Я еще не успел как следует разобраться ни во взаимоотношениях местной знати, ни в иерархии, но все же сообразил, что в госпиталь заявилась птица высокого полета. Пожалуй, даже слишком крупная, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как три мертвых идиота, попавшие под руку Одаренному отпрыску князя — пусть и не совсем законному.
И все же его светлость здесь — и вряд ли случайно.
Издалека показалось, что ему не больше сорока-пятидесяти лет на вид, но когда он подошел ближе, я понял, что ошибся: Белозерский был куда старше дяди. Годы не испортили осанку, и в волосах и аккуратной бородке почти не проглядывало седых волос, однако морщинки в уголках темных глаз все-таки выдавали возраст.
Следом за князем шагали два дружинника — рослые мужики с почти одинаковыми лицами. В портупее и броне с нагрудными пластинами из тускло поблескивающего серебристого металла. Огнестрельного оружия при них не было, однако каждый носил на боку короткий широкий клинок. Не самый солидный арсенал, но все же достаточно убедительный, чтобы охрана новгородского правителя не выглядела бесполезной бутафорией.
Конечно, если вообще допустить, что Одаренному такого ранга может понадобиться охрана.
— Доброго дня, господа. — Белозерский повернулся к дяде и чуть склонил голову. — Олег Михайлович, могу ли я узнать — что здесь случилось?
— Ваша светлость, — Дядя поклонился в ответ, — на мою племянницу напали. Мы Игорем защищали ее и себя, но больше помощь не требуется.
— Это я вижу. — Белозерский скользнул взглядом по телам на траве, особенно задержавшись на третьем, обгоревшем. И вдруг посмотрел на меня. — Игорь Данилович, мы можем побеседовать с глазу на глаз?
Я пожал плечами и кивнул. Сначала князю, а потом дяде, который явно напрягся. Но возражать, конечно же, не стал, и через мгновение мы с его светлостью уже неторопливо шагали вдоль стены.
— Это ты убил того, что похож на жареного поросенка? — поинтересовался он. — Или, может быть, всех троих?
— Они напали на мою сестру. — Я нахмурился. — И я был в своем праве.
— Не сомневаюсь. — Белозерский улыбнулся уголками рта. Видимо, такой ответ его полностью удовлетворил. — Рад видеть тебя в добром здравии, кадет.
— Мы знакомы лично? — Мой вопрос прозвучал довольно грубо, но князь первым перешел на ты. И, по-видимому, уже встречался с прежним владельцем этого тела. — Прошу извинить меня, ваша светлость, но моя память еще не вполне вернулась после аварии.
— Знакомы? Лично? — усмехнулся Белозерский. — Полагаю, что нет. Но положение обязывает меня быть в курсе всего, что происходит в Новгороде. И нападение на вашу сестру — не то, что я могу оставить без внимания.
— Боюсь, наказывать виновных уже поздно. — Я пожал плечами. — Вы сами видели их тела.
— Видел. И не поленился бы допросить — если бы ты оставил в живых хоть одного. — Белозерский поморщился. — Или ты считаешь все это случайностью?
— Случайностью? — Я на мгновение задумался. — Нет, ваша светлость, не считаю. Кем бы ни были эти люди — они явно знали, что делают. Иначе не полезли бы на территорию госпиталя.
— Верно. Соображаешь, кадет. — Белозерский одобрительно кивнул. — Слишком уж много совпадений. Осенью твой брат… То есть, его сиятельство Михаил Данилович пропадает в Тайге. В мае убивают отца, и буквально через месяц грузовик выезжает из двора прямо под твой мотоцикл. А сегодня еще и сестра.
— Убили? — переспросил я. — Отца убили?
— Матерь милосердная… Я думал, ты знаешь. — Белозерский нахмурился и оглянулся — туда, где остались стоять дядя с Катей. — Видимо, у родных есть причины держать тебя в неведении, и неправильно было сообщать это вот так… Впрочем, теперь ничего не поделаешь. — Князь махнул рукой. — Да, Игорь. Твоего отца убили. Сожгли в машине заклинанием высшего ранга, примерно в ста километрах от Пограничья.
