я. — На съемках ты отрабатываешь неплохо, дисциплину рабочую не нарушаешь. За что мне на тебя сердиться?

— За то… за то, что я выпивший был, — опустил голову Миша, его пальцы нервно затеребили галстук.

— Михаил, — сказал я, — я являюсь руководителем проекта по фильму. За дисциплину в нерабочее время и моральный облик делегантов отвечают товарищи Иванов и Сидоров. Так что ты явно сейчас не по адресу. Обсуждай свои проблемы с ними.

— Муля! — вскричал потрясённый Миша, — ну зачем ты так?

— Как?

— Как ты сейчас делаешь! — расстроенно сказал Михаил.

— А что, лучше бы, чтобы я тебя депортировал обратно домой? — тихо спросил я и пристально посмотрел в его глаза, — так я не такой. Работаешь без замечаний — вот и хорошо.

— Но я же видел, как ты реагировал, что я пьяный, — хрипло сказал Миша.

— Вам показалось, Михаил, — сухо сказал я и добавил, — а теперь, если вы уже всё обсудили, я пойду — работы много. Сейчас вон автобус приедет.

— Муля! Ты со мной не хочешь больше дружить? — упавшим голосом сказал он.

— А друзья разве так поступают? — тихо ответил я. Развернулся и зашагал прочь.

Всё, хватит нянькаться с ними! Я, когда сюда попал, хотел помочь только Фаине Георгиевне. А всех остальных няньчить я не нанимался. А то ишь, на голову уже все вылезли и ножки спустили!

Я был совершенно не в настроении, когда вошёл в помещение, где был бильярд и стояли теннисные столы (этим путём было ближе к стоянке автобуса). Там, на креслах, сидели и ждали автобус наши молодые балбесы: Тельняшев, Павлов и остальная шайка.

— Иммануил Модестович, — со всей возможной язвительностью сказал Тельняшев, — а что это вы без подтанцовки ходите? Такому большому начальству положена большая свита. И желательно с полусогнутыми спинами.

— Ты бы лучше своими проблемами занялся, — ответил я равнодушно. — А то вторую неделю тут сидишь, а толку никакого нет.

— Как это нет? Мы тут ракию пьём! — насмешливо сказал он. Остальные захихикали.

— А мне всё равно, — пожал плечами я, — чем раньше вас отправят на историческую родину — тем быстрее эта обуза свалится с моих плеч. Задолбали вы меня, товарищи, тунеядцы и алкоголики, капитально. Уже и не знаю, какие вам развлечения придумывать. Кстати, всегда хотел поинтересоваться — вас зачем сюда отправили?

— Опыта набираться, — сказал Болдырев, правда неуверенно.

— И как? Набрались? — спросил я.

— Набрались, но не опыта, — захихикала Лялина и выразительно посмотрела на Тельняшева.

— Ты бы Лялина меньше хихикала, а брала пример с Мальц или Ивановой, — язвительно сказал я, — а то вернёшься скоро в родной колхоз и толку, что съездила, от этого будет ноль.

— Мальц дали большую роль, — с ноткой зависти в голосе сказал Павлов, — хоть роль и второго плана, но она засветится в фильме.

— Причём не просто в фильме, а в международном фильме, — с долей сарказма уточнил я, — а вот что вы для себя взяли из этой поездки, кроме ракии — мне непонятно.

— Иммануил Модестович, — вдруг тихо сказал Тельняшев и поправил сам себя, — Муля, а что нужно сделать, чтобы тоже получить хоть маленькую роль? Чтобы не в массовке.

— Почему бы и не помочь тебе, — кивнул я, — только что мне за это будет?

— А почему не просто так?

— А зачем? Кто ты мне? Человек, который постоянно норовит плюнуть в спину, пока я не вижу? Какая от тебя польза?

Тельняшев молчал. Все тоже молчали, только зыркали то на меня, то на него.

— Вот и подумай над этим, — подытожил разговор я и первым пошёл садиться в автобус.

Съемочная площадка напоминала поле битвы после особо грандиозного сражения: разрушенные окопы, воронки, трупы лошадей и людей (бутафорские, конечно же), везде брошенное оружие. В общем, весь антураж, который и полагается в данном случае.

Посреди этого бедлама на бревне сидел усатый фельдфебель в прожжённом на груди мундире, и, меланхолично созерцая всё это псевдоисторическое безобразие, курил трубку. К нему подошла Фаина Георгиевна, в форме сестры милосердия и, подкурив сигарету, примостилась рядышком прямо на бутафорском трупе лошади.

— Домой хочу, — устало сказала она и выпустила клубы дыма. — На Родину.

Я подошёл к ним и тоже закурил.

— Все хотят.

— Муля, а давай уедем домой?

