Молот Пограничья

Глава 25

На этот раз Орешек показался… другим. Может, оттого, что ратуша стояла в самом центре старого города, а не на берегу, как Таежный приказ. Двухэтажное каменное здание — одно из немногих, сохранившихся чуть ли не со времен Ивана Грозного — выглядело ровесником крепости на острове. Хоть и было построено лет этак на двести позже — если дядя все правильно помнил.

Соседи ратуши выглядели куда свежее и наряднее. Годы и близость Тайги не щадили дома, однако те еще хранили изящный и богатый вид — отголосок тех времен, когда князья и государевы люди ходили за Неву и всякий раз возвращались с добычей, и золото, жив-камни и кресбулат текли через Пограничье рекой, порой оседая рублями в карманах местных дельцов и правителей. Пожалуй, эта часть Орешка чем-то напоминала Новгород — только лишившийся пары-тройки этажей и стиснутый в крохотный пятачок у истока Невы.

Ратуша, пара магазинов, жилые дома и огромное здание рынка за пустырем через дорогу. Чуть дальше по улице — кирпичный дом с вывеской, кажется, гостиница. В любой другой день городок, пожалуй, показался бы тихим, уютным и чуть сонным.

Но уж точно не сегодня. Столько людей в одном месте мне видеть еще не приходилось, и даже столпотворение у дверей знакомых мне зданий Таежного приказа с нынешним и рядом не стояло. Впрочем, как раз искателей оказалось не так уж и много: я насчитал всего дюжины полторы человек в старых камуфляжных куртках, которые собрались чуть дальше на пустыре. Кого-то из них Зубовы или сам градоначальник наверняка позвали в качестве свидетелей, а остальные приехали просто так — посмотреть, как государево правосудие обойдется с тем, кто поломал ребра их товарищу и отправил на тот свет дружинника из Гатчины.

— Так и глазеют, собаки, холера их забери, — проворчал Жихарь, выбираясь из машины. — Вы это… Поглядывайте по сторонам, ваше сиятельство. А то народу сегодня много собралось, и все с ружьями и штуцерами. Мало ли чего какому-нибудь дураку в голову взбредет?

— Не переживай, — усмехнулся я. — Вздумай кто-нибудь меня подстрелить — скорее попробовал бы по дороге.

— Верно говоришь. — Дядя огляделся по сторонам и кивнул. — Тридцать километров проехали — и ничего. Не иначе его сиятельство Николай Платонович решил все по закону обставить. Чтобы чинно, и комар носа не подточил.

Похоже, именно так все и обстояло: у Зубовых было достаточно времени избавиться от меня в обход государева правосудия. Да и возможностей, пожалуй, имелось в избытке. Судя по тому, что я знал, в одной только Гатчине дружина насчитывала около полутора сотен человек, и Николай Платонович мог без особого труда удвоить свое воинство, втихаря заплатив главарям вольников, с которыми наверняка был на короткой ноге.

Однако он то ли предпочитал не рисковать без надобности, то ли зачем-то желал придать процессу хотя бы подобие законного вида. И решил сработать через столицу. Может, даже обратился к государю напрямую — чтобы наверняка, и тот отправил на Пограничье целого статского советника из Тайной канцелярии.

Впрочем, вряд ли Зубовы рассчитывали только на Орлова, который оказался на удивление упрямым и дотошным и, насколько мне было известно, не поленился допросить всех свидетелей до единого. Но пока следствие шло своим чередом, к суду готовились и с другой стороны: слухи о богатых подарках, которые не так давно получили градоначальник Орешка и старшие из местных чинов, доходили даже до Отрадного. Его сиятельство Николай Платонович и раньше не брезговал подкупом, но теперь будто и вовсе перестал стесняться.

Скорее наоборот — все больше выпячивал собственное богатство.

И силу — судя по тому, сколько машин приехало из Гатчины, Елизаветино и Извары. Я насчитал полдюжины здоровенных внедорожников и еще два господских автомобиля. Один уже знакомый мне, из которого как раз без спешки выбирался младший Зубов, и второй — черный, блестящий хромом и свежей краской. Не такой огромный, как лимузин Белозерского, стоявший неподалеку, но тоже весьма внушительный.

— Платон Николаевич. — Дядя проводил взглядом мужчину лет сорока, неторопливо шагавшего к ратуше в сопровождении чуть ли не десятка дружинников. — Старший сын, наследник… А самого батюшку что-то не видать.

