Мозаика Будущего

Глава 19: Больница

Билл всегда был крепким. Из тех мужчин, что не просто пожимают руку, а сжимают её — шершавые ладони, стальные сухожилия, уверенность, уходящая вглубь. Он гордился тем, что всё делает сам: перетаскивает мебель без помощи, чинит сантехнику, расчищает снег во дворе даже после семидесяти. Он почти не принимал лекарств — не то что к врачу ходить. Но время равнодушно к гордости. И в одно тихое утро, без всякой драмы и предупреждения, Билл осел в кресле, побледнев и слегка теряя сознание — словно возраст наконец протянул руку и коснулся его плеча.

Теперь он лежал в больничной палате, полубессознательный, но в стабильном состоянии. А Том стоял у стойки регистрации, заполняя уже пятую форму. Над головой мигал тусклый свет ламп, отбрасывая холодный блеск на линолеум. По ту сторону стойки регистраторша говорила ровно, на автомате, словно зачитывала список.

— У вас есть доверенность? Завещание? Он ветеран? Были судебные разбирательства?

Том моргнул.

— Судебные разбирательства?

— Это стандартный вопрос. Поставьте подпись, подтверждая, что вас проинформировали о протоколах нашей юридической ответственности.

Она придвинула ему планшет с бумагами.

Билл был в соседней палате. Не при смерти, не в критическом состоянии — просто обессилен. Измотан. Проводки, трубки, мониторы — скорее на всякий случай, чем по реальной необходимости. Но окружающая его система, как понял Том, действовала с совсем другим, чуждым пониманием срочности.

Он поставил подпись.

Ещё одна форма.

— Подтвердите, что понимаете: наркотические препараты не будут назначены вне экстренного протокола. Также нам нужно предварительное разрешение на визуализацию, если симптомы ухудшатся.

Том застыл с ручкой в руке.

— Ухудшатся? То есть вы ждёте, пока станет хуже?

— Мы следуем протоколам пошагового вмешательства на основе доказательной медицины.

Вот оно. Не «лечение». Не «забота». А — «протокол».

Через двадцать минут подошёл молодой врач. Добрые глаза, усталое лицо, халат великоват. Он был вежлив, профессионален, и выглядел немного виновато.

— Показатели вашего отца стабильны. Похоже на сосуды — возрастное, не критичное. Будем наблюдать до утра.

Том кивнул.

— Есть что-нибудь, что можно сделать сейчас, чтобы ускорить восстановление?

Врач замялся.

— Есть более активное вмешательство. Уколы, стимулирующие сосудистый отклик. Некоторые клиники их применяют в таких случаях.

— Так почему бы не сделать?

— Потому что, если возникнут осложнения, а вмешательство не будет признано необходимым в рамках вашей страховой программы, ответственность ляжет на нас.

Том уставился на него.

— То есть вы предлагаете не то, что лучше для него. А то, что безопаснее для вас.

Врач не стал спорить. Лишь устало вздохнул:

— Такая у нас система.

В зале ожидания время застыло. Том сидел рядом с искусственным растением — листья пыльные и загнутые по краям. Напротив пожилая женщина медленно листала потрёпанный журнал за прошлое лето. Неподалёку мужчина уже в пятый раз за две минуты кашлял в платок.

Телевизор, прикрученный к стене, показывал рекламу: пожилые пары с седеющими висками держатся за руки на фоне морского побережья, смеются, беззаботные и счастливые.

— С «Омнифлексом» мы проживаем лучшие годы! — весело вещал закадровый голос.

Камера скользила по улыбающимся пенсионерам, ветром трепало их волосы, солнце заливало золотом.

Том перевёл взгляд обратно на зал.

Здесь не было пляжей. Не было золотого света. Только длинные очереди, серые лица, медленные движения и папки с бумагами, прижатыми к груди, будто спасательные жилеты. Никто в этой комнате не выглядел как люди с экрана.

Мужчина в нескольких креслах от Тома слегка наклонился к нему и тихо, чтобы не услышали сотрудники, сказал:

— Большинство этих препаратов покрываются только на последних стадиях болезни. Так дешевле для системы.

Том не ответил. Лишь чуть кивнул, глядя, как по-прежнему весело поёт закадровый голос.

Позже вошла медсестра с ещё одной формой.

— Нам нужно предварительное разрешение на хоспис, на всякий случай, — мягко сказала она.

— Он же не умирает.

— Конечно, нет. Просто... политика.

Том посмотрел на бумагу, но не взял её. Он вдруг ощутил себя смертельно уставшим — но больше даже не физически, а морально. Не от кого-то конкретного. И даже не от качества самой помощи — персонал был профессионален, даже по-своему доброжелателен. Но система - ужасала.

Эта больница не была создана для того, чтобы лечить людей. Она была создана, чтобы защищать себя.

И пациенты были здесь не людьми, которых нужно вылечить как можно быстрее — а как вложения, которые нужно растягивать. Пациент, быстро выздоравливающий, — это закрытый счёт. А возвращающийся снова и снова, с хроническим, но управляемым состоянием — прибыльный актив. Система не поощряет быстрое выздоровление. Она поощряет возврат.

Том подошёл к автомату и купил бутылку воды, хотя и не хотел пить. Ему нужно было что-то в руках. Хоть что-то, чтобы отвлечься.

Он снова сел и посмотрел на бейдж, приколотый к рубашке. Там было его имя, сегодняшняя дата и слово «ПОСЕТИТЕЛЬ» крупными синими буквами.

Он долго смотрел на него.

Его отец всю жизнь работал. Платил налоги. Покупал страховку. Верил в систему. Верил, что если играешь по правилам, о тебе позаботятся.

А теперь, в самый уязвимый момент, эта же система больше заботилась о юридических рисках, чем о его здоровье. Каждая задержка, каждая осторожная формулировка, каждая недостающая подпись — это была не забота. Это было ограждение.

И Том почувствовал — глубоко, в груди, — что когда его собственное время придёт, когда он постареет и денег будет меньше, он станет просто ещё одной строкой в бюджете. Расходом, который нужно минимизировать.

Он закрыл глаза.

Впервые в жизни он ясно увидел систему.

И знал, что уже никогда не сможет смотреть на мир иначе.