— Вам не нравится общаться с сестрой?

— Нравится, мы уже за все тридцать лет наобщались, — затянувшись, ответила она, — тесно мне здесь. Разгуляться негде!

— Так вы ещё здесь не доразгулялись, — хмыкнул я, — вон даже подарки домой не купили.

— После того, как ты отобрал у меня все деньги, я не знаю, за какие шиши я должна покупать все эти подарки! — раздражённо фыркнула она.

— Прям так уж и все?

— Только Изабелле на подарок оставил, — свирепо огрызнулась она.

— После того, как в прошлый раз, вы, Фаина Георгиевна раздали всем Сталинскую премию до копейки, а потом вторую премию отдали этому идиоту Глыбе, оставлять в ваших руках крупные суммы небезопасно. Так я считаю. Поэтому деньги я не то, чтобы отобрал, а взял временно, на хранение. Причём беспроцентное хранение, попрошу заметить!

— Но ведь я должна привезти всем подарки! — возмутилась она.

— Подарки мы пойдём выбирать в воскресенье. И поведёт нас моя тётя Лиза и Йоже Гале. Они тут всё знают, и мы купим подешевле. Кроме того, кому вы собрались везти подарки, а, Фаина Георгиевна?

— Ну как… — аж поперхнулась дымом она, — ну хотя бы и Глаше…

— Глаше купим рейтузы. Хватит с неё. Это всё?

— А Любочке?! — возмутилась Фаина Георгиевна.

— Какой ещё Любочке? — не понял я.

— Орловой Любе, — с недовольным видом сказала она и добавила. — Нужно ей духи выбрать. Она «Шанель» любит. Или подойдёт, на худой конец, «Чёрная магия».

— А что вам Любочка из заграничной командировки привезла?

Фаина Георгиевна задумалась и неуверенно ответила:

— Мыло… Цветочное, кажется. Да, точно, из сирени.

— Ну вот и ей мы купим мыло. Только ландышевое или земляничное.

— Но Муля!

— Что Муля?

— Да ничего, — вздохнула Фаина Георгиевна, — а Верочке?

— Марецкой? — угадал я.

Злая Фуфа кивнула.

Я в душе восхитился женскому непостоянству — только недавно они дрались и ругались, только недавно та самая Вера бегала к Большакову и пыталась выдавить Фаину Георгиевну из фильма, чтобы забрать себе её роль. А теперь она сидит и думает, что купить той в подарок!

— И Верочке тоже купим мыло. Ромашковое.

— А Юре?

— А это кто?

— Завадский, — пискнула Фаина Георгиевна, и я на мгновение выпал в ступор.

— Я не ослышался? — удивлённо переспросил я.

— Но как же…

— Хорошо, — кивнул я, — Завадскому мы купим зубной порошок. Мятный. Напишите, Фаина Георгиена список, кому ещё из ваших знакомых надо купить мыло. Это важно. Чтобы не забыть никого. И не купить двум людям одинаковое мыло.

— Но у меня есть деньги! — возмущённо заявила Фаина Георгиевна, — и я вполне могу делать приличные подарки. Брюки или костюм. Это же так прекрасно, носить югославский костюм.

— А брюки или югославский костюм, Фаина Георгиевна, мы тоже купим. Но только для вас. И пальто купим. Югославское. И тоже только для вас. Я без слёз не могу смотреть на ваше пальтишко с побитым молью воротником! Народные артистки так ходить не должны. Пора бы вам уже обновить гардероб.

— А толку? Гардероб обновишь, а рожа всё равно старая… — проворчала Злая Фуфа.

— Ох, Фаина Георгиевна, — укоризненно попенял ей я, — я вообще-то вас ещё в этом году планирую замуж отдать. Так что югославский гардеробчик в приданое пойдёт.

— Да кто ж такую вредную бабу замуж возьмёт? — сказал вдруг усатый фельдфебель, выбил трубку о край брёвнышка и ушёл.

А Фаина Георгиевна так и осталась сидеть на трупе лошади с отвисшей челюстью.

Так что дела на съёмочной площадке шли своим чередом: костюмеры, как обычно, переругивались, гримёрша суетилась с банкой грима, который неумолимо таял на солнце и теперь нужно было что-то срочно придумать. Йоже Гале обсуждал со Штиглицем расхождения по сюжету, Нанович, по обыкновению на всех дулся, а я решил сходить выпить кофе. Рядом работал буфет, где за условную цену продавались вода, соки, кофе и чай для сотрудников.

Но не успел я даже выйти из съемочной площадки и углубиться в коридор, как меня перехватила Мирка.

— Муля! — позвала меня Мирка.

Сегодня на ней была такая короткая юбочка, что было видно больше, чем допустимо в приличном обществе.

