Выставка закрылась, и неоновые стенды с интерактивными киосками, управляемыми голосом, теперь безмолвствовали за стеклянными дверями. В нескольких кварталах Том и Рафаэль нашли тихий бар, уютно расположившийся между художественной галереей и закусочной с бургерами. В помещении царил полумрак, тепло и почти полная тишина — лишь изредка раздавались звуки музыки и звон посуды.
Том потягивал пиво, искоса поглядывая на Рафаэля, который предпочёл чай.
— Я всё думаю о том, что ты говорил раньше, — произнёс Том. — О том, что люди в Мозаике помогают друг другу… искренне хотят это делать. В это сложно поверить.
Рафаэль мягко улыбнулся.
— Так говорят большинство туристов.
Том откинулся на спинку стула.
— Я не пытаюсь быть циником, но мы оба знаем, как устроены люди. Дай им систему, где можно брать, не давая взамен, и они будут только брать. Такова человеческая природа.
— Ты прав, — согласился Рафаэль. — Именно поэтому большинство систем, построенных на доброте, рушатся. На первый взгляд это прекрасная идея, но стоит кому-то начать злоупотреблять, как за ним последуют другие. И система разваливается.
— Именно так, — кивнул Том. — Один эгоист портит всё для остальных. Вот почему социализм всегда превращается в хаос.
Рафаэль усмехнулся.
— Согласен. Я видел, к чему приводит принудительное равенство. Ничем хорошим это не заканчивается.
Они обменялись понимающими взглядами — неожиданное согласие между ними.
— Так объясни мне, — попросил Том, — как Мозаика избегает этого? Как ей удаётся не превратиться в очередную утопию с охранными дронами и отчётами о поведении?
Рафаэль приподнял брови.
— Прежде всего, у нас нет системы слежки. Участие абсолютно добровольно.
— Добровольно? — переспросил Том. — То есть можно просто сидеть на диване всю жизнь?
— Можно, — ответил Рафаэль. — И некоторые так делают. Но даже у них есть крыша над головой, еда и медицинская помощь. А когда они захотят изменить решение — научиться чему-то новому, помочь другим, принять участие — всё условия будут им предоставлены.
Том нахмурился.
— И ты говоришь, что люди выбирают помогать, даже когда этого не обязаны делать?
— Да, — просто ответил Рафаэль. — Не все, конечно. Но большинство.
Том медленно покачал головой.
— Но как? Это противоречит всему, что я знаю. В любой системе, где помощь добровольна, а блага распределяются всем, неизбежно побеждают те, кто ничего не делает.
Рафаэль наклонился вперёд, опираясь локтями о стол.
— Позволь объяснить на примере.
Он взял подставку под стакан, поставил ребром и положил сверху арахис.
— Представь себе общество, где от людей ждут заботы о других. Звучит красиво, не правда? Но это как шар на вершине холма. Возможно, он продержится какое-то время в этом неустойчивом равновесии, пока кто-то не решит быть эгоистом и не столкнёт его вниз. И остальные последуют его примеру.
Он перевернул подставку и разместил орешек в углублении — словно в долине.
— А теперь посмотри на это. Общество, построенное на собственных интересах, где каждый заботится лишь о себе. Не самое вдохновляющее зрелище, но удивительно стабильное. Потому что если кто-то пытается проявлять щедрость в таком мире, его считают наивным и используют в своих целях. Система возвращает его на место. Эгоизм — естественная форма существования в таком мире. Это шар, который скатился в долину.
Он сделал паузу, давая Тому обдумать сказанное. Тот молчал некоторое время.
— Так в чём же отличие Мозаики? — спросил Том.
Рафаэль посмотрел на него, не отводя взгляда.
— Мы превратили холм в долину.