Миссия в Сараево

Глава 24 Сюрприз

Новое кладбище на окраине города. Час ходьбы. Может, больше.

Я пошел.

Солнце поднималось выше. Становилось жарче. Пот тек по спине под рубашкой.

Я шел и шел. Мимо домов, мимо площадей, мимо парков. Белград лениво плыл мимо, чужой и равнодушный.

Вышел за город. Дорога петляла между полями. Запах травы, цветов, пыли.

Впереди показались кресты.

Кладбище.

Кованые, высокие ворота. Открытые. Я вошел.

На аллеях между могилами росли кипарисы. Тихо. Только где-то далеко пели птицы.

Свежие могилы в дальнем углу. Земля еще темная, не поросла травой. На холмиках лежали венки.

Я шел вдоль ряда. Читал имена на временных деревянных крестах.

Стоянович. Петрович. Младенович.

Остановился.

Йованович.

Деревянный крест. Надпись выжжена неровными буквами: «Елена Йованович. 1892–1914. Покойся с миром».

Двадцать два года.

Я опустился на колени перед могилой.

Почва еще сырая под коленями. Пахло свежевскопанной землей, цветами.

На холмике лежали белые лилии. Кто это принес?

Я протянул руку. Коснулся земли.

Холодная. Тяжелая.

Больше никогда не увижу ее лица. Не услышу голоса. Не почувствую прикосновения.

Потом я услышал шаги.

Кто-то шел по аллее. Медленно, не спеша.

Остановился за моей спиной.

Я не оборачивался. Не двигался.

— Трогательно, — сказал голос. — Разведчик оплакивает агента. Или все-таки это было больше?

Голос спокойный, ироничный. С легким немецким акцентом.

Я медленно поднялся. Повернулся.

В трех шагах от меня стоял мужчина.

Средний рост, изящное телосложение. Темный костюм безупречного покроя, жилет в тонкую полоску, цепочка от часов. Светлые волосы аккуратно зачесаны назад. Тонкие черты лица, острый подбородок. Монокль на цепочке поблескивал на солнце.

Урбах.

Он стоял непринужденно, руки в карманах брюк. Смотрел на меня с легкой усмешкой.

— Господин Соколов, — сказал он, чуть склонив голову. — Или мне следует называть вас как-то иначе? Александр Николаевич? Или, может быть, поручик Бурный?

Я молчал.

Он улыбнулся шире.

— Молчание тоже ответ. Красноречивый, надо признать. — Достал из кармана серебряный портсигар, открыл, предложил мне. — Турецкие. Отличные.

Я не взял.

Урбах пожал плечами, вытащил сигарету себе. Закурил. Дым поплыл в неподвижном воздухе.

— Странное место для встречи, не правда ли? — Он окинул взглядом кладбище. — Хотя, пожалуй, символичное. Столько смертей позади. Столько впереди.

— Что вам нужно? — получилось хрипло.

— Нужно? — Урбах затянулся. — Ничего особенного. Просто увидел знакомое лицо и решил поздороваться. Вежливость, знаете ли. Мы с вами коллеги, в некотором смысле. Оба служим своим странам. Оба играем в одну игру.

— Мы не коллеги.

— О нет, мы именно такие. — Он шагнул ближе, посмотрел на могилу. — Елена Йованович. Прекрасная девушка. Умная, страстная. Жаль, что оказалась в неправильном месте в неправильное время.

Я сжал челюсти.

Урбах заметил. Усмешка стала холоднее.

— Не смотрите так, поручик. Это не моя работа. Я не убиваю красивых женщин. Это дурной тон. — Стряхнул пепел. — Хотя, должен признать, ее смерть решила некоторые проблемы. Ваши проблемы, в частности.

— Вы знаете, кто это сделал.

— Знаю. — Он не скрывал. — «Черная рука» не терпит предателей. И тех, кто с ними связан. Чирич человек решительный. Не сентиментальный. Когда узнал, что вы агент, быстро сделал выводы.

— Как он узнал?

Урбах улыбнулся.

— Письмо. Анонимное. С убедительными фактами. Взрыв в Шабаце, ваше отсутствие в нужное время, совпадения. — Пауза. — Я мог бы сказать, что не имею к этому отношения. Но мы оба знаем, что это была бы ложь.