Я почувствовал, как кожа на ладонях снова теплеет. Мы с покойным князем даже ни разу не встречались, однако вдруг возникшая внутри злоба явно не досталась мне вместе с телом. Нет, она явно была моей собственной — как и тревога за дядю с Катей… особенно за Катю.
Пожалуй, те три лохматых урода легко отделались — теперь бы я не спешил от них избавиться, и смерть могла оказаться не слишком быстрой.
— Отца убили на ваших землях, — догадался я. — Так вы поэтому приехали?
— В том числе. Как ты понимаешь, кадет, я искренне заинтересован разобраться, что за чертовщина здесь творится. — Белозерский огляделся по сторонам и заговорил чуть тише. — Пожалуй, уже поздно, однако я все же хочу предупредить об опасности. Она теперь угрожает всей семье, но тебе — в первую очередь.
— Почему?
— На то… Скажем так, на то немало причин. — Белозерский отвел взгляд. — Просто будь осторожен, ладно? И если у тебя появятся хоть какие-то новости — постарайся сделать так, чтобы я об этом узнал.
— Я видел в саду сына князя Годунова, — вспомнил я. — Сразу перед тем, как на сестру напали.
— Годуновы⁈ Ты уверен, что не ошибся? — В глазах Белозерского на мгновение сверкнул хищный блеск. Но князь тут же взял себя в руки — и заговорил ровным, почти официальным тоном. — Ты желаешь обвинить в чем-то его сиятельство? Или, может, у тебя есть какие-либо доказательства его причастности к…
— Разумеется, нет. — Я развел руками. — Вряд ли в Новгороде есть закон, запрещающий князю прогуливаться там, где ему угодно.
Белозерский поморщился и снова взглянул на меня. На этот раз уже без интереса — скорее с разочарованием. Ему то ли не понравился мой выпад в сторону Годуновых, то ли отсутствие у меня доказательств. Князь явно знал куда больше, чем говорил, однако делиться знаниями, похоже, не собирался. Как и тратить на меня больше времени, чем того требовала необходимость — мы уже развернулись и шагали обратно. К автомобилю, у которого урядники в белых кителях оттаскивали в сторону тела горе-похитителей.
— Мне следует ждать еще одного нападения? — спросил я.
— Нет. Не думаю. Это мой город, и никакие столичные хлыщи не посмеют… — Белозерский сдвинул брови, возвысил голос — и тут же смолк, закашлявшись. Видимо, понял, что сказал куда больше, чем стоило. — Но дорога до Пограничья долгая. И одной Праматери известно, что может случиться. Возможно, мои люди смогли бы вас сопроводить…
Последние несколько слов его светлость нарочно протянул, явно ожидая то ли вежливого отказа, то ли наоборот — просьбы о помощи. Первый вариант определенно был не в моих интересах, а второй тут же сделал бы нас с дядей должниками великого князя — так что я решил просто промолчать.
— Так или иначе, я должен передать тебе кое-что, Игорь. Пойдем.
Я почти не сомневался, что разговор окончен, но Белозерский вдруг легонько толкнул меня под локоть и прямо через газон зашагал к своему автомобилю. Дружинники и несколько урядников тенями последовали за нами, но через пару десятков шагов чуть отстали — видимо, сообразили, что разговор личный, и отвлекать его светлость пока не стоит.
— Раньше это принадлежало твоему отцу. — Белозерский взялся за ручку, с негромким щелчком открыл багажник осторожно извлек оттуда продолговатый сверток. — Вот, посмотри. Только будь осторожен.
Предупреждение оказалось своевременным — стоило мне оттянуть край темной ткани, как острое лезвие буквально вырвалось наружу, сверкая на солнце. А за ним появился и эфес — небольшой, явно под одноручный хват, но увесистый, с массивной крестовиной и таким же навершием.
На нем хватало и золота, и орнаментов, но все же главным украшением меча был клинок. Прямой и обоюдоострый, длиной немногим меньше моей руки от плеча до кончиков пальцев. Он состоял как бы из двух частей: внутренней, выкованной из обычной стали и украшенной орнаментом, и внешней, гладкой и блестящей, явно сделанной из того же материала, что и пластины на броне княжеских дружинников.
