Аэропорт имени Кеннеди был шумным, но почему-то не казался хаотичным. Голоса отражались от сводчатого потолка, в то время как колёсики чемоданов тихо шуршали по отполированному полу. Экраны мигали рейсами — то янтарным, то зелёным. Где-то рядом засмеялся ребёнок, чуть дальше кто-то устало вздохнул. Ритм страны, вечно находящейся в движении.
Рафаэль сидел рядом с Томом у выхода на посадку №24, держа в руках кофе, к которому давно не прикасался. Его рейс был лишь на завтра, но он приехал проводить Тома.
Они сидели молча, наблюдая, как мимо течет река пассажиров. Впервые за долгое время никто из них не спешил.
Том пошевелился.
— Знаешь… я всё думаю, — сказал он, не глядя на Рафаэля. — Ты правда веришь, что общество может быть и свободным, и справедливым одновременно?
Рафаэль едва заметно улыбнулся:
— Верю.
Том приподнял бровь:
— Но ведь это противоположности. Когда уравниваешь всех — отбираешь право выбора.
— Ты не ошибаешься, — согласился Рафаэль. — Абсолютная свобода — это всего лишь красивое название для анархии. Она несправедлива по своей сути — выживает сильнейший, слабые исчезают. А насаждаемая справедливость? — он покачал головой. — Это путь к тотальному контролю. Когда справедливость навязывается силой — исчезает свобода, а когда свобода без ограничений — исчезает справедливость.
Том помолчал:
— И как тогда сделать выбор?
Рафаэль наклонился вперёд, облокотившись на колени:
— А если вообще перестать балансировать на этой плоскости?
Том удивлённо повернулся к нему.
— Мы добавили ещё одну ось. Третье измерение, — сказал Рафаэль. — Мозаика не растёт за счёт прибыли. Она растёт через личный вклад — через то, насколько ты помогаешь другим. Это и есть наша валюта.
Он жестом указал на толпу за стеклом:
— Представь что все вольны жить как хотят. Но чем больше твои действия помогают другим — тем больше дверей перед тобой открывается. Не как проявление твоей власти. А как благодарность за вклад.
— То есть, — сказал Том, — ты хочешь сказать, что усердные всё равно получают больше?
— Конечно, — кивнул Рафаэль. — Просто не в десять тысяч раз. Может, в два. Может, в пять.
Том усмехнулся криво:
— Звучит справедливо. Ну, если база нормальная и разница остаётся по-человечески разумной.
Рафаэль кивнул:
— Именно. Большинство живёт хорошо. Но если кто-то старается сильнее — он получает больше. Потому что заработал. А не потому что урвал.
Том откинулся на спинку кресла, глядя на оживлённый терминал.
— Знаешь, — сказал он, — всё ещё думаю о том пареньке в парке. С тем учебником по праву.
Лицо Рафаэля смягчилось пока он слушал рассказ о бездомном.
— У него есть место в Мозаике, если он захочет. Мы оплатим всё — дорогу, жильё, обучение. Мы ценим талант.
Том медленно кивнул:
— Передам ему твои контакты. Думаю, его это заинтересует.
Рафаэль помолчал, потом спросил:
— А ты сам?
Том рассмеялся:
— Я остаюсь. США — не идеал, но это мой дом. Тут ещё есть, над чем поработать.
Он задумался.
— Но, знаешь… может, и наведаюсь как-нибудь. Полезно бывает увидеть, каким может быть будущее.
Рафаэль улыбнулся:
— Справедливо.
Из динамика раздался голос:
«Окончательная посадка на рейс 82 до Колумбуса».
Том встал, взял сумку.
Обернулся:
— Береги себя, дружище.
— И ты тоже, — ответил Рафаэль с улыбкой.