Я сдерживал себя. У меня нож в голенище. Можно сделать три шага. Ударить в горло. Быстро, тихо.

Но я не двинулся.

Урбах видел это. Видел внутреннюю борьбу. Усмешка стала мягче, почти сочувственной.

— Вы не убьете меня, поручик. Не здесь. Не сейчас. Слишком много свидетелей. — Он кивнул в сторону аллеи, где виднелись фигуры других посетителей кладбища. — И потом, какой смысл? Одним австрийским офицером больше, одним меньше. Война все равно начнется.

— Покушение сорвано, — сказал я. — Танкович ранен. Боевики разбежались. Эрцгерцог в безопасности.

Урбах рассмеялся. Тихо, искренне.

— О, поручик. Вы действительно так думаете? — Он затушил сигарету о подошву ботинка, бросил окурок в сторону. — Танкович один человек. «Черная рука» одна организация. Но тех, кто хочет войны, легион. В Вене, в Берлине, в Петербурге, в Париже. Все ждут повода. Искры.

— Повода не будет.

— Будет. — Урбах достал часы из жилетного кармана, проверил время. — Завтра. Или послезавтра. Очень скоро. — Убрал часы обратно, посмотрел на меня. — Вас ждет сюрприз, поручик. Неприятный. Настоятельно рекомендую покинуть Белград как можно скорее. Сегодня вечером. Сейчас, если есть возможность.

— Что вы задумали?

— Я? — Урбах приложил руку к груди с преувеличенной невинностью. — Ничего. Я просто скромный офицер разведки, исполняющий свой долг. Но мир не стоит на месте, знаете ли. События развиваются. Иногда непредсказуемо.

Он шагнул в сторону, обходя меня. Остановился рядом с крестом на могиле Елены.

— Она верила в великую Сербию, верно? В освобождение славян. В справедливость. — Посмотрел на надпись на кресте. — Наивные мечты. Но искренние. Жаль, что искренность не спасает от пули.

Я сделал шаг вперед.

Урбах повернулся, встретил мой взгляд. Усмешка исчезла. Лицо стало серьезным.

— Не надо, поручик. Я пришел не для драки. Пришел предупредить. Из профессионального уважения. — Достал портсигар снова, закурил новую сигарету. — Вы хороший агент. Взорвали лагерь, устранили инструктора, сорвали обучение. Впечатляет. Но эта игра намного больше, чем вы думаете. И силы, которые в нее вовлечены, сильнее любого отдельного человека.

— Война не начнется, — повторил я упрямо.

— Начнется. — Он говорил спокойно, без торжества. Просто констатировал факт. — Завтра утром вы поймете. А потом побежите к своему Артамонову, он отправит депешу в Петербург, там поднимется паника. Мобилизация, ультиматум, войска. Механизм запущен, поручик. Его уже не остановить.

— Что завтра?

Урбах покачал головой.

— Нет-нет. Не скажу. Я же сказал, что это сюрприз? — Затянулся, выпустил дым. — Но повторяю: уезжайте сегодня. Пока границы открыты. Завтра будет поздно. Вас начнут искать. «Черная рука» ничего не забывает. Чирич не забывает. А австрийские жандармы тоже неглупы. Русский шпион в Белграде в разгар кризиса отличный козел отпущения.

Он отошел от могилы, направился по аллее к выходу. Остановился через несколько шагов, обернулся.

— Кстати, поручик. Мы еще встретимся. — Улыбнулся холодно. — На поле боя. Через год, может, два. Когда Россия и Австрия столкнутся лбами. Вы будете в одном окопе, я в другом. И тогда посмотрим, кто окажется прав.

— Я вас найду раньше, — сказал я тихо.

Урбах кивнул, будто это был комплимент.

— Надеюсь на это. Будет интересно. — Приложил два пальца к виску в ироничном салюте. — До встречи, господин Бурный. Берегите себя. Война будет долгая. Пушки не разбирают, кто умный, кто храбрый.

Повернулся, пошел дальше. Фигура в темном костюме удалялась между крестами и деревьями. Скрылась за поворотом аллеи.

Я остался один.

Посмотрел на могилу Елены. На деревянный крест. На венок из белых лилий.

Завтра.

Что завтра?

Что задумал Урбах?

Надо бежать к Артамонову. Докладывать. Предупредить.