Я успел посмотреть лишь мельком, но заметил, что никакого сходства между двумя братьями — если не считать белобрысой макушки — не было и в помине: младший Зубов сложением и чертами лица напоминал то ли какое-то насекомое, то ли тростник, в то время как старший брат скорее походил на пень — невысокий, но плотный, кряжистый.

Впрочем, я с куда большим интересом сейчас посмотрел бы на их родителя. Однако Николай Платонович не спешил появиться… если вообще собирался.

— Ладно, пойдем. — Дядя хлопнул меня по плечу. — Перед смертью не надышишься.

А подышать хотелось — судя по количеству автомобилей вокруг, в ратушу народ набивался битком. И пусть излишне любопытных отгоняли урядники, одних только чиновников, знатных горожан и князей с дружинами было столько, что у входа они разве что не расталкивали друг друга плечами. В последний раз суд с участием титулованных аристократов в Орешке случился лет этак восемь назад, и местная публика явно истосковалась по развлечениям.

И чем больше я смотрел по сторонам, тем больше убеждался, что законность грядущего мероприятия здесь интересует разве что Орлова. Столичный сыскарь сложил руки на груди и подпирал спиной стену слева от входа в зал, попутно разглядывая ходящих туда-сюда князей, баронов, купцов, чиновников и еще Хаос знает кого. Женщин было совсем немного, и благородные господа беспрепятственно мерялись родовым оружием, машинами и мощью дружин. Даже князья с крохотными вотчинами к западу от Новгорода заявились с такой гвардией, словно собирались на войну.

Впрочем, может, так оно и было: Зубовы держали свою часть Пограничья железной рукой, однако и врагов у них наверняка имелось немало. И даже если никто из них пока не спешил выступить на моей стороне, само по себе бряцание оружием могло означать только одно: север проснулся, и спокойные времена, как бы того ни желал Орлов, вернутся сюда нескоро.

Дружинников в броне и со штуцерами в ратушу урядники и приставы, разумеется, не допускали, однако и без них публика выглядела весьма сурово. Местных горожан уже оттеснили к дальней стене зала, и центральные места вовсю оккупировали плечистые мужчины и седобородые старцы — главы семейств, ведущих свою родословную чуть ли не от самого конунга Рерика. Многие по случаю выезда в город облачились в выходные костюмы, однако почти половина так и не пожелала сменить на гражданское привычные армейские куртки. А Одаренных было столько, что воздух разве что не рябил от избытка накопленной маны.

Словно сама Тайга пришла сегодня в Орешек напомнить, что государеву волю на Пограничье, конечно, уважают, но и славные традиции предков чтут ничуть не меньше. А победу порой приносит не законное право, а грубая сила.

Неудивительно, что стайка чиновников на небольшом возвышении в конце зала чувствовала себя не в своей тарелке. Даже сам градоначальник Орешка — граф Петр Петрович Милютин — то и дело озирался по сторонам, и присутствие неподалеку нескольких Одаренных офицеров из гарнизона его ничуть не успокаивало.

Близко посаженные глазки нервно бегали туда-сюда, а нос забавно подергивался, делая лицо его сиятельства все большим похожим на испуганную крысиную мордочку.

— И это наш судья? — усмехнулся знакомый голос за моей спиной. — Жалкое зрелище.

Белозерский даже не пытался говорить тише — и, похоже, совершенно не стеснялся своего отношения к предстоящему процессу. То ли тоже слышал разговоры про щедрые взятки, то ли заведомо считал все происходящее фарсом.

А может, просто знал куда больше меня — просто не спешил делиться.

— Увы, — усмехнулся я. — Не похоже, чтобы его сиятельство Петр Петрович здесь решал хоть что-нибудь.

— И хозяином Пограничья называют вовсе не его. К сожалению. — Белозерский чуть понизил голос и обернулся к двери. — На вашем месте я бы скорее рассчитывал на графа Орлова. Он кажется порядочным человеком.

Я тоже взглянул в сторону входа в зал, но вместо гостя из государевой канцелярии увидел только белобрысые макушки Зубовых. Братья оставили дружину на улице, и в ратушу вошли в сопровождении всего пары человек в штатском. Тощего вертлявого хлыща в костюме не по размеру и с круглыми очками на носу — видимо, поверенного. И второго — невысокого, чернявого, с близко посаженными глазами и аккуратной бородкой.

