Мозаика Будущего

Глава 26: Блеск снаружи

Море мерцало в вечернем свете, его поверхность отливала золотом и индиго, пока солнце медленно клонилось к горизонту. Рафаэль и Матео сидели, как обычно, на низкой каменной стене у скромной кофейни Матео — между потемневшей штукатуркой стены и вымощенной булыжником кромкой гавани. Ветер доносил смешанный аромат эспрессо и солёного воздуха.

— Ты сегодня молчалив, — заметил Матео.

Рафаэль не ответил сразу. Его взгляд был устремлён в воду, но видно было, что он её не видит.

— Я увлёкся мыслями о будущем, — наконец сказал он. — Думал о Южной Корее.

Матео поднял бровь. — K-pop и микрочипы?

— Нет, — покачал головой Рафаэль. — О том, что скрывается за блеском.

Он слегка повернулся, голос его стал тише, задумчивей.

— Помнишь песню Gangnam Style? Все смеялись. Псай вёл себя как клоун в блестящей одежде: лошади, яхты, надувные утки. Но мало кто задался вопросом, над чем именно шутка. Это не про богатство. Это про имитацию богатства — про людей, которые голодают, лишь бы позволить себе кофе в районе Каннам, самом престижном квартале Сеула, — чтобы просто пройтись там и почувствовать себя «своим».

Матео нахмурился. — Я думал, это сатира.

— Это и была сатира, — кивнул Рафаэль. — Но и правда тоже. Люди тратят последние деньги на статус. Просто чтобы выдержать социальное давление. Просто чтобы не выглядеть бедными. Это общество, где даже бедность приходится прятать.

Он замолчал.

— Но что случается, когда тебе уже нечем притворяться?

Волны тихо разбивались о набережную.

— В Южной Корее, — продолжил Рафаэль, — самый высокий уровень самоубийств среди развитых стран. И один из самых высоких уровней потребления алкоголя. Ты слышал про мост Мапхо?

Матео покачал головой.

— Теперь его называют Мостом смерти. Так много людей с него прыгают, что правительство установило там динамики с бодрыми посланиями и украсило опоры рисунками утят — надеясь, что это поднимет настроение. А в клипе Gangnam Style Псай как раз танцует на лодке, проплывая мимо гигантских надувных уток.

Он посмотрел на свои ладони.

— Они даже установили датчики движения, чтобы голос произносил фразы вроде «Ты не один»... Но это не помогло.

Матео молчал, его газировка осталась забытой.

— Вот в чём настоящая трагедия, — сказал Рафаэль. — Южная Корея — это будущее для тех стран, которые отказываются меняться. Там рождаемость рухнула ниже 0,7. Это в среднем меньше одного ребёнка на женщину.

Он вновь посмотрел в сторону горизонта.

— Какой смысл заводить детей в мире, где оба родителя работают по 14 часов в день, где жильё недоступно, а школа — это постоянный стресс... и где лучший исход — попасть в рабочую мясорубку, которая стачивает твою душу до пыли?

Матео медленно кивнул. — Ты хочешь сказать, люди не хотят рожать боль.

— Именно, — сказал Рафаэль. — И не только в Корее. Япония — похожая история. Тайвань. Скоро Китай. Потом — Запад. Потому что дело не в культуре, а в устройстве. Когда вся система построена на бесконечном росте, и двигатель начинает захлёбываться — первым рушится будущее. Люди перестают строить семьи, когда перестают верить в завтрашний день.

— И вот ирония, — добавил он. — Чем сильнее система пытается сохранить иллюзию, тем хуже становится. Больше давления, больше долгов, больше часов работы, больше одиночества. И всё это под глянцевой оболочкой богатства и прогресса. Машины гудят, небоскрёбы сверкают. А внутри… всё пустеет.

— Я беспокоюсь, — сказал Рафаэль. — За все страны, которые живут по такому сценарию, надеясь, что всё вернётся на круги своя. Южная Корея — лишь первая, у кого закончилась взлётная полоса. Остальные последуют за ней. Некоторые уже начали.

Они сидели, пока солнце окончательно не скрылось за горизонтом, и море не стало чёрным под тёмным небом.