Но сначала…

Я опустился на колени снова. Положил руку на землю.

Ветер зашелестел листьями. Птица пропела где-то далеко.

Елена не ответила.

Я поднялся. Посмотрел на могилу последний раз.

Потом повернулся и пошел прочь с кладбища.

Надо выяснить, что будет завтра.

Пока не поздно.

Я вышел с кладбища и направился обратно в город.

Солнце клонилось к закату. Тени длинные, косые. Жара спала, стало прохладнее.

Я шел быстро. Знал, куда иду.

К Чиричу.

Он убил Елену. Или приказал убить. Неважно. Теперь он должен ответить.

Одна из конспиративных квартир Чирича находилась на улице Краля Петра. Второй этаж старого дома с обвалившейся штукатуркой. Я был там дважды на встречах студенческого кружка.

Поднялся по скрипучей лестнице. Остановился у двери. Номер семь. Краска на двери облезла, дерево потемнело от времени.

Постучал.

Тишина.

Постучал громче.

Никто не открывал.

Рванул ручку. Заперто.

Я достал отмычки из кармана. Вставил в замочную скважину. Повернул, нащупывая пружину. Щелчок. Замок открылся.

Толкнул дверь. Она скрипнула, открылась.

Вошел внутрь.

Квартира пустая.

Одна комната, кухня. Окно занавешено темной тканью. Пахло пылью, табаком, затхлостью.

Стол у окна. Стулья вокруг. Полка с книгами на стене. Маркс, Бакунин, сербские поэты.

Но никого нет.

Я обошел комнату. Открыл шкаф, пустой. Ящики стола тоже пустые. Даже бумаг нет, даже окурков в пепельнице.

Чисто. Слишком чисто.

Он ушел недавно. Забрал все, что могло указать на него.

Я вышел из квартиры, запер дверь. Спустился на улицу.

Кафана «Златни Крст». Там собирались студенты. Там я познакомился с Душаном, Владимиром, Петаром. Там Чирич иногда появлялся.

Пошел туда.

Кафана в десяти минутах ходьбы. Узкая улочка, вывеска над дверью, золотой крест на черном фоне.

Вошел внутрь.

Зал полупустой. Еще ранний вечер. Несколько посетителей сидели за столиками. Хозяин за стойкой полировал бокалы.

Я подошел к стойке.

— Чирич приходил сегодня?

Хозяин поднял голову. Круглое лицо, седые усы, фартук в пятнах.

— Чирич? — Покачал головой. — Не видел его дня три. Может, больше.

— Душан Илич? Владимир? Петар?

— Тоже нет. — Хозяин поставил бокал на полку. — Студенты исчезли. Раньше каждый вечер здесь сидели, спорили, курили. А теперь никого. Будто в воду канули.

Я развернулся, вышел из кафаны.

Исчезли.

Все исчезли.

Чирич, студенты, боевики. Куда?

Я знал куда.

Готовятся. Готовятся к чему-то большому. К тому, о чем говорил Урбах.

Завтра.

Надо найти их. Остановить.

Дмитриевич.

Дом Дмитриевича на окраине, за парком Калемегдан. Большой дом, отдельно стоящий, за забором. Я был там один раз, когда ходил на встречу с полковником.

Пошел туда.

Улицы постепенно темнели. Фонари зажигались один за другим. Газовый свет мерцал в воздухе.

Дошел до парка. Мимо крепостных стен, темных и массивных. Ворота заперты на ночь.

За парком улицы тише и шире. Дома побогаче. Деревья вдоль дороги.

Нашел нужный дом. Номер девятнадцать. Забор каменный и высокий. Ворота кованые, наглухо закрыты. За забором сад, деревья, двухэтажный дом с колоннами у входа.

Окна темные. Ни одного огня.

Я подошел к воротам. Попробовал толкнуть. Заперты.

Обошел вокруг забора. Высота два аршина, не меньше. Но для меня это не проблема.

Разбежался, прыгнул. Подтянулся на руках. Перебросил ноги через верх. Спрыгнул на другую сторону.

Приземлился мягко, на траву. Огляделся.

Сад запущенный. Кусты разрослись. Дорожки заросли травой.

Подошел к дому. Поднялся по ступеням на крыльцо. Дверь массивная, дубовая. В центре медный молоток.