Сердце пропустило удар. Кулаки сами собой сжались, и я даже подался вперед, едва удержав себя на месте. Заметив мой взгляд, Мамаев улыбнулся и чуть склонил голову в издевательском приветствии, проходя мимо. Основа внутри забурлили мощью аспекта, и я, пожалуй, не постеснялся бы прямо при свидетелях вырвать позвоночник его благородию барону.

Не будь у меня уверенности, что чего-то такого Зубовы от меня и ждут. Теперь все встало на свои места — и их подозрительное спокойствие, и неуверенность судьи, и даже отсутствие главы рода — Николая Платоновича. Похоже, его сиятельство не слишком-то рассчитывал на купленные показания свидетелей и честную победу в суде — и задумал очередную гадость.

Но какую?..

— Что с вами, Игорь Данилович? — Белозерский легонько коснулся моего плеча. — Вы будто самого черта увидели.

— Можно сказать и так, — проворчал я, провожая чернявого взглядом. — Вы знаете этого человека?

— Нет. Впрочем… — Белозерский прищурился, разглядывая три спины в пиджаках. — Мне приходилось слышать о бароне Мамаеве, хоть он и не задержался в Новгороде.

Его светлость явно не слишком-то хотел обсуждать моего старого знакомого — однако наверняка что-то да знал. Иначе не стал бы хмуриться и морщиться так, будто в зал притащили ядовитую змею.

— Кто он? — тихо спросил я. — И что ему здесь нужно?

— Не знаю, — с явной неохотой отозвался Белозерский. — В столице Мамаева считают… В общем, ходят слухи, что он из тех благородных господ, что не стесняются испачкать свой титул и фамилию всякими сомнительными делами.

— Это я, пожалуй, знаю и так. — Я кивнул дяде и без особой спешки зашагал по проходу, который разделял ряды сидений в зале. — А можно подробнее, Константин Иванович?

— Похищения, взятки и прочая дрянь… Дуэли, конечно же. — Белозерский скривился. — Не знаю, что из этого на самом деле правда, однако барон, без сомнения, человек в высшей степени опасный.

Дуэли, похищения, взятки… А заодно и, похоже, скупка трофеев у вольников и поиски невесть чего за Пограничьем. Мамаев, очевидно, делал за Зубовых ту работу, которой их сиятельства брезговали. И наверняка его появление здесь тоже что-то означало.

К примеру — очередную пакость. Из тех, что непременно сопровождали каждую нашу встречу.

— Занимайте места, милостивые судари и сударыни! Мы уже четверть часа как должны были начать!

С кафедры раздался стук судейского молотка и сразу за ним — голос. Высокий и противный, как визг пилы — под стать крысиной морде. Его сиятельство Петр Петрович все так же суетился, и даже к самому процессу так и не потрудился привести в порядок если не мысли, то хотя бы слова. Церемониал и вступительная речь, в которой назывались участники и описывалась суть процесса, дались Милютину не без труда — одному из младших чинов то и дело приходилось подсказывать.

Пока я пробирался к скамье подсудимого, кто-то в зале чуть ли не в открытую посмеивался над градоначальником, однако мне почему-то стало не до веселья. На нашей с дядей стороне уже готовился выступить Горчаков, одно слово которого для собравшихся в зале благородных господ наверняка стоило куда больше бессвязной болтовни вольных искателей и парочки продажных урядников. Однако ни Зубовых, ни их поверенного это, похоже, нисколько не волновало. Я еще раз внимательно осмотрел зал и понял, что они даже не потрудились привести всех свидетелей.

Будто и вовсе не собирались вызывать их на кафедру.

— С учетом всех обстоятельств, считаю, что нам следует начать со стороны обвинения. Суд вызывает первого свидетеля. — Милютин набрал в легкие воздуха и нервно, едва не сорвавшись на визг, возвестил: — Его благородие барона Виктора Георгиевича Мамаева!

Когда чернявый поднялся со своего места и зашагал к кафедре, в зале вдруг стало так тихо, что стук ботинок по доскам отражался эхом от стен. Все тут же смолкли, будто Милютин отыскал у себя по судейским столом какой-то волшебный рубильник. Князья, чиновники и горожане только молча переглядывались, тараща глаза — такого никто из присутствующих явно не ожидал.

Кроме Зубовых — они все так же сидели, будто каменные изваяния. Разве что у младшего на лице мелькнуло выражение, полное злобного торжества. Парень уж точно не забыл, как я недавно размазал его, да еще и при свидетелях — и готовился отомстить.

