Мозаика Будущего

Глава 27: История Мозаики: Приближение к стене

Матео вытер руки салфеткой и ткнул пальцем в Рафаэля:

— Ладно. Хватит увиливать. Сколько можно тянуть? С чего всё началось? Мозаика, вся эта идея. Ты расказываешь, будто она просто появилась в один день. Но как это было на самом деле? Кризис? Революция? Коллапс?

Рафаэль коротко рассмеялся:

— Она не появилась внезапно. Она разворачивалась постепенно. И чтобы рассказать об этом как следует, потребуется несколько вечеров.

Матео кивнул в сторону кофейной стойки:

— Тогда буду подливать, сколько потребуется.

Рафаэль улыбнулся:

— По рукам. Но начнём не с Мозаики, а со страны, что была до неё.

— Это была хорошая страна, — начал он. — Спокойная, упорядоченная, гордая своим спокойствием. Не крикливая, не бедная. Место, которое пережило худшие времена и вышло из них со шрамами, но и с мудростью. Люди в основном доверяли правительству. Выборы были настоящими. Газеты печатали то, что хотели. Здравоохранение работало. Можно было спокойно возвращаться домой вечером.

Матео поднял бровь:

— И в чём же была проблема?

— Проблем как таковых не было, — ответил Рафаэль. — Ни войны, ни краха, ни взрыва. Просто… застой. Плавное скольжение в никуда.

Он на мгновение замолчал.

— Рост ВВП замедлился. Потом остановился. Рождаемость снижалась год за годом, несмотря на все стимулы. Пенсионная нагрузка росла. Молодёжь — особенно амбициозная — уезжала в более «холодные» экономики в поисках зарплат и стартапов. Туристический сезон ещё держался, но в остальное время года…

Он замолчал.

— Страна росла так долго, — продолжил он, — что разучилась делать что-либо ещё. Рост стал религией. Каждый министерский отчёт, каждая пресс-конференция — всё сводилось к одному: как вернуться к трём процентам? Какие стимулы можно ввести? Какой новый рынок открыть?

Матео наклонил голову:

— И это перестало работать?

— Оно продолжало работать — но всё хуже. Каждое усилие стоило дороже и давало меньше. Чтобы добиться роста, нужно было резать глубже, загрязнять больше, автоматизировать быстрее. Но даже тогда показатели едва шевелились.

Рафаэль взглянул на него:

— Некоторые умные головы это замечали. Профессора. Экономисты. Пара госслужащих, зарытых в бюджетные прогнозы. Политики сначала игнорировали. Бизнес-пресса называла это «устойчивой стабильностью». Но те, кто был ближе всех к цифрам, сначала тихо, а потом всё громче, начали говорить. Их голоса зазвучали в научных журналах, на конференциях, в экспертных кругах. То, что начиналось как разрозненное беспокойство, стало хором — слишком явные стали проблемы, чтобы их не замечать.

— А народ знал?

— Не особенно. Поначалу — нет. Внешне всё ещё выглядело нормально. Люди были заняты — работа усложнялась, счета ползли вверх. Они замечали, что становится труднее, но не связывали это с чем-то общим. Просто казалось, что мир постепенно тяжелеет. И никто не объяснял, почему.

Он снова замолчал.

— Но росло ощущение, что что-то стало тоньше. Словно будущее… истончилось.

Рафаэль подался вперёд, облокотился на стол:

— Мозаика стала возможной потому, что страной управляли люди, которые сохранили спокойствие. Когда начало нарастать общественное давление, они не стали его подавлять. Не стали обещать чудесных решений. Они начали изучать ситуацию — внимательно.

Он откинулся на спинку:

— А потом открыто признали проблему. И поняли, что её действительно нужно решать. Говорить о ней перестало быть табу. Более того, те, кто говорил ясно и искал реальные ответы — стали выигрывать выборы. Это был первый переломный момент. Общество назвало настоящую проблему, поняло её корни и начало искать — вместе — настоящее решение.

Матео наклонился ближе:

— И что было дальше? Кто нашёл это решение?