Постучал.

Внутри дома послышалось эхо. Потом наступила тишина.

Никого.

Попробовал открыть. Заперто.

Обошел дом. Окна на первом этаже закрыты ставнями. На втором тоже.

Дом пустой.

Дмитриевич ушел. Может, вчера, может, позавчера.

Я вернулся к крыльцу. Сел на верхнюю ступень.

Буду ждать.

Рано или поздно кто-то придет.

Я сидел долго, очень долго. Не шевелился, ждал тех, кто придет.

Наступила ночь.

На небе появились звезды. над деревьями поднялась круглая, яркая луна.

Я сидел неподвижно. Слушал ночь. Где-то далеко лаяла собака. Проехала телега, колеса стучали по булыжникам.

Город засыпал.

Я сидел и ждал.

Прошел час. Два. Три.

Луна двигалась по небу. Тени ползли по саду.

Никто не пришел.

Небо на востоке начало светлеть. Сначала появилась серая полоса, потом розовая.

Наступил рассвет.

День, о котором говорил Урбах.

Я поднялся. Размял затекшие ноги. Спустился с крыльца.

И вдруг услышал.

Далеко. Глухой удар. Где-то в центре города. Потом второй. Грохот.

Взрыв.

Мощный. Земля дрогнула под ногами.

Потом настала тишина. Но недолго. Почти сразу же послышались крики. Далекие, но отчетливые.

Я замер. Прислушался.

Еще один взрыв. Слабее. Эхо покатилось над крышами.

Что-то произошло.

Я побежал к воротам. Перемахнул через забор. Побежал по улице к центру.

Навстречу бежали люди. Кто-то в ночных рубашках, кто-то наспех одетый. Лица испуганные.

— Что случилось? — окликнул я мужчину в жилете поверх рубахи.

— Взрыв! — крикнул он на бегу. — У австрийского посольства!

Побежал дальше.

Я помчался быстрее.

Улицы заполнились людьми. Они открывали окна, высовывали оттуда головы. Кричали, спрашивали, что происходит.

Впереди повалил дым. Черный, густой, он медленно поднимался над крышами.

Я свернул на улицу Кнеза Милоша. Там стояло австрийское посольство. Большое здание с колоннами, над входом всегда реял флаг.

Теперь половина здания разрушена.

Фасад обвалился. Колонны раскололись на куски. Окна выбиты. Дым валил из проемов. Огонь лизал стены изнутри.

На улице собралась толпа. Люди кричали, показывали пальцами на разрушенное здание. Жандармы бежали со всех сторон. Свист, ругань, крики, суета.

Пожарные уже приехали. Качали воду из бочек, направляли струи на огонь.

Я протиснулся ближе.

На мостовой всюду лежали обломки. Куски камня, кирпича, стекла. Кровь на булыжниках.

Тела.

Трое лежали накрытые плащами. Видны только сапоги. Австрийские военные сапоги.

Жандармы оцепили место происшествия. Отгоняли любопытных.

— Назад! Всем назад!

Офицер жандармерии кричал так, что у него покраснело лицо, а усы топорщились вертикально вверх

— Что произошло? — спросил кто-то в толпе.

— Бомба! — ответил офицер. — Террористы! Бросили бомбу в посольство!

— Кто?

— Не знаю! Ищем!

Толпа загудела. Кто-то кричал проклятия австрийцам. Кто-то требовал найти виновных.

Я отошел в сторону. Стоял под деревом, смотрел на дым стелющийся над крышами.

Урбах знал. Он сказал что меня ждет.

Теракт. Австрийское посольство взорвано к чертовой матери. Кто-то погиб, может дипломаты или охрана.

Отличный повод для войны.

Чирич. Дмитриевич. «Черная рука».

Они сделали это.

Я развернулся, пошел прочь от посольства. Быстро, не оглядываясь.

Сначала надо попасть домой. Потом к Артамонову.

Улицы наполнили толпы народа. Все они спешили к посольству. Я шел против толпы.

Дорчол. Моя квартира на улице Царя Душана.

Поднялся по лестнице на третий этаж. Сунул ключ в замочную скважину. Повернул.

Дверь не заперта.

Я замер. Сунул руку за голенище, достал нож.

Толкнул дверь. Она открылась бесшумно. Крадучись миновал коридор, заглянул в гостиную.