Чужими руками, разумеется.

— Виктор Георгиевич! — снова заговорил Милютин, когда барон занял свое место напротив меня. — Насколько суду известно, вы также присутствовали в Тосне в тот день, когда Игорь Данилович…

— Присутствовал. — Мамаев кивнул. — И готов свидетельствовать. Именем всемогущей Праматери клянусь говорить правду.

Я поймал тяжелый и встревоженный взгляд дяди. Наверняка он сейчас думал о том же, о чем и я: дело принимало крутой оборот. Одно дело — показания вольных искателей и урядников, и совсем другое — слово титулованного аристократа. Пусть барон здесь чужой, пусть его репутация далека от безупречной — с ним придется считаться. И не только судье, который явно вызвал Мамаева первым не просто так, но и местным князьям.

— В тот день я отправился в Тосну… — начал барон.

В отличие от Милютина, он буквально воплощал собой спокойствие. Не дергался, не вертел головой и не сбивался — будто читал свою недолгую речь по бумажке. Наверняка так оно и было: при всех своих незаурядных талантах Мамаев вовсе не казался человеком, способным на ходу выдумать витиеватости вроде «хладнокровное убийство» или «покойный, которого я имел честь знать лично».

И чем дольше он говорил, тем яснее становилось, на что рассчитывали Зубовы со своим поверенным. И как именно собирались выставить меня полубезумным потрошителем. И если они еще и потрудились сделать так, что слова Мамаева подтвердит хотя бы…

— Да что ж ты такое несешь⁈

От грозного рева, прокатившегося по залу, задрожали стекла в окнах. Горчаков вскочил со своего места, едва не опрокинув кресло. И вид у старика при этом был такой, будто он готов прямо сейчас растолкать благородных господ, прорваться к кафедре и собственноручно придушить Мамаева за его слова.

— Богами клянусь — он врет, как дышит! — Горчаков сжал громадные кулачищи. — Посмотрите только, судари, он…

— Тишина в зале! Ольгерд Святославович, ведите себя прилично, или я буду вынужден попросить вас выйти! — визгнул Милютин, ударив по столу молотком. И тут же повернулся ко мне. — Игорь Данилович, вам есть, что ответить свидетелю?

— Только то, что он говорит неправду. — Я пожал плечами. — Я могу рассказать, как все было на самом…

— То есть, вы, милостивый сударь, утверждаете, что я вру? — произнес Мамаев обманчиво-мягким тоном, не предвещающим ничего хорошего.

Он чуть подался вперед, разве что не поднявшись со своего места, и в его взгляде загорелись недобрые огоньки. Весьма угрожающая картина — особенно для того, кто в курсе непростой репутации барона. Наверняка и эту часть спектакля срежиссировали Зубовы со своим поверенным, но мне было уже все равно. Прямо передо мной сидел человек, до которого я давно хотел добраться и сам.

И раз уж судьба дает шанс — его не стоит упускать.

Особенно если уже и так знаешь, чем все закончиться.

— Верно, сударь, — проговорил я в гробовой тишине. — Именно это я и утверждаю. Вы бессовестно врете.

— Довольно! — Мамаев оскалился. — Я не собираюсь выслушивать все это от мальчишки!

— Полно вам, судари… Хватит, остановитесь сейчас же! — Милютин постучал молотком по столу, но как-то робко, неуверенно, будто на самом деле не собирался даже пытаться прекратить спор. — Слово аристократа священно, однако один из вас… Один из вас ошибается!

— И мы можем без особого труда выяснить — кто! — проговорил Мамаев, поднимаясь. — Полагаю, нет нужды утруждать суд разговорами с остальными свидетелями. Вряд ли хоть кто-то здесь откажется от своих слов. И раз уж Игорь Данилович посмел прилюдно обвинить меня во лжи — я не оставлю подобное без ответа! Мы решим все в славных традициях Пограничья. — Мамаев сделал театральную паузу и развернулся к залу. — Наши предки называли это божьим судом. И если почтенный Петр Петрович позволит…

— Матерь милосердная! — Милютин отпрянул, вжимаясь в кресло. — Неужели вы и правда хотите?..

— Да, ваше сиятельство! И если Игорь Данилович прямо сейчас не принесет свои извинения, — Мамаев развернулся на каблуках и с улыбкой посмотрел мне прямо в глаза, — я требую суда поединком!