Лезвия выглядели так, будто их только что отполировали, заодно доведя кромки до остроты бритвы. И лишь присмотревшись, я все-таки смог увидеть на них крохотные… нет, не зазубрины, даже не царапины — просто следы, которые оставляют удары металла о металл.
Когда-то этим мечом рубили и кололи — и немало.
— Только не вздумай точить дома, — усмехнулся Белозерский, проследив мой взгляд. — Угробишь камень.
— Это… — Я осторожно коснулся лезвия кончиками пальцев. — Это глиммерсталь?
Легкий и почти неразрушимый сплав, который можно найти только в Тайге за Пограничьем — и то в последнее время все реже. Я кое-что читал про него в книгах, но вживую видел впервые.
— Кресбулат. Не люблю эти современные словечки… — поморщился Белозерский. — Но да, последние лет двадцать металл Древних называют и так. А раньше называли Небесным Железом. Или Серебром Перуна.
— Разлучник.
Разглядывая драгоценный клинок, я не заметил, как дядя подошел и встал у меня за спиной.
— Это имя меча. — пояснил он. — Видишь руны?
Сердцевина клинка на фоне безупречного кресбулата смотрелась тускло, зато носила на себе замысловатый узор. Я мог только догадываться, каким инструментом в дол меча врезали орнамент, но работа была немыслимо тонкой: символы вплетались в узор, будто становясь его частью. И некоторые из них я уже видел раньше — то ли в книгах, то ли на дядиной татуировке.
— Дедушкин меч. Помню, раньше висел над камином. — Дядя улыбнулся, на мгновение уносясь куда-то в воспоминания. — А я-то думал — куда он подевался?
— Хранился в надежном месте. — Белозерский чуть сдвинул брови, явно намекая, что никаких подробностей сообщать не намерен. — Но теперь мечу пора вернуться домой. На Пограничье.
— Ему, наверное, лет триста… — благоговейно прошептал один из дружинников, вытягивая шею из-за плеча своего чуть менее робкого товарища. — Или все пятьсот.
— Не меньше тысячи, — усмехнулся Белозерский. — Но чары все еще держатся… Теперь таких уже не делают.
Повинуясь внезапному импульсу, я крепко взялся за рукоять, и заложенная в металл кем-то куда способнее меня-нынешнего магия отозвалась. Потянулась к Основе, пробуждаясь, и руны на доле тускло засияли алым, а по острым кромкам кресбулата пробежали едва заметные всполохи.
— Аспект Огня. Я видел, что вытворял отец с этим клинком. — Белозерский покосился в сторону машины налетчиков, которая так и стояла у стены с открытым багажником. — Страшно представить, на что он будет способен в твоих руках.
— Благодарю, ваша светлость. — Я завернул Разлучника обратно в ткань. — И за меч, и за то, что помогаете моей семье.
Все это не слишком-то напоминало вручение наследства. Скорее какую-то взятку — или подарок, за который рано или поздно придется расплачиваться. Но отказываться я не собирался: теперь Разлучник принадлежал мне по праву, и лучшего оружия, чтобы защитить родных, я не мог и пожелать.
Прежнее тело неплохо орудовало двуручным молотом, однако этому идеально подойдет клинок: не слишком длинный, легкий, острый — и при этом за счет чар достаточно убедительный, чтобы прорубить и плоть, и доспехи.
— Я лишь выполнил волю покойного Данилы Михайловича. Род Костровых всегда верно служил Империи и короне. — Белозерский чуть склонил голову. — Надеюсь, так будет и впредь.
— Можете не сомневаться, ваша светлость! — Вместо меня ответил дядя. Негромко и в меру почтительно, но как-то уж слишком поспешно — будто опасался, что я могу ненароком ляпнуть что-то не то. — Полагаю, нам следует вернуться домой, и как можно скорее.
— Разумеется, Олег Михайлович, — кивнул Белозерский. — Не смею вас задерживать.
Прощание с новгородским князем вышло несколько скомканным, но, видимо, у дяди имелись свои причины поскорее убраться подальше от госпиталя… Или от его светлости — так что уже через несколько минут мы вышли за ворота.
— Вот он — мой хороший!
