Поздний полдень в тихом кафе Гаваны. Жаркий воздух снаружи дрожал в зное, но под тенистым навесом было спокойно. Рафаэль сидел с привычным напитком. Он только вернулся из США, и официантка, уже закончившая смену, присоединилась к нему — продолжить прежний разговор.
— Знаешь, — сказала она с выражением усталости и раздражения, — у меня в последнее время всё внутри кипит. Мой начальник заставляет меня работать наравне с парнями — иногда даже больше — но платит всё равно меньше. А когда я поднимаю этот вопрос, он просто пожимает плечами. Будто это нормально. Будто с этим надо просто смириться, потому что я женщина.
Она подняла взгляд.
— Это выматывает. Поэтому я и начала выступать — да, открыто говорить, что я за права женщин. Потому что если мы не называем проблему, то как вообще её решать? Кто-то должен говорить вслух о том, что до сих пор не в порядке.
Рафаэль встретил её взгляд — тёплый, внимательный.
— Борьба за равенство, — сказал он, — никогда не бывает пустым делом.
— Просто устаёшь от того, как некоторые делают вид, что никакого неравенства нет, — сказала она. — Если женщина сталкивается с трудностями, значит, сама виновата. Как будто система тут ни при чём.
Он медленно кивнул.
— Я помню, как в Мозаике мы сталкивались с теми же истинами. Женщины, религиозные или национальные меньшинства — с ними обращались несправедливо.
— И что вы сделали? — спросила она.
— Мы не просто потребовали справедливости, — ответил Рафаэль. — Мы изменили само поле игры.
Она приподняла бровь.
— В Мозаике каждого в первую очередь видят тем, кем он является, — человеком. Самым сложным существом в наблюдаемой Вселенной. Это важнее ролей, профессии — важнее всего. В первую очередь ты человек. Всё остальное — детали.
Официантка заинтересованно наклонилась вперёд.
— Звучит красиво. Но как это избавляет от неравенства?
Рафаэль мягко улыбнулся.
— Потому что мы устранили сами условия, при которых неравенство вообще становится возможным. В вашем мире человек может накопить власть или богатство и передать их другим, словно монеты. В Мозаике признание — твой общественный статус — можешь заработать только ты сам. Это принадлежит только тебе. Его нельзя передать. Нельзя украсть. Нельзя унаследовать.
Она нахмурилась.
— То есть никто не продвигается за счёт связей или фамилии?
— Никто не продвигается несправедливо. Все оцениваются по своим действиям, и критерии одни для всех. Со временем это выровняло уровень жизни — потому что когда выравниваешь саму систему, тебе не нужно латать последствия квотами и поправками.
Она задумалась.
— То есть вы не замазывали трещины. Вы заложили новый фундамент.
— Именно, — сказал Рафаэль. — Невозможно копить то, что не подлежит накоплению. И если ни одна группа не может сосредоточить в своих руках несправедливое преимущество, то исчезает сама почва для доминирования одних и отстранения других. В такой системе дискриминация теряет смысл.
Подул ветер. Она посмотрела на улицу.
— Жаль, что у нас этого нет.