Кто-то стоял у окна.

Артамонов.

Он повернулся, услышав шаги. Лицо серое, усталое. Глаза красные, явно не спал всю ночь.

— Где ты был? — свирепо рявкнул он. — Я ищу тебя с вечера!

— На кладбище. Потом искал Чирича. — Я закрыл дверь за собой. — Елена мертва.

— Знаю. — Артамонов махнул рукой. — Сожалею. Но сейчас не до этого. Слышал взрыв?

— Слышал. Посольство.

— Австрийское посольство разнесено в клочья. — Артамонов достал из кармана телеграмму, протянул мне. — Это пришло четверть часа назад. Из Вены.

Я взял бумагу. Прочитал.

«Правительство Австро-Венгрии требует от Сербии немедленного расследования теракта. Выдачи виновных. Компенсации. Публичных извинений. Срок ультиматума сорок восемь часов».

Я опустил телеграмму.

— Ультиматум.

— Да. — Артамонов подошел к столу, налил воды из графина в стакан. Выпил залпом. — Вена обвиняет Белград в попустительстве террористам. Требует невыполнимого. Сербия не согласится. Не может согласиться. Значит, война.

Он поставил стакан на стол. Посмотрел на меня.

— Ты должен уехать. Сегодня же. Сейчас же.

— Куда?

— В Россию. Поезд отправляется в полдень. Через Румынию. Я уже купил билет. — Достал из кармана бумажку, положил на стол. — Вагон второго класса. Документы на имя Соколова пока действуют. Пока.

— А вы?

— Я останусь. Еще день, может два. Нужно эвакуировать архивы, уничтожить компромат. Потом тоже уеду. — Он достал из внутреннего кармана сигару, откусил кончик, сплюнул. — Но ты остаться не можешь. «Черная рука» ушла в подполье, но там знает, кто ты. Австрийцы тоже знают. Тебя начнут искать. Сегодня, завтра. Если найдут, повесят как шпиона. Или пристрелят как собаку.

Он зажег сигару, затянулся.

— Собирай вещи. Самое необходимое. Деньги, документы, оружие. Остальное брось. Через час выходи. Вокзал в двадцати минутах ходьбы. Поезд в полдень. Опоздаешь, следующий будет не скоро. Может, не будет вообще. К тому же ты вряд ли на него попадешь.

Я смотрел на билет на столе.

Белград — Бухарест — Кишинев — Москва.

Уехать. Бежать.

Елена мертва. Чирич исчез. Миссия провалена. Война все равно началась.

Все напрасно.

— Саша, — сказал Артамонов тихо. — Ты не виноват. Ты сделал все, что мог. Больше, чем кто-либо ожидал. Взорвал лагерь, устранил Танковича, сорвал первое покушение. Но есть силы сильнее человека. Если не Танкович, то другой. Если не «Черная рука», то другая организация. Слишком многие хотят этой войны.

Он затянулся, выпустил дым.

— Уезжай. Живым. Россия скоро вступит в войну. Ты будешь нужен там. На фронте. В разведке. Где угодно. Но живым.

Я кивнул.

Прошел в комнату. Достал из-под кровати вещмешок. Начал складывать вещи.

Запасная рубашка. Белье. Бритва. Мыло.

Документы из тайника под половицей. Деньги: динары, рубли, австрийские кроны.

Браунинг. Обойма. Запасные патроны.

Нож убрал в ножны на голени.

Все остальное оставил.

Книги на полке. Одежда в шкафу. Шахматная доска на столе.

Больше ничего не нужно.

Я застегнул вещмешок. Накинул пиджак. Вышел в прихожую.

Артамонов стоял у окна, смотрел на улицу.

— Готов?

— Да.

Он повернулся. Протянул руку.

Мы пожали друг другу руки.

— Удачи, поручик. Увидимся в Москве. Или в Петербурге. Когда все закончится.

— Когда закончится, — повторил я.

Вышел из квартиры. Спустился по лестнице. Вышел на улицу.

Белград шумел. Люди бежали по улицам, что-то кричали. Повсюду патрули жандармов. Где-то вдали снова раздался грохот, может, это еще один взрыв, может, просто обвалилась стена в посольстве.

Я пошел к вокзалу.

Не оглядываясь назад.