Дядя с любовью похлопал по капоту стоявший у обочины дороги автомобиль. Темно-зеленый, без единой хромированной детали. Чуть ли не вдвое меньше роскошной повозки Белозерского, короткий, всего с одной дверью на каждом боку, но довольно массивны: то ли из-за громадных колес, то ли благодаря форме кузова машина казалась почти квадратной.
Кажется, такие здесь называют внедорожниками.
— Не то, что у его светлости, конечно. — Дядя зазвенел ключами, открывая дверь. — Зато где угодно проедет. Хоть по грязи, хоть по снегу — у нас на Пограничье по-другому никак.
Я забрался на сиденье спереди, а Катя, как и полагается самой младшей и компактной, отправилась на заднее — вместе с моей сумкой и свертком, в котором скрывался меч. Она все это время молчала, и лишь когда машина тронулась, наконец, заговорила.
— Это меч рода Костровых. Он должен принадлежать тебе. — Катя заерзала за моей спиной — явно возилась со свертком с Разлучником. — Тебе, а не ему.
Чтобы понять, кого именно она имела в виду, можно было и не смотреть. Но дядя все-таки не поленился: развернулся на сиденье, смерил девчонку недобрым взглядом — и снова уставился на дорогу, так и не произнеся ни слова. Я последовал его примеру. С той лишь разницей, что не стал даже дергаться. Ее сиятельство вредина явно нарывалась, а вот у меня не было никакого желания участвовать в ее представлении — впрочем, как и всегда.
А вот вопросы — были. И когда через полчаса с небольшим машина выбралась из города на шоссе и неторопливо покатилась на север, а Катя задремала на заднем сидении, я все же решил начать их задавать.
— А ведь она права, — негромко проговорил я, усевшись вполоборота. — Почему Белозерский отдал Разлучника мне? Ведь я бастард, даже не Костров, а ты — глава рода и князь.
— Никакой я не князь, — буркнул дядя.
Без особого раздражения — но и следа привычного добродушия в его голосе почему-то больше не было. Будто я, сам того не желая, наступил бедняге на больную мозоль. И не только наступил, но и основательно потоптался, перед этим не поленившись надеть здоровенные здоровенные армейские ботинки.
Минуту или две мы ехали молча, однако потом дядя все-таки продолжил.
— Ладно, прости, Игорь, — вздохнул он. — Все время забываю, что ты половину не помнишь. А может, и не половину… Белозерский отдал меч тебе, потому что из нас двоих только ты сможешь им воспользоваться.
— Это почему же? — уточнил я. — Руки у тебя как будто на месте.
— Руки, может, и на месте. А Основы нет… В смысле — больше нет. Выгорела на государевой службе. — Дядя нахмурился и опустил голову. — А без нее Разлучником, считай, как обычной железкой махать — можно, но толку мало.
— Ты об этом предупреждал, да? — догадался я. — Когда мы хмырей этих у машины положили?
— Угу. Ты ж только на ноги встал. Чуть сильнее напряжешься, чем надо — и все. Будешь, как я. — Дядя шумно выдохнул через нос и закончил: — ни магии, ни службы. Даже титула — и того больше нет.
— Извини. — Я поморщился. — Не хотел…
Теперь понятно, почему дядя так быстро засобирался. Наверняка Белозерский помнил его еще в полной силе, и теперь показаться перед князем было…
Прямо как я в новом теле. С той только разницей, что у дяди это уже навсегда.
— Да ладно, чего там… Это лет двадцать как случилось. — Дядя махнул рукой и явно через силу заставил себя улыбнуться. — Я уже, считай, и забыл, как оно. Так что у нас теперь Катюшка с Полиной княжны, Анна Федоровна — княгиня. А я — просто Олег Михайлович.
— Ну, а я — просто Игорь, получается. — Я протянул руку и легонько потрепал дядю по плечу. — Но на что-то да пригожусь.
— Еще как пригодишься! — отозвался дядя, тут же повеселев. — А мне, получается, еще про Гром-камень все рассказать надо. Про Пограничье, про Неву, про Тайгу… И про отца тоже — ты ж, небось, ничего и помнишь толком.
— Не помню. Так что рассказывай. — Я сполз чуть ниже по сиденью, устраиваясь поудобнее. — Ехать нам еще долго.