— О! — я не выдержал и смерил её взглядом.

— Мы в прошлый раз не договорили, — проворковала она.

— Ох, Мирка, — весело покачал головой я, — боюсь, что если мы опять поднимем эту тему, то сюда ещё куча народу набежит и опять придётся изображать драку.

— Не придётся, — хихикнула Мирка и вдруг предложила, — а пошли, Муля, я тебе покажу старую костюмерную. Ты ж ещё не видел?

— А пошли! Я прямо мечтаю её увидеть! — усмехнулся я и мы пошли.

Что нужно человеку для счастья? Когда я, счастливый и довольный, шёл-таки выпить кофе, меня переловила Лёля. Она тоже выглядела вполне довольной жизнью.

— Муля! — Воскликнула она, — я так счастлива, что готова тебя расцеловать! И весь мир расцеловать.

— Что ты уже натворила? — спросил я.

— Петар возил меня в Крагуевац! И я посмотрела на свой будущий дом! Ооооо! Муля! Вот я тебе скажу — это не дом, это дворец! Такой красивый, как на картинке. Обои, конечно, там нужно переклеить, но, когда мы поженимся, я это дело быстро организую. И ещё мне не нравится, что сбоку дома, прямо к нему прилегает — лавка. Я не считаю, что толпы покупателей — это хорошо. Дом — это семейное гнездо и там не должно быть никаких посторонних…

Она щебетала и щебетала, и я смотрел на неё и удивлялся, как человек преобразился буквально за пару дней.

— А лужайку он стрижёт, ты это можешь себе представить, Муля? — рассмеялась Лёля, — столько земли бесхозной гуляет. Я за домом всю эту лужайку перекопаю к чертям. Мы посадим там огурцы и кабачки. Это очень полезно. Я буду за завтрак жарить ему котлеты из кабачков. Для пищеварения хорошо…

— Лёля, — перебил я её категорическим тоном, — погоди со своими кабачками. Что там про госконтракт ты говорила?

— Ох, Муля, — Лёля хихикнула, — я подслушала, как ты говорил с Морозовым про этот госконтракт. А он тебе сказал, что тех денег, что ты получил, хватит купить пару деревень в лично пользование.

— А он говорил, за что и как я эти деньги получил и где они? — спросил я, на что Лёля пожала плечами:

— Муля, посмотри, какой мне Петар браслет подарил!

И принялась крутить передо мной рукой, чтобы я оценил чёртов браслет.

Но я не оценил. Этот контракт не давал мне покоя. Поэтому я спросил:

— Лёля, а кто такой Морозов?

— Муля, ты что, совсем с дуба на кактус? — удивилась Лёля, — Морозов Степан Степанович. Он был у нас главным бухгалтером.

— Был?

— Ну да, — кивнула Лёля, любуясь браслетом, — он потом на пенсию ушёл. Раньше времени. Сказал, что по состоянию здоровья. Но у нас говорят, что он здоров, как бык. Что якобы он чего-то то ли боялся, то ли поссорился. Мутная история была, в общем. Козляткин должен знать. Ладно, заболталась я с тобой, а меня там уже Петар небось ждёт.

Она ещё раз улыбнулась и унеслась прочь.

А я задумался. Это что ж получается. Есть ещё человек, который знает всё об этом чёртовом госконтракте. Морозов Степан Степанович, некий бывший главный бухгалтер Комитета искусств СССР. И который сейчас на пенсии.

Значит, когда я вернусь домой, первое, что надо сделать — найти адрес этого Морозова. Папка с личным делом в архиве должна быть обязательно.

Ну, ладно, положим, найду я его адрес. Потом пойду к нему домой. А дальше? Нежели я ему скажу типа «здравствуйте, Степан Степанович. Я, наверное, украл деньги. Много денег. А, так как вы главный бухгалтер, то я пришёл к вам, чтобы выяснить, как я украл, куда девал все деньги, и не наследил ли я?».

От такой глупой мысли я аж рассмеялся.

Мимо продефилировала Мирка. Она обожгла меня хитрым заговорщицким взглядом и пошла дальше, на съемочную площадку.

Хочешь, не хочешь, и мне пришлось туда идти. Слишком долго я отсутствовал. Так ведь и прогул запишут. Засмеявшись с собственной неуклюжей шутки, я пошёл работать.

Народ всё так же суетился. Съемки продолжались. Сейчас гоняли какую-то местную актриску. У неё плохо получалось. Поэтому Йоже Гале даже наорал на неё, что не прибавило ей веры в себя и она сыграла ещё хуже. А я понимал, кто скоро её заменит.

Но предложить Йоже я не успел. Ко мне подошёл Нанович и сказал:

— Товарищ Бубнов. Нам с вами нужно